«Лу, ты же знаешь, как мне нравились твои длинные волосы»
«Ну чего ты так переживаешь, отрастут еще. Ты и с такой прической прекрасна»
«Хулия, они сводят меня с ума»
«Этот черный шелк, до чего же они мягкие»
«Я и не замечал насколько они у тебя длинные»
Вдох-выдох, рука тянется к ножницам, чтобы обрезать их совсем, сделать как можно короче, но я не могу. Я малодушно опускаю руку, вспоминая, что он будет там. Он поймет почему я это сделала и будет казнить себя за мою боль. Зачем ему причинять ещё больше боли? Я видела агонию в его взгляде, но разрубила жестоко этот узел. У нас обоих не было выбора. Не было никакого шанса быть вместе. Я бы никогда не смогла бы просить его отказаться от всего и не позволила бы предать свою страну. Я не отберу у него всё, никогда и ни за что. То, что я сегодня выхожу замуж за Карлоса — единственный возможный выход из всего этого. Мне нужно ухать, мне нужно, чтобы Ник забыл меня. Совсем неважно, что это убивает меня изнутри. Точнее уже убило. Я пуста, внутри ничего нет. Вдох, еще вдох и судорожный выдох. Я ощущаю, как дрожь, которая должна была коснуться лишь рук, сотрясает всё тело. Там будет Она. Как же. Даже на моей свадьбе, скорее на моих похоронах, будет Она. Я резко подскакиваю. Не ожидала от себя такой прыти. Моя рука хватает вазу, и она летит в стену, разбиваясь в точности как это было с моим сердцем. Антиквариат. Вазе было больше тысячи лет. Она сохранилась еще со временем царствования мавров на испанских землях. Неважно, неважно всё. Она будет там, на этой свадьбе, свадьбе, построенной на боли и слезах, причем невесты. Удивительно, да? Невеста должна светится от счастья, а не выть, как умирающий волк. Она будет смотреть на него влюбленными глазами и целовать его. Она будет с ним, а я буду вынуждена разыгрывать роль счастливой невесты. Судорожные вдохи, которые скорее похожи на попытки, чем действительно на вдохи и слишком короткие выдохи. Меня душат беззвучные рыдания, в которых нет ни слез, ни крика, так человек скорее задыхается, чем дышит. Он будет с ней, будет держать её за руку, целовать у меня на глазах и шептать как любит. Совсем недавно он шептал слова любви мне, говорил, что любит так сильно, что не сможет дышать, если я уйду. И он не врал, он дышал и жил этими чувствами. Запомните, Николас Самсон Скрив не умеет врать, когда дело касается его чувств.«Боже, Лу, ты сводишь меня с ума»
«Как же с тобой хорошо. Я не могу отпустить тебя»
«Хулия, я безумен, я не могу ничего делать, не вспоминая тебя»
«Это блаженство. Твои поцелуи, твой голос…»
Я не знаю, как я оказываюсь в ванной. Руки сами, без моего ведома открывают кран, и вода льется в ванную, наполняя её. Вдох-выдох. Ну вот, еще один вздох, в котором нет надежды на успокоение или облегчение, каждый новый несет за собой ещё больше боли. Её не вынести, её слишком много. Я пропитана болью и состою вся из боли. Он — не мой. Никогда не должен был быть моим и никогда не будет. Я забираюсь в ванную, совсем не замечая, что вода неестественно холодна. Я ничего не чувствую. Да и какая разница? Холод внутри, холод снаружи. От него нет спасенья и я к нему привыкла. Я медленно погружаюсь в воду. Он жениться на Ней, и они будут счастливы, у них будут дети, а о нашем ребенке он никогда не узнает. Он не будет знать, что наши чувства дали свои плоды. Он будет заботится о Ней и будет любить Её, а я не буду путаться у них под ногами и мешать. Я — лишняя, вот кем я всегда была. Я была лишней в его сердце. Меня там вообще никогда не должно было быть. Ни меня, ни нашего ребенка. Я слишком слаба, чтобы о нем позаботится. Я должна, должна заботится о маленьком чуде, но у меня нет на это никаких сил. Вода окутывает меня, словно в кокон. Боль тут притупляется. Мне тут хорошо, тут легче. Я не хочу возвращаться обратно.***
Я так быстро умерла? Мне казалось жизнь должна вытекать постепенно, но, если мне уже начинает казаться, что я чувствую, как он меня целует. Этот похоже на сладкий призрачный сон, несбыточная мечта, где он — мой. Только в раю он может вновь поцеловать меня, поцеловать так, как сейчас, чтобы каждый, уже, казалось бы, мертвый нерв, снова начал ощущать теплоту и нежность его прикосновений к моим губам. Это было слишком невероятным, чтобы быть правдой, но я воспринимала это именно как видение в раю. Не знаю за какие заслуги я могла бы попасть в рай? А если это не рай то, что тогда? Что было во мне такого, что позволило бы мне снова почувствовать его нежность и это сладкое наслаждение от его губ? Мне захотелось попросить его не останавливается, но если это все не реально, то он и не остановится, так ведь? Это мой рай — чувствовать его присутствие, его любовь и его нежность. — Хулия. Хулия, открой глаза, — меня покидает тепло его губ и я тянусь за ним, но не нахожу больше. Я пытаюсь открыть глаза, но они не поддаются мне, веки слишком тяжелы, а боль слишком режущая, чтобы сделать это. Вместе с попыткой вздохнуть во всем теле просыпается боль и мне хочется от неё кричать. Если я и правда умерла, я бы не чувствовала этой боли, я не чувствовала бы ничего, но как же губы Ника, я знаю их, это были именно они. Он не может быть тут. — Хулия, не смей умирать. Ты слышишь меня, не смей, — а вот и его голос. Если я не умерла, так может у меня начались галлюцинации? Не может быть, чтобы он был тут. Он рядом со своей невестой, где его и место. — Вернись, я не смогу выдержать твоего ухода. Я попыталась, действительно попыталась это сделать, но у меня не вышло, да и мне не хотелось. Что меня там ждало? Свадьба с Карлосом? Нет, я не хотела этого. Я не хотела ничего, просто исчезнуть. И этого мне дали. Меня усадили, из меня выкачали воду и вернули к жизни прежде, чем мне бы понравилась эта идея: уйти легко и тихо.***
Я пришла в себя и сразу же поняла, что я нахожусь в движущейся машине. В голове туман рассеиваться не хочет и мне никак не удается собрать мысли воедино. Я кое-как сажусь на заднем сидении, хотя голова всё ещё идёт кругом и сразу же обращаю внимание на то, что за рулем мужчина. Это, должно быть, водитель, который и должен отвезти меня в собор. Я отклоняюсь на спинку сидения и прикрываю глаза, даже не выглянув в окно, а стоило, но это я поняла уже гораздо позже. Зачем Ник вытянул меня из воды? Теперь я уже подобную глупость сделать не смогу. То было мимолетной слабостью. Сейчас же я не позволю себе навредить ребенку. Он не виноват в том, что все так сложилось у его родителей, в том, что они не смогли вовремя остановиться. Не его вина, что он есть вопреки всем «нет» и «но». Он — подарок судьбы, дар, который был дан мне несмотря ни на что. Я кладу руку на ещё плоский живот. Не ожидая, что меня могут услышать или увидеть. Слова водителя ничего не будут стоить против моих, если он проболтается. Я прислушиваюсь к ощущениям. Пока кроме тошноты ничего не ощущаю, это хорошо. Ребенок в порядке, никаких спазмов и никакой боли. Совсем скоро я стану женой Карлосу, королевой Португалии, у моего ребенка будет отец, не родной, но он будет. — Ещё немного, маленький, и у тебя будет папа. Надеюсь, ты когда-то сможешь простить меня. Пойми, моё солнце, я делаю это ради тебя. Папа, твой настоящий папа, не может быть с нами. Не вини его, так вышло. Если бы он мог, он был бы сейчас рядом с нами. Мне стало легче, словно он и правда может слышать меня и понимать. Хотелось бы не чувствовать за собой вины, но сейчас я как никогда уверена, что предаю двух самых любимых людей: моего ребенка и его отца. Мой ребенок не должен расплачиваться за мои ошибки. Он будет сыном короля, его будут уважать, его будут любить, а ради счастья своего ребенка, я готова пожертвовать абсолютно всем, даже собственным сердцем и мечтами. Боясь расплакаться, и в собор приехать заплаканной, я всеми усилиями стараюсь сдержать слезы и поднимаю глаза к крыше авто. Белая кожа. Идеальная бела кожа, без изъянов, порезов, пятен, всего чего угодно. Шикарное авто достойное истинной королевы и в любой другой день такая роскошь не показалась бы мне чем-то особым, а сейчас от неё сводит все внутренности. Невеста должна быть счастливой или хотя бы создать иллюзию этого. Я не могу позволить себе роскошь выглядеть не достойно. Моя гордость не позволит мне показать свою боль Николасу и мисс Стоун. Я не могу показать ему, сколько сил стоит мне этот шаг. Он должен верить, что я счастлива. — Я… я не могу, — я начинаю задыхаться, только подумав о том, что мне придется сегодня ночью разделить постель с Карлосом. Меня начинает выворачивать на изнанку, когда подумаю, что это будет не любимый, а совсем чужой человек. — Не могу, не с Карлосом, — мои легкие отказываться работать как раньше, я не могу нормально сделать вдох, к горлу подступает тошнота. — Остановитесь, пожалуйста. Мне нужен свежий воздух. Мои метания, наверное, становятся похожими на то, как птица ломает крылья об прутья клетки, пытаясь выбраться. Мне становиться только хуже и когда открывается дверца с моей стороны, я вылетаю из авто. У обочины меня рвет, хорошо хоть платье не вымазываю. Я на нетвердых ногах поднимаюсь и стараюсь перевести дух. Рядом со мной возникает мужская рука с бумажным полотенцем. — Спасибо, — стоило привести себя в порядок, как сердце сжимается снова, тело сотрясает от беззвучных рыданий, а к глазам вновь подступают слёзы. — Мне нужно еще одно бумажное полотенце, пожалуйста, — рука тут же протягивает мне еще одно. Почувствовав, что я могу нормально говорить, я решаю, что стоит кое-что прояснить с водителем. — Вы ничего не видели, ничего не слышали. Верность мне и королю окупиться сполна. Я никогда не забуду человека, который оказал мне ценную услугу. Вы будете вознаграждены за Ваше молчание. Всё это время я слишком сильно занята своими переживаниями, чтобы думать, что водитель может что-то рассказать, но он не посмеет, да и кто поверит ему, а не мне? Если будет выбор: жизнь водителя или моего ребенка, выбор очевиден. Я должна заботится в первую очередь о своем ребенке. Даже не о себе, не о Карлосе или Нике, Бланке, Анхеле и уж точно леди Ариадне. Ребёнок превыше всего. Я обязана его защитить. Водитель протягивает мне ещё одно бумажное полотенце. Странное поведение для чужого человека, которого я пытаюсь запугать. Тем не менее я благодарна за неожиданную заботу. Я захотела поблагодарить его, но стоило мне взглянуть на его руку, как я увидела то, что совсем не ожидала: знакомый перстень. У водителя на пальце имелся перстень, который я подарила наследнику Иллеа на его совершеннолетие. Золото и платина самой высокой пробы, самый чистейший сапфир, самой искусной огранки с гравировкой герба Иллеа на камне. Помню, как сидя в своей комнате с любовью выводила линии на листке бумаги, чтобы вышел рукотворный герб, как часто держала в руках, размышляя понравиться ему подарок или нет. Не узнать перстень я просто не могла. Он был сделан в единственном экземпляре, и я видела его сегодня на пальце Николаса. Он не терял его. — Откуда он у тебя? — я подозревала и даже была почти уверена в ответе. Моё сердце просто сошло с ума. Оно не было уверено то ли ему биться быстрее, то ли замедлить свои удары. Есть всего два варианта каким образом кольцо могло оказаться на пальце у водителя: он украл его у Ника или, что более вероятно, он им и был. — Это подарок, — ответил он спокойно и я вздрогнула. Естественно, это был Николас, кто же еще мог носить его перстень? Что он тут делает? Почему он не в соборе вместе с мисс Стоун? Он не должен быть тут. Что-то тут не так. Я резко поворачиваюсь и правда вижу перед собой Ника. Он выглядит все таким же красивым и болезненно притягательным. Так хочется прикоснуться к нему, ощутить между пальцами его мягкие солнечные волосы, ощутить своими губами его, а на своей талии его руки. Он так близко и все же невозможно далеко. — Спасибо. Мы можем продолжать наш путь, — я не сразу поняла, что могло значить его присутствие, но постепенно всё начало складываться один к одному и я больше не могла это игнорировать. Если он был водителем, то значит и слышал, как я разговаривала с нашим ребенком и видел как меня вырвало у обочины. Мне снова стало дурно от мысли, что я снова причинила ему боль. Я почувствовала, как силы стали покидать меня, но я попыталась собрать те, что ещё остались чтобы дойти хотя бы до машины. — Далеко собралась? — попытался остановить меня голос парня за спиной. — В собор. На свою свадьбу. Тебя, кстати, тоже ждут. Твоя невеста, — мне больно говорить последнее. Моё сердце каждый раз замирает словно от удара, стоит мне подумать о его невесте. Он не предавал ни меня ни то, что было между нами. Он сделал то, что был должен, но от этого легче не стало. Весь мир гудел о большой любви Ариадны Стоун и принца Николаса Скрива, но если эта любовь столь велика, каким образом я носила под сердцем его ребенка? Во мне слишком неожиданно взыграла ревность, совсем неоправданная, учитывая, что свадьба то моя и жених не он. — Боюсь в собор мы никак не успеем, — Ник пожимает плечами, и я замираю в шаге от него. Что-то в его взгляде и позе подсказывает, что он должен выглядеть виноватым, но это не так. Он словно попытался заставить себя выглядеть так, при этом ни о чём не жалея. — Мы в трех часах пути от него. — Но как? Дворец в пятнадцати минутах от собора, — мы должны оказаться совсем близко, если только что-то не пошло не так, если только Ник не… — Что ты сделал? — Мы сейчас за пределами Лиссабона. Твоя свадьба должна была состоятся почти два часа назад, — голос Ника звучит глухо, сознание словно начинает ускользать. До меня сразу же доходит смысл сказанного Ником. Мы за пределами столицы, вся моя семья и близкие мне люди думают, что я сбежала и раз отсутствует Ник, то все уж точно поймут все. Все мои попытки позаботится о ребенке пошли прахом. Карлос не возьмет меня в жены, не после такого позора и унижения. Сбежавшая невеста. Мне казалось такое только в фильмах снимают. Боже, меня теперь и правда ни один принц в жены не возьмет. Я стану позором своей семьи, хотя я и не собиралась избегать свадьбы с Карлосом. — Что же ты наделал? Как ты мог только так поступить со мной? — я слишком быстро оседаю наземь. Белоснежный шелк окружает меня сверкающим белым облаком. Беспокоится о его сохранности уже нет смысла. Я все равно в ближайшее время не выйду замуж. Ник подскакивает ко мне и несмотря на мои попытки оттолкнуть его, он удерживает меня. В попытках отстраниться от него, я случайно ударяю его, но он словно этого вовсе не замечает. — Хулия, успокойся. Тебе нельзя нервничать. Подумай о нашем ребенке. Я обмякаю в его руках. Он знает о ребенке, он расстроил мою свадьбу, он перечеркнул всё моё будущее. Всегда только он. Почему я дала ему столько власти над собой? Почему позволила так влиять на свою жизнь? И не только свою. Как он мог так поступить с собственным ребёнком? — Откуда ты узнал о нём? — Если не считать того, что ты сама это сказала, моя сестра поддалась моим расспросам о твоём самочувствии, — не чувствуя стыда ответил Ник, но после моего тяжелого взгляда пришел к неверным выводам. — Не злись на неё, ты же сама знаешь каким я могу быть настойчивым. — И поэтому ты допрашивал свою младшую сестру пока она, бедная, не проболталась, что ты сделал ребенка е' лучшей подруге, а вместе с тем и чужой невесте? — Да, все было так. Только ты забыла уточнить, что я сделал ребенка девушке без которой жить не могу. — Можешь. Если бы не мог — не отпустил бы, не сделал бы предложение другой и не вынудил бы меня готовиться к свадьбе с другим и уж тем более не вынудил бы меня выдавать твоего ребёнка за ребёнка Карлоса, — что-то во мне взрывается, рвётся нить, которая всё ещё удерживала от падения с обрыва. Моя жизнь разрушена, моё будущее ужасает. Теперь у меня всего два выхода: опозорить семью внебрачным ребенком, разрушить двадцатилетнюю дружбу наших семей или сделать аборт, избавиться от ребенка любимого человека и оба варианта мне не нравятся. Откуда берутся силы я не знаю, но вырвавшись из его объятий я направляюсь к автостраде, чтобы поймать авто, но у меня выходит дойти только до автомобиля, на котором меня увез Николас с моей свадьбы. У меня кружиться голова и ноги подкашиваются, я опираюсь о багажник и тяжело вздыхаю. — Лу, я самый последний идиот на планете, я думал, что раз ты ушла, всё так и должно быть и я должен смириться с потерей тебя, чтобы ещё больше не разрушать твою жизнь, но узнав, что ты носишь под сердцем моего ребенка, я понял, что не могу позволить расти ему отдельно от меня, не могу позволить, чтобы другой стал ему отцом, а самое главное, я понял, что ты — самое светлое и дорогое, что есть в моей жизни. Ты говорила, что всегда хотела, чтобы я оставался Николасом, которого ты знаешь и любишь, но он бы умер с потерей вас, — я медленно повернулась и полными слез глазами посмотрела на самого любимого мужчину. Он выглядел разбитым и потерянным. Ник едва не согнулся под тяжестью того, что крылось за его словами. Чистые неприкрытые чувства. — Что ты предлагаешь? Стать твоей любовницей? Ты помолвлен, забыл? — я хотела саму себя ударить за эти слова, но я должна была это спросить, чтобы решить, что делать дальше. — Хулия, — Ник осторожно стал приближаться ко мне, словно остерегаясь, что это я попробую убежать. Когда не двигаюсь с места, он смелеет. Я молчу, пока он подходит ближе. Я наблюдаю за ним. Подойдя очень близко, так что мог бы меня коснуться если бы захотел, он опустился на колени. О Боже, я никак не ожидала подобного. Это, наверное, единственный случай, когда наследного принца можно увидеть стоящим на коленях перед кем-то. Моё сердце не выдерживает и падает к его ногам. Я и представить не могла, что когда-то он сделает нечто подобное. — Я хочу стать твоим мужем. Хочу засыпать с тобой, утомленный после долгих занятий любовью, просыпаться утром и видеть твоё лицо на соседней подушке. Хочу, чтобы каждый день начинался с твоих синих глаз. Я хочу искать малейшего повода чтобы увидеть тебя и коснуться тебя. Хочу видеть, как в тебе растет наш ребенок, и остальные дети, которые будут после него. Я хочу стать им отцом. Хочу прожить с тобой жизнь. Я умоляю тебя дать мне шанс все исправить. Я готов молить тебя о шансе быть с тобой столько, сколько будет нудно. Хулия — ты половина меня, лучшая часть.***
Ник просил довериться ему и это была самая малость, которую я могла сделать для него. Я и без его просьбы безоговорочно ему доверяла чтобы он не собирался сделать или сказать, а ему, нам, придется очень многое рассказать и ещё больше объяснить. Бланка уже исчезла за дверью отцовского кабинета, дело осталось лишь за нами с Ником. Сейчас я даже пожалела, что мы улетели в Альгамбру, вместо Анджелеса. Перелет в Иллеа был бы дольше, а значит и этот разговор состоялся бы позже, но отступать было поздно. Ник крепче сжал мою ладонь, и я подняла на него встревоженный взгляд. — Мы справимся. Не волнуйся. Чем бы все не закончилось, я всегда буду с тобой и ребенком. Принцем или простым человеком, но буду с вами, — мне стало от его слов еще тревожнее. Я осознала, чем он собирается, если будет необходимо, пожертвовать. Своим титулом, своим именем, своим наследием. Я не могла требовать этого от него, просить, ожидать. Ник всегда был человеком долга. Если он готов оставить ради нас с ребёнком всё, чем дорожил, значит ценнее нас у него и правда нет ничего и никого, но возможная его жертва кажется мне больше, чем я заслуживала. Разве из-за меня должен он лишится дома, чести и наследства? — Это мое решение. Я осознаю, что делаю. Это меньшее, что я могу сделать для тебя. — Семьей не жертвуют, — тихо проговорила я, цепляясь за его локоть, как за спасательный круг. ё- Ты права, не жертвуют. Только теперь моя семья — вы. Бланка на нашей стороне, Анхель там, где и Бланка. Их можно считать, как единое целое, и, к тому же, он желает тебе счастья. Самюэль знает, что твоё счастье со мной, а не с Карлосом. Самое трудное, убедить наших родителей, что наш брак — единственный правильный выход, — Ник поцеловал меня в лоб, у самой линии волос и на миг я забыла о беспокойстве, — Я постараться добиться их одобрения, но еще раз прошу тебя, верь в меня безоговорочно, чтобы я не делал и не говорил. — Хорошо. Моя жизнь теперь зависит только от тебя. Ник решительно открыл дверь и впустил меня вперед. Первоначальный страх отступил, стоило увидеть родные лица, но заметив, как напряглось отцовское лицо, когда он увидел мою руку обхватившую локоть Ника, страх вернулся в удвоенном размере и с ошеломляющей скоростью. Взрослея, я часто испытывала его нервы на крепость и отцовскую любовь ко мне, но прежде не случалось заходить настолько далеко. Я перестала в одночасье быть гордостью семьи и стала ее позором. Они не знали всего, а уже осуждали нас. Ник поддался немного вперед, как бы защищая меня, но разве он мог спрятать нас от осуждения и порицания близких? — Я уверен, что побег не был идеей Хулии, так что отвечать тебе, Николас Самсон, — голос дяди Максона был бесцветным, лицо не выражало ничего, но мы с Ником прекрасно понимаем сейчас, за этой маской бушует ураган из эмоций в которых преобладает гнев, так явно читавшийся на лице папы. — Хулия ничего не знала. Я обманом вывез её за пределы Лиссабона. Вся вина за произошедшее на мне, — Ник бесстрашно смотрел на родителей как моих, так и своих и я завидую его смелости. Себя ощущаю не более чем сильно нашкодившим ребенком. Слова Ника никого не успокоили. Тётя Америка и мама лишь более обеспокоенно смотрят на меня, словно жалеют и понимают, хотя понимаю ли я сама до конца, что же произошло? Возможно не совсем, не до конца. А вот наши отцы от его слов только злятся ещё больше. — Почему ты это сделал? Репутация моей дочери теперь погублена, и ты это знаешь. Неважно поспособствовал ты этому или это был выбор Хулии, но результат один, — папа сложил руки на груди и посмотрел на Ника, как не делал никогда прежде. Он хорошо относился к нему, когда дело не касалось меня. Тогда из строгого, но доброго и справедливого человека, он превращался в неприступную скалу и огнедышащего дракона, охраняющего свою маленькую принцессу, свою маленькую девочку, отказываясь признавать, что она уже выросла. Может папа чувствовал и видел, что к Нику чувства гораздо сильнее, чем всем казалось, чем все знали, а может он просто ему не доверял из-за наших прошлых отношений. Как бы ни было сейчас происходило худшее из возможного. — Папа, я… — я попыталась вклиниться, дабы помешать своей семье сделать моего ребенка на половину сиротой. — Помолчи, Хулия. До тебя дойдет очередь, — несмотря на меня отрезал папа и я коснулась плеча Ника, он прикрыл мою ладонь своей, реагируя на меня даже в такой напряженной ситуации, но не отступая. — Потому, что я понял, что не могу отпустить её. Хотите называйте это эгоизмом, хотите безумием, но мне необходима Хулия рядом. Я люблю её, без неё все слишком мрачно и тускло, — охо-о-о, он собрался идти до конца. — Любишь? Никто сознательно не подвергает любимых таким испытания, как это сделал ты, — жестоко и вполне заслуженно осуждающе сказал отец. Хоть я и любила Ника безмерно и готова была простить ему абсолютно всё, неважно чем это все было, но отрицать то, что его поступки не отличались особой добротой я бы, не стала. Мы много причинили друг другу боли и должны были как-то с этим жить. — Всю свою вину перед Хулией я искуплю, но это касается только нас. Я больше не оставлю её, больше не допущу такой ошибки, — несмотря на мою растерянность Ник сдаваться не собирался, и я вдвойне была благодарна ему за это. — Искупишь? На это уйдут года, — ожесточился отец, став тем самым грозным защитником, который постоянно охранял меня. Не от всего, но так, как мог. — Я понимаю. Для этого не хватит и всей в жизни, но я приложу все силы, чтобы сделать это, — я улыбнулась его словам и попыталась спрятать улыбку, уткнувшись в плечо Ника, так как он почти скрывал меня своим телом от моей семьи. — Будто у тебя есть выбор, — всплеснул руками папа, и ещё больше нахмурился, когда я выглянула из-за плеча Ника, — ты испортил всё будущее моей девочки и тебе нужно ответить за это. — Я готов, — быстро ответил Ник, чтобы у папы не возникло и мысли об обратном, — но пусть будет лучше так, чем я позволил бы ей выйти замуж за Карлоса. — Ты не думал, что это можно было сделать раньше? До свадьбы, до этого скандала? — пока Ник подыскивал правильный ответ, папа жестом показал мне отойти, но я покачала головой, папа подошел ближе и сам отвел меня за руку в сторону, как маленькую девочку, — Вам многое спускали с рук, но, чтобы такое? О чём вы думали? Хулия Луисана Изабелла Амария Монтеро, объясни, пожалуйста, как всё дошло до этого? Почему наша семья пережила этот позор? Я замерла на месте. Никто никогда прежде не употреблял все мои имена в обращении, часто я даже забывала о двух последних, словно их у меня никогда и не было. Все вокруг тоже затихли. Такое упоминание имен значило только одно: я подорвала всё доверие к себе и возможно даже уничтожила отцовскую любовь. — Я просила, папа, умоляла не принуждать меня на помолвку с Карлосом, но ты не слушал меня. Я всегда, всегда любила Ника, — папа внимательно наблюдал за мной пока я говорила. Он ждал, что я снова сдамся, но в этот раз нет. На кону стояло не только моё личное счастье, но и будущее моих детей. Я просто не могла уступить его авторитету снова. — Это не менялось ни дня, просто вы верили в то, во что хотели верить. Это ты хотел свадьбы с Карлосом, ни я. — Это стало причиной того, что ты уехала с ним? — строго спросил папа, указывая на Ника и я почувствовала сначала легкое головокружение, которое тем не менее стремилось усилиться. Как я могла объяснить папе все? Разве это можно было понять? Принять или простить это уже отдельная история. Это не понять. Папа никогда не примет Ника со всеми последствиями. Так просто всё не простить, не забыть… — Хулия ничего не знала, — начал Ник, поняв, что у меня не повернется язык ответить на папин вопрос, — некоторое время она была без сознания. — Что это значит? — насторожился папа и перевел взгляд с меня на Ника. — Почему моя дочь была без сознания, и почему ты отвез её не в больницу, а подальше от свадьбы? Как ты вообще оказался рядом с ней? — Я чувствовал, что должен был с ней поговорить, — честно ответил Ник и я, перехватив его взгляд покачала головой, прося или даже умоляя его не говорить папе о моём «купании» в ванной. Папа этого не выдержит. Я все ещё помню каким он был после той аварии несколько лет назад… Нет, ему нельзя говорить. Он не должен знать. — И это нужно было сделать до церемонии? — уточнил папа. Головокружение только усилилось, и я покачнулась. Оказалось, очень хорошим то, что Бланкита как всегда чутко реагировала на всё. Смотря на всё происходившее в этот момент позже, я начала понимать, что без неё ситуация не разрешилась, но в тот момент меня всё напугало только. — Остановитесь. Хватит. Вы не видите, что с Хулией делаете? Я Вас люблю и уважаю, но сейчас Вы делаете всё хуже и хуже, — Бланка вскочила со своего места и поддержала меня, чтобы я чего доброго не упала, упрямо смотря на папу, её будущего свекра. — Бланка, — попыталась остудить дочь королева Америка, но не вышло. — Я защищаю дочь, — более спокойно ответил ей папа. Ему всегда нравилась Бланка, он относился к ней как-то особенно тепло, теплее, чем ко всем детям королевской четы Иллеа, — Я не собираюсь причинять ей вред, в отличии от твоего брата. — Но Вы делаете это, — упрямо продолжала подруга, как всегда стараясь защитить всех вокруг себя. — Посмотрите на неё. Она едва держится на ногах, как бы в обморок не упала от волнения. Бланка потянула меня присесть, но я покачала головой. В сидячем положении я не смогу выглядеть так, как должна, расклеюсь ещё больше. — Хулия, что с тобой? — сменяя гнев на милость спросил папа, делая то, что не получилось у Бланки — усаживая меня на софу. — Просто голова кружиться. Ничего серьезного, — отмахнулась я и увидела по глазам и поднятой ко рту руке маминой подруги, единственной женщины в комнате, которая не знала, что поняла в чем еще дело, а папа не понял. — Ничего серьезного? — хмурясь уточняет папа, уже и позабыв о том, что собирался снести голову Ника с плеч. — Нужен врач. — Оставь её, Энрике. Ты еще не понял? — услышав мамин голос я немного успокоилась. — Хулия беременна и поэтому она потеряла сознание после разговора с Ником, поэтому сейчас еле держится на ногах. Оставь в покое нашу дочь. Что сделано, то сделано. — Твой? — папа повернулся к Нику и собирался встать, но Бланка, не отходившая теперь от меня молниеносно положила ладонь на предплечье папы, останавливая его. — Речь о вашем внуке, не забывайте, — попросила она, — не заставляйте Хулию переживать ещё больше. — К тому же племянник не скажет тебе спасибо, папа, — подключился и Анхель, до этого доверившись невесте, — если он станет на половину сиротой. — Если бы твоя сестра не была права и, если бы не этот ребенок, я бы убил тебя, — угрожающе произнес папа, и на какой-то миг мне показалось он передумает и размажет Ника по стене, но он не стал бить Ника, что уже было победой. Вместо этого он упрямо посмотрел на отца Ника и Бланки. — Максон, мне всё равно на ваши традиции и законы. Твой сын обязан жениться на Хулии. — А что делать с Ариадной? Мы дали обещание ей и её семье? Как мы объясним всё народу? Это невозможно, — сосредоточившись на папе, мы вовсе забыли о короле Иллеа. Дядя Максон был добрым, но в то же время непоколебимым человеком, никогда не отступающим от своих решений. Он может быть против. Станет ли он перекраивать многолетние законы своей страны из-за ребёнка, которого может и не быть? Ну уж нет, аборт тема закрытая, этому не бывать. — Мне всё равно, что вы будете делать. На кону будущее моего внука и, если твой сын не возьмёт на себя обязательства, нашу старую дружбу не спасет ничего, даже свадьба Анхеля и Бланки, — папа не кричал, но голос его звучал решительно, и я снова почувствовала поднимающееся волнение, все же пытаясь подняться, Анхель с силой сжал мое плечо и удержал на месте. — Может оставим это всё? — предложила Америка, обеспокоенно посматривая на меня. — Хулия неважно выглядит и все эти разговоры можно отложить на потом. Если мы не хотим навредить ребёнку и самой Хулии. Она пережила стресс. — Я не отступлю, женюсь на Хулии и возьми все обязательства на себя, — Ник убежденно и даже упрямо посмотрел на своего отца, тот тяжело вздохнул, но ещё не сдался. — Допустим с семьей Ариадны мы уладим, а народ? Что ему скажем? — мой будущий свекр запустил ладонь в волосы и казалось вся ситуация прибавила ему лет. Да уж, а ведь он очевидно думал, что Ник — самый беспроблемный ребенок. — Скажем правду, — предложила Бланка так спокойно, словно предлагала угостить леди Сильвию чаем и этим решить все. — И о ребенке? — спросил её их с Ником отец, ставя под сомнение предложение дочери. — И о нем тоже. Народ любит сказки, красивые истории, а что будет красивее, чем правдивая история любви? Пусть Ник и Хулия расскажут все сначала, открыто и искренне. Народ почувствует правду и к тому времени, когда они закончат, все будут покорены их историей, — Бланка взяла со столика печенье и откусила кусочек, невинно улыбаясь на ряд испытующих взглядом. То, что она предлагала, было слишком рискованно и абсурдно, но тем не менее могло сработать, — Ну или хотя бы женская половина Иллеа.