Гроза его души

У него в душе буря, а он молчит. Молчит и терпит, глотая слёзы. На его плечи в юности небо свалилось, да только помощи ждать бесполезно. Все мертвы, а кто не мёртв тот бросил, а кто не бросил хрупче хрусталя. Мертвы родители. В горниле той, давно минувшей войны сгорели, до самого пепла сгорели, хоронить было нечего. Тогда почти всё сгорело, восстанавливать пришлось по крупицам, по каплям. Мертва сестра старшая. Сгубило её сердце доброе. Расцвели на сиреневом платье розы кровавые. Не успел он её тогда из под удара вытащить. Бросил друг, почти-что брат. С начала на крови клялся, что рядом будет, до самой смерти рядом. А после из раза в раз других выбирал. И сейчас выбрал. Того другого, что будто в лёд от рожденья закован. Есть племянник, старшей сестрицы сын. Всё что от крови родной осталось. Да только юн он ещё да хрупок для ноши тяжкой. Не время ещё. Дрожит душа уставшая, вот-вот на осколки рассыплется. Не зовёт он никого, не кличет. Сам ношу непосильную тянет. Да только слаб человек, слаб и смертен. И его конец подходит, в самый затылок дышит. Кричит ему в лицо мертвец правду, столько лет от него сокрытую. Пеняет незнанием, в лицо им тычет. Да только откуда ж тому мертвецу знать что одной ногой в могиле стоит великий заклинатель. Тот кого в народе Саньду Шеншоу нарекли. Сбита с его головы гуань, разломилась надвое шпилька, рассыпались по плечам волосы вороные, катятся по его щекам слёзы хрустальные. Смотрят на него все трое с ужасом. Тот что оставил в самый трудный час со всех сил к нему рвётся, да только поздно. Замолкает сердце измученное, смыкаются веки свинцовые, оседает на доски безвольное тело. Да вот только не дают ему на осколки мельчайшие разлететься, у самой пристани подхватывают. Тёплые руки его за плечи держат, силой делятся, от мира жестокого на чужой груди прячут. Вновь заходится сердце израненное, пока несмело, излишне робко. Стучит еле слышно, новой боли боится. Да только больно больше не будет, даже богу войны милосердие ведомо. Прижимает тот бог к своей груди мальчишку битого-перебитого и клянётся перед всеми тремя мирами что не будет больше страдать душа израненная что в его объятьях от мира прячется.