***
Видимо, Морган решает брать измором: сначала показывает Баки всех кукол (куда больше её увлекают их машины — отвратительно розовые кабриолеты, но с пультом управления и на хороших колёсиках), потом они читают вместе несколько сказок (она уже знает алфавит и почти все связки произносит правильно), затем смотрят новый выпуск мультсериала про Мстителей, смеясь над корявой рисовкой. «Как у вас дела?» — спрашивает Тони в смс. К этому моменту Морган уже увлеклась передачей про панд по National Geographic, а Баки разогревает обед. Он отправляет короткое «всё ок» и несколько секунд пялится на номер, который никогда не надеялся увидеть в списке контактов, да ещё и на быстром наборе, но судьба бывает крайне непредсказуемой, и кому, как ни Баки, это знать. Раздаётся короткая трель — сигнал ещё одного сообщения. «Не давай лезть в руку, какие бы моськи она ни строила. Это только твоя игрушка, Коннор», — уверяет Тони, и его отсылка кажется неуместной. «При чём здесь Джон?» — отправляет Баки. Писк — на этот раз от микроволновки — заставляет засунуть телефон в карман и заняться едой. Он достаёт пюре и тефтели, убеждается, что они достаточно нагрелись, и зовёт Морган к столу. — Хочу чизбургер, — она с неприязнью косится на тарелку, а потом поднимает глазки-бусинки и выпячивает нижнюю губу. — Пожалуйста? Баки вздыхает, отчасти радуясь, что не занимается постоянным воспитанием Морган, иначе бы безнадёжно её избаловал. Он смотрит по сторонам, якобы проверяя, что их никто не подслушивает, и, уперевшись локтями в кухонный островок, говорит: — Если съешь всё, что на тарелке, я сделаю классный сэндвич, идёт? — На её лице появляется тень сомнения, поэтому приходится добавить: — С беконом, кетчупом и тремя видами сыра. Как тебе такое? «Как тебе такое?» — язык, на котором говорит Морган Старк, и ей явно нравится, когда это учитывают: она расплывается в улыбке и кивает, принимаясь за еду. Баки начинает выполнять свою часть сделки, опустошая холодильник. Раздаётся трель сообщения. Он откладывает бекон и сыр (трёх видов, как и обещал: плавленый, пармезан и чеддер) на кухонную тумбу и выуживает телефон. «Терминатор тут не при чём. Коннор из Детройта», — пишет Тони. «Я не смотрел этот фильм», — отвечает Баки одной рукой, а другой ставит сковороду на конфорку. Вскоре туда отправляется бекон. Под его приятное шипение Морган веселее орудует вилкой, и Баки радуется победе в их нелёгкой войне. «Это не из фильма, а из игры, — объясняет Тони. — Боже, иногда вы с кэпом просто копии друг друга». Приходится отвлечься, чтобы не спалить бекон. «Я всё равно симпатичнее», — пишет Баки пару минут спустя, прикидывая, не перегнул ли с флиртом: за последние семьдесят лет он немного заржавел. Однако Тони, видимо, так не считает. Из-за его ответа лопатка едва не валится из рук. «Ты горячее». Старки точно доведут Баки до сердечного приступа, и сыворотка не поможет. Он отправляет смайл в виде похабной улыбки и продолжает готовить: поджаривает хлеб в тостере, достаёт из холодильника кетчуп, помидор и листья салата, а потом превращает это всё в гигантский сэндвич. Тони больше не пишет. Его молчание отзывается каким-то ноющим чувством, как было в тот раз, когда пришлось ненадолго передать Морган. Она, кстати, уже закончила со своим обедом, но клянчить обещанный приз не спешит. — Готово, — Баки ставит перед ней тарелку. Как и ожидалось, Морган лишь вздыхает и качает головой: — Я сейчас лопну. — Тогда я могу это съесть? — он старается не улыбаться, указывая на своё кулинарное творение. — Пока бекон не остыл. — Приятного аппетита, — бурчит Морган. Всё, что касается продуктов, требующих жарки, она ест исключительно в свежеприготовленном виде (аналог отцовского милого бзика не брать ничего из рук), и Баки прекрасно это знает. В первый раз он занял роль няньки совершенно случайно и так же срочно, как и сегодня, затем вызвался сам, затем… Рука. Да, точно, была возня с бионической рукой: вакандские технологии хороши, но Тони и здесь нашёл, что улучшить. В итоге перекроил почти полностью: привнёс осязательный элемент (поначалу Баки даже не поверил, что сможет чувствовать протезом не хуже, чем здоровой рукой), подправил баланс, поколдовал над боевым режимом и добавил функцию маскировки (ею Баки не пользуется, потому что и Тони, и Морган нравится, как выглядит бионика). Когда мир более-менее пришёл в норму, Морган было три, Пеппер занималась разводом, а Тони провалился в рабочий запой, из которого вылезал только ради дочери. Баки влюбился в неё практически сразу, но лишь спустя несколько месяцев понял, что тот, на кого она так сильно похожа, интересен ничуть не меньше. — Ты меня обманул! — заявляет Морган, прерывая поток воспоминаний. Баки доедает сэндвич и облизывает пальцы, перепачканные кетчупом. — О чём ты, принцесса? Она смотрит с прищуром: — Ты знал, что я наемся и не захочу твой дурацкий сэндвич с беконом. — С беконом и тремя видами сыра, — весело добавляет Баки, но потом, заметив недобрые искры в карих глазах, поднимает ладони, признавая поражение. Господи, ей всего четыре. Что будет в шестнадцать? Тони в детстве наверняка был просто несносным (и чертовски обаятельным). Если Морган и вправду унаследовала его ум, то скоро Паркер построит ещё один алтарь для поклонения. Или Баки опередит его на этом поприще. — Я тебя расстроил, детка? Морган откидывается на спинку стула, скрещивает руки на груди. — Ты меня… разочаровал. В этих словах ощущается влияние Пеппер — не по отношению к дочери, но, возможно, к кому-то из подчиненных (или Тони). Действует весьма недурно: Баки почти чувствует себя виноватым. «Почти» — потому что Морган не выглядит ни обиженной, ни разочарованной. Она упрямо смотрит в стену, но то и дело бросает на Баки хитрые взгляды. — Я могу это исправить? — Даже не знаю, — трагично заявляет Морган. Надо предложить Тони записать её в драмкружок, если найдётся свободное время между балетом и физикой «для самых маленьких». Баки молчит, продолжая внимательно наблюдать за спектаклем одного актёра для одного зрителя. Морган ждёт его реакции, но, когда понимает, что это без толку, неуверенно жуёт губу. Приходится спрятать улыбку за фальшивым кашлем. — Я бы… могла тебя простить. — Правда? — Наверное. Но это… это очень сложно. Пожалуй, игра была бы убедительней, не болтай Морган ногами под столом, как маленькая довольная лиса. — Разумеется, — Баки кивает. — Но я был бы очень рад, если бы ты меня простила. Видимо, терпение ей отказывает, потому что она тут же расплывается в улыбке: — Хорошо! Я уже всё придумала. Кто бы сомневался. — Я не могу отдать тебе руку, детка. — Я не про руку! Честно. А вот это уже что-то новенькое. Баки выгибает бровь: — Что тогда? Она подтягивает колени к груди, а потом слегка наклоняет голову набок. Её улыбкой можно плавить ледники в Арктике. Бедный «Гринпис». — Поиграешь со мной в принцесс? И хотя в голосе слышна вопросительная нота, Баки понимает, что выбора у него нет.***
— Папочка дома! — кричит Тони с порога. В груди всё сжимается и падает горячим комом куда-то в живот. А потом ещё ниже. Стараясь не думать о своей реакции, Баки кричит в ответ: — Мы в детской! — Не шевелись, — Морган несильно дёргает его за маленький хвост. — А то некрасиво получится. У девочек свои стандарты красоты, в этом нет ничего удивительного, но он вряд ли вписывается даже в них. Особенно сейчас — с алой помадой (которая кое-чьими стараниями вышла за пределы рта, и Баки почти уверен, что похож на клоуна в прямом смысле этого слова) и кучей хвостиков, завязанных разноцветными резинками. Венчает роскошный образ тиара: Морган осторожно поправляет её на макушке, чуть сдвигая в сторону пучки его волос. — Теперь отлично, — она кивает сама себе и улыбается широко и ярко. — Можешь смотреть! Баки переводит взгляд в зеркало. Удивительно, но помады нет ни на носу, ни на подбородке, она вообще едва-едва запачкала кожу, но это не особо спасает ситуацию: его прическа похожа на маразм престарелого дикобраза, любящего юность и панк. Ужасаться, правда, некогда: в комнате появляется Тони. — Как у вас... — он замолкает, а взгляд мечется от помады к куче резинок, затем к тиаре и обратно, — ...дела, — договаривает Тони и кашляет в кулак, пытаясь сдержать смех. — Веселитесь? Он играет бровями и расплывается в улыбке — такой же яркой и широкой, как у Морган. Она вся, от кончиков ресниц до хитрого прищура, настоящая папина дочка. Это отзывается странным теплом, хотя Баки не имеет к их семье никакого отношения. — Мы играли в принцесс, — Морган кружится в балетной пачке (потому что это круче, чем платье с рюшами, и плевать на каноны детских книжек), хвастаясь перед Тони своим нарядом и корявыми косами, которые Баки до сих пор не научился нормально заплетать. — Правда? — Тони берёт её на руки и целует в щёку. — А где же твоя корона? — Я отдала её Зиме. Пусть в этот раз он будет главной принцессой. Смотри, как ему идёт! Тони окидывает Баки взглядом, в котором горят смешинки, и опускается на колено, ставя Морган на пол. — И вправду. Вы очень щедры, Ваше Величество. Но мы можем попросить Пятницу, чтобы она заказала ещё одну корону, что скажете? — он продолжает стоять, преклонив колено, как и полагается во время беседы с правительницей, и эта картина заставляет сердце Баки сжаться от нежности. Морган слегка задирает подбородок: — Ваше предложение вполне уместно. — Разве принцессы так говорят? — Мама так говорит. В этот момент снова хлопает дверь (на самом деле не хлопает, но Баки различает слабый шум с помощью суперслуха, а Тони узнаёт всё от Пятницы через микронаушник, который постоянно таскает с собой). — А вот, кстати, и мама. Встретишь её, детка? Морган радостно кивает и убегает в сторону прихожей. Тони поднимается, отряхивает брюки, на которых и так нет ни пылинки, и пялится на Баки. — Отлично выглядишь, — заявляет он, указав на кучу хвостиков. Баки смеётся: — Ты тоже… ничего. Они смотрят друг на друга несколько долгих секунд, и взаимные улыбки успевают растаять, сменившись каким-то томлением: чувство приятное, щекочущее, но вместе с тем крайне странное. Или Баки просто принимает желаемое за действительное. Он отводит взгляд, а потом делает полшага назад — в пальцах покалывает. Из дальней части дома раздаётся детский смех, следом — женский голос, и это помогает отвлечься. — Надеюсь, Пеппер не обидится, если я не выйду поздороваться? — Баки указывает на свои красные губы, тиару и миллион резинок: — Надо привести себя в порядок. Тони машет рукой: — Без проблем. Баки отправляется в ванную, без труда находит влажные салфетки и простую деревянную расческу, стараясь не задаваться вопросом, с каких пор он в доме Старков бывает чаще, чем у Сэма и Стива. Надо поскорее навестить этих обалдуев, лишь бы не скалились в хитрых «да ты просто по уши!» улыбках. Или, что ещё хуже, в улыбках «позови его на свидание, боже, давно пора». Баки приводит волосы в нормальный вид (пытается, по крайней мере) и убирает помаду с губ, но из-за трения они всё равно остаются красными, будто от поцелуев. Интересно, как выглядят губы Тони, если их зацеловать? Мягко укусить. Провести влажным языком. Приластиться к уголку рта, провести по кромке зубов, коснуться нёба — и чтобы кожа к коже, и одно дыхание на двоих, и стоны, и жар, и… Баки суёт голову под холодную воду, стараясь хоть как-то прийти в себя, притвориться, что ситуация под контролем. Последний раз он был настолько далёк от контроля во времена Зимнего. Проблема в том, что с Тони всегда так. И чем дальше, тем тяжелее. — Хотел освежиться? Мог использовать душ, — раздаётся из-за спины. — В раковине не очень удобно, если ты не заметил. Баки наощупь тянется к полотенцу, вытирает волосы и лицо. — Всё в порядке, — бормочет он, открывая глаза и видя Тони в зеркале. Тот… воу. Тот оказывается ближе, чем Баки рассчитывал (но дальше, чем хотел бы). — Просто… жарковато. — И вправду, — улыбка кривит уголки губ, когда Тони делает ещё один шаг, продолжая смотреть. Слишком внимательно. Слишком цепко. Баки вешает полотенце на крючок, оборачивается. — Всё нормально? — спрашивает он, упираясь спиной в раковину. Господи, как кролик перед удавом. Но на самом деле он не боится Тони: он боится за Тони, потому что вот-вот пошлёт к чёрту самоконтроль, если тот приблизится ещё немного. — Нормально? — в голосе усмешка, но не совсем настоящая, осторожная. — Не знаю. Ты мне скажи. Между ними платоническое расстояние. Безопасное, дружеское, приемлемое. Но сердце грохочет в самые рёбра, бьётся громко и часто, и Баки хочет рассмеяться абсурдности ситуации, потому что Тони не знает, как важен каждый оставшийся сантиметр. Как голос разума неуклюже карабкается по руинам причин «почему ты не имеешь права влюбляться в Тони Старка». Карабкается — но падает снова и снова. Тони опускает взгляд и смотрит на его губы. Это… Это ведь не… — Ты пропустил немного, — говорит он. — Помада осталась. Вот здесь. Баки не успевает ничего сказать: пальцы обхватывают его подбородок. Подушечка касается края рта и давит на нижнюю губу, будто стирая. «Будто» — потому что он точно знает, что нет никаких следов: успел проверить в зеркале, когда вешал полотенце. Глаза закрываются сами собой, не в силах смотреть на Тони. Баки не уверен, что тем движет, но в своих чувствах не сомневается: ещё пара секунд — и он либо позорно кинется вперёд, не слушая возражений, либо… В том-то и проблема: других вариантов нет. — Тони, — хрипло выдыхает Баки,