Черное и белое

— А они говорят, — Мавис всхлипнула и тыльной стороной ладони смахнула с кончика носа скопившуюся там влагу от слез, — в город пришла черная чума. Но я же не чума! — Конечно, нет, — Зереф приподнял руку опрокинувшегося на стойку бармена и вытащил из-под нее стопку накрахмаленных салфеток. Аккуратно не получилось. Скрюченная почерневшая конечность отломилась от тела легче сухого прутика. Плоть крошилась прямо в ладони, опадая на некогда белоснежную ткань подобием угольной пыли. Обычное дело, когда прикасаешься к погибшим от проклятия Анкселам. Но сейчас это было совершенно несвоевременно. К счастью, Мавис, погруженная в свои переживания, смотрела прямо перед собой. Взгляд зелёных глаз рассеянно скользил по завиткам пены на остывающем какао. За неимением в таверне выживших работников Зереф лично приготовил ее любимый шоколадный напиток и заботливо впихнул чашку в дрожащие пальцы. Даже лишнюю ложечку сахара положил. Обычно жизнерадостная Мавис каким-то чудом умудрялась лечить любые потрясения при помощи будничных приятных мелочей. И на сладкое какао Зереф возлагал большие надежды. До тех пор, пока потерявший руку бармен не испортил день окончательно. Его потревоженное тело медленно сползло вниз, за стойку. Но порадоваться тому, что ближайший к ним труп теперь не виден, никто не успел. Зереф как раз протянул шмыгнувшей носом Мавис нижнюю, самую чистую салфетку из стопки, когда раздался легкий шелест, знаменующий распад вписавшегося в пол тела. А потом вверх взметнулось облако праха, засыпая мелкой ядовито-черной крупой и самого Зерефа, и барную стойку, и Мавис с ее чашкой. К счастью, хотя бы зажмуриться она успела. И теперь испуганно моргала. Яркие, по-кукольному огромные глаза в окружении кромешной черноты стремительно наполнялись слезами. По стобальной шкале катастроф, разработанной лично Зерефом — величайшим черным чародеем, бессмертным проклятым магом, создателем демонов и прочее и прочее — ситуация вполне тянула на местечковый апокалипсис. Хуже того: будучи затворником и одиночкой по жизни, утешать девушек Зереф совершенно не умел. Что им следует говорить? Комплименты про глаза? Он невольно вздрогнул. У Мавис сейчас был такой взгляд... — Черное тебе идёт, — робко попробовал он. Мавис со свистом втянула в себя воздух. — Нет-нет, — Зереф тут же испуганно взмахнул руками, от чего часть праха с рукавов снова взметнулась в воздух, — ты почти и не испачкалась. Не думай! Девушки ведь озабочены аккуратностью?! У Мавис задрожали губы. Ох. Страшно. Он усилием воли подавил зарождающийся приступ паники. Что ж, раз с гендерно-ориентированными утешениями не получалось, следовало обратиться к привычной безотказной логике. Уж она-то должна сработать. — Эти люди все равно рано или поздно умерли бы... — наугад попробовал Зереф железный аргумент, который успокаивал его самого. Окончание фразы поглотил бурный поток рыданий. Смотреть на трясущуюся Мавис, размазывающую по лицу черноту, было почти физически больно. Зереф нервно закусывал губы, теребя в руках испорченные салфетки и... все. Где-то в голове панически билось воспоминание, что в таких случаях помогают прикосновения. Зереф даже несколько раз вскидывал руки... Будет ли уместно обнять? Или следует погладить по голове? Потрепать за плечо? Сжать ладони?.. Какие действия применяют в их конкретном случае? К нему самому, пребывающему в мрачном расположении духа, люди не применяли физических воздействий уже несколько столетий. Преимущественно потому, что оказывались мертвы, даже успев не приблизиться. Черт! Черт! Черт! Как же трудно с этими живыми! Вырвавшееся у него ругательство потонуло в новом взрыве слез. — Но они не должны были погибнуть из-за ме-еня-я-я! — вычленил Зереф первую внятную фразу. — Я совсем этого не хотела! Не хочу так жить! Я так больше не могу, — каждый судорожный всхлип сопровождался очередной страдальческой репликой. — Я ведь очень люблю людей! И жизнь. И мне совсем не идет черное! Своей внутренней силой Зереф чувствовал, как вместе с ее истерикой увеличивается и радиус действия проклятия Анкселама, добавляя к мертвецам в таверне случайных прохожих и жителей соседних домов. Когда с неба на землю посыпались птицы и черная взвесь закрыла улицу, Зереф признал ситуацию критической. Что-то в ней срочно надо было менять. Но вот что? Мавис сидела перед ним — жалкая, несчастная, с мокрыми разводами на заплаканном лице. Черный прах безобразно пачкал ее светлые волосы и бледно-розовое платье. — Не хочу я быть Черной Чумой, — как заведенная повторяла она. — Отвратительное, жуткое прозвище... Зереф встрепенулся. А ведь это идея. Пусть способа отменить проклятие не существовало, влиять на его внешние проявления он мог. Найденное решение затопило тело привычной спокойной силой, отогнав панику. Теперь все казалось чрезвычайно легко. Зереф мягко обнял Мавис за хрупкие вздрагивающие плечи, притянул к себе, вытер слезы зажатой в руке салфеткой и прошептал простенькое заклинание. Помещение на миг ослепительно засияло, освещая сморщенные тела. Черный прах впитывал в себя этот свет как губка до тех пор, пока все частички распада окончательно не поменяли цвет на противоположный. Мавис сдавленно всхлипнула последний раз и затихла в его руках, пораженно оглядываясь. — Не переживай, — улыбнулся Зереф, вкладывая в голос побольше нежности. — Черным останусь я. А ты отныне будешь Белой.