подарок судьбы

— ты настоящий придурок, — марк тихо шипит сквозь зубы, прижимаясь к кирпичной мокрой стене, которая сразу пачкает одежду мелом и грязью, — нас чуть не поймали! сердце неприятно стучит в ушах, когда совсем рядом, буквально в двух метрах, пробегают два высоких парня с фонариками, шумно переговариваясь между собой. марк сглатывает. — это не я виноват, что ты бежишь, будто у тебя ног нет. — заткнись, донхек! донхек рядом цокает и показательно закатывает глаза, отходя к противоположной стене маленькой подворотни, куда они успели забежать в последнюю минуту. он всем своим видом — сложенные руки и по-детски надутые губы — показывает, что недоволен тоном марка в свою сторону. — за что меня вообще связали с таким занудой. теперь очередь марка закатывать глаза. — ты должен меня наоборот защищать, какого черта мы опять в дерьме, а? — потому что у тебя и так жизнь скучная, — марк понимает, нет, он точно знает, что это опять будет долгий монолог по тому, как донхек расправляет плечи и ставит руки на бока, словно петух перед боем. марк чуть не падает на асфальт со смеху, но стоически держится, потому что донхек этого не стерпит точно. — а без меня была бы вообще отстой, — марк кивает, не вслушиваясь в слова, потому что за столько лет научился пропускать подобное мимо ушей, — какой там у тебя распорядок дня? встать, поесть и лечь? с-к-у-к о-т-и-щ-а! марк ли, ты должен быть благодарен судьбе, что тебе дали меня. эй, не закатывай глаза, это моя фишка! марк легко усмехается, сразу пряча эту улыбку, прокашливаясь. он улавливает в бесконечном потоке бессвязной болтовни отдаленный звук шагов и грубые маты. ему нужна секунда, чтобы- — тихо! — он поднимает руку, останавливая донхека, и прислушивается, немного хмурясь. марк знает, что донхек не любит, когда ему указывают, он знает, что он сделает с точностью наоборот, именно поэтому даже не удивляется, когда его молчания хватает буквально на секунду. — донхек, я сказал тебе замолчать. марк строго смотрит в черные глаза напротив, замечая где-то на дне хитрый огонек, а когда переводит взгляд на чужую ухмылку, то по спине пробегает неприятный холод. — а ты заставь. они ведут с друг другом немую борьбу глазами, пока совсем рядом не раздаются громкие голоса и марк, не думая, хватает донхека за руку и прижимает его к стене, зажимая рот рукой. сердце быстро стучит в висках — тук-тук — и внутри что-то трескается, растекаясь липким чувством страха, пока они все также — глаза в глаза. но донхек не был бы донхеком, если бы его устроило подобное положение, он кусает почти со всей силы чужие пальцы, и радостно ухмыляется, когда марк с полукриком отскакивает к противоположной стене, моментально зажимая рот, в страхе оглядываясь по сторонам. и это становится их роковой ошибкой, потому что все смотрящие сразу прибегают в их маленькое укрытие и осмотривают их с мерзкой улыбкой, метая злыми взглядами, словно серебренными ножами. донхек вздрагивает и вмиг растворяется в голове марка, превращаясь во внутренний голос, делая обстановку еще более неловкой и странной. упс // как бы банально не звучало, но их история начинается с самого детства марка. он с рождения знал, что некоторым людям достается свой ангел-хранитель в какой-то определенный момент; некоторые говорят, что ангел появляется в твоей жизни перед каким-либо серьезным событием, чтобы помочь пережить его и подсказать правильный путь или что-то подобное. марк особенно не вслушивался в это, он просто был рад, что в его жизни появится друг, с котором он связан судьбой и который будет с ним все время. и, когда они впервые встретились, донхеку было не больше его, хотя марк был не уверен, как считается возраст у ангелов, если он вообще у них есть, но мальчик на вид был крошечным и невероятно милым. марк тогда радостно хлопал в ладошки и побежал обнимать кудрявого мальчика с красивой улыбкой, кланяясь и представляясь, как и учила его мама, но его радость продлилась недолго. просто донхек оказался невероятно энергичным и таким по-детски задорным, вечно таскался с марком хвостиком и подталкивал его на приключения, которые обычно заканчивались болючими синяками на острых коленках или содранными ладошками. мама марка смеялась и отмахивалась на надутые губы сына, когда они ссорились по какому-то пустяку, а марк иногда начинал сомневаться, не перепутали ли там на небе и не послали ему случайно демона. но донхек был хорошим. нет, правда, несмотря на его острый язык, из-за которого и происходило больше всего их ссор, марку нравилось с ним. не то чтобы у него был выбор, но он был рад, что донхек ему достался. марк осознал это в первый раз, когда попал в детдом после несчастного случая, аварии, где погибла его мать. он — маленький неловкий мальчик с заплаканными большими глазами и потрепанной игрушкой в руках — был чужой и беспомощный в огромном доме с кучей недоверчивых детей. ему было тогда около шести, а в глазах уже была грусть всего мира. марк плохо помнил этот кусочек своего детства, но он никогда не забудет, как донхек поддерживал и защищал его со всем своим детским энтузиазмом. он до сих пор улыбается, с теплотой вспоминая, как тот превращался в какую-то зверушку и веселил его, ходя на задних лапах, когда ему было особенно грустно и одиноко по ночам. марк тогда прятал смех в маленьких ладошках, чтобы случайно не разбудить никого или не привлечь проверяющих, но обычное такие ночные посиделки заканчивались прятками под одеялом и еще более громким смехом. просто донхек был таким же маленьким мальчиком, которого выслали на землю против его воли к такому же маленькому марку, чтобы защищать, как будто он мог защитить хотя бы себя. // марк забегает за поворот и останавливается, опираясь на свои коленки руками. легкие давит от нехватки воздуха и липкого страха, он зажмуривается, прислушиваясь, и старается унять стучащее в висках сердце. вдох-выдох. шум в ушах сменяется шумом с улицы, где он остановился — очередная темная подворотня с мусорными баками и еле заметным входом в бар, откуда слышны громкие звуки попсовой музыки и голоса людей. марк прислоняется к стене, сливаясь с темнотой, когда из-за двери вываливается пьяная толпа и ползет мимо него. он чувствует, как донхек в его голове неприятно барахтается и ноет, что устал быть среди его скучных мыслей, поэтому, как только голоса и музыка стихают, он появляется рядом, отряхивая черную толстовку от несуществующей пыли. — когда-нибудь ты научишься держать язык за зубами, — марк зло шипит, сжимая руки в кулак до белых костяшек, пока донхек напротив усмехается, поправляя челку. — нам всего год оставался, какого черта, ли донхек? — ты можешь орать и ненавидеть меня сколько хочешь, — марк не сдерживает нервного смешка. было бы легче, если бы он его просто ненавидел, по крайней мере его бы не били по сердцу эти слова каждый раз, — но я сделал это все из-за тебя, ясно? — марк нечасто видел донхека серьезным, обычно тот скрывал все за своей маской невозмутимости и веселья, но донхек напротив — нервно запускает руку в волосы, оттягивая до боли, и смотрит глазами полными паники, и марку мгновенно не хочется пререкаться, — ты видел какой мудак хотел нас забрать? блять, марк, я видел его мысли, когда он пришел, мне стало так страшно за тебя и за нас, и я просто.. марк зажмуривается до черноты и съезжает по мокрой стене до самого асфальта. вдох-выдох. он понимает, что донхек как всегда хотел, как можно лучше, просто.. просто марк не привык ко всему этому. не привык видеть в людях плохое, не привык искать какой-то подвох в действиях и мыслях других. ему тяжело. несмотря на какие-то плохие моменты, ему нравилось в детском доме. у него не было особо друзей, лишь несколько знакомых, с которыми он мог поговорить ни о чем, потому что он сам по себе нелюдимый, да и донхек разговаривал за всех, но ему все равно было комфортно там, он привык к этому месту и людям, а уходить от привычного всегда тяжело. — придурок, — марк говорит больше из вредности, потому что донхек опять ему ничего не сказал заранее. слезы начинают катится по щекам, и он сразу смахивает их рукой, шмыгая носом. — боже, марк, ты такая тряпка, — марк уже открывает рот, чтобы сказать что-то колкое в ответ, но слова застревают где-то в горле, когда он чувствует руки донхека на своей талии и пушистые волосы на щеке и шее. тепло. объятия донхека всегда действовали на него успокаивающе, даже в самые сильные истерики в доме, когда на него волной обрушивались воспоминания, он всегда был рядом. и то как донхек шепчет успокаивающие слова себе под нос, как гладит большим пальцем запястье и как прижимает еще сильнее, когда марк шмыгает носом от слез — это все отдает привычным теплом и болью где-то внутри. — марк, — у донхека голос хрипит то ли от долгого молчания, то ли от неуверенности, — прости меня, я правда- — все хорошо, — марк останавливает его, потому что чувствует и знает, что он хочет сказать, — мне просто нужно немного времени, — донхек кивает и прижимается еще ближе, — давай посидим так немного, хорошо? сырость неприятно отдает в нос, но даже это не портит атмосферу — редкий шум машин, звук колокольчика открывающейся двери круглосуточного напротив и тихое дыхание в район шеи. донхек приветливо жмется, словно котенок, как будто в поиске тепла. за все время марк так и не понял, есть ли у них понимание холода и температуры в целом, потому что донхек ходит уже несколько лет в одной черной толстовке, но он все равно обнимает его свободной рукой в ответ. на всякий случай. — что же нам теперь делать, — не говорит, а скорее думает вслух. понимание все сильнее обрушивается на голову, пробирается под корку и создает внутри беспорядок. марк отгоняет ненужные мысли. пряный запах рядом успокаивает. — все хорошо, марк, все хорошо, — марк зажмуривается, ощущая теплую руку в волосах, которая проходит приятными прикосновениями от растрепанных волос до щеки и шее, слегка оглаживая и неуверенно останавливаясь около губ, — ты обязательно что-нибудь придумаешь, ты же отвечаешь за ум у нас. — а ты за что? донхек фыркает будто это самое очевидное что есть в мире: — за красоту, конечно. марк больше не возражает. он переводит взгляд на свои руки, где теплые лучи солнца касаются кожи. они просидели в обнимку до самого рассвета, слушая дыхание друг друга. марка, почему-то, греет внутри мысль о том, что донхек просидел так — на твердом, мокром асфальте — с ним всю ночь, когда с легкостью мог раствориться в его голове. хотя марк не уверен, что ему было бы комфортнее среди его пугающих мыслей. из приоткрытых дверей продуктового через дорогу разносится приятный запах булочек, и живот марка неприятно урчит. донхек бегло смотрит в чужие глаза и виновато опускает голову, закусывая губу. марк чувствует, как от него отдает горькой виной. дверь круглосуточного очередной раз хлопает с громким «дзынь!», и марк провожает взглядом старушку с собакой, которой, очевидно, не спалось в такую рань. он переводит взгляд на донхека, который задумчиво смотрит куда и он ранее. марк физически чувствует, что-то неладное, он видит по задумчивости в чужих глазах, что донхек что-то задумал, но пока в голове настойчиво мелькают красными буквами «нет, нет, нет», донхек мигом обращается в рыжего котенка и перебегает через дорогу, ловко скользя в приоткрытую дверь. марк удивленно приоткрывает рот, почти не дыша, когда донхек хватает свежую булочку с витрины и выбегает из магазина, еле уворачиваясь от метлы тетушки за кассой. вау. донхек нечасто обращается в животное, потому что не любит находиться в теле менее разумного существа, но марк думает, что ему, на самом деле, невыносимо вытерпеть несколько минут молчания. наверное, поэтому марку это очень нравится и каждый раз кажется милым, и сейчас он тоже не сдерживает умилительной улыбки. донхек перебегает через дорогу с булкой во рту и проскальзывает в темноту. тетушка через дорогу, ворча, машет рукой и уходит обратно за кассу, пока донхек, посмеиваясь, превращается обратно. — отвратительно, — он кривится, держа в руках булку, — чтобы я еще раз обратился в это тело. — ну, ты так хотя бы молчишь, — марк улыбается на недовольные лицо напротив и кивает, забирая еду из чужих рук. — я тебя сейчас укушу, — шутливо грозится, а сам еле сдерживает улыбку, — и не в облике кошки. марк и не пытается сдержать улыбки. — спасибо, — марк почти урчит, кусая, и переводит взгляд на донхека, предлагая половину, но тот отнекивается и садится напротив, положив подбородок на согнутые колени и с улыбкой смотря на марка. — я сыт, когда и ты, — марк краснеет и отводит взгляд, доедая и облизывая после пальцы. он не решается посмотреть на донхека в ответ, ощущая его взгляд по всему телу. марк прикрывает глаза и опирается головой о твердую стену, решая поспать хотя бы немного, после бессонной ночи. — хен, ложись ко мне на колени, я все равно не сплю, — марка режет это «хен», но он не подает виду. он немного думает, но все-таки встает и прикладывается рядом, ложась на чужие колени. глаза мгновенно закрываются, когда донхек начинает гладить его по спутанным волосам и тихо рассказывать свои истории из детства. марк обожает их. донхек всегда говорит очень красочно и красиво, скорее всего, приукрашивая почти все, но звучит правда хорошо. так хорошо, что марк засыпает почти мгновенно, ощущая себя так умиротворенно и уютно от чужого тепла, что начинает казаться, будто все не так уж и плохо. // затылок неприятно упирается во что-то твердое и холодное, из-за чего марк морщится и старается приоткрыть глаза, постепенно просыпаясь, но сначала он слышит крик на ухо, а потом чувствует, как его трясут, словно тряпичную куклу. — чт- — марк! — он приоткрывает один глаз, морщась от громких звуков и солнечного света, — марк, я нашел нам работу! донхек воодушевленно отходит на один шаг и роется в карманах, вытаскивая помятую яркую бумажку и пихая марку ее прямо в лицо. — работа в клубе, ищем молодых людей, — марк хмурится, бегая глазами по тексту, а потом поднимает взгляд на довольного донхека перед собой, который сияет своей улыбкой, из-за чего он невольно щурится, — ты где это откопал вообще? — ну.. меня звал какой-то мужик, но я связан с тобой, а ты спал, как камень, так что мне дали визитку! марк вертит в руках эту «визитку», смятую, как ненужный листок, и задумчиво покусывает губу. — марк, это наш единственный шанс, — цветастый листок жжется в руке, когда марк проводит пальцем по адресу. это определенно плохая идея, если не самая худшая, но выбора нет, потому что в кармане — несколько монет, которых не хватит даже на рамен, и поломанная сигарета на худший день, — когда я тебя подводил вообще? марк усмехается, вставая и отряхивая джинсы от пыли. — постоянно, донхек, постоянно. // в итоге они идут по адресу на бумажке. у марка не было больше вариантов, потому что начался дождь, и слушать нытье донхека стало вообще невыносимо, а еще он подумал, что плохого ничего не должно случиться, что они всегда могут отказаться, если им не понравиться, правда ведь? но когда перед ними появляется огромная яркая вывеска клуба и такой же яркий вход с серьезными дяденьками рядом, марк уже так не думает. пока он находится в прострации и в каких-то своих моральный терзаниях, донхек подходит к этим самым дяденькам и, лучезарно улыбаясь, протягивает бумажку, говоря что-то, на что те кивают и открывают двери. если раньше выбор и был, то сейчас точно оказывается поздно, когда донхек хватает его за руку и запихивает внутрь. марк обреченно оборачивается, когда дверь с грохотом захлопывается, отрезая ото всего мира и последней надежды на спасение. громкая музыка и запах алкоголя мгновенно обрушивается волной, заставляя поморщиться. марк на несколько секунд зажмуривается, привыкая к давящей атмосфере. он приоткрывает глаза и вау.. тут оказывается правда красиво и невероятно дорого даже на вид — темно-бордовые шторы, которые отделяют каждый стол, делая его более приватным, много позолоченных деталей и несколько высоких столов, почти мини сцен, с шестами. народу было достаточно, хотя еще даже не стемнело. донхек протаскивает марка за руку сквозь кучку танцующих людей к барной стойке, присаживаясь на высокий стул. — эм.. донхек, мне не очень все это нравится, — марк растерянно смотрит на полуголых парней, которые танцуют в блестящих нарядах на столах, смотря хищно в глаза до самой души. марк сглатывает. — боже, марк ли, — донхек цокает и ставит свой яркий коктейль — откуда он только успел взяться? — на барную стойку, закатывая глаза, — ты можешь расслабиться хоть на секунду и не быть таким занудой? мне кажется, что здесь очень даже миленько. возможно, донхек и прав. марк так долго был серьезным и пытался держать все в своих руках, что сейчас самое время все отпустить и забыться. он, немного думая? берет такой же кислотный коктейль и выпивает его почти залпом под улыбку донхека. алкоголь и вкус чего-то сладкого так приятно оседает внутри, что он даже не сразу замечает, как к ним подходит какой-то невысокий парень, вроде бы, марк видел его танцующим на тех самых высоких столах. — господин ждет, я проведу вас. они переглядываются, пока мальчик разворачивается и не спеша уходит, очевидно, ожидая, что они пойдут за ним. донхек опять хватает марка за руку и тянет с собой, будто он не пошел бы с ним сам. но марк особо не жалуется, рука донхека теплая и мягкая, а еще так правильно лежит в его, что марк готов вот так идти с ним хоть на край света. их заводят в комнату, окруженную тяжелыми бархатными шторками, именно такие марк заметил еще при входе, но эта была больше тех, в одной стороне стоят большой стол с кучей закусок и напитков, а сзади такой же большой кожаный диван, на котором сидел мужчина средних лет, сзади которого стояли двое, очевидно, охранников в строгих костюмах. — о, это же тот самый кудрявый милашка, — марк недовольно смотрит на донхека, который, улыбаясь, присаживается рядом на диване, — я очень ждал тебя. они говорят и смеются с очередной шутки донхека, пьют яркие жидкости из множества стаканов, которые донхек запретил трогать марку, отдуваясь за двоих. но марк не улавливает ни одного знакомого слова, будто они говорят вовсе не на корейском или каком-либо знакомом языке, потому что у него в голове шум, когда он замечает большую и мозолистую руку на бедре донхека. марк закипает. а я не знал, что ты такой ревнивый, марк ли черт. он и забыл об их телепатической связи. марк отворачивается, матерясь под нос под смех донхека. — куколка, а что твой друг умеет делать? — марк сглатывает, неуверенно поднимая глаза, когда понимает, что они говорят о нем, — какие у тебя формы, мм.. — он поеживается под чужим голодным взглядом, физически ощущая его на себе, как липкий мед на всем теле, — покрутись для меня. — чего? марк приоткрывает рот, бегая глазами по всем присутствующим в комнате, боязливо отводя взгляд от серьезных дяденек позади. — станцуй для меня, малыш. донхек еле сдерживает истерический смех, но марк чувствует, как от него отдает капелькой паники и шока. — ох, думаю, мой друг, — донхек показательно выделяет последнее слово, хитро смотря в глаза, — и не такое умеет. марк мысленно материт его настолько громко, насколько может, чтобы он наконец-то перестал втаскивать его во всякое дерьмо, но он все же неуверенно встает в центр, прямо перед столом, потому что злые взгляды и сжатые кулаки охранников не дают другого выбора. он не будет говорить, что так и знал, что это хорошим не закончится, но он уже это сказал. донхек не открывает от него взгляда, почти не скрывая смеха. ну конечно, он стоит тут, словно черная бесформенная масса в своем оверзайз худи с краснотой на щеках, и, конечно, донхеку смешно. и марку так хочется удивить не того дяденьку, которого здесь все зовут господином, а донхека, чтобы он смотрел наконец на него не насмешливо и с какой-то братской теплотой, а с желанием. и марк мысленно посылает свою неуверенность и смущение к черту, потому что терять больше уж точно нечего. он снимает кофту, оставаясь в одной только белой футболке, которая от каждого его движения норовит спасть с острого плеча. грубая музыка сменяется на более мягкую и плавную и марк думает вот, что надо. пусть он и не был в подобных местах, но он многому научился у джемина из соседней комнаты, который пересмотрел кучу видео на ютубе, когда им раз в неделю давали доступ к интернету. как там он говорил «больше бедер и меньше мыслей»? так марк и делает, смотря только на донхека, потому что тот неожиданно затихает в его голове и смотрит, не отрывая взгляда. марк усмехается, откидывая голову под приятные биты, и проводит рукой от шее до самой кромки штанов. он чувствует на теле немного смущенный — тут марк почти смеется — и голодный взгляд и отдается музыке полностью, крутясь и смотря из-за челки. движения получаются немного зажатые, но плавные, такие, что показывают, как выразился тот мерзкий мужик, его хорошие формы. он танцует несколько минут без остановки, так увлекаясь, что не сразу замечает за стуком сердца, что музыка сменяется на совсем медленную, и останавливается, стараясь унять свое дыхание. пиздец — неплохо, малыш, неплохо, — марк вздрагивает, забывая напрочь, что они здесь с донхеком не одни, и нехотя переводит взгляд на мужчину, который похабно улыбается и облизывается, — ребята, отведите их в мой кабинет. // их приводят в странную комнату, которая даже отдаленно не похожа на типичные офисные кабинеты — посередине стоит огромная кровать с балдахином, приглушенный свет и высокие стеклянные шкафы. марк неуверенно подходит к ним, осматриваясь, и, когда он видит целую коллекцию секс-игрушек, презервативы и какие-то небольшие бутыльки, он начинает понимать, что здесь происходит. он оглядывается и не находит глазами донхека и мальчика, который привел их сюда. — донхек, — марк тяжело сглатывает, подходя к двери на негнущихся ногах и дергая за ручку несколько раз. закрыто. — х-хеки? на марка накатывает паника. он оглядывается по сторонам, пытаясь мысленно связаться с донхеком, но он молчит. прекрати орать хух. — марк, подойди сюда. донхек оказывается в другой комнате, уже более похожей на представления марка, он стоит в углу и пинает что-то железное. марк неуверенно подходит к нему, заглядывая из-за плеча. — это.. это что? — это огромный сейф, дубина, — донхек похлопывает по нему, опять разнося глухой звук по всей комнате. — а если посмотреть на место, в котором мы находимся, то тут точно должно быть что-то интересное. — а ты— — марк, — недовольно тянет, перебивая марка, — ну сколько тебе повторять, что я не какой-то дешевый маг! у марка даже мыслей об этом не было, он думает только, чтобы поскорее отсюда свалить, пока их не убили или не отдали какому-нибудь богатому дядьке. — ладно, я кое-чему научился в аду, — марк не уточняет, что он там вообще забыл, если он должен был быть в рае или где они живут, но это сейчас не так важно, потому что донхек мгновенно кладет руку на закрытую дверь, зажмуриваясь и шепча что-то под нос. если честно, марк уже готов был упасть на пол от смеха, но через секунду он видит, как под рукой донхека начинает светиться что-то, похожее на солнечный свет только с искорками, словно из детского мультика про фей. марк переводит взгляд на профиль донхека, который красиво подсвечивается этим светом и выглядит просто волшебно. спасибо, марк-и — готово, — донхек отряхивает руки друг о друга, улыбаясь и искоса поглядывая на смущенного марка, и наконец открывает дверь, — неплохо-неплохо. — донхек присвистывает, доставая большую пачку денег, и смотрит на марка, собираясь уже что-то сказать, но его прерывает звук ключа, вставляющегося в дверь. блять он быстро хватает марка за руку и тянет на балкон — он тут был? — и закрывает дверь на замок. марк смотрит на кусты, которые были прямо под окном. второй этаж. ладно. — что нам делать? — я не знаю, меня выгнали из школы, когда мы это проходили, черт, — донхек нервно кусает губу, топая ногой. это был, наверное, первый раз, когда донхек выглядел по-настоящему растеряно, поэтому марк даже ничего не спрашивает, послушно пропуская донхека, который открывает нараспашку окно, матерясь под нос, и виновато поднимает взгляд на марка. — хен, мне очень тяжело тебе это говорить, но, — марк уже не слушает, он подходит к окну, отдаленно улавливая голоса сзади, — но нужно прыгать, хен, прости, — и именно с этими словами его толкают в спину прямо вниз. марк никогда не был верующим, хотя в детском доме были подобные уроки, но сейчас он зажмуривается и вспоминает все существующие молитвы, уже прощаясь с жизнью, но даже спустя несколько секунд он не чувствует падения. марк еле решается открыть глаза, морщась от яркого света. он точно в раю. ну или в аду, как повезло. перед глазами появляется улыбка донхека. — хен, ты правда плохого обо мне мнения. марк думает, что он действительно в аду, потому что быть таким красивым незаконно, он тянет руку к чужому лицу и проводит по щеке, заставляя донхека прикрыть глаза и отзывчиво ластиться к руке. и теперь он точно уверен, что где-то ударился. — марк, это, конечно, очень мило, правда, — донхек ставит марка на ноги, поправляя его футболку, — но нас сейчас, кажется, убьют. донхек кивает назад, и марк наконец замечает двух бегущих охранников, которые с каждой секундой приближаются все ближе, пока— — побежали! // если бы они были в каком-нибудь грустном фильме о жизни, то марк обязательно сказал бы, что так и знал, что так будет, но, к сожалению, они в чертовой жизни, а не философском фильме, которые марк на дух не переносит, и прямо сейчас они бегут со всех ног, забегая в очередную подворотню. то ли это страх так действовал на марка, то ли это волшебные способности донхека, но он не думал, что может так бегать в принципе. они прижимаются к мокрой стене, касаясь плечами, и улыбаются друг другу, словно безумцы, сбежавшие с психбольницы. тяжелое дыхание сменяется тихим смехом. донхек, отдышавшись, роется в кармане и достает большую пачку зеленых денег, пробегая по ним пальцем. — ну что, — ухмыляется, махая пачкой перед собой, — я знаю крутой ресторан неподалеку. // ресторан действительно оказывается крутым. настолько крутым, что марк даже боится узнать, откуда донхек вообще про него знает. их встречают и провожают до самого столика у окна два высоких и таких красивых официанта, что марку даже становится неудобно в своем пыльном худи и рваных на колеях джинсах. — мы выглядим так глупо в этом тут, — марк говорит больше за себя, потому что донхек даже в толстовке выглядит нереально, как будто был создан для подобных мест. все это золото на потолке, стенах, поле — оно все меркнет перед золотистой кожей и огоньками в глазах напротив, и марк думает, что готов сидеть тут в отстойном черном худи и выглядить хуже официанта, который приносит им блюда со смешными названиями, лишь бы эти огоньки всегда сияли, когда донхек смотрит на него. — ты всегда выглядишь классно, хен, — донхек бросает это между дела, ковыряя вилкой в салате и подперев щеку рукой, чтобы скрыть красноту, — ух, и жарко же тут. марк усмехается, мотая головой, и придвигает к себе ближе тарелку с чем-то вкусным и ужасно дорогим, слыша в голове «черт, донхек, держи себя в руках». марк смеется уже не скрывая. именно сейчас он чувствует себя правильно, как будто так и должно быть, как будто он жил для того, чтобы сидеть в пафосном ресторане вместе с донхеком и смеяться на весь зал, вызывая недоумение у всех. марк догадывается, что донхек тоже не видел этой роскошной жизни и, несмотря на то, что он никогда не жаловался на скрипучую кровать, одну единственную толстовку и мерзкую кашу в столовой по утрам, марк пообещал себе и ему одним тихим вечером под одеялом, что обязательно сводит его в самые крутые места и накормит лучшими блюдами, что эта каша ему даже не вспомнится. донхек тогда посмеялся и отвернулся к стене, пряча улыбку, но сейчас он сидит перед ним и пьет красное вино, которое они выбрали наугад, и также тепло улыбается, оглядываясь по сторонам. и марк понимает, что готов на все ради этой улыбки. — давай выпьем за новую жизнь, — донхек взмахивает челку и поднимает стакан, — и наше первое свидание, — уже более невнятно, но марк все равно слышит. и чувствует, потому что от донхека даже без всяких способностей пахнет смущением. марк улыбается, чокаясь, и не говорит против ни слова, заставляя донхек молча отпить и смутиться еще больше от отсутствия колких слов в ответ. а марк даже и рад, что их первое, пусть и неофициальное, свидание проходит в подобном месте. // они валиваются в номер отеля неподалеку ресторана под шумный смех. отель был такой же шикарный и до жути дорогой, такой, что марк нервно сглотнул, когда им озвучили цену, но он подумал, что они заслужили такое за несколько дней жизни в грязных подворотнях. они плюхаются на большую кровать, застеленную позолоченным покрывалом, сверху которого были разбросаны лепестки роз и карты бара. они смеялись с чего-то непонятного и улыбались, уже немного пьяные и веселые, наевшиеся странных штук, которые почти все оказались невкусными. лучи заката из огромного окна слева от них мягко касались кожи и окрашивали спальню в приятный персиковый, теплый и уютный. шумный город почти был не слышен с двадцатого этажа, из-за чего комната наполнялась только тихим дыхание и тиканьем часов. приятное чувствует раскатывается внутри, когда они случайно сталкиваются пальцами, и донхек неуверенно переплетает их мизинцы. дыхание обоих на секунду замирает. марк бросает быстрый взгляд на мягкий профиль и берет чужую руку в свою полностью, поглаживая большим пальцем. что-то теплое щекочет внутри и заставляет сердце биться быстро-быстро по ребра. тепло. — я хочу сказать, — марк прокашливается, отгоняя смущение от переполняющего его трепета, — что.. нам скорее всего не жить, после всего, что мы натворили, но мне все равно, потому что.. — он замолкает, поворачивая голову и устанавливая зрительный контакт, чтобы очень тихо, но искренне прошептать: — потому что я с тобой. донхек переводит взгляд на потолок и зажмуривается. сердце марка пропускает удар. — боже, марк ли, — донхек садится, пьяно улыбаясь и закатывая глаза в своей привычной манере, — это было самое романтичное, что ты сказал за все время, — он осматривает лицо марка и закусывает губу, когда останавливает взгляд на чужих. марк забывает, как дышать, когда он еле слышно добавляет: — и я так хочу тебя поцеловать после этого. и марк думает, что самое время. — ну, тебе ничего не мешает. секунда донхек медленно тянется к марку, осторожно прикасаясь к лицу. две он проводит подушечками пальцев по щеке, подбородку и шее, касаясь несколько родинок и мягкой кожи, которая жжется в местах прикосновения. три когда донхек наконец касается пальцем губ, мгновенно размыкающихся в нетерпении, марк не сдерживает тяжелого вздоха, который сразу тонет в трепетном поцелуе. взрыв марк обхватывает обеими руками чужое лицо и притягивает к себе ближе, заставляя донхека нависнуть сверху. они — сердце к сердцу — дарят друг другу нежные и неловкие прикосновения почти интуитивно, потому что не умеют, не знаю, но хотят, и этого оказывается достаточно. донхек обхватывает шею, одной рукой зарываясь в мягкие волосы на затылке, и отвечает, кажется, на грани отчаяния; касается языком чужого и покрывается мурашками, когда марк издает мурчащий звук. они касаются друг друга чуть трясущимися руками, не осмеливаясь зайти дальше шее и ключиц, касаются друг друга, будто ждали этого всю свою жизнь. — ты холодный, — донхек отстраняется, переводя дыхание, потому что внутри все трепещет и бьется по грудной клетке, заставляя руки слегка трястись. он проводит носом по щеке марка до основания шеи, вдыхая. — а ты горячий, — шепчет марк, смотря в глаза донхека, когда он нависает над ним. донхек выглядит таким смущенным и уязвимым, каким марк видит его в первые и ему это нравится. он проводит пальцем по чужим красным щекам, едва касаясь кожи, чтобы заправить выбившуюся челку. это ты горячий он усмехается. донхек даже в таком положении продолжает с ним спорить, и марк чувствует, что это он, его донхек, даже несмотря на красные щеки, которые он прячет у него в изгибе шеи. и марку нравится эта его новая сторона. они продолжают обмениваться ленивыми поцелуями и тихим смехом до самой ночи, пока огни города не зажигаются разноцветными красками. — как ты думаешь, все будет хорошо? — марк бегает глазами по ярким вывескам баров и зажмуривается, прижимая донхека ближе к себе. — ну, конечно, я же с тобой, — он приподнимается, скользя взглядом по марковому лицу и улыбаясь чему-то своему. в голове марка белый шум, из-за чего он не может услышать даже чужих мыслей. — хотя за ум отвечаешь ты, так что обещать ничего не могу. донхек очаровательно смеется, чмокая бегло в губы, и не отстраняется после. марк чувствует теплое дыхание и улыбку на себе, но не спешит сокращать расстояние между ними, хотя оно и так ничтожно. яркие огни города отражаются в глазах напротив, словно открытый космос, словно целая вселенная, и марк понимает, что донхек всегда был его маленькой вселенной и миром в целом, ради которого и жизнь отдать не жалко. марк хочет сейчас сказать ему так много слов, так много милых и слащавых признаний, которые, он уверен, донхек просто терпеть не может, поэтому говорит только: — какой же ты придурок, ли донхек, — донхек улыбается, прикрывая глаза, и тихое «но мой» тонет в очередном поцелуе.