mine

Сынмин еще даже не успевает переодеться из школьной формы в домашнее, когда слышит стук в окно и оборачивается. Хенджин улыбается за стеклом, она спешит поднять окно и, улыбнувшись в ответ, впустить его в свою комнату. Хенджин окидывает ее голодным взглядом, прежде чем притянуть к себе и уткнуться носом в теплую шею. — Ты холодный, — хихикает Сынмин, упираясь кулаками в плечи, когда большие ладони обнимают за талию. — Тогда согрей меня, — мурчит в ответ Хенджин, скользя под школьную короткую юбку и касаясь губами места под ушком. Сынмин улыбается, обнимая за шею, и нежно целует. Она вообще вся такая мягкая, чувственная и невероятная, что Хенджину всегда ее мало. Он бы провел вечность в ее руках, он бы уткнулся в ее волосы, он бы держал ее за руку так долго, сколько ему будет позволено. Ему доставляет пробираться в ее комнату, когда никто не видит, так же сильно, как сильно его злит невозможность коснуться ее в школе. Это табу он поставил себе сам, и хотя Сынмин злится, фыркает и говорит, что никогда не будет стесняться того, кого любит — Хенджин все равно не позволит себе его нарушить. Он ужасно не хочет портить собой репутацию своей любимой девочки. Сынмин отличница и активистка, всегда аккуратно одетая и причесанная, у нее всегда есть запасная ручка, и она всегда поможет с любой домашкой, а Хенджин остался на второй год и заканчивает школу только сейчас, хотя должен был в прошлом году; постоянно огребает от завуча за курение в туалете и за школой — он точно никогда не позволит Сынмин засветиться рядом с таким как он. Поэтому Хенджин только кидает волчьи взгляды исподтишка на смеющуюся с друзьями Сынмин, на то, как она заправляет за ухо прядь волос, на то, как ее обнимают какие-то там ее знакомые — и едва не скрипит зубами, но не подходит. Все это, конечно, ерунда, по сравнению с тем, что никто не знает, как хорошая девочка Сынмин вечерами сбегает к двоечнику с параллели и смеется, когда он щекотно целует ее в шею; как она позволяет обнимать себя и трогать, как сама льнет к полным губам с кольцом в нижней, чтобы сладко-сладко поцеловать. Хенджин хочет засмеяться всем в лицо, потому что все вокруг дураки, и не знают, из-за кого прилежная Сынмин отказывает ботаникам с параллели и первых курсов, никто из них не знает, как крепко Сынмин обнимает его за шею, как дрожит в его руках, когда ей хорошо. Хенджин криво усмехается, вдыхая запах ее волос и закрывая глаза при этом. Под пальцами мягкая кожа ее бёдер, и он скользит выше, размещая ладонь на ягодице и касаясь белья. — Ну Хенджин, — смущается Сынмин, а Хван в ответ на это второй ладонью скользит под форменную белую рубашечку. — Я так по тебе соскучился, — выдыхает он на ухо и прикусывает его, ощущая мурашки под пальцами. Ким Сынмин такая милая, что щемит сердце. — Твои родители дома? Сынмин кивает, сжимая ладони в кулаки на его плечах и закусывая губу. — Тогда тебе придется быть потише, — улыбается Хван, пролезая пальцами под резинку белья под юбкой и сжимая ягодицу. Девушка судорожно вздыхает ему прямо на ухо и прижимается ближе. Сынмин должна сказать, что так нельзя, что это слишком рискованно, что даже если родители смотрят телевизор на первом этаже — это все равно не гарантия того, что они не услышат — но ничего этого она не говорит. Хенджин обожает ее с каждым днем все больше. Что поделать, приходится наглядно объяснять ботаникам после уроков, что если девочка говорит нет — это значит нет, и если Сынмин им, вежливо улыбнувшись, отказала, то она не флиртует, а посылает их нахер. Хорошо, что ботаники — народ понятливый. Ну, или у Хенджина талант объяснять. Сынмин отстраняется и, держа за руку, тянет его к кровати. Она улыбается и доверяет Хенджину на сто процентов, и это еще одна причина, по которой Хенджин за нее готов умереть. Все вокруг только машут на него рукой — конечно, второгодник и двоечник, ничего ему не светит, ничего его не ждет. Младшеклассники его боятся, а старшеклассники смотрят с презрением, будто им всем он сделал хоть одно плохое дело. Хенджин и в драку-то первый не лезет, просто предупреждает, что если что, может и втащить — а там оно само как-то. А Сынмин — она лучшее, что есть в его жизни. Она смотрит на него так любяще и нежно, гладит по щекам, целует, мягко смеется и помогает по учебе. Хенджин аккуратно укладывает ее на кровать, нависая сверху, и ведет носом по шее. — Ты опять сбежал с дополнительных сегодня? — полушепчет она, улыбаясь и обнимая ладонями за крепкую шею. Хенджин тихо смеется и крадет с губ поцелуй, скользит большой ладонью по бедру вверх, задирая юбку. — Ты сказала, что будешь дома в пять, — его голос немного хриплый. — Пришлось расставить приоритеты. Сынмин широко улыбается в поцелуй и тихо вздыхает, когда чувствует, как Хенджин касается ее между ног. Хван довольно хмыкает, ткань белья уже намокла. — Моя хорошая девочка, — он шепчет на ухо со всей любовью и нежностью, что испытывает к ней, когда Сынмин выгибается в спине, прижимаясь ближе. Он гладит пальцами по промежности, срывая с губ тихие стоны, и немного надавливает, отчего Сынмин издает рваный стон, намного звонче и громче, чем предыдущие. — Тихо-тихо, — смеется Хенджин, целуя в щеку и продолжая двигать пальцами. — Ты должна быть тихой сегодня, помнишь? Она вся дрожит в его руках, хотя Хенджин, по сути, ничего еще не сделал. У Хенджина от этого щемит сердце. Он проходится нежными поцелуями по ее щекам и шее, без укусов и засосов — нет-нет, он никогда не позволит себе такой наглости и неуважения по отношению к Сынмин. К своей драгоценной и бесконечно любимой Сынмин. Ее руки мягко гладят его волосы, обнимают лицо, проводят по плечам. Она вся доверяется ему, когда Хенджин отодвигает пропитавшуюся смазкой ткань белья и касается пальцами. Сынмин покрывается мурашками и мелко дрожит, а Хенджин улыбается, бегая по ее лицу восторженным взглядом. Она сжимает в пальцах его рубашку и шумно дышит, Хван наклоняется близко-близко, целует в губы, а после шепчет на ухо: — Давай сегодня поиграем, Сынмин-а, — она закусывает губу, когда внутрь проникает палец. — Я не должен пропустить ни одного твоего стона сегодня, но, — Хенджин начинает двигать пальцем, — слышать их должен только я. Слышишь? Только я. Сынмин кивает несколько раз и обнимает за шею. Хенджин мурчит, целуя ее в щеку, уголок губ и спускаясь ниже. Ее губы ровно над его ухом, и Хван слышит, как мягко и негромко стонет Сынмин, обнимая его крепче. У него бешено бьется сердце, он добавляет второй палец и целует в основание шеи. Ким снова что-то выстанывает, а когда большим пальцем Хенджин начинает массировать клитор, звонко мяукает, вызывая тихий смех у парня. Она слабо бьет его кулаком в плечо. — Не смейся, — бурчит, прерывисто выдыхая, а Хенджин в ответ на это только утыкается носом в шею. — Я люблю тебя, — шепотом по коже. — Я так сильно люблю тебя, Мин-а. Сынмин тихо стонет, когда вместе с этими словами Хенджин начинает двигать рукой быстрее. Ее голос становится все выше, и она так старается быть тихой, что Хенджин думает, что когда-нибудь он просто лопнет от любви к Сынмин. Какая она милая, какая хорошая, как красиво она его любит, как крепко сжимает пальцы в его волосах и льнет ближе. — Хенджин, — стонет Сынмин ему на ухо, когда чувствует, что уже близко. — Моя хорошая, моя любимая, — шепчет Хван между поцелуями и толкается пальцами резче, глубже. — Я бы вечность смотрел на тебя, вот такую, — он чувствует, как Сынмин сжимается. Хенджин наклоняется ближе, шепчет, — Я никому тебя не отдам, слышишь? Не отдам. Сынмин вскрикивает чуть громче, чем следовало бы, прижимает Хенджина близко-близко, целует в губы и содрогается всем телом. Она рвано дышит ему в губы и ловит такое же тяжелое дыхание. Хенджин медленно выходит, а потом целует ее так нежно, как только может, и размещает ладонь на бедре. — Это я тебя никому не отдам, Хван Хенджин, — улыбается Ким и снова коротко целует. Он улыбается в ответ и неловко поправляет стоящий член в джинсах, укладываясь рядом. Но когда Сынмин тянет руку, чтобы помочь, он только перехватывает ее ладонь и тянет к губам, целует костяшки пальцев и прижимает ее ладонь к своей щеке. Хенджин открывает рот, чтобы сказать еще что-то приятное, но за дверью раздаются шаги, Сынмин тут же бледнеет, а Хенджин слетает с кровати. — Сынмин-а, — слышится голос мамы за дверью, а после она легко стучит. — Я зайду? Ты занята? — С-секунду, мам! — она старается звучать спокойно, но беспокойный голос ее выдает. Хенджин на это только усмехается и притягивает ее к себе, чтобы поцеловать, а после сигает в открытое окно, через которое забрался изначально, а в следующую секунду открывается дверь. — У тебя все хорошо? — мама внимательно оглядывает, а Сынмин поправляет юбку и волосы. — Ты выглядишь встревоженной. — В-все в порядке, я просто… я просто уснула, а твой стук разбудил меня, и я испугалась, — она неловко смеется. — Такой сегодня день бешеный был, ужас. Мама смеется и треплет по волосам. — Спускайся ужинать. — Хорошо, — улыбается Сынмин. Только дверь за мамой закрывается, как она подбегает к окну. Куда он так быстро прыгнул? Не ушибся ли? А то знает она этого бешеного. Но Хенджин, стоявший все это время у стены с внешней стороны, появляется прямо перед ее лицом. — Напугал! — выдыхает Сынмин, а Хенджин мягко смеется. — Приходи ко мне, как сможешь, хорошо? Я буду очень ждать, — горячо шепчет он и целует, обнимая за шею ладонью. Сынмин отстраняется и кивает, счастливо улыбаясь. Конечно придет. Ну конечно придет.