Рука, которая тебя кормит

      Ситуация и без того, так скажем, необычная, но дело осложняется еще и тем, что у Айдзавы-сана самый чувственный рот, какой Мацуде, кажется, вообще доводилось видеть.       Айдзава-сан сейчас — как и, скорее всего, последние пару веков, но это приблизительные догадки — слегка бледноват, по-болезненному, и губы у него более тусклые, чем у обычного человека, но если Мацуда представляет, как Айдзава-сан выглядел при жизни и что делал своими губами, когда это его интересовало гораздо больше, чем кровь на завтрак, обед и ужин, фантазия его так далеко заносит, что уединиться где-нибудь на полчасика Мацуде становится гораздо проще, чем вести светские беседы, полные риска и неопределенных «да-да» и «угу» с его стороны, разглядывая Айдзаву-сана во все глаза.       Айдзава-сан, впрочем, прекрасно обо всем знает — Мацуда особенно и не обольщался на счет своей скрытности.       — У тебя с недавнего времени очень терпкая кровь. Пронзительный вкус, я бы сказал, сложный, — замечает перед очередным укусом Айдзава-сан, когда Мацуда всё-таки не удерживается и медленно, завороженно обводит пальцем его губы, остановившись посередине. — Тебе надо быть осторожнее.       — Чем больше вам нравится, тем лучше для меня, — отвечает Мацуда, еле-еле подбирая слова. — Надеюсь, вам нравится.       Он чуть надавливает, и палец проскальзывает в рот, задевая зубы. Мацуда ни в чем не уверен, кроме одного — Айдзава-сан позволяет ему это делать. У него сбивается дыхание, а лицо резко теплеет, и в паху тянет тоже — наверное, Айдзава-сан прямо со своего места чует, как приливает кровь. Язык под подушечкой пальца мокрый и прохладный. Если немного сдвинуться в сторону, можно напороться на клык, и от этой мысли у Мацуды зудят ранки на шее.       Айдзава-сан подается головой вперед, смыкает губы плотнее у основания пальца и очень медленно, миллиметр за миллиметром, отступает к кончику и возвращается, отступает и возвращается, не отводя от Мацуды пристального взгляда, в котором ничего не разобрать.       Когда у Мацуды уже подкашиваются ноги, Айдзава-сан отдаляется, и его нижняя губа поблескивает от слюны.       — Правильно надеешься, — говорит он, привычным движением убирая волосы Мацуды и отклоняя ему голову влево. — Но лучше ли для тебя — не знаю.       Мацуда поморщивается и резко вдыхает.