Синее небо

Когда его спрашивали о том, почему он, единственный из всех, взял сценический псевдоним, он рассказывал о погибшем старшем брате, чье имя и чья несбывшаяся судьба в какой-то мере стали его собственными. Будто бы он взял на себя обязательство не только играть на барабанах за брата, но и жить за него – радоваться и огорчаться, падать и вставать, а, главное, делать это так, чтобы хватило на двоих. Потому что их и правда было двое. Ягами Толл, Ани – во всей внешней жизни, в работе, в дружбе. И Хигучи Такаши – внутри себя, внутри семьи, иногда с младшим братом – когда выходил из модуса коллеги. И удивительно, что его хватало на двоих даже без особых усилий. Может быть, потому что ничего особо не менялось, когда он из Ани становился Такаши. Он просто приходил домой, умывался, садился за стол, разговаривал с женой и дочкой, занимался какими-то сугубо домашними делами. Он точно так же нес ответственность за свою жизнь, как и в те минуты, что был Ягами Толлом. Только теперь – перед самим собой. Обе жизни нужно прожить достойно, считал он, старший брат бы не порадовался, если б он сосредоточился только на его жизни и забросил свою. Поэтому он старался. Не всегда получалось, конечно. Бывали периоды, когда ему казалось, что он испортил все: и свою жизнь, и брата. Все пустил под откос… Хорошо, что эти периоды проходили, и все выравнивалось. Иногда в тяжелые моменты он чувствовал, что у него и сил – за двоих. Что он справится. Не может не справиться, когда старший брат стоит за плечом, поддерживая. Надо сказать, что поддерживал его не только старший, но и младший брат, хоть тот и вел себя порой совершенно невыносимо. Но это нормально, младшие всегда избалованы, тут уж ничего не поделаешь. Главное, что сердце у Юты было добрым, а руки – сильными. А всякие глупости и заскоки – ну а зачем еще нужен старший, если не для того, чтобы указать правильный путь в решающий момент? Поддержать советом и делом… И остальные участники группы – с ними тоже все невзгоды переживались легче. Это была семья, где каждый с уважением относится к каждому, готов поддержать делом или терпеливым молчанием, когда ничего другого не остается. Он был им благодарен в каждой из своих жизней: ведь они в обе были вхожи. Конечно же иногда ему становилось грустно, когда он оказывался свидетелем скандалов и трений, происходивших в других группах. Все эти скандалы, попытки продавить собственную позицию, обиды, а в результате – срывы, разочарования, зачастую и полное непонимание, как и ради чего жить дальше… И, разумеется, он был счастлив, что такое никогда не происходило в BUCK-TICK. Более того, он был уверен, что оно и произойти не могло. По определению. Не с этими людьми в этих отношениях. Потому что, хоть он и старался не говорить об этом, если не спрашивали, но был убежден: то, что в таких группах называли «творческими разногласиями», было не больше чем попыткой половозрелых самцов поделить территорию. Он хорошо знал это ощущение: сам был таким до какого-то момента в жизни. Буянил, задирался на тех, кто, как ему казалось, как-то не так на него посмотрел… Пытался что-то доказать себе и миру. Пытался себя поставить и в своих, и в чужих глазах… Это же все идет от комплексов. Когда он понял, что все его попытки стать сильным только укрепляют его слабость, он прекратил. Взял себя в руки. Запретил себе даже думать о том, как он выглядит со стороны – главное теперь было, как он выглядел для себя самого. Достойно или нет. А других критериев больше не существовало. И все проблемы потихоньку начали разрешаться будто сами собой. С Ютой, кстати, была похожая ситуация. Они оба были слишком похожи – темпераментные, открытые. Вот только Юта был еще и увлекающимся. Он легко поддавался чужому влиянию, как губка впитывая в себя установки общества, которое его окружало. С хулиганами он становился хулиганом, с музыкантами – музыкантом, и во всем был хорош, иногда до слез пытаясь соответствовать. Собственно, именно поэтому Юта и притащил брата в свою группу. Он же все организовал, все наладил, все так хорошо шло, но – Аччан стал вокалистом, и ударника под рукой не оказалось. А у них концерты, а Юта столько сил потратил, чтобы их устроить… Он не мог оказаться в пролете, когда наконец нашел место, где ему хорошо. А Юте и правда было хорошо в BUCK-TICK: здесь никто никогда не дрался за превосходство, и каждый мог быть тем, кем ему удобней. Юта мог быть организатором, чувствовать ответственность и нести ее на своих плечах – делать то, чего ему не доставалось раньше. То, что он хотел делать, чтобы как-то самоутвердиться в жизни, в своих глазах. Это было очень хорошо понятно, потому что нужно быть слепым, чтобы не заметить комплексы собственного младшего брата. Всегда младший, всегда маленький и не воспринимаемый всерьез, здесь он получил возможность встать на ступеньку, на две, на три выше! Ему никто не запрещал, никто не одергивал. И, поварившись в эйфории собственной значимости, Юта успокоился. Принял свою жизнь, себя, нашел плюсы. Немножко, правда, до сих пор переживал из-за недостатка маскулинности, но не слишком. Все-таки хорошо, что он решил заняться музыкой, а не чем-то еще: здесь его милая внешность сыграла на руку, и у Юты было столько поклонниц, что все переживания переживались быстро и без последствий. Откровенно говоря, в их группе довольно нелепо было бы переживать из-за недостатка маскулинности. Здесь никто не пытался мериться собственной мужественностью, в общем-то, у них и скандалов никогда никаких не было именно поэтому. Нет, конечно, был красавчик Аччан, который оттягивал на себя максимум восторженного женского внимания. Но завидовать Аччану было бы глупо и даже немножко стыдно, а уж пытаться с ним конкурировать… Это было все равно, что пытаться конкурировать с красивой одноклассницей: что бы ты ни делал, как бы из кожи ни лез, ты все равно не получишь то, что есть у нее, да тебе и не надо того, что у нее есть. Просто смотри, любуйся. Вот такой он, то ли мужчина, то ли женщина – добрый, мягкий, внимательный и настолько красивый что по-мужски, что по-женски, что сам, кажется, страдает из-за своей внешности. Имаи, в противовес Аччану, вообще ощущался бесполым в том смысле, который вкладывали в пол зачастую. Не исходило от него ни подспудного ощущения опасности, как от обычного мужчины, ни флера магической притягательности, как от женщин или, например, Аччана. Имаи тоже был красивым, но настолько своеобразным, что даже его красота не балансировала на грани между полами, как у Аччана, а была абстрактной, как, скажем, у художественного полотна в музее. В общем, как ни крути, а самым мужественным и достойным зависти из них всех, по крайней мере внешне, был Хиде. Но и с ним конкурировать не получалось просто потому, что Хиде не принимал участия ни в каких противостояниях. Даже странно сейчас себе представить, что при первом знакомстве они с Ютой едва не подрались, причем, зачинщиком был именно Хиде. Кто бы мог подумать – сейчас? А ведь, скорей всего, и у него тогда был просто период юношеского самоутверждения, который закончился сразу же, как только он попал в дружески настроенную компанию… Страшно подумать, какой была бы жизнь каждого из них, если бы не группа. Спекулировать на такие темы не очень-то прилично, но иногда (и чем старше он становился, тем чаще это происходило) лезли в голову всякие мысли. И если насчет других можно было только предполагать, то насчет себя он знал точно: без BUCK-TICK Ягами Толл перестал бы существовать уже очень давно. Остался бы один Хигучи Такаши, и был бы он счастлив – не угадать. Но над его головой точно бы не сияло, обнимая и баюкая, такое ясное синее небо.