Тени водят хоровод

      Молодая заключенная лежит недвижно и тихо. Смотрит застывшим взглядом на серые стены. Где-то за ее спиной льется свет; его отблески падают на кирпич бликами позолоты и драгоценных камней. Звучит музыка. Ей подпевают жеманный смех, шорох юбок и стук каблуков, шепот сплетен.       Совсем рядом плещется шампанское и звонко цокают бокалы. «Виват, Элизабет!» — весело разлетается по темнице. Девушка не шевелится.       На предплечья ложатся горячие нежные руки, чье-то дыхание щекочет ей шею и знакомый голос жалуется на ушко:       — Что мне делать с долгами, ma chère?       Прекрасная дева досадливо морщится и закрывает глаза. Незадачливый любовник уходит, так и не дождавшись ответа.       Где-то невдалеке, вне поля зрения, князь Радзивилл читает завещание ее деда, российского императора Петра. У девушки, названной Элизабет, стучит в висках. Она хотела бы, чтобы князь читал потише. Она злится на шумный праздник, на саму себя за то, что не может встать и присоединиться к светским беседам, бальным танцам, карточным играм.       Князь заканчивает свою речь клятвой верности. Миша Доманский подходит к ней, опускаясь на одно колено, берет ее руку в свою, целует. Он повторяет слова клятвы; в его устах она звучит как признание в любви. Его возлюбленная отвечает взглядом усталым и тоскливым. Сердце не отзывается на любовные речи ни болью, ни вздохом. Все, что она хочет: стянуть с его головы пудреный парик, чтобы пальцами зарыться в темные волосы, и прильнуть к теплым губам на прощание.       Она тянется к нему… и вскрикивает, встречая непривычно холодный взгляд. То не Миша, а Алеша, смотрит на нее хищным волком. Чужой голос требовательно и сухо чеканит: «Назовите свое настоящее имя». Гости-вельможи в ответ заводятся смехом. Взлетают бокалы:       — За здоровье прекрасной фройляйн Шелль!       — Счастья и любви принцессе де Волдомир!       — Всех благ несравненной госпоже Де Тремуйль!       «Фройляйн-принцесса-госпожа» задыхается, заливается краской, отчаянно кричит:       — Нет! Неправда!       Алеша, чужой, незнакомый в каждой черте лица, поднимается над ней, скалит зубы в жестокой ухмылке.       — Вы, сударыня, арестованы!       Бал срывается с места, сбегается к ней. Она не видит, но чувствует чужие руки, хватающие ее за талию, плечи, горло. Хочет кричать, но выходит лишь хрип. Голова кружится…       Пытаясь отбиться, она падает на пол, где тут же сгибается в кашле. Слезы бегут по алым щекам горячими ручейками. Узница прячет лицо в ладонях. Ей хочется уснуть и не видеть сны.