Гарри Поттер и принц датский

Билетов на поезд достать не удалось: по словам уставшей работницы справочного бюро, все места разобрали еще неделю назад. Гарри уже начал прокручивать в голове варианты безбилетного проезда с участием Конфундуса, Обливиэйта и трансфигурированных документов, но Эрше, беспечно махнув рукой, потащил их на автовокзал. Не прошло и часа, как они уже сидели в немыслимо комфортных креслах громадного междугороднего автобуса, глядя через стекло на удаляющуюся фигуру раввина. — Хоть бы раз тут надолго задержаться, — вздохнул Гарри. Гермиона молча сжала его руку, и он с усилием отвел взгляд от оставшихся позади очертаний Праги. Сколь многое способно произойти за какие-то шесть лет! Казалось бы, совсем недавно он считал лениво скользящие дни в пыльной каморке у Дурслей, и с ним не происходило ровным счетом ничего. Осточертевшая домашняя рутина, издевки Дадли, атмосфера всеобщего презрения и страха. Затем, как лавина на голову, — Хогвартс, магия, друзья, которых у него никогда не было, и враги, о которых он не имел представления. Уже этого ему хватило бы на десяток жизней, но мойры, определяющие его судьбу, как видно, еще имели что-то про запас. Шесть лет — и вот он уже действует от лица тайного братства и носится по всему свету, пытаясь что-то сделать с надвигающейся на мир катастрофой. Даже для человека, который с младенчества рос в подобной атмосфере, все это — уже слишком. Они пронеслись мимо стоящего на обочине автопоезда, окутанного сизыми клубами выхлопного газа. На мгновение беспорядочные завихрения дыма сложились в очертания лица, и Гарри поспешно отвернулся. Снова оно. Неужели его психика все же не выдержала давления обстоятельств и навалившейся ответственности, и теперь медленно соскальзывает в безумие? — Сколько нам ехать? — спросил он, хотя и сам прекрасно знал. — Пять с половиной часов, — удивленно посмотрела на него Гермиона, — Эрше ведь говорил. Доберемся до Мюнхена, а оттуда мы уже и сами можем трансгрессировать. Гарри… Что тебя беспокоит? — Ты еще спрашиваешь? — слабо усмехнулся он. — Как будто ты не понимаешь, о чем я. Я же вижу, что с тобой что-то происходит. И дело не в том, что мы отрезаны от Айзентурма. Не выдержав ее пристального взгляда, он опустил голову. Гарри не сомневался, что она правильно поймет его состояние и, возможно, даже сможет придумать, как от него избавиться. Но нагромождать на Гермиону еще одну проблему, когда она должна быть целиком сосредоточена на решении задачи… Она ведь любит его и не отмахнется так просто от его проблем. — Да все в порядке, — неубедительно улыбнувшись, сказал он, но так и не решился посмотреть ей в глаза. — Просто беспокоюсь об Эрше и… — Гарри! Я знаю тебя достаточно долго, чтобы видеть, когда ты врешь. Расскажи мне, что случилось, ладно? — У меня крыша едет, вот что, — выпалил он и, встретив ее непонимающий взгляд, пояснил: — По-моему, я схожу с ума. Мне постоянно какие-то лица мерещатся. И все время кажется, что… кто-то рядом. Уже не первый день. Началось еще в Айзентурме. Он откинулся на мягкую спинку кресла и закрыл глаза, чтобы не видеть того, как она смотрит. С жалостью, как на неполноценного? Если так, то лучше ему и не знать. Он и без этого каждый день задавал себе вопрос, что она может находить в нем — в самом обычном маге-недоучке с несчастливым детством. С ее блистательным умом, с ее отвагой и силой воли — кем и чем он должен ей казаться? Особенно теперь, когда все его жалкие попытки дотянуться до уровня Гермионы пошли прахом. — Что за лица? — услышал он вопрос, заданный деловитым тоном без каких-либо признаков жалости. Он открыл глаза и недоверчиво покосился на Гермиону. Она смотрела озабоченно, слегка нахмурившись, но не демонстрировала ни капли жалостливой снисходительности. На сердце стало немного легче, и он, уже охотней, отозвался: — В клубах дыма или пыли… или среди теней ночью. Или когда после яркого света пятна перед глазами плавают. Почему-то они постоянно складываются в изображение лица. Это не какое-то конкретное лицо. Просто лицо, и оно меняется. Да, я знаю, что это бред какой-то… — Вовсе нет. Продолжай, пожалуйста. — А больше нечего добавить. Только эти лица, и даже когда их нет, я постоянно чувствую на себе чей-то взгляд. Иногда удается отвлечься, но редко надолго. Почему ты так смотришь? У Гарри будто мешок с плеч свалился. Если Гермиона тоже видит всю эту чертовщину, значит, дело не в нем… Пусть даже это означает, что кто-то и впрямь следит за ними. — У меня тоже что-то странное с тех же пор, — помедлив, сказала Гермиона. — Не лица, нет… Символы. — Какие символы? — Любые. Буквы. Слова. Ты ведь знаешь, я всегда любила искать скрытые связи в тексте, оттого загадка Гёте настолько увлекла меня. Но сейчас это много сильнее и даже… болезненно. Я вижу слишком много связей, большинство из которых — наверняка бессмыслица. Пока ты не сказал, что сходишь с ума, мне казалось, что сумасшествие грозит мне самой. Она усмехнулась и погладила его ладонь. Гарри наконец-то позволил себе облегченно выдохнуть, и его мысли покинули бесконечный цикл самоуничижения. Быть может, он все же не настолько никчемен в конечном итоге? Между его состоянием и состоянием Гермионы определенно есть что-то общее. Они оба видят порядок в игре случая, каждый на свой лад. Может ли это быть результатом какого-то проклятия? — Наверное, так тебе даже легче будет расколоть код Шекспира, — улыбнулся он. — Может быть… Но не обязательно. Я вижу слишком много смыслов в тексте, которых там никогда не было. Это отвлекает от настоящего смысла. — А то, что ты сказала вчера про феникса… Как ты думаешь, это что-то настоящее? — Здесь особых сомнений быть не может. Это даже не шифр. Феникс — хорошо известная эмблема Елизаветы I. Шекспир упоминал это в финале «Генриха VIII», а еще раньше — использовал этот символизм в стихотворении «Феникс и голубь»*. Гарри округлил глаза. — Елизавета? Так ты думаешь, что Махараль получил послание от самой королевы? — Или от кого-то из ее людей. Гарри, Елизавета наверняка имела какое-то отношение к этой истории. Я пока не имею представления, в чем состояла ее роль, но… Помнишь, что сказал Игнотус? Королева была на той самой постановке Гамлета в «Глобусе». И, похоже, не афишировала свой визит. — Откуда это известно? — Я не уверена, но… Несколько раз мне попадалось утверждение о том, что Елизавета I никогда не посещала «Глобус», несмотря на свою любовь к театру. А значит, единственный такой визит почему-то остался незамеченным. — Что же такого она хотела сообщить… — пробормотал Гарри. — Не знаю, — покачала головой Гермиона. — Но само участие королевы делает нашу задачу проще. Она ведь всегда на виду, и о ее жизни известно гораздо больше, чем о жизни того же Шекспира, в чьей биографии поныне хватает пробелов. Гарри уже раскрыл было рот, чтобы возразить, но поймал на себе любопытный взгляд пассажира, занимавшего место через проход от них. Это был темноволосый, начинающий седеть мужчина средних лет с небольшой бородкой. Его национальность Гарри затруднялся определить. Длинное худое лицо, смуглая, обветренная кожа… Испанец, возможно? Турист, как и большинство в автобусе, — если судить лежащему на коленях футляру с зеркалкой. Что ему, черт возьми, от них понадобилось? — Извините, — обратился к ним попутчик по-английски с едва заметным акцентом, обнажив частокол крупных белых зубов, что, вероятно, призвано было изображать дружелюбную улыбку. — Услышал, о чем вы говорите, и невольно заинтересовался. — Любите Шекспира, должно быть? — с прохладцей в голосе спросила Гермиона. — О да! — с готовностью закивал незнакомец, будто не замечая подозрительных взглядов. — Обожаю Шекспира. Даже играл Отелло в нашей любительской постановке, когда учился в политехническом. Еще раз окинув взглядом собеседника, Гарри пришел к выводу, что роль ревнивого мавра тому и впрямь на редкость хорошо подходит. Почему-то очень легко было представить, как эта лучезарная улыбка вдруг обращается злобным оскалом, а в глазах вспыхивает неистовство. Только бы он не увязался за ними в Мюнхене… — А вы, наверное… — начал было попутчик. Гермиона не позволила ему сформулировать вопрос. — В политехническом, значит? — скептически спросила она, и холода в ее голосе на этот раз хватило бы на ледовый стадион. — Политехнический университет Каталонии, — снова расплылся в устрашающей улыбке незнакомец. — Меня Педро зовут. Точно, испанец. Гарри мысленно добавил десять очков Гриффиндору, но сообщать свое имя в ответ не спешил. Гермиона также воздержалась от ритуала знакомства, сразу перейдя к делу: — Так вы хотели что-то добавить? — Нет-нет. Просто с удовольствием слушал. Вы ж знаете, как это бывает: заговорит кто-то рядом на интересную тему, и все внимание сразу переключается. Клянусь, я не хотел подслушивать. — Что ж… В любом случае мы уже все обсудили, — сказала Гермиона и отвернулась, всем видом показывая, что разговор окончен. Улыбка Педро не исчезла, но стала откровенно натянутой, и он, пожав плечами, принялся разглядывать ничем не примечательное поле за окном. Гарри вдруг вспомнил слова Квиррелла, переданные патронусом на кладбище: «Вы там не одни». Что имел в виду просвещенный? Возможно, он как раз хотел сообщить об этом Педро из университета Каталонии, и значит, враг рядом, на расстоянии протянутой руки. Но столь же возможно, что они только что обидели обыкновенного жизнерадостного путешественника из Испании. А все из-за этой обострившейся у них обоих склонности видеть порядок в игре случая, придавать смысл каждому совпадению и подозревать тайный замысел там, где только хаос и бессмыслица. — Впредь нужно потише обсуждать все это на людях, — прошептала ему Гермиона. — Этот, возможно, безобиден, но мало ли кто еще услышать может… — Даже если Педро тут ни при чем, он наверняка обратит внимание на все, что мы сделаем. Когда будем пересекать границу, например. Другие маглы даже не посмотрят, а этот… — Об этом не беспокойся. Я уже освоила беспалочковый Конфундус, — с хитрой улыбкой сказала она. Автобус ощутимо тряхнуло на железнодорожном переезде. Гарри расслабленно прикрыл глаза и попытался задремать. Попытка оказалась безуспешной: ощущение чужого взгляда не только не исчезло, но стало нестерпимым. Вздохнув, он коснулся руки Гермионы, и ее тепло впиталось в кожу теплой волной. Стало как будто легче.

***

Вопреки опасениям, никаких проблем на границе не возникло. Казалось бы, парочка школьного возраста без багажа всем своим видом транслирует в пространство: «Родители против нашего брака, поэтому мы вместе удираем за границу, пожалуйста, задержите нас». И действительно, офицер паспортного контроля, с самого начала не сводивший с них подозрительного взгляда, надменно бросил: — Ваши документы, пожалуйста. Путешествуете вместе? — Конфундус, — прошептала Гермиона, мило улыбнувшись в ответ. Офицер вздрогнул, и его лицо отразило полнейшее смятение: казалось, он не имеет ни малейшего представления, где он, и что вообще происходит. — Так значит, все в порядке? — невинным тоном осведомилась Гермиона. — Да… — растерянно промямлил офицер и огляделся вокруг. — Да, конечно. Приятной поездки. Гарри с уважением посмотрел на Гермиону. Пожалуй, ему надо бы последовать примеру подруги: Конфундус в критической ситуации куда полезней, чем возможность отомкнуть замок, не прибегая к палочке. Пожелание офицера сбылось, и поездка действительно оказалась вполне приятной. Подремать Гарри так и не удалось, но он отлично скоротал время, беседуя с Гермионой о музыке, прочитанных книгах и даже о космической технике — словом, обо всем, кроме того, что было по-настоящему важным. По молчаливой договоренности никто из них не упоминал ни Шекспира, ни королеву Англии, ни Айзентурм — ничего из того, что не следовало бы знать случайным маглам. Только в самом конце, когда до прибытия в Мюнхен оставалось меньше получаса, Гарри решился негромко спросить: — Когда мы будем в Лондоне, ты не собираешься посетить… своих родителей? Гермиона, лишившись дара речи, воззрилась в ответ, и Гарри поспешно продолжил: — Нет, я знаю, что нам нельзя. Тайна и все такое… Просто в этих условиях, возможно, уже не особенно важно скрываться. И если вдруг у нас не получится, то мало ли… Может быть, это последняя возможность их увидеть. Прости. Гермиона вздохнула и покачала головой. — Я думала о чем-то таком, Гарри, — сказала она. — Еще когда все это началось. Но я просто не знаю, что я им скажу — так, чтобы не напугать их до смерти. Что я на самом деле не их дочь, а голем в ее обличье, но я все равно люблю их? — Ты их настоящая дочь, — убежденно ответил Гарри. — Ты же сама знаешь. — Я-то знаю. А вот поймут ли они… Может быть, вообще ничего не говорить об этом, просто сделать вид, что я по каким-то делам вернулась из Хогвартса. Но, Гарри, они мои родители. Вдруг они догадаются, что это ложь? Нас ведь обоих уже не узнать: мы очень изменились с тех пор, как оказались в Айзентурме. Себя я могу оценивать необъективно, но отлично вижу изменения в тебе. — Что такого во мне изменилось? — пожал плечами Гарри. — Шрам пропал только… — Гарри, — с улыбкой ответила она, — почаще смотри в зеркало. — Никогда раньше ты не был до такой степени… мудрым. Понимающим. Гарри поперхнулся. — Ты точно обо мне говоришь? Да я же… — Будь уверен. И, честно говоря, ты никогда еще не был настолько привлекательным, — с улыбкой заключила она. — У тебя теперь даже взгляд совсем другой, и дело не в том, что ты стал немного старше. Взрослее нас делают не годы, а события. От неожиданной похвалы его бросило в жар, и в смущении он отвел глаза, сразу же натолкнувшись на изучающий взгляд Педро. Проклятье, он уже успел забыть о навязчивом попутчике! Наклонившись к Гермионе, он прошептал: — Опять смотрит. — Я заметила, — беспечно отозвалась Гермиона. — Наверняка попытается последовать за нами в Мюнхене. — И что будем делать? Спросим напрямую, что ему надо? Не отвяжется ведь… Гермиона призадумалась. — Я сейчас пойду к туалету, — сказала она. — Через минуту иди за мной. Она со скучающим видом поднялась и неторопливо направилась в заднюю часть автобуса. Гарри повернулся к окну, за которым уже собирались сумерки, но даже затылком он чувствовал назойливый взгляд проклятого Педро. Вот же привязался, любитель Шекспира… Кто он такой? Хорошо еще, если заурядный извращенец, а не очередной агент какой-нибудь новоявленной организации вроде Аненербе. Выждав достаточно, Гарри выбрался из кресла и как можно равнодушней стрельнул взглядом в сторону благодушно улыбавшегося испанца. Тот выглядел так, словно все эти их маневры даже на секунду не смогли ввести его в заблуждение, однако продолжал смирно сидеть на своем месте и не вмешивался. Гермиона уже нетерпеливо махала рукой из-за пустующих рядов кресел позади, и Гарри зашагал к ней, борясь с желанием обернуться. Даже если Педро провожает его взглядом, что с того? — Держи меня за руку, — сказала Гермиона без предисловий. — Ты что, хочешь трансгрессировать прямо отсюда? — выпучил глаза Гарри. — Мы же в едущем… — Сейчас остановимся. Как раз подъезжаем к железнодорожному переезду. Давай, пока никто не смотрит! — зашептала она. Автобус замедлил ход и плавно остановился. Гарри сжал руку Гермионы, и окружающее пространство обратилось вихрем. Трансгрессия все еще была ему в новинку, а навязчивые мысли о возможном расщепе каждый раз обращались комком в горле. Даже несмотря на то, что ничего подобного с ним ни разу не случалось, сама возможность оказаться в пункте назначения без руки или ноги заставляла его ощущать себя, как под прицелом снайпера. Что, интересно, чувствует Гермиона?.. Искривленное пространство исторгло их, и ребята, не удержавшись, с хрустом повалились в заросли хлипкого кустарника. Гарри, все еще испытывая головокружение, поднялся на ноги и подал руку Гермионе. Вокруг царила тишина — совсем не так, как некогда при их первом появлении в Кленцепарке. Остается только перейти мост Донауштег и произнести вербальную формулу, которая некогда переносила в Сумрак любого имеющего идентификационный имплант… Вот только на этот раз все иначе. Они сделали несколько шагов к просвету между деревьев, за которыми расстилался все еще зеленый берег Дуная и, не сговариваясь, замерли. — Тут кто-то есть, — прошептала Гермиона, и Гарри кивнул. Чужое присутствие было настолько явственным, что он физически ощутил, как встают дыбом волосы на загривке. Неужели проклятый соглядатай за ними последовал, чума на его голову? Если он не тот, за кого себя выдает, то оказаться мог кем угодно, в том числе и сильным магом… Но как он узнал, куда они направились? Даже для очень сильного чародея перехватить чужую трансгрессию — дело непростое. Гарри медленно обернулся, стараясь уловить взглядом каждую мелочь. Ничего — только молодые деревца слабо колыхали кронами от налетающего ветра. С полминуты он вглядывался в обступивший их сумрак, пожал плечами повернулся к Гермионе: — Наверное, это всего лишь… Сумрак пришел в движение. Что-то рванулось к ним из темноты, и по глазам ударила фиолетовая вспышка. Огненный меч? Он уже видел точно такой же. Год назад, почти на этом же самом месте, когда надвигались со всех сторон несокрушимые легионы големов… Гермиона вскрикнула, и неведомая сила отбросила Гарри назад. Он выхватил палочку, но та немедленно вылетела из его пальцев и укатилась в темноту. Жгучий фиолетовый свет прорезал мрак, и Гарри обнаружил острие топологического клинка в паре дюймов от своего горла. Сияние слепило его, мешая разглядеть противника, и он болезненно прищурился. Темный силуэт беспокойно двинулся, и знакомый голос проговорил: — Мистер Поттер? Я не узнать. Клинок растаял, оставив от себя только острый запах озона и слабое послесвечение ионизированного воздуха. Гарри схватился за протянутую к нему ладонь и с трудом поднялся на ноги. К нему уже спешила Гермиона: к ее одежде прилипли редкие желтые листья, но она даже не пыталась их стряхнуть. — Чжун Ли? — ошарашенно проговорил Гарри, в последний момент вспомнив имя. — Ты… напал на нас! — Я просить прощение. Не увидеть за темнота. Думать, что враги. Китаец молча протянул руку, и откуда-то из кустов в его ладонь влетела палочка, которую обронил Гарри. Чжун Ли с поклоном вручил ее Гарри и повернулся к Гермионе. — Простить меня, мисс. — Все в порядке, Ли, — сказала она, с беспокойством посмотрев на Гарри. — Это оружие… Мы уже видели такое в руках… — Гуаньинь научить нас Тяньши-цзень, очень-очень давно. Не все уметь это искусство, только хофэны… иногда. Может быть, три или четыре во весь мир. В его голосе не было и намека на гордость из-за принадлежности к этой неведомой восточной касте избранных — тех немногих, которые способны рвать пространство силой мысли, обращая его в смертоносное оружие. Но, пусть их знакомый и лишен порока гордыни, скрытностью он все же не обделен — не хуже самой Цао Шу. — Ли, мы возвращаемся в Айзентурм, — твердо сказал Гарри. — Насколько нам известно, там что-то произошло… Вероятно, кто-то напал на них. Поэтому, пожалуйста, ответь: что ты тут делаешь? О каких врагах ты говорил? Чжун Ли замялся, словно от него потребовали рассказать что-то не вполне неприличное, и ответил: — Это… долго говорить. — Время у нас есть, — бесстрастно заметила Гермиона. — Вы не попасть в Айзентурм, — сказал Ли. — Сейчас нет. Нужно место, где посидеть. — Я знаю такое, — кивнул Гарри. — Недалеко отсюда. Но, быть может, все же стоит для начала попытаться войти в Сумрак? — Вы попробовать, если надо, — пожал плечами Ли. — Я защищать вас, если кто-то напасть. — На нас могут напасть посреди города? — подняла бровь Гермиона. — Что ж, пожалуй, нам и впрямь для начала следует все подробно обсудить.

***

Эрлёйхтетенгартен ни капли не изменился — во всяком случае, в памяти Гарри все представало именно тем, что он видел сейчас. Тот же уютный полумрак, блеск неоновых вывесок за большим окном, на стене — те же часы в виде толстой совы, пучащей круглые глаза на посетителей… Вот только посетителей теперь было раза в три меньше обычного, и все как один смирно сидели за столиками, без особого энтузиазма ковыряя ужин. Большинство столиков пустовало, и, стоило им занять один из них, как к ним, опередив официанта, подлетела сама хозяйка заведения, Софи Вундерлих, и молча заняла один из стульев. Прядь густых волос съехала в сторону, обнажив все еще видневшийся след от тяжелого пулевого ранения. Гарри в который раз ощутил укол вины: если б ему тогда не пришло в голову позвонить в кафе… — Вы знаете, что произошло? — спросила хозяйка, прервав его борьбу с ненасытной совестью. — Как раз выясняем, фрау Вундерлих, — развел руками Гарри. — Просвещенный Квиррелл связался с нами, но… — В пара-Ингольштадт попасть невозможно, порталы не работают, и оттуда никто не выходит второй день… — затараторила Вундерлих, понизив голос. — Да, мы в курсе… — Я все ждала, когда со мной кто-то свяжется, но пока вы первые из наших, кого я увидела. Что вам известно? — Я думаю, мистер Чжун Ли знает больше нашего, — вмешалась Гермиона. — Ли, ты говорил, что можешь что-то рассказать. Сейчас самое время. Китаец поднял взгляд и улыбнулся: невинной растерянной улыбкой, которая никак не вязалась с обликом страшного бойца, каким он совсем недавно показал себя. Просто не может быть, чтобы человек, владеющий древним мастерством и способный с легкостью призвать топологический клинок — оружие ангела, — вот так запросто сидел рядом и смущенно улыбался, как нашкодивший мальчишка. — Я получить приказ от шэньши в Юнь-Бао, — с неохотой проговорил он. — Мы доставить терминал в Айзентурм, и я защищать Сюэ Вэйдун. Я так и сделать, но потерпеть неудача. Кто-то подготовиться лучше. Когда мы испытывать терминал, я покинуть Сумрак, и больше не войти. Я связаться с Юнь-Бао, и они приказать мне, чтобы ждать здесь. Они думать, скоро кто-то появиться. — Так вы ожидали нападения? — спросила Гермиона. — Кому могло прийти в голову помешать? Айзентурм пытается спасти человечество. Чжун Ли помедлил и беспокойно выглянул в окно, прежде чем ответить. — Много лет назад, — сказал он, понизив голос почти до шепота — в Шэнси быть великое землетрясение. Сотни тысяч погибнуть, и яркая комета взойти в небеса. В то время жить один старый человек, советник императора Цзяцзина. Имя его — Ши Хэн. За окном, там, где пространство меж домов заполняло безоблачное темное небо, дрожала от волн теплого воздуха хвостатая звезда — комета Хейла-Боппа.