«Мы ненавидели друг друга, но в то же время любили. А может быть, просто оба любили потрахаться и не хотели это терять».
— Брайанна Рид, «Ветви Дуба»
Моя голова винтом,
Когда я перед собой вижу тебя наяву,
Сердце моё полно веществом;
Я говорю «нет», а оно — «люблю».
Резкий толчок в стену полностью выбивает воздух из лёгких. Ощущается потёртость кожи перчаток, сдавливающих заживающие укусы и засосы на горле. Итан хватается за неё, как за спасательный круг, но не пытается разжать пальцы лорда; просто держит, словно это его единственная возможность остаться в живых. Однако руку помощи обычно протягивают, а не держат ей горло, прижимая тебя к стене. Похоже, что все моральные устои, находившиеся в голове Итана, полетели к чертям в этой драной деревне.
—
Ich hasse dich, Ethan, und du weißt es! ¹ — шипит сквозь сжатые зубы Гейзенберг, усиливая давление на трахею.
Лорд чувствует, как тонет в омуте ненависти и в рассеянном взгляде серо-зелёных глаз напротив; стискивает зубы почти до скрежета. Уинтерс чувствует лёгкое головокружение, возникшее от нехватки воздуха в лёгких; но он откидывает голову назад, только затрудняя доступ кислороду в организм, почти ежесекундно сглатывая скапливающуюся слюну во рту.
Это не он. Он не стал бы себя так вести!
Итан ненавидит Гейзенберга просто из-за того, что у мутанта была колба с частью дочери и за то, что он проткнул его грудную клетку насквозь куском арматуры в их первую встречу. Уинтерс всегда будет его ненавидеть, даже если они и работают вместе. А лорд ненавидит его за то, что только с Итаном шансы прихлопнуть Миранду не будут равны нулю. Гейзенберг терпеть не может собственную слабость; он терпеть не может Итана. А ненависть Уинтерса примитивна, потому так сильна.
И это чувство взаимно. Причины разные — чувство одно.
Тогда почему Уинтерс сейчас ощущает лёгкий кайф от того, что его душат? Может, скоропостижное помутнение рассудка? Он почти не слышит, что говорит ему лорд из-за бесконечного звона в ушах и острой ноющей боли в висках.
Это снова
оно. С первой же встречи с Гейзенбергом нечто глубоко внутри самого Итана, чего в помине не должно было быть, заявило о себе, ускоряя ритм сердца и посылая короткие электрические разряды по всему телу даже от голоса лорда из динамиков. Уинтерс чувствовал себя безвольной марионеткой в руках собственного организма, погружаясь с головой в воды бессилия и осознания беспомощности в данной ситуации. Его буквально тянуло к Гейзенбергу.
Он чувствует себя достаточно уютно в крепкой хватке Гейзенберга на шее. Воздуха катастрофически мало, лёгкие просто горят, вызывая желание прокашляться. Итан пытается дышать ровнее, чтобы на йоту снизить давление, но он плывет в ощущении кайфа, закрывая глаза, губы невольно расползаются в заметной улыбке. Пальцы на шее резко разжимаются, а Уинтерс задыхается от резкого поступления кислорода.
— Да что с тобой не так,
Hurensohn? ² — резко отшатывается лорд, снимая очки; глядит на мужчину со злостью, непониманием и страхом. Итан делает глубокие вдохи, распахнув глаза, хватается за горло; заставляет себя поверить, что там больше нет кольца из душащих пальцев. Он мотает головой, чтобы отойти от головокружения и тошноты, скрутившей желудок. Кажется, что рассудок полностью покинул голову Уинтерса, либо он просто его игнорирует; запирает в воображаемый сарай в голове, поливает литрами бензина, а затем поджигает.
Мужчина поднимает почти шальной взгляд на лорда, усмехаясь. Они встречаются глазами — тусклые, незакрытые очками, отражающие слабое освещение комнаты, полны ненависти и сталкиваются с хитрым прищуром серо-зелёных, в которых можно разглядеть пляшущих бесов.
Кажется, единственное, что способно
испугать ввести в ступор Гейзенберга — это странное поведение Итана. Лорд делает шаг назад, словно от бомбы или собаки, готовой сорваться с цепи; хмурится. Если сейчас Уинтерс решит внезапно убить его… А Гейзенберг внимательно следил за ним с самого начала и знает, каким может быть этот американец без двух пальцев в бою и с какой лёгкостью он может уничтожить его, как и остальных детишек Миранды — лишь бы спасти дочурку.
Весь металл в комнате начинает подрагивать. Итан честно хочет ответить: «Я не знаю», — но молчит, челюсти онемели, словно от лошадиной дозы анестезии.
Уинтерс, сгорбившись, делает медленные шаги к лорду, ожидает, что тот отступит, но Гейзенберг не отходит, ждёт дальнейших действий. Видит в мужчине скрытую угрозу — потенциал; щекочет себе и так натянутые до предела нервы, готовые сорваться буквально на мелочь. Итан сокращает дистанцию между ними и хватается за воротник плаща лорда, заставляя того посмотреть себе в глаза. Он чувствует, как мозг разъедает кислота, состоящая из собственных спутанных мыслей; она, словно живое существо, оплетает рассудок липкими щупальцами.
— Это… это не я! — говорит Уинтерс, распахивая глаза от испуга и сильнее стискивая в пальцах ткань. Гейзенберг знает, что Итан — прекрасный актёр, потому даёт время доиграть свою роль. Перед глазами мужчины вспыхивают разноцветные круги, полностью закрывая собой обзор. Он думал, что уже может контролировать пламя внутри себя, но каждый раз оно разгорается всё сильнее и сильнее, руша хрупко возведённые границы.
Он почти не может удержать
это внутри себя.
Оно сильнее. Намного сильнее! Что происходит? Почему он
оправдывается перед грёбаным мутантом, который готов всадить ещё один штык под рёбра в профилактических целях? Почему он чувствует притяжение к порождению чокнутой пернатой сучки?
Гейзенберг смотрит на него с презрением, его прям колотит; хочется откинуть Итана от себя, впечатать в стену, дико смеясь, а потом голыми руками разносить лицо мужчины в кровь, бить до хруста костей, видеть, как тот сплёвывает алую жидкость под ноги, как из глаз потекут предательские слёзы. Унизить. Убить. Уничтожить. Стереть.
Лорд старается дышать ровно, но гнев, подобно гигантскому цунами на северо-восточном побережье Японии, захлёстывает с головой, уносит в океан эмоций полностью — без шанса на выживание. Маленькие железные детали поднимаются в воздух, вибрируя.
Уинтерс не убирает руки с воротника, лишь тянет на себя вниз, заглядывает в глаза. Мысли перестают собираться в ровный пазл, постоянно выбиваются из строя или встают не тем углом в заданную позицию. Лорд — наркотик, очередной дозы которого так не хватает Итану. И он готов достать её любой ценой, даже ценой собственной шкуры.
Мужчина резко притягивает Гейзенберга к себе, ощущает жгучую смесь из разыгравшихся чувств лорда и табака на губах. Прекрасно знает эту смесь. Его быстро отшвыривают, как ненужную тряпичную игрушку. Слышит грохот — на пол упали все детали, до этого парящие в воздухе. Привычно. Итан делает испуганный вдох, чтобы после ощутить сжимающую горло ладонь подлетевшего к нему лорда. Уже представляет, как над головой смерть расправляет гигантские кости-крылья, натачивает косу и тянется к бренной душе Уинтерса.
—
Was zum Teufel machst du mit mir?³ — надломленным голосом выдыхает Гейзенберг, глядя прямо в раскрытые в очередном испуге глаза, словно ища в них ответы на происходящие события и пытаясь удержаться, чтобы не сдавить горло Итана до момента, пока кожа мужчины не покроется бледной синевой, пока грудь не перестанет вздыматься, пока пульс в артериях не пропадёт.
«Пока… Это можно будет сделать потом!» — останавливает себя лорд, когда взгляд случайно опускается на плотно сжатые губы Уинтерса, чувствует, как у самого подрагивают пальцы, а сердце набирает темп, словно готовясь прямо сейчас пуститься бежать марафон. Почему возникает желание коснуться этих губ? Гейзенберг считает, что не может желать подобного — особенно по отношению к Итану. Он должен ненавидеть его! Он обязан противостоять ему, как велела Матерь Миранда.
Но вот загвоздка — лорд презирает её.
— Я ненавижу тебя, Уинтерс, — злобно скалится Гейзенберг, перемещая ладонь на заднюю часть шеи мужчины, чтобы притянуть к себе в грубом поцелуе. Унизить. Убить. Уничтожить. Стереть. А может, даже любить?.. В нос Итана ударяет запах автола и крепкого табака. Отросшая щетина неприятно царапает кожу. Лорд не целуется в обычном понимании — он кусает, как хищник пытается
сожрать свою добычу. Одна часть Итана хочет вырваться, но есть ведь и другая, желающая Гейзенберга — сильнее первой.
Где-то раздаётся громкий звук пропеллера. «Заебал», — выдыхает лорд, закатывая глаза и внезапно поднимаясь, оставляя Итана в недоумении и мимолётном ощущении страха. Гейзенберг не думал, что может рассчитывать на продолжение их маленькой стычки, но рёв Штурма сделал бы это ещё более проблематичным. Да было бы и не особо приятно.
— Сидеть, — приказывает Гейзенберг, приподнимая подбородок. — Сейчас вернусь!
— Я не псина, чтобы мне сидеть приказывали… — хмурится Уинтерс, начиная приподниматься с пола, но лорд толкает его обратно, рыча подобно дикому зверю:
— Я сказал: «Сидеть!» Что неясно?!
Гейзенберг быстро идёт по коридору, его шаги громким эхом отражаются в узких проходах фабрики, больше напоминающей греческий лабиринт, в котором лорд — грозный Минотавр. «Опять, что ли, забыл?» — устало вздыхает Итан, отползая к стене и прижимаясь к ней спиной. Внутреннее напряжение постепенно спадает.
Пара минут отсутствия Гейзенберга ощущается как пара часов, за которую Уинтерс успел походить по комнате, размять шею, несколько раз хрустнуть пальцами и потянуться. Он мечтал сбежать — сейчас — идеальная возможность! Но Итан скорее бежит от здравого смысла, чем от лорда. Мужчина знает, что Гейзенберг в любом случае найдёт его, и тогда уже такого шанса не будет и в помине, как и самого Итана.
Лордовское детище с пропеллером вместо туловища замолкает в недрах завода, а в скором времени по коридору раздаются приближающиеся шаги тяжёлых ботинок. «Ну, наконец-то!» — приподнимает уголки губ Уинтерс, но затем делает вид, что ему страшно. Это их маленькая игра.
Гейзенберг держит в руках небольшую миску и замызганное полотенце. Мужчина поднимается на ноги, с вопросом глядя на лорда; догадывается, что в тарелке.
— Итан, — тянет Гейзенберг, ставя миску на пол и кладя полотенце рядом. — Снимай одежду!
Приказ звучит обманчиво мягко. Невозможно поверить в такую быструю смену настроения, особенно у лорда. Уинтерс инстинктивно тянется за пояс, чтобы достать пистолет — его там нет. Если Итан и должен притворяться одержимым психом, то сейчас оружие было бы не лишним… просто для подстраховки.
Уинтерс, сглатывая огромный ком в горле, поворачивается спиной, чтобы не видеть довольную харю лорда. Быстро стягивает куртку с толстовкой, аккуратно складывая их на столе. По коже бегут мурашки от холода. Мысли постепенно приходят в порядок. Адекватная часть вопрошает голосом то Криса, то Мии: «
Итан, что ты делаешь? Спасайся! Пожалуйста, не делай этого! Итан!» Как же хочется заткнуть их!
На первый секс Уинтерса уломал сам Гейзенберг, назвав это своеобразным «закреплением союза». Но «закрепление» вскоре переросло в «привыкание», а потом и в странную «зависимость». А вообще, всё началось с обычного поцелуя… Хотя какая, нахуй, разница? Может, это последняя возможность? Может, Миранда их прибьёт, не оставив и мокрого места? Так почему бы, собственно, и нет? Причин против Итан не находит.
— Действительно, в тихом омуте черти водятся… В твоём случае в самом тихом омуте живёт дьявол! — сказал лорд, усмехаясь, а затем, немного погодя, довольно добавил: — До меня только что дошло, что я трахнул того, кто нагнул и гигантскую сучку, и психанутую кукольницу, и рыбоподобного ушлёпка! Iată-mă aici!⁴
Они валяются на полу вдвоём, полностью обнажённые, чтобы лучше чувствовать друг друга, обжигаясь жаром тел. Гейзенберг, нависая сверху, кусается до мелких ранок, чтобы потом заботливо слизывать кровь Уинтерса, смакуя каждую капельку крови на языке, словно элитное вино. Кожа Итана во многих местах покрыта заживающими засосами и следами от зубов лорда. Мужчина чувствует, как сердце пропускает удар от каждого укуса на шее. Как зубы пронзают кожу, пережимая сосуды. Тёплая кровь приливает к прокусу, вязким ручьём начиная покидать тело, наполняя его головокружительной эйфорией и только усиливая возбуждение в области паха. В первый раз Уинтерс испугался до усрачки, что Гейзенберг «
случайно» перекусит сонную артерию и оставит его истекать кровью обнажённым на полу. К счастью, смерть Итана в планы лорда пока не входит, что несказанно радует мужчину!
Карл наконец-то перестаёт вгрызаться в каждый участок кожи, начинает спускаться ниже, покрывая шею Уинтерса влажными поцелуями. Итан закидывает голову и кладёт руки на спину лорда, притягивая ближе и открывая Гейзенбергу доступ к сонной артерии.
Странное и необъяснимое доверие. Щетина, будто множество маленьких лезвий, царапает нежную кожу шеи, пуская электрический заряд по всему телу. От одних только поцелуев сносит башку. Итан чувствует, как горят щёки от прилившей к ним крови. Сердце уже заходится в бешеном ритме, вырываясь из грудной клетки.
Гейзенберг то ли случайно, то ли желая подразнить, поглаживает тело мужчины, иногда случайно задевая вставший колом член Уинтерса. От каждого такого неожиданного касания всё внутри натягивается до предела, как струна, а потом напряжение отпускает так же резко, как и появляется. Карл — композитор, умело дёргающий за струны внутри Итана, делающий мужчину удобным, подвластным только ему.
Итан тянет лорда на себя, словно слепой птенец, ищущий мать, он ищет губы Гейзенберга, словно только они способны спасти его, подарить жизнь; подарить надежду на выживание. Иногда Уинтерсу приходится сплёвывать волосы лорда, попадавшие в рот.⁵ «Хоть бы волосы завязал!» — думает мужчина.
— Линяешь! — усмехается Итан, а затем вскрикивает, когда губы накрывают сосок. «Господи!» — успевает подумать мужчина, захлёбываясь от наслаждения. — «Как я до этого докатился?»
Они оба ждут продолжения; возбуждены до предела. Им обоим хочется нечто большего, чем просто поцелуев и мимолётных касаний. Гейзенберг отстраняется, чтобы погрузить пальцы в вязкую белую консистенцию, находящуюся в мисочке. Уинтерсу резко становится холодно из-за отсутствия пышущего жаром тела сверху.
«А что, нормальную смазку найти — не судьба? У Герцога купить, например», — поинтересовался однажды Итан.
«Ты вообще видел цены у этого жирдяя?» — фыркнул Карл. — «А он ведь ещё и мой лифт без спроса занял!»
«Потому ты смешал крахмал с водой? Серьёзно, Карл?» — поднял брови Уинтерс, укоризненно глядя на лорда.
«Ну да. Тебе не нравится, что ли?»
«Да нет, почему же? — оправдывался мужчина. — «Просто нормальные люди обычно используют смазки всякие… На водной основе, на силиконовой…» — а затем перевёл взгляд на висящую на стене огромную карту деревни со множеством записей Гейзенберга.
«Откуда у тебя такие познания, Уинтерс?» — усмехнулся лорд, выдыхая последнее облачко дыма прежде, чем затоптать догоревший сигаретный бычок носком. — «И ты только что сравнил нас с нормальными людьми? В своём уме хоть?»
«А ты думал, что я импотент? Я вообще-то три года, блять, с женой жил!»
Карл одной рукой заставляет Итана раздвинуть ноги, чтобы затем пальцами с обильным количеством народной замены смазки войти в тугое нутро, вызывая у Уинтерса сдавленные стоны. Гейзенберг особо не церемонится, входит сразу двумя пальцами. Когда грудь Итана перестаёт так часто вздыматься, лорд добавляет ещё палец, чтобы затем раздвигать их, как ножницы, внутри мужчины. На члене мужчины уже начинает выделяться предэякулят. Карл сам возбуждён до предела. Сердце в груди делает кульбиты. Напряжение в мышцах нарастает всё больше.
Возбуждение — чувство, способное затмить на время его всепоглощающие ненависть и злость. Но сейчас важнее не сорваться и не всадить Уинтерсу по самые яйца; сейчас нужно подготовить мужчину, чтобы снизить болевые ощущения. Да, хочется получить своё быстрее… Но внизу же лежит живой человек, который тоже имеет желания.
«Блядский Итан», — фыркает про себя лорд перед тем, как раскатать «смазку» по члену и приставить головку к сжатому колечку мышц Уинтерса. Карл медленно начинает проникать в Итана, вслушиваясь в недовольное мычание мужчины. Итан узкий, даже несмотря на то, что растянут.
— Ты как? — внезапно интересуется Гейзенберг у Итана, словно это действительно важно.
— Лучше всех, блять! — раздражённо отвечает Уинтерс, пытаясь расслабиться. Его бесит, что лорд медлит. — Да всади ты мне уже, Карл, ёбанный в рот!
Гейзенберг только ухмыляется и специально двигается медленно, даже не входя полностью; дразнит, подначивает. Терпение у Итана заканчивается, и теперь он сам насаживается на член лорда, вновь привыкая к наполненности. Секс не первый, но все ощущения — в новинку. Всегда хочется недосягаемого предела!
Действия мужчины сводят выдержку лорда на нет, и тот, набрав бешеный темп, входит в Уинтерса во всю длину, выбивая из уст Итана стоны, от которых возбуждение Карла только усиливается. Пот начинает стекать по раскрасневшемуся лицу, а во рту скапливается слюна, которую постоянно нужно сглатывать. Металл вокруг них дрожит в такт движений хозяина. Кажется, что вся фабрика зашлась в замысловатом танце, где хореографом выступает эмоциональное состояние лорда.
Гейзенберг меняет угол проникновения, попадая по простате; стоны Уинтерса становятся протяжнее. Лорд вглядывается в затуманенные от возбуждения глаза мужчины с расширенными зрачками
(догадываясь, что выглядит примерно так же), а затем наклоняется, чтобы поцеловать в приоткрытые от наслаждения губы, затыкая вновь вырывающийся стон.
Итан почти не осознаёт, что происходит вокруг. Чувствует лишь глубокие толчки Карла, слышит звук собственного сердцебиения, который будто заполнил всю комнату; возбуждение, оттеняющее ощущение нагревшегося металла под собой; судорогу, сводящую ступни. Только эта ноющая боль держит ещё сознание Уинтерса в реальном мире, не давая с головой погрузиться в томную негу.
Гейзенберг кладёт руку на шею Уинтерса, начиная поджимать её. Другая рука, которой предстояло держать равновесие, неприятно заныла. Итан ощущает, как воздуха становится катастрофически мало, но это лишь подстёгивает возбуждение, копящееся внутри, заставляя член напрячься сильнее и доводя яйца до боли от напряжения.
Лорд же чувствует невероятную эйфорию от осознания того, что в его пальцах сейчас находится жизнь Уинтерса. Такое было и при первой их встрече, когда он заставил Итана играть в догонялки со смертью, где единственными догоняющими были вшивые ликаны.
Карл чувствует, что ещё чуть-чуть — и наступит разрядка. Теперь он двигается внутрь размашисто, даже скорее неаккуратно, то усиливая давление на горло Итана, то давая тому на малое время насладиться живительным кислородом. Уинтерс и сам напрягается от таких манипуляций, сжимая член лорда ещё сильнее внутри себя.
Уинтерс начинает ощущать приближение оргазма, когда Гейзенберг в очередной раз надавливает на шею. Кажется, Итан улавливает закономерность: член полностью внутри — горло тоже сдавлено полностью, лорд выходит не до конца — гортань перестают держать так сильно, дают маленькую передышку.
Первым кончает Итан, издавая громкий стон, отразившийся в металлических стенах комнаты. Сперма пачкает живот. Перед глазами, между белыми пятнами, проносятся все счастливые моменты в его жизни:
работа, Мия, Роза… Карл? Уинтерс, вымотанный сексом, закрывает глаза, чувствуя, как лорд убирает руку с горла и продолжает вколачиваться в него. Теперь можно дышать свободно.
Гейзенберг изливается внутрь Уинтерса, рыча сквозь зубы. Всё тело резко наполняется усталостью. Лорд вытаскивает обмякший член из ануса Итана, делая глубокие вдохи. С трудом тянется за принесённым прежде полотенцем, чтобы вытереть остывшее семя Итана с их тел.
Мужчина лежит безжизненным мешком с костями, раскинув руки в стороны. О том, что он жив, напоминают только вздымающаяся грудь и потное красное лицо. Лорд убирает руку Уинтерса, чтобы лечь рядом с ним.
Ему вообще нужно идти заниматься подготовкой солдат да отливкой пуль для оружия Итана. Но всё это подождёт. Пусть и Миранда со своими планами по воскрешению Евы пойдёт на хуй и подождёт, пока они будут наслаждаться друг другом. И может быть, что это был последний день в их жизни.
Никто не знает, чем обернётся завтра.
— И не думай, что после этого ты стал нравиться мне больше, Уинтерс! Усёк? — спустя несколько минут фыркает Гейзенберг, поднимаясь с пола, чтобы вытащить свою одежду из кучи, валявшейся неподалёку, в то время, как вещи Итана лежат на столе аккуратными стопочками. Одевается Карл быстро, как пожарник на вызов. Вот он уже стряхивает несуществующие пылинки с рукавов плаща, поправляет шляпу, напяливает очки, вообще не подходящие для тёмных помещений фабрики. Достаёт портсигар, щёлкает зажигалкой — к духоте комнаты примешивается ещё и аромат терпкого табака.
— Знаешь, это взаимно, Карл! — усмехается Итан, приподнимаясь на локтях. — А может, ты скажешь мне что-нибудь новенькое сегодня?
— Nici o problemă! ⁶ — хмыкает лорд, подходя ближе. Уинтерс хмурится; не может предугадать дальнейшие действия — от неизвестности по спине бежит холодок. Гейзенберг довольно скалится, видя на лице мужчины недоумение, а затем он наклоняется, чтобы поцеловать Итана в губы. Прикосновение длится секунд пять прежде, чем Карл выпрямляется, делая новую затяжку.
— Что-то новенькое! — улыбается мужчина, чувствуя, что он краснеет, как прыщавый подросток от поцелуя самой красивой девушки на дискотеке.
Маленькие стычки уже несколько раз приводили к сексу, чаще всего протекавшему на промёрзлом полу. Но был и день, когда мужчины побывали в спальне Гейзенберга. С лордом всегда приходится нелегко — вспыльчивый, нахальный, агрессивный и шумный — но именно таким он и нравится Итану.
Что же ты наделала?
Теперь нету выбора:
Теперь либо любить тебя,
Либо мне сгореть дотла.
Love and Hate Are Just One Step Apart
