***
Раннее утро в Хампстед-Гарден-Саберб было тихим, туманным и холодным. Заполнившую все серую мглу прорезали темные очертания двухэтажных домов, и в первое мгновение Гарри подумал, что трансгрессия закинула их куда-то много дальше Лондона. Чжун Ли, появившийся из ниоткуда мгновением позже, казался еще более удивленным — должно быть, в Китае ему не доводилось видеть таких туманов. Гарри даже засомневался, что они смогут найти нужный адрес при такой видимости, но Гермиона безошибочно взяла направление, и через минуту они уже стояли у крыльца небольшого кирпичного дома. На втором этаже одиноко светилось окно — уютным желтоватым светом, отчего погода снаружи казалась еще более промозглой. — Я пойду одна, — сглотнув, проговорила Гермиона. — Простите, ребята. Я недолго. Гарри, проглотив обиду, кивнул и спросил: — Что ты им скажешь? — Что выполняю поручение по доставке артефактов для Хогвартса и решила заглянуть к ним. Не волнуйся. Что-нибудь придумаю. Вспомнив их провальную встречу с Почти-безголовым-Ником, Гарри многозначительно хмыкнул, но спорить не стал. В конце концов, это ее родители. Для них она отправилась в Хогвартс совсем недавно, а не два года назад, и внезапный утренний визит дочери — событие удивительное, но не слишком. — Ладно, — сказал он наконец. — Мы с Ли пока что посидим где-нибудь поблизости. Если что, звони. Она кивнула, развернулась и взошла на крыльцо, подняла руку, чтобы нажать кнопку звонка, но так и застыла, не решаясь. Обернувшись, она сделала несчастное лицо, и Гарри за локоть потащил Ли к дороге. Уже боковым зрением он увидел, как Гермиона собралась с духом и вдавила кнопку. Свернув на тротуар, они прошагали несколько футов вдоль улицы, пока не наткнулись на резную скамейку под навесом. Последнее оказалось как нельзя кстати — поверхность скамьи осталась сухой, несмотря на прошедший дождь. Гарри присел и похлопал ладонью рядом с собой. — Садись, Ли. Гермиона сказала, что скоро вернется, но я знаю, как это бывает. Часа два мы тут проторчим. Чжун Ли занял предложенное место и после короткого молчания заметил: — Она кажется расстроенной. — Это из-за того, что я рассказал ей тогда в церкви. Из-за пророчеств. Ли кивнул, так ничего не ответив, и Гарри продолжил: — Я и сам, честно говоря… сломан. Наверное, профессор Дамблдор был прав. Нельзя людям рассказывать такие вещи. Теперь, что бы я ни делал, меня не отпускает мысль, что все это тщетно. Как бы мы ни пытались, мы проиграем. — Ты не можешь знать этого, Гарри. — Но ведь пророчества… — Пророчества опасны. Самая большая опасность — то, что их воспринимают слишком всерьез. Слишком буквально. Слушают о том, что случится в будущем, забывая о главном. Образ неотвратимого будущего слишком многим затмевает разум. — Но они действительно всегда исполняются, тем или иным способом! Чжун Ли снова кивнул и проговорил: — Ты когда-нибудь слышал о великом маге по имени Сюй Фу? — Никогда. — Он служил при дворе первого императора, Цинь Ши Хуанди. Император жаждал жить вечно — быть может, не только из страха смерти, но и опасаясь распада своей империи впоследствии. Не раз он встречался с магами и алхимиками в поисках эликсира бессмертия, но каждый раз его ждала неудача. В лучшем случае очередной маг честно, не боясь императорского гнева, говорил, что не знает средства для вечной жизни — и Сюй Фу был в их числе. В худшем ему приходилось иметь дело с лжецами и шарлатанами. В конце концов кто-то из магов обмолвился о горе Пэнлай, которая высится в Восточном море — на ее вершине живут бессмертные, владеющие секретом вечной жизни. Тогда позвал Цинь к себе Сюй Фу и приказал отправиться с экспедицией в поисках этой горы. Смутился Сюй Фу, ибо знал правду: на склоне Пэнлай располагалась школа Юнь-Бао, в которой некогда учился и сам чародей, а единственной бессмертной там была только великая Гуаньинь, да и она давно покинула те места. Но не стал маг перечить императору, а снарядил флот и отправился в нужном направлении. Глаза простых смертных не могут увидеть Пэнлай, защищенный могущественными чарами, поэтому по приказу Сюй Фу флот остановился, а сам маг отправился ко входу в Юнь-Бао при помощи магии Пустоты, которой мастерски владел. Там его уже ждали несколько шэньши — прежних его учителей, потому что незадолго до прибытия Сюй Фу главный из них, имевший дар прорицания, произнес пророчество. «Придет маг Первого Императора, — говорилось в нем, — желая постичь секрет вечной жизни для своего повелителя, но бесплодны будут его поиски. Великого императора ждет скорая смерть, а его мага — вечное изгнание». Страшно огорчился Сюй Фу, и в печали приехал ко двору императора, сообщив ужасные новости — только не сказал, где и от кого он в действительности услышал пророчество. Цинь Ши Хуанди пришел в ярость и едва не казнил чародея. Но потом, успокоившись, приказал Сюй Фу, несмотря на пророчество, снова отправляться на поиски и не возвращаться до тех пор, пока эликсир бессмертия не будет найден. Чародею ничего не оставалось, кроме как снова во главе флота отправиться в заведомо обреченное путешествие. Вскоре после его отплытия императора посетил алхимик, уверявший, что знает и может продать рецепт чудесного эликсира. Через неделю он преподнес императору зелье, отведав которое, император умер в мучениях, ибо это был смертельный яд, а тот алхимик — подосланный врагами убийца. Сюй Фу ничего не знал об этом и, повинуясь приказу императора, продолжал плыть, пока на горизонте не показался берег неизведанной тогда земли. Зная, что уже никогда не вернется в Поднебесную, он приказал разгрузить корабли и построить поселение. Это был первый город на берегах Японии, а сам Сюй Фу стал его правителем и правил долго и мудро. Благодаря ему дикие племена, обитавшие в тех местах, смогли постичь знания, искусства и ремесла Китая. Когда же годы жизни старого чародея подошли к концу, снова снарядил он несколько кораблей и с группой своих учеников-магов отправился на отдаленный остров, Минами Иводзима, где заложил первую японскую школу магии, ныне называемую Махотокоро. — Впечатляющая история, — сказал Гарри, когда Ли умолк. — Но если ты хотел приободрить меня таким образом, то нужно было рассказать что-то еще. — Разве? — улыбнулся Ли. Словно в ответ ему, из-за крыши ближайшего дома сквозь плотную завесу тумана пробился луч солнца — неожиданно яркий и жгучий. Гарри сощурился и прикрыл глаза ладонью. — А разве не так? — проговорил он. — Пророчество сбылось до последней буквы, как всегда и бывает. Император Цинь умер от яда, а Сюй Фу отправился в изгнание. Если и есть мораль в этой истории, то она невеселая. Как ни дергайся, как ни старайся, а напророченного тебе не избежать. Чжун Ли, все еще безмятежно улыбаясь, покачал головой и сказал: — Мораль этой истории совсем в другом, Гарри. Чего бы ты ни ждал от будущего, плохого или хорошего, оно все равно удивит тебя. Поэтому делай, что должен, и оставь Небесам решать, каким оно будет. Сюй Фу получил вечное изгнание, но прожил хорошую жизнь — лучше, чем мог бы при дворе императора. — Какую жизнь мы сможем прожить, если потерпим неудачу и Врата в Атлантиду распахнутся настежь? — Не знаю. Но одно могу сказать точно: будущее удивит нас всех, и не единожды. — О чародеи вышние небес, — пробормотал Гарри, прислушиваясь к быстрым шагам за навесом. — Что, прости? — Это строчка из «Генриха III», — наконец-то смог выдавить себя улыбку Гарри. — Там как раз об этом. «О чародеи вышние небес, что вы творите с нами…». Черт, забыл, как там дальше. Солнце быстро поднималось над крышами, и от его жара туман таял, становился все прозрачней, а окружающий пейзаж утрачивал покров таинственности, обращаясь заурядным сонным райончиком Лондона с аккуратными двухэтажными домами, пустыми улицами и все еще мокрым асфальтом. Приближавшиеся шаги стихли, и под навес заглянула Гермиона. Ее подавленное настроение вроде бы прошло. Во всяком случае, взгляд уже не казался поникшим, а на губах блуждала слабая, но все же улыбка. Если такой эффект на нее возымел краткий визит к родителям, то он определенно стоил того. — Как все прошло? — осторожно спросил Гарри. — Замечательно. И они не догадались… Или сделали вид. Я даже не подозревала, насколько мне… не хватало их. Еще два года назад я смирилась с тем, что у меня больше нет родителей, а теперь… Она отвела взгляд и быстро утерла набежавшую слезу. — Надо продолжать расследование. У нас мало времени. — Значит, возвращаемся в Хогвартс? — Ну уж нет! Во всяком случае, не сейчас. — Почему? Там же библиотека и все условия для спокойной работы. И безопасно… — Потому что мы уже сделали все, что можно было сделать, не выходя из дома. Все, Гарри. Одних только книг уже недостаточно. Я… я поняла, почему нам не удается разгадать ребус. — Нужен какой-то ключ? — В каком-то смысле. Мы все время забываем о том, что «Гамлет» — не какой-то текст. Это пьеса, а я по-прежнему пытаюсь применять к нему тот же подход, какой помог нам раскрыть тайну «Фауста». Это неправильно. Слова персонажей — лишь часть загадки. Не менее важна и другая часть — то, что зрители видят во время представления… Я потом расскажу подробней. Есть одна идея. — Но где мы будем жить? — В Нейтив Банксайд. — Где-где? — спросил Гарри, поднявшись со скамьи. — Это на Косой Аллее? — Нет, это четырехзвездочный отель в центре, в двух шагах от Анкор Террас. Нашла путеводитель дома. — Она помахала сложенным вчетверо потрепанным буклетом. Окончательно сбитый с толку Гарри поднял руки, будто защищаясь. — Подожди, Гермиона. Я ничего не понимаю. При чем тут Анкор Террас? Зачем нам этот отель? — Ну, вполне очевидно. Анкор Террас был построен точно над руинами театра «Глобус», в котором состоялась премьера «Гамлета». А недалеко от того места, если помнишь, сейчас возводится точная копия шекспировского театра — на нее тоже было бы любопытно взглянуть. — И что же, ты хочешь заниматься там раскопками? Наверняка все интересное уже нашли за столько-то лет. — А вот и нет, не нашли. На территории театра не было никаких раскопок. Анкор Террас — историческое здание, и никто не позволил бы рушить его даже ради театра самого Шекспира. То, что осталось в земле, до сих пор лежит в ней. Так что что я уже забронировала два номера в Нейтив Банксайд. — Два? — нахмурился Гарри. — Ну да. Ли составит нам компанию, верно? Второй номер — для него. — Наверное, это довольно дорого… — растерянно пробормотал Гарри, чувствуя себя слегка ошалевшим от неуемной энергии Гермионы. — Ну, уж это не проблема, — улыбнулась она, доставая из кармана кредитку Бенджамина. — Ли, тебя устроит Премиум люкс?***
Гарри проснулся далеко за полдень. Вопреки ожиданиям, голова после ужасной бессонной ночи не казалась тяжелой: тишина и комфорт их номера творили чудеса, полностью отрабатывая несусветную цену. И ладно бы еще цену: заселить несовершеннолетних в отдельный номер администратор, даже сонный поутру, наотрез отказывался, и свое мнение изменил только после хорошей порции Конфундуса. Через балконное окно виднелся неподвижный силуэт Гермионы — она в задумчивости смотрела вниз на улицу, опершись о резное ограждение. Потянувшись и хрустнув половиной костей скелета, Гарри выбрался из-под мягкого одеяла и направился в ванную. Когда через пять минут он вышел на балкон, Гермиона с рассеянной улыбкой пожелала ему доброго утра, но сразу же погрузилась в себя. Гарри молча встал рядом: когда Гермиона обдумывает задачу, лучше бы ее лишний раз не беспокоить. Его хватило ровно на пять минут созерцания заурядных лондонских строений, после чего он сдался и заговорил первым: — У тебя уже есть план? Она отреагировала не сразу, но ответила без тени раздражения: — Сложно строить планы, ничего толком не зная. Но кое-что проверить мы можем. Теперь мы владеем отличной подсказкой — тем самым сонетом из могилы. Он кивнул и, подобравшись ближе, нежно обнял ее за талию. — Я как раз хотел спросить, что имел в виду Шекспир… если это действительно был он. Гермиона опустила голову на его плечо и сказала: — Без сомнения, это его стиль. И, в общем, ничего особенно загадочного в этом стихотворении нет, несмотря на все его метафоры. Шекспир слал проклятие врагу — отчего-то он был уверен, что именно враг полезет в эту фальшивую могилу. Конечно, он хотел, чтобы прочитавший все понял — за секунды до страшной гибели. — Шекспир, очевидно, называет фениксами каких-то людей, — проговорил Гарри, нахмурясь, — однако я не уверен… Со стороны входной двери послышался мелодичный звонок. Гарри и Гермиона, переглянувшись, покинули балкон. Гермиона молча протянула ладонь к прикроватной тумбе, и лежащая там палочка прыгнула ей в руку. Гарри все понял без слов и, подняв палочку, бесшумно шагнул к двери. — Протего! — шепнул он и резко распахнул дверь. — Доброе утро! — сказал стоявший на пороге Чжун Ли и смущенно улыбнулся. — Я не слишком рано? Гарри выдохнул, снял защиту и сказал с нервным смешком: — Четвертый час уже! — Хорошо, что ты пришел, Ли, — серьезно сказала Гермиона. — Мы как раз обсуждаем содержание сонета… того, про трех фениксов. Думаю, тебе тоже будет интересно. Они разместились на стульях вокруг приземистого журнального столика. Гермиона сделала глоток «Рубикона», который отыскала в мини-баре и сказала: — Так вот, Гарри, речь в стихотворении определенно идет о членах Ордена Феникса — хорошо, что Дамблдор рассказал нам о своих предках. И первым фениксом Шекспир, полагаю, называет королеву Елизавету I. Не только из уважения — в стихотворении говорится об этом прямым текстом. «Был первый феникс властью облечен — сгорел дотла под пляшущей звездой». — Что за «пляшущая звезда»? — спросил Гарри. — Не знаю. Может быть, речь о той самой сверхновой или о комете, но тогда при чем тут какие-то пляски? Надеюсь, со временем мы это выясним. Однако так или иначе, эта звезда имеет какое-то отношение к смерти королевы. Конечно, она правила до шестидесяти девяти лет, и, как считают, спокойно умерла от старости… Но маглы, увы, редко способны распознать гибель от смертельного проклятия. Между тем смерти королевы предшествовала тяжелая депрессия, и, еще одна интересная деталь… Перед смертью Елизавета распорядилась не бальзамировать ее тело при погребении — вопреки обычаю. — Она не объяснила почему? — полюбопытствовал Ли. — Если и объяснила, то мне об этом ничего не известно, — пожала плечами Гермиона. — Однако мы сталкиваемся уже со вторыми похоронами, проведенными вопреки традициям. Не странно ли? — Странно, — согласился Гарри. — А второй феникс — кто он, по-твоему? — Очевидно, Джон Гелиантус Дамблдор собственной персоной. — Как-то не очень очевидно, — засомневался Гарри. — Почему именно он? В Ордене Феникса могло быть много чародеев. — Это не какой-то там чародей. «Второй — мудрец, друг ангелам», помнишь? Джон Ди известен своими попытками говорить с ангелами, работами в области енохианской магии — а мы с тобой отлично знаем, что собой представляет магия, гм, «ангелов». — Он действительно говорил с Гуаньинь? — удивился Ли. — Не знаю, — покачала головой Гермиона. — Но это возможно. Вся эта история как-то завязана на Банд-Дарваджа, но откуда это стало известно в конечном счете, если не от нее? Вряд ли Ши Хэн бегал по елизаветинскому Лондону, направо и налево рассказывая о том, что владеет порталом в Атлантиду. Так или иначе, Шекспир обвиняет в смерти Джона Ди своего врага, и, полагаю, все мы понимаем, кто этот враг. Ши Хэн. Именно его Шекспир хотел заманить в ловушку и навсегда уничтожить. Это было настолько важным, что он рискнул жизнями тех, кто здесь вообще ни при чем. Перед глазами Гарри возник образ охваченного адским пламенем Педро, и он содрогнулся. Нужно быть редкостным негодяем, чтобы обречь на такую смерть невинного человека, пусть даже и оставив ему предупреждение. Или… Или считать уничтожение врага чем-то абсолютно необходимым, тем, за что никакая цена не будет слишком высока. — Кто же тогда третий? — негромко спросил он. — И здесь тоже нет никакой загадки, — сказала Гермиона. — Он был одним из тех астрономов, погибших в 1600 году. Точнее, нет, не астрономом — он никогда профессионально не занимался астрономией, поэтому я и забыла включить его в список. Но он интересовался звездами, а его гениальные выводы о структуре и природе Вселенной во многом превзошли даже достижения Коперника, Браге и Кеплера. — О ком ты говоришь? — нахмурился Гарри. — «А третий — стихотворец и монах, с далеких звезд сорвавший тьмы покров. Он духом — там, в бесчисленных мирах, огонь познав на площади цветов», — процитировала Гермиона. — 17 февраля 1600 года в Риме, на Кампо де Фьори, называемой также Площадью Цветов, по приговору Святой инквизиции был сожжен заживо монах доминиканского ордена, философ, поэт и талантливый чародей Джордано Бруно. Тот, кто учил о множественности миров, о том, что звезды — очень далекие солнца, о том, что… — Джордано Бруно! — воскликнул Гарри, вскочив со своего места. — Но как же… Это же в Риме, далеко и отсюда, и от Праги. — Верно. Однако он бывал в Праге, где даже прочел курс лекций о природе и видах магического искусства. А главное, Джордано Бруно долгое время жил и работал в Лондоне и Оксфорде. О его знакомстве с Уильямом Шекспиром хорошо известно, и считается, что образ мага Просперо в «Буре» списан Шекспиром именно с Бруно. Все сходится, Гарри. Мы дорого заплатили за эту находку в могиле, но теперь понятней, куда двигаться дальше, даже если… даже если аномалия с пророчествами говорит о том, что мы потерпим неудачу в конечном итоге. При последних словах ее лицо омрачилось, но совсем чуть-чуть — не сравнить с той подавленностью, которую Гарри видел до ее визита к родителям. — Мы попытаемся проследить, что делал Джордано Бруно в Лондоне, с кем встречался и где любил бывать, — продолжала Гермиона. — Это одно направление поисков. Второе — понять, как выглядела постановка «Гамлета» в елизаветинскую эпоху, чтобы разглядеть в ней знаки, которые нельзя увидеть, просто читая текст. — Гермиона, — покачал головой Гарри, — я говорил, что ты потрясающая? Она покраснела — его искренние комплименты всегда смущали ее — и с улыбкой опустила глаза. — Это еще не все, — тихо сказала она. — Главный персонаж в этом сонете — не Джордано Бруно, а тот, кому обращено послание. «Спектакль окончен, зверь среди людей. Ты в западне, и нет пути назад: теперь, антихрист, маг и лицедей, три феникса тебя отправят в ад». Понимаешь, Гарри? Если речь и впрямь идет про Ши Хэна, то нам известно, что он владеет могущественной магией. И вполне естественно в семнадцатом столетии назвать страшного врага антихристом. Но почему «лицедей»? — Он умеет менять облик? — Возможно. А может, и не только это. «Спектакль окончен»… Гарри, я думаю, что Шекспир лично знал его. Это кажется безумием, но… — Она запнулась, сделала глубокий вдох и выпалила: — Мне кажется, Ши Хэн был одним из актеров, игравших в «Глобусе». Представляешь? Передать тайное сообщение устами своего врага. Быть может, именно Ши Хэн, не зная того, со сцены произнес ту самую ключевую фразу, которую должен был услышать Тихо Браге. Ши Хэн очень умен — Бенджамин сказал, что вся его организация не силах противостоять ему. Но Шекспир был гением. Он играл на равных и, вероятно, был близок к победе. Если бы только Тихо Браге смог тогда поехать в Лондон… При словах Гермионы в голове Гарри будто что-то щелкнуло, и он с трудом удержался от торжествующего возгласа. — Сцена! — проговорил он. — Гермиона, ты права тысячу раз. Организация Ши Хэна называется «Сценой» не просто так. — Именно, — кивнула она. — Театр давал ему возможность ежедневно, не вызывая подозрений, встречаться с людьми из любого социального слоя: от городской черни до самой королевы. Его организация, взяв начало в Темном братстве, получила вторую жизнь на театральной сцене. Там она росла, проникала во власть и завладевала умами. И пока Ши Хэн обращал людей в своих марионеток, великий драматург смог обратить марионеткой его самого. — Наверное, Ши Хэн был в гневе, узнав о том, что его перехитрили, — сказал молчавший до сих пор Чжун Ли. — Не потому ли Шекспиру пришлось инсценировать смерть, установив западню в собственной могиле? — кивнула Гермиона. — Если это так, — задумчиво произнес Гарри, — имеет ли значение, кого именно играл Ши Хэн в «Гамлете»? — Конечно. Он не мог играть тень отца Гамлета — эта роль принадлежала самому Шекспиру. Не мог быть и принцем Гамлетом, которого играл Ричард Бербедж. Но о личности прочих актеров можно только догадываться. Ши Хэн мог играть кого угодно — включая Офелию и Гертруду, потому что женские роли в елизаветинском театре исполняли мужчины. И если мы узнаем, какова была его роль, это может многое сказать о смысле сообщения. Не заставил ли его Шекспир признаться во всем прямо со сцены? Это было бы потрясающей, гениальной иронией, достойной Шекспира. — Здорово, — прошептал Гарри в наступившем молчании. — Так каков же наш следующий шаг? — Я предлагаю первым делом посетить театр «Глобус», — улыбнулась Гермиона.