Дело было ночью

Папки покоятся на столе в беспорядке, телевизор работает тихо, только для фона. Мужчина с молнеобразными бровями сидит на диване, разглядывая карандаш. Не то чтобы тот шибко интересен ему, просто мужчина глубоко задумался, и теперь бездушно всматривается в грифель предмета канцелярии. Гром взял это дело домой, потому что шум офиса знатно надоел. То Зайцев подойдет с очередной недошуткой, то Цветкова не упустит шанс распустить сопли. Да и Дубин конкретно задолбал под ногами путаться. Поэтому Игорь, громко хлопнув дверью участка, слинял в более безопасное и тихое место — домой. Но дело все равно как-то не двигалось с мертвой точки. Мужчина отвлекается от карандаша, с надеждой на удачу снова беря в руки записи напарника. Тот сделал заметки, на его взгляд, очень важные и полезные. Взгляд цепляет строку аккуратного почерка: «Убийца — невидимка. Прошел через стену?» Последнее предложение зачеркнуто, судя по всему, Дима подумал что это совсем бред. Игорь хмурится — откуда такой вывод. Убийца явно не пытался быть скрытным — оставил неясный узор на полу, нарисованный кровью жертвы, всем показал, что он не так прост. Однако никаких больше следов. Никаких улик или зацепок. Просто ничего. По камерам после домработницы никто не выходил и не заходил, но и у той есть алиби. Полицейский, заплутав в собственных рассуждениях, берет в руки телефон, находит в контактах записанный номер, недолго держит палец над кнопкой вызова. Напарник может спать, время уже после полуночи. Но он обязан ответить. Потому что ну…это же Дима. Хлебом не корми — дай загадки по-разгадывать. Гром нажимает на звонок. Гудки идут, но ничего не происходит. С каждым раздражающим звуком Игорь теряет надежду. Но он терпелив. Игорь звонит еще раз. Те же гудки, та же тишина на том конце провода. «Неужто действительно спит?» проносится в голове полицейского, прежде чем в трубке слышится чуть хриплый, кажется, заспанный голос напарника. - Да? Игорь? - Дим, привет. Извини, если разбудил. Слушай, я по делу: тут у тебя написано, что убийца — невид имка. Это что значит? В трубке было тихо, слышно только легкое и редкое шмыганье носом. «Заболел? То-то я его недавно мокрого на работе выловил, под дождем шлялся.» - Дим, ты тут? - Да, прости. Ну, я к тому, что на камерах никто в двери ни входил, ни выходил прямо от прихода до прихода домработницы, Галины Сергеевны. Камера, выходящая на окна, тоже ничего не засняла необычного. Откуда преступник взялся и куда делся — неясно. Разве что… Слушай, давай утром снова на место съездим. Есть одна догадка, сейчас говорить не буду. - Ладно. Ну тогда свидимся, пока. — и, не дожидаясь ответа, Гром сбрасывает трубку, слегка раздраженный. Ответа он так толком не получил, а Дубин еще и догадкой поделиться отказался. Жук. Мужчина смотрит на время на часах. Подрывается с места. Юля, наверное, уже заждалась его, и впереди ждет серьезная взбучка за опоздание. Вот вздумалось же этой женщине среди ночи ехать на свидание. «Ну Игорь, дубоголовый, это же романтика!». Хуянтика. Мужчина надевает куртку, хватая телефон и кошелек, и в предвкушенном настроении выдвигается навстречу своей девушке. Так уж и быть, дело может немного подождать. Хотя бы до утра. Дима не успевает попрощаться в ответ. Откладывает пикающую трубку от себя подальше, в страхе, что кто-то снова позвонит. Аппарат ложится рядом с разбросанными таблетками. Их Дубину прописал психотерапевт, но блондина так раздражают побочки от пилюль, что он их игнорирует. Курс должен был кончится пару дней назад, но бывший стажер перестал их пить много раньше. Он жмется ближе спиной к углу, в котором сидит, прижимая колени к себе. Смотрит на свои руки — все в мелких укусах разной яркости. Смотрит на голые ноги — все в синяках разных размеров. Дубин не дурак. Он знает, что лезвие это ужасный выбор, палевный и слишком грязный. А вот такие вот увечья — быстро проходят, но имеют не худший эффект. А еще их проще оправдать. Но это не отменяет факта ненависти к себе и собственной жалкости. Жалкий. Дима зарывает пальцы в волосы, сильно — сильно сжимая. В пальцах остаются мелкие светлые пряди: их он отбрасывает от себя. Жмурит глаза, чтобы не видеть весь этот ужас вокруг. Комнату освещает лишь луна, немного проникающая через окно. Подсвечивает сгорбившуюся фигуру. Дима не заболел. Дима кричит, срывая голос, в пустоту. Дима плачет, ненавидя себя за слабость. Дима курит, превращая эмоции в дым. Дима смотрит в стену, пережив ежедневную истерику и полностью опустев. Это ненадолго, но это временное спасение от чувств, самокопания и ненависти. А на другом конце Питера Гром кружит Юлю на руках, переживая о том, чтобы она не замерзла, а ближайшая шаурмечная была открыта круглосуточно.