Лишь пепел разнесут ветра

Эра смеётся. Румянец сочными ягодами рябины рассыпается по её щекам, а на глазах едва заметные слёзы выступают. — Хватит! Хватит! Смех разносится по всему поместью, солнечными лучиками проникая в каждое оконце. Волосы, что некогда в тугую косу заплетены были, теперь во все стороны торчат, то и дело норовясь в глаза попасть. Маленькие пальцы ловко петляют по бокам Эры, щекоча что есть силы, и при этом держать крепко успевают, не позволяя из хватки своей вырваться. — Сопля! Если ты не перестанешь, я начну кусаться! И кулаки использовать не побоюсь! — Перестану только после того, как ты признаешь, что я сильнее! — Хпф, ещё чего! Сопля не может быть сильнее кого-то вроде меня. Сопля есть сопля. Гай фыркает громко, в недовольстве губы сжимая, и хватка на девичьей талии на мгновение ослабевает. А Эре большего и не нужно. Юркой змеёй Муан выскакивает из капкана рук, тут же ставя брату подножку, вот только чужие пальцы за белоснежный рукав в последний момент ухватиться успевают, и мир перед глазами Эры внезапно вверх дном переворачивается. Пыль от смачного падения вздымается над ними, попадая в глаза, нос, рот и уши. Эра заходится в кашле, пока Гай усердно трёт слезящиеся глаза. — Юная госпожа! Юный господин! Вы почему здесь, а не в своей комнате?! Грозные крики прислуги острыми иглами в уши вонзаются, вот только до сердца дороги не находят. Эра кашель никак унять не может, от громких воплей голова совсем тяжёлой становится, ещё чуть-чуть, и вовсе отвалится. Муан кажется, что оно и к лучшему. Где-то сбоку слышится кряхтение Гая, что, видимо, встать пытается, но Эра знает — не сможет. Только не сейчас, когда их общий враг вновь себя проявить решил. Пусть они с Гаем и ссорятся довольно часто, но всё же друг с другом всегда всем делятся, будь то игрушка, подаренная родителями на день рождения, или же обычная палка, что от цветущей яблони ветер в грозу оторвать сумел. Вот и злой недуг, что заставать так не вовремя любит, они некогда в утробе матери между собой поделили. Тело совсем вялым становится, когда на спину Эры мягко ладонь опускается, даря тепло и избавляя от боли. — Мы же велели вам оставаться дома, — голос матери взволнованный, а в глазах волны тревоги друг о друга разбиваются, и Эра не может заставить себя взгляд отвести. Женская ладошка опускается на девичье личико, бережно поглаживая щёку, и юная Муан резко опускает глаза, что отчего-то подозрительно влажными становятся. — Но мы всегда вас провожали. Почему же в этот раз нельзя? У Гая щёки раскрасневшиеся и надутые, Эре они фонарики напоминают, что они каждый Новый год всей семьёй в небо запускают, и юной Муан так смешно от этого становится, что вся тоска, так внезапно в душе поселившаяся, тут же испаряется. — Дурак! — Я не дурак! — Тогда чего глупые вопросы задаёшь? Конечно же, это всё из-за нашего самочувствия. Верно, матушка? Эра показывает язык брату под аккомпанемент недовольного ворчания последнего и вновь оборачивается к матери, что мягко улыбается и, даруя и ей, и её братцу нежный поцелуй в лоб, осторожно берёт их под руки, помогая подняться с пыльной дорожки. — Эра, не обижай брата. А теперь отправляйтесь-ка к себе. Вам нужно больше отдыхать, волчата мои. Вы меня поняли? — Но мы ведь уже здесь, позволь нам остаться, — Гай крепко держит женскую ладошку в своей, пристально в глаза матери смотря. — Да, верно! Губы Ли Ары в тонкую линию складываются, а взгляд пустым становится. Такая матушка Эре каменную статую напоминает, совершенно холодную и безжизненную, и у юной Муан всё тело мурашками покрывается. — Пожалуйста... Женщина вздыхает и после долгого молчания медленно кивает. — Ладно. Но после сразу к себе, и я сообщу лекарю, чтобы этим вечером он вам выдал двойную порцию травяного отвара. — Но этот отвар такой мерзкий, — Эра морщится, искоса на брата поглядывая и понимая: откажешься — прогонят, а потому смирённо продолжает, — хорошо… Ли Ара улыбается. Они втроём отправляются к главным воротам. Через какое-то время слышится грузный шаг Муан Хэна, что на жену при виде детей смотрит недоумённо, а затем кивает понимающе. Юная Муан всегда удивляется тому, как родители без слов понимать друг друга могут, а в тайне представляет, что и сама однажды так сможет, нужного человека повстречав. Крепкие руки отца подхватывают их с братом, словно тростинки лёгкие, и кружить принимаются. Ветер ласкает разгорячённые щёки, разнося детский смех по округе. Муан Хэн ставит Гая с Эрой на землю, и большие ладони опускается на тёмные макушки, ероша волосы. — Маленькие проказники, — мужчина наиграно хмурит брови, однако уже через мгновение лицо его смягчается, и он дразняще подмигивает, — все в маму. Помню, как она… — Как я что? — ...была самой прилежной ученицей. Серёжки-бабочки плавно качаются при каждом шаге Ли Ары, что ближе к мужу подходит, хитрый взгляд на того устремляя, а затем загорелую щёку целует коротко. Гай кривится. Эра отворачивается. Всей семьёй они идут к главным воротам. Матушка рассказывает про далёкие-далёкие края с волшебными лабиринтами пещер, что любое желание твоё исполнить могут, но множество тайн и ловушек опасных хранят. Гай с огнём в глазах каждое слово впитывает, выжигая их в своей памяти, чтоб навеки там оставить. Муан Хэн хмыкает согласно, а затем чудных зверей там живущих описывать принимается да так хорошо, что картинка в голове Эры самыми яркими красками блещет. Ворота всё ближе. Рассказы о дальних местах затихают, и какое-то время только птичья трель и слышится. Ещё пара шагов, и родители оставят их. Вероятно, надолго. Сердце ноет тягуче, принимаясь считать дни и ночи без материнской теплоты и отцовской заботы, но Эра обещает себе, что плакать не будет. Всё равно облегчение ни ей, ни родителям это не принесёт. Гай носом шмыгает тихо, когда ворота остаются позади. Эра мысленно считает, чтобы успокоиться, но глаза всё равно увлажняются. Родители останавливаются, и Ли Ара приседает, осторожно маленькие ладошки подхватывая, словно собираясь сказать что-то, но молчание так и висит между ними. — Ведите себя хорошо, волчата. Не проказничайте сильно. Муан Хэн рядом приседает, тоже свои пять копеек вставить собираясь, но Гай не выдерживает и в крепкие объятия родителей заключает. — Обещайте, что вернётесь! Мальчишеский голос тонет в одеяниях матери, и Эра что есть силы за руку себя щипает, чтоб резкий порыв унять, но всё равно проигрывает и носом в отцовское плечо утыкается, сцепляя ладони за чужой головой. Слёзы к горлу подступают, а дышать совсем тяжело становится, и Эра тихо носом шмыгает. Мужская ладонь опускается на девичью голову, осторожно поглаживая. — Ну чего вы. Словно первый раз нас провожаете. — Но в этот раз всё иначе! Вы ещё никогда так далеко не уходили. Что если... — Хэй, наши ли это волчата, вечно убеждающие всех, что они самые смелые на всём белом свете? Эра поднимает голову, встречаясь с отцом взглядом, и быстро утирает слезу, что по щеке предательски бежит. В этот раз всё и правда иначе. Тихий голосок в закромках разума истошно кричит и яростно бьётся, о чём-то плохом предупреждая. Только вот Эра понятия не имеет о чём именно, а потому лишь беспомощно на родителей смотрит, не зная, что сказать. Разве можно предупредить о том, о чём и сама не догадываешься? — … ваши, — Гай тихо носом шмыгает, поднимаясь, — тогда… возьмёте нас с собой в следующий раз? Муан Хэн кивает согласно, широкой улыбкой сына одаряя. Эра вслед за Гаем поднимается, губы её в тонкую линию складываются, и юная Муан резко голову вскидывает, словно самой себе вызов бросая. — Возвращайтесь скорее. Ли Ара обнимает их с Гаем напоследок и прислуг жестом подзывает. Родительские фигуры медленно тонут в багряном закате, но они с братцем уходить не собираются, только вдаль смотреть ожидающе продолжают, понимая, что ничего не произойдёт, но всё равно наивной надежды не теряя. Всего несколько недель, и матушка вновь тугие косы Эре по утрам заплетать будет, а днём стрельбе из лука их с Гаем обучать. Всего несколько недель, и отцовские байки опять каждый обед сопровождать будут, а после ужина могучая рука Муан Хэна на макушку им опустится, и отец их с Гаем на вечернюю тренировку учеников возьмёт посмотреть. Всего несколько недель, и родители вновь будут рядом.