Жар

      Может, в том был виноват ужасный летний жар, когда казалось, что ещё чуть-чуть и растают все вечные ледники горных шапок. Если плачут горы, не мудрено вскипеть и крови, толкая на безумие.       А может, он жил с этим давно, лелеял глубоко внутри, чтобы после забыть, отвлечься на более существенное и особенно остро, как содранная по-живому кожа, ощутить возвращение упрятанных чувств.       Аннатар не знал, что с ним, но понимал: ещё немного и он не сможет больше молчать. А там либо его убьют, либо он покончит с собой, завершив свое бессмысленное существование. А пока…       Система ведьминских переходов сработала как всегда безупречно. Вынесло именно туда, где он был нужен. И Аннатар сказал бы, что уже привык появляться посреди поля трупов, находить быстро того, кто всегда остаётся удивительным образом жив, хоть и знатно покорежен, и возвращаться обратно в Нар-Лок. Но это бы значило, что Аннатар солгал. Он не привык. И даже собственный военный опыт едва ли помогал сдержаться и не зарычать, насколько глубокий идиотизм не жалеть так себя, как не жалеет собственной шкуры Дарий.       Кислота колдунов, выкашивающая особенно яростно телекинетиков, придумана едва ли с полгода назад, но уже не первый раз Тар видит, что к ней прибегают, как к панацее, чтобы она текла по полю боя рекой: у Дария выжжена травяным ядом вся кожа на руках, до мяса. Все сочится сукровицей, марая чистые тряпки. А он, Тар, думает не о том, как позвать лекаря или знающую хорошо целебную магию ведьму, а о том, что выжег бы дотла всех, кто хоть раз сжимал в ладони пузырек кислоты. Что, если нашлись у него на то силы, он запер бы Дария в Нар-Локе, лишь бы тот не понёсся снова на очередную войну.       Дарий приходил в себя медленно, словно до последнего цеплялся за Межмирье, куда проваливался всякий раз, как терял силы хотя бы не спать. Однако же день, когда телекину надоело праздно валяться в койке, настал, а значит, уже близок был момент очередного расставания. Аннатар знал, что его попытки пресечь всё обречены на провал. Но тихий бунт до сих пор действовал. Где не справился бы он, всегда нашлась бы способная ведьма. А уж мудростью Младших Дарий никогда не пренебрегал.

***

      — Где ты оставил свою воинственную на этот раз?       Аннатар разливает в чашки ароматный на меду настой трав, от чашки Дария тянет теплом и дышит уходящим летом.       — Я потерял ее след.       — Так может, больше не стоит искать? Я знаю Дель, она сама к тебе вернётся. Вспомни, так было всегда.       — Было, — вздыхает тяжело колдун, отчего словно ножом царапает грудь. — Ты знаешь ее не так хорошо, как я. В этот раз она не вернётся.       Аннатар отворачивается, делая вид, будто его занимают собственные инструменты больше, чем разговор. Но качает головой и спрашивает:       — И что же ты наделал?       — Чуть не убил ее.       — Хотелось бы подробнее.       — Однажды.       Отвечает уклончиво, как умеет. И Аннатар цедит сквозь зубы, чтобы едва было слышно:       — Все беды от женщин.       — У каждого своя Майя, — апатично замечает Дарий. Услышал всё-таки. А услышав, снова надавил на больное. Ло-Роянская принцесса-ведьма в свое время наделала немало шума. И последствия повального увлечения ею как минимум трёх королей приходилось разгребать до сих пор. Что радовало, на ней ее слава тоже сказалась. Но все же…       — Надеюсь, твоя воинственная не сотрёт с лица Эйи ещё одно эльфийское королевство.       — С Нигаардом у нее получилось. Не без помощи, конечно… — Дарий мрачно отшучивается, но Тар знает, что кроется за этим шутливым тоном. Слишком хорошо знает. Нигаард заслужил и худшую участь.       Травяной настой горчит на языке недосказанностью и невысказанным. И мед в составе совсем не подслащивает.       Дарий уходит на следующее утро, воспользовавшись одним из ведьминских порталов, выдохнув терпкий аромат степи Бесконтрольных Земель. Забирает с собой невыносимую духоту, что царила в Нар-Локе. И жар, дурманивший разум, отступает. Вновь вымораживает кровь свежесть горного воздуха и лёгкий летний дождь.       Аннатар понимает, что с ним, но молчит, потому что находит смысл своему существованию.       Дарий прав: у каждого своя Майя. Его — бессердечная Дева Камня, дух металла в свёрнутом змеиным кольцом тонком браслете, который едва ли наденет тот, кому он ковался.