Банка чего-то с дыней, утерянная ребенком с собачьими зубами

    - харуки,  ты чего?     - я устал.    на окне тлеют страницы открытого и забытого сборника стихов Франсуа Вийона, впрочем за тюлью, когда-то задеренутого из-за наступившей ночи, может потеряться, что угодно: книги, заколки, кружки с недопитым ромашковым чаем с ложками и наслаждением, кассеты, воспоминания, смыслы, солнечный день, лезвия, люди, любимые люди, ключи.   - господи, куда их можно было положить?   -  полки, столы, углы. чаще из дома выходить стоит.   - тебе.      нет, не сказать, что харуки сидит круглыми сутками дома, не выходя. просто он не любит это делать один, вот и не нужно ему знать, где лежат ключи. вдвоем они обходили все улицы и его закаулки, чудесным образом все приводящие их к кассетному магазину недалеко от бакалеи.     - сегодня видел, как хосок шел с коробкой, видимо что-то новое, завтра сходим, давай?     - чай будешь?     - ты хоть что-нибудь сегодня ел?     - нашел что-то со вкусом дыни.     Дорогой дневник,  мне правда сложно жить. мне тяжело. я не справляюсь. я боюсь смерти, но хочу умереть. лишь слезы близких меня держат. хотя это даже смешно звучит "слезы близких". беззащитные слезы Кио - вот что меня держит. он плакал, я слышал, но ничего не мог сделать, я просто сидел и ждал, пока он выйдет и снова спросит как я, что ел и чем занимался.  я боюсь, что испорчу ему жизнь этим эгоистичным поступком, ведь он верит в меня, тайно, скрывая это за бронзовой маской солнечной усталости. но мне правда тяжело. он не видит этого, наверное, хотя он и не должен, смотрел ли он хоть когда-нибудь в мои непотерянные глаза, были ли мы знакомы, когда я беззаботно наслаждался детской свободой - нет. почему я пришел к нему, когда стал обузой даже для себя, когда стал скрывать даже малейший проблеск радости во взгляде. я устал это скрывать, я не могу больше улыбаться, когда он снова предлагает ромашковый чай и захлебываться невидимыми слезами, так ясно греющими щеки в ночи.     вот только с целую вечность жаль, что эти слова не увидит ни один разноцветный листок, ни одна страница потертого блокнота  с возбухающими рыбами на обложке, не почувствует тяжесть руки харуки, как и ни одна живая душа не сможет посочувствовать этому ребенку, который забрел в цветочном мае в изумрудную топь своих мыслей и страхов. ему никто не подал руку или не попытался сломать ветку березы для него. и вот уже только его дымчатая макушка, опустевший малахитовый взгляд и горбинка носа, неясно когда сломанного, выглядывают из трясины, когда тина уже запуталась средь косточек и органов, охладила их до колкостей, абсолютно неоставя шанса распутаться самостоятельно.       у ограждения лежит банка, такая же жестянная с чем-то дынным на вкус. только эта набита камнями и на вид явно безбожно размозжила чье-то лицо или конечность, а может и не только. выглядит так использовано, что становится обидно за нее. за этой мыслью следует действие - тяжелая банка, перепачканная кровью и еще небось чем, идет в карман.     день сегодня холодный, солнце абсолютно не собирается нагревать землю и эти улицы. лампа в пятом ряду мигает, кто знает зачем, вроде остальные преспокойно освещают эти непустеющие полки, позволяя людям вчитываться в скидки, а она уже второй раз огорчает электрика. за кассой нельзя говорить по телефону, но всем плевать.   - а   - я нашел книгу на окне и выучил стих. расскажу?   - давай.   -  я знаю множество примет;      я знаю, где есть ход запасный;      я знаю, кто и как одет;      я знаю, что и чем опасно;      я знаю, где овраг пропастный;      я знаю, часты грозы в мае;      я знаю, где дождит, где ясно;      я знаю все, себя не зная.      я знаю, есть на все ответ;      я знаю, где черно, где красно;      я знаю, что где на обед;      я знаю, лжем мы ежечасно;      я знаю, хищна волчья стая;      я знаю, жалобы напрасны;      я знаю все, себя не зная.      я знаю были давних лет;      я знаю, люди разномастны;      я знаю, кто богат, кто нет;      я знаю, кожа чья атласна;      я знаю, глуп, кто любит страстно;      я знаю, алчности нет края;      я знаю, умники несчастны;      я знаю все, себя не зная.      я знаю, принц, что жизнь ужасна;      я знаю, на земле нет рая;      я знаю, смерть над каждым властна;      я знаю все, себя не зная.   - харуки, ты чего?   - я устал.    банка упала на дно. харуки умер. умер один человек, но две, бесцветно светущие ликорисом, души, потому что он так и не рассказал никому свои мысли.