Юкон

Оби-Ван приходит в себя резко, как будто в первый раз в своей жизни вдыхая воздух. За сознанием появляется боль, та, которая тут давно, так давно, что тело уже только ноет, потому что существует предел физической боли, которую могут передать нервы в мозг. Оби-Ван выдыхает — ребра сломаны, пытается встать — понимает, не чувствует собственных ног. Сейчас он может дышать и… в общем, всё, нет никаких сил шевелиться. Падаван даже успевает подумать о смерти — непременно быстрой и безболезненной — как вспоминает то, что было до этого момента. Вспоминает, как ситх убил Квай-Гона. Как он, Оби-Ван, не смог убить ситха. Они сцепились насмерть, и упали? Оби-Ван больше не помнит куда, не помнит ничего, кроме сжигающей ненависти и желания убивать. Он вглядывается в мрак и замечает золотом отливающий блик. Присматривается — и узнает, но лучше бы не. Это тот ситх. Ненависть возвращается сполна, Оби-Ван хочет хотя бы ползти в его сторону и рвать, рвать зубами этого сукиного сына. Но он не может. Ситх тоже ранен. И сам ползёт к Оби-Вану — неловко подтягивая своё тело на руках, не сводя немигающего взгляда. Медленно, одно движение за другим. Это всё тянется и тянется, и в какой-то момент Оби-Ван уже не думает, как убить ситха, просто считает сколько им осталось жить в этих неловких, вымученных движениях, и проваливается в забытье. Второй раз он приходит в себя, когда лицо ситха чётко перед ним. "Ты убил его" хочет прокричать Оби-Ван, но язык распух от жажды и получается только "ыыуылуго". — Знаю, — отвечает ситх. Почему он вообще может говорить, почему? Ах, да, сам себя одёргивает Оби-Ван, это же забрак. Когда-то он слышал, что забраки живучие. Сука. И ситх-забрак-кто-он-там-еще делает то, что Оби-Ван меньше всего ожидает: он целует Оби-Вана. Падаван на несколько секунд замирает от шока и даже, кажется, отвечает, а потом кусает до крови, рвёт его губы — как и мечтал. Забрак отплёвывается, всё ещё не сводя глаз с Оби-Вана: — Или так, или вместе сдохнем. Оби-Ван уже не соображает: движение пробудило боль и она пришла вся сразу — от кончиков пальцев ног, которые он снова чувствует, до макушки. Он почти ничего не видит, лишь яркие круги. Забрак снова его целует, а Оби-Ван думает про то, что ситхи, кажется, едут крышей на краю смерти. Или это тайная техника тёмной стороны, что ли? Язык у ситха тоже сухой, но слюна — кровь? — почти как вода. Оби-Ван снова вырубается, признавая, что ему нравится, аж мурашки бегут. Третий раз он приходит в себя от того, что его пытаются напоить. Ситх пропихивает пластиковый край между его крепко сжатых зубов, а когда Оби-Ван их разжимает, то сразу же давится водой, кашляет. Ситх переворачивает Оби-Вана на бок — снова так больно, больно — и ждёт, когда тот отдышится. Потом снова наклоняется и поит его уже изо рта в рот. Оби-Вану хочется снова разодрать ситху губы, но вода слишком вкусная. Падаван в жизни не пил такой вкусной воды. После ситх отползает — у него нет левой ноги выше бедра: культя перевязана какими-то обрывками. Оби-Ван смотрит вверх и видит своды пещеры, которые освещает костёр рядом с ними. Ситх возвращается с ворохом кусков ткани, бумаги, не пойми чего. — Надо промыть и перевязать, — кивает на всего Оби-Вана. — Зачем... — "целовал" Оби-Ван не произносит, но ситх догадывается. — Чтобы поддержать уровень гормонов. У-ро-вень-гор-мо-нов, что это абракадабра такая? — Сейчас это станет твоей меньшей проблемой. И правда — забрак вправляет ему вывихи, ставит шины, промывает раны. Это длится несколько часов, дней, веков, и это больно. После каждого резкого движения ситх говорит: "Смотри мне в глаза". "Смотри" вспыхивает красным кругом боли перед глазами Оби-Вана, выбивая воздух из легких, "в глаза" — золотым, как цвет радужки забрака, и льётся почему-то Силой через всё тело. После того, как всё заканчивается, Оби-Вану больше всего хочется потерять сознание, но ситх тянет его в поцелуй снова. Ощущая как грубо пропихивают язык ему в рот, Оби-Ван пытается сосчитать зубы во рту ситха и наконец отключается. Приходя в себя в четвёртый раз, Оби-Ван уже почти может соображать. Забрак сидит перед костром, который теперь вьётся до самого потолка пещеры, и собирает что-то, соединяя это со своей культёй. Оби-Вану хочется воды, но зрелище его так гипнотизирует, что он ждёт. Когда ситх наконец заканчивает, то становится понятно, что это протез собранный из мусора. Его вокруг них горы, Оби-Ван наконец замечает это. Ситх неловко встаёт на ноги и делает пару шагов. Ему больно, неудобно, Оби-Ван это чувствует, видит, как по металлу течёт кровь. Ситх подходит к Оби-Вану и снова поит его изо рта в рот, прерываясь на те же поцелуи. Оби-Ван уже ничего не спрашивает, он ничего не хочет знать. Его мир сужается до холодной воды с душком и золота в глазах забрака — этого достаточно. — У тебя сломан позвоночник, — говорит ситх, а Оби-Ван с трудом вспоминает что такое "позвоночник". Ему становится горько. — Добей, — хрипло просит он. С него хватит, шансов нет никаких. Он не подписывался на такое, когда его приняли в Орден, смерть милосердней. — Нет. Мы ещё станцуем. И широкая ладонь накрывает глаза Оби-Вана. В пятый раз он приходит в себя в каюте корабля. Он лежит на койке в мед отсеке, над ним белые панели, которые он не видел столько — сколько? — времени. И склонившийся ситх с инъектором: — Обезболивающее, — поясняет. Оби-Вану плевать. Он тянется здоровой рукой к лицу забрака и уже сам увлекает его в поцелуй. Сейчас сознание почти ясное, Оби-Ван через Силу чувствует острое удовольствие забрака, которое расходится волнами. Падаван и сам начинает входить во вкус. Пахнет кровью, ситх убил всех пилотов этого корабля, и сейчас Сила вокруг него вся состоит из жажды убийства и тягучего самодовольства. Это всё выглядит так, как будто они разделили желание выжить на двоих, и пожертвовали всем остальным. Брошенные слова про уровень гормонов вспоминаются, и всё, что происходит, обретает смысл. Наверное. — Нам лететь шесть часов. "Хоть сорок шесть" — думает Оби-Ван, когда обезболивающее начинает действовать. Это ярче всех звёзд, что он видел. В шестой раз он приходит себя в госпитале Ордена. Рядом с ним только медицинский дроид, боли наконец нет совершенно. Оби-Ван хочет смеяться, потому что ничего тупее с ним не происходило. Как ситх доставил его сюда и не был убит — занимательный вопрос, но Оби-Ван точно знает, что этот ситх жив, чувствует его. Ещё Оби-Ван чувствует Силу, но не ту, что раньше. Дикая, всепоглощающая, она крутит его мышцы мандражом, бурлит в венах адреналином. Она освобождает его целиком от оков морали, слабости, страха и боли. Освобождает от прошлого себя, который навсегда остался в пещере. — Вы сможете ходить, — сообщает дроид механическим голосом. О, да, думает Оби-Ван и больше всего хочет уйти из Ордена поскорее. Он знает, что когда откроет глаза в седьмой раз, их радужка будет такой же золотой.