Наше бесконечное "сейчас"

      Давай утонем в нашей бесконечности, давай растворимся в нашем вечном сейчас.       В то время, как его жизнь стремительно превращалась в цикличный замкнутый круг, Арсений сидел и неспешно пил обжигающий кофе, пытаясь делать вид, что ему всё равно. Всё равно, что прямо сейчас он постепенно погружается в апатию. Всё равно, что в телефоне десяток пропущенных. Всё равно, что разум оказывался принимать реальность. И уж тем более всё равно на человека, ставшего причиной всему этому.       Антон. Даже простое упоминание его имени заставляло всё внутри сжаться, а в памяти сами собой воскресли происшествия последних дней. Забавно, как от одной, казалось бы, простой фразы может измениться жизнь. Но ведь в мире всё естественно - у любого события есть причина и следствие. Арсений знал, что с самого начала шёл к этому. Пытался отрицать, игнорировать, забыть, однако всё было впустую. Образ слишком высокого парня с глупой улыбкой Попов ничем не смог вытравить из своих мыслей. Уж слишком сильно Антон въелся в его разум.       На часах 23:17. Яркие неоново-зелёные цифры оповещали, что с разговора, разбившего сердце, прошло уже 57 минут. Арсений усмехнулся нелепости собственных мыслей. «Разбитое сердце». Ведь сердце нельзя разбить, нельзя уничтожить… Вот только почему сейчас на его месте ощущается лишь непривычная пустота, отдающая колкой болью?       Всего несколько лет назад жизнь была абсолютно другой: яркой, наполненной весельем и юмором, азартной, а главное - простой. Арсений скучал по временам, когда он был свободен от чувств, тянувших на самое дно. Когда не существовало болезненной потребности каждый день видеть того, кто и так занимал слишком большое место в мыслях. Когда мир вращался вокруг карьеры и мечтаний о славе. Теперь он замкнулся на одном человеке. Это больше походило на саморазрушение, но иначе не получалось. Антон был личностью, любовь к которой забирала все силы, но стоило ему лишь улыбнуться, как огонь, погасший в груди Попова из-за каждодневно испытываемого отчаяния, вновь загорался, даря воодушевление и желание жить.       Арсений чувствовал себя вновь вернувшимся в подростковые годы, ведь именно в это золотое время люди переживают свою первую – и почти всегда неразделённую – любовь. И глупо признавать, что та самая первая любовь появилась, когда полжизни уже прожито. Это было, разумеется, не первое увлечение, не первая страсть и уж тем более не первые отношения - всё перечисленное прожито и забыто. Это было чувство теплоты и спокойствия, когда он рядом, сопереживание каждой его проблеме и гордость за каждое достижение. Это было желание посвятить всего себя лишь одному человеку. Тому, чьё присутствие дарит освобождение от всех ограничителей, ощущение полной свободы. И если это не любовь, то Попов просто не знал, как ещё назвать чувство, когда весь мир заполнил один единственный человек.       Это должно было продолжаться бесконечно. Подавленность одного и полное безразличие другого. Но в один миг пришло понимание, что продолжить эту игру - значит увязнуть в ней полностью уже без шансов когда-либо прийти в норму. И тогда Арсений позволил сказать сам себе «Меняй» и полностью изменить направление действий. Знал ли он, что будет так больно? Знал. Знал ли он, что своими действиями навсегда разорвёт и без того слишком тонкую нить, объединяющую их? Безусловно. Но иначе просто не мог.       И даже сейчас, когда часы отсчитали ровно час с того разговора, он считал, что поступил верно. Точки наконец расставлены. Пусть даже последнее предложение – отрешённость одного и холодная безучастность другого. Теперь виден конец, а глупые надежды на счастливый исход сгорели в пламени четырёх слов:        «Давай забудем об этом»       «Забудем... Так ли это просто?» - подумал Арсений, делая очередной глоток кофе, который сейчас вместо бодрости дарил лишь неприятный привкус горечи на языке. «Этот вечер сотрётся из твоей памяти, как и множество моментов, не значащих ничего для тебя, но столь ценных для меня. Ты живешь слишком беспечно, слишком легко, чтобы придать хоть какое-то значение моим словам. Ты живешь своей жизнью, а я лишь человек, наивно полагающий, что мог бы когда-нибудь стать её частью. Но сейчас всё иначе, потому что реальность не оставляет места фантазии или надежде. А в нашей реальности мы никогда не будем вместе».       В квартире царила тишина, лишний раз напоминающая о полнейшем одиночестве. На столе стояла наполненная до краёв чашка чая, ведь человек, которому предназначался напиток, не сделал ни глотка. Где-то в соседнем дворе сработала сигнализация, лаяли собаки, а из квартиры сверху доносился громкий топот и детский плач. Весь мир жил, и лишь для Арсения время сначала замедлило свой ход, а затем и вовсе остановилось. Замерло в момент, когда Антон, не говоря ни слова, ушёл, а вместе с ним исчезли и цели, стремления, мечты. Всё вмиг стало безразличным, словно из мира стёрли яркие краски, оставляя лишь оттенки серого.       Погружение в пучину отчуждённости могло бы продолжаться бесконечно, но звонок в дверь, бесцеремонно нарушивший уже ставшую привычной тишину, заставил Арсения вновь вернуться в реальность и разобраться с ночным гостем. Мужчина посмотрел глазок и тут же в неверии раскрыл глаза, одним резким движением распахнув дверь, чтобы убедиться – это не иллюзия…       На пороге действительно стоял Антон.       Парень выглядел уставшим, растерянным и подавленным, однако лицо его выражало невиданную ранее решимость и некоторое отчаяние. Он слегка поёжился от сырости подъезда, но не сказал ни слова, продолжая неотрывно смотреть в глаза Попову, словно в них он мог найти ответы на все мучающие его вопросы.       Время вновь перестало существовать, а все звуки исчезли, когда небесно-синие глаза встретились с зелёными. Они стояли в холодном подъезде, освещаемом светом лишь одной тусклой лампы, завороженно смотря друг на друга. Казалось, что не было никаких колких насмешек, грубых слов, презрительных взглядов и ревности. Что никогда не существовали месяцы неопределённости, недели разочарований и дни сожалений. А всегда были два человека, безмерно любящие друг друга, но пытающиеся убежать от собственных чувств. Однако это наваждение исчезло, стоило только Арсению вспомнить слишком реальную фразу парня. «Давай забудем об этом». Хозяин квартиры отвёл взгляд и, стараясь придать голосу как можно больше безразличия, произнёс:       - Зачем ты вернулся? Забыл у меня телефон?       Фраза прозвучала излишне резко, излишне холодно, излишне равнодушно. Улыбка, появившаяся на лице Антона, стоило ему только посмотреть в глаза Попову, тут же исчезла. Парень взглянул на Арсения с несвойственной ему горечью и, сделав резкий вдох, проговорил:       - Нет, - его хриплый голос, раздавшийся в давящей тишине подъезда, казался слишком неестественным, но он, не обращая на это внимание, продолжил: - Но кажется, я забыл здесь кое-что более важное, чем телефон. Кажется, я забыл здесь часть себя.

Три недели назад.

      Арсений смотрел на холодную ноябрьскую Москву сквозь мутное стекло, покрывшееся мелкими каплями дождя. Погода на улице оставляла желать лучшего: моросящий дождь, не прекращающийся вот уже три дня, создавал грязь и слякоть, холодный ветер пробирал до мурашек, заставляя прохожих сильнее кутаться в свои пальто, а весьма тёмная туча, нависающая над городом, словно предупреждала, что осадки не прекратятся в ближайшее время. Оценив погодные условия, мужчина удовлетворительно хмыкнул и резким движением задёрнул штору, погружая комнату в полумрак.       «Прости, но сегодня слишком дождливо, поэтому встретиться не удастся. Может как-нибудь в другой раз? Мне очень жаль»       Мысленно поблагодарив климат Москвы за то, что ему не пришлось придумывать нелепые оправдания, Попов отправил набранное сообщение. Он бы в любом случае не пошёл на эту встречу, однако фраза «Сегодня слишком солнечно», которую он собирался использовать в качестве оправдания неделю назад, звучала слишком несуразно для ноября. А теперь благодаря бесконечному дождю, у него появилась возможность не контактировать с обществом, при этом не теряя друзей. И если кто-нибудь скажет, что это неразумно – оставаться на время отпуска в столице и не выходить из дома, Арсений тут же приведёт множество доводов, опровергающих данное высказывание.       По сути, причина вести себя подобным образом у него была лишь одна. И причину эту звали Антон. Мужчина отметил, что всё происходящее в ним в последнее время так или иначе связано с Шастуном, и это лишний раз подтвердило то, в чём Арсений итак убеждался каждый день.       Он пропал. Отдался чувствам настолько сильно, что теперь они стали управлять его жизнью. Что делать со всем этим, как выпутаться из паутины, так прочно сплетённой вокруг него, Попов не знал. Да и не сильно пытался найти выход из этих сетей, ведь пока никто не понял, в чём заключается истинная причина его резко изменившегося поведения и частых перепадов настроения, всё в порядке.       Во время короткого отпуска он часто прокручивал в голове последний день съёмок, выдавшийся особенно сложным.       «Переигрываешь», «Это уже чересчур», «Улыбайся, ты людей пришёл веселить» - Попов на протяжении всего съёмочного процесса выслушивал краткие комментарии своих коллег по поводу нетипично рассеянной для него игры. Импровизация всегда давалась ему на отлично. Порой Арсений сам удивлялся способности налету сочинять короткие стихи или за несколько секунд выдумывать оригинальный ответ, заставляющий весь зал смеяться до слёз. Однако в тот день усталость и напряжение взяли верх над актёрским мастерством, потому ничего кроме вымученной улыбки от него так и не смогли получить. Парни среагировали слаженно. Они втроём тянули всю Импровизацию на себе, оставляя Арсению второстепенные роли, не требующие большой затраты энергии. Кое-где в игру вклинивался Паша, как бы заменяя временно вышедшего из строя актёра. Такой расклад пусть и был утомляющим, зато позволял скрыть несобранность мужчины.       В таком темпе и прошёл последний день, изрядно помучивший каждого импровизатора. Вся немногочисленная команда вышла на улицу, чтобы освежиться перед самым завершением концерта, когда Стас жестом подозвал Попова к себе. Он выглядел хмуро, однако в его глазах не было ожидаемого недовольства.       - Это не единичный случай, Арс, - устало проговорил продюсер, неотрывно смотря в глаза своему собеседнику. В его тоне не было упрёка, лишь сухая констатация фактов. - В последнее время я всё чаще прихожу к мысли, что мы потеряли импровизатора Арсения Попова, а на его место пришёл человек, несущий на себе вся тягости и проблемы этого огромного мира. Я не знаю, что за ерунда творится в твоей жизни и отвлекает тебя от работы, но попытайся разобраться с ней. Ведь зрителям нужны смех и веселье. Они смотрят на нас ради иллюзии, что где-то есть счастье. А сейчас ты всем своим видом демонстрируешь отчаяние и подавленность, лишний раз напоминая смотрящим комедийное шоу об их собственных проблемах, о том, что счастье не так уж и близко. Ты ведь актёр, ты должен уметь оставлять свои переживания за сценой. Верни нам «знаменитого тусовщика». Исправь все это.       Шеминов, крикнув стоящим чуть поодаль парням, что до конца перерыва осталось десять минут, ушёл, оставляя Попова в состоянии полнейшей растерянности. Получать критику в свой адрес, пусть даже самую обоснованную, всегда неприятно, потому мужчина направлялся к остальным импровизаторам в весьма мрачном расположении духа. Они сами, несмотря на очевидную усталость, пытались вести себя бодро и улыбались, будто по-прежнему находились на сцене, где на них устремлены сотни жаждущих веселья взглядов. Лишь Антон не удостоил своих коллег улыбкой. Он стоял чуть поодаль от переговаривающихся между собой Серёжи и Димы, облокотившись об бетонную стену концертного зала и докуривая очередную сигарету. Парень излучал такую безмятежность и спокойствие, что Арсений невольно залюбовался им. В ало-розовом свете заката его тонкие запястья с проступающими венами казались неестественно белыми, задумчивый взгляд, направленный в никуда, выдавал полную отрешенность от реальности, в глазах виднелась пустота и невероятная усталость, присущая человеку одинокому, лишенному заботы близких людей. Шастун выдыхал дым с таким наслаждением, словно курение для него было не просто зависимостью или привычкой, а истинным удовольствием. Лишь Антон был способен медленно убивать себя никотиновым ядом с таким изяществом. В тот момент не смотреть на него было невозможно.       - Ну а что насчёт тебя, Арс? – голос Серёжи отвлёк Арсения от разглядывания парня, возвращая мужчину в реальность. Он удивлённо посмотрел на с любопытством уставившихся на него Матвиенко и Позова, как бы давая понять: «я не понимаю, о чём вы». Дима, закатив глаза, начал терпеливо объяснить:       - Мы обсуждали наши планы на перерыв между съёмками. В этот раз он очень короткий, и, по-моему, ехать домой смысла нет, всё равно через пару недель возвращаться. Да и Стас обещал нас пару раз потревожить. У него возникла новая идея, способная разнообразить наше шоу, так что от репетиций не отделаться. Поэтому мы все остаёмся в столице. Тебя, конечно, никто не держит, однако будет лучше, если ты останешься. Так какие у тебя планы?       Арсений задумался. Изначально в его планах было отправиться в Омск, ведь он соскучился по родному городу, хранившему в себе так много дорогих сердцу воспоминаний. Но перспектива скорой встречи с человеком, от которого он стал зависим, поспособствовала быстрой перемене решения в сторону проведения отпуска в Москве. В перерывах парни иногда собирались вместе в непринуждённой обстановке. Как-то Паша сказал, что подобные встречи помогают лучше понимать друг друга в совместной работе на сцене. С тех пор посиделки стали явлением частым. Попов долго пытался убедить себя, что ходит с импровизаторами в бары и клубы ради поддержания товарищеских отношений, и лишь много времени спустя позволил себе признать, что единственная причина, по которой он всё ещё с ними – Антон.       - Да, я тоже остаюсь. - Вот и отлично, - кивнул Серёжа и, придав своему голосу как можно больше торжественности, громко проговорил: - А сейчас, мои многоуважаемые коллеги, я вынужден сообщить вам пренеприятнейшее известие – время нашего перерыва подошло к концу. Но успокаивает то, что осталось отыграть лишь одно «Свидание вслепую» и мы свободны на две недели. Не верится даже, что я на целых четырнадцать дней перестану слышать шутки про свой хвост. Интересно, когда Паша уже поймёт, что они устарели и перестали быть смешными?       - Классика не стареет и не надоедает, - ухмыльнувшись, сказал подошедший Антон, похлопав Матвиенко по плечу. В ответ он получил недовольное фырканье Сергея и тихие смешки Попова с Позовым. В тот момент, пусть и ненадолго, но воцарилась атмосфера единства и уюта. Последние лучи солнца исчезали за горизонтом, день медленно подходил к концу. Каждый из парней в тот момент подумал, что задний двор обшарпанного здания, воздух, с удушающим запахом табака, догорающий свет заката – всё это стало таким близким и привычным, что впору уже называть родным.       Чуть позже четыре импровизатора натянули на свои лица уже поднадоевшие дежурные улыбки и вошли в здание концертного зала, морально готовясь к последнему получасу сезона.       Вопреки ожиданиям – надеждам – Арсения, в первую неделю перерыва парни не виделись ни разу. Один единственный звонок поступил от Стаса на второй день отпуска. «Репетиции отменяются. Я думаю, над самими идеями надо немного поработать и добавить ещё несколько новшеств. Введём это чуть позже. Пока наслаждайтесь заслуженным отдыхом».       Для Попова эти слова имели немного иное значение – наслаждайся заслуженным одиночеством и находись в постоянном состоянии отрешенности. Мужчина понял, что наставление Шеминова «Исправь всё это» останется невыполненным, ведь невозможно прийти в норму в давящей атмосфере пустоты его холодной квартиры. Он ощущал странное предчувствие чего-то неизбежно ужасного, и от этого становилось ещё хуже.       Справедливости ради стоит отметить, что одиночество являлось собственным выбором Попова, ведь он сам отказывался от встреч и прогулок, придумывая оправдания, которые позволили бы ему остаться дома. Именно в то время, когда желание увидеть Антона постепенно превращалось в потребность встречи с ним, все старые московские знакомые Арсения разом вспомнили о необходимости поддержания дружеских отношений, и это невероятно бесило. Раздражало, что телефон разрывался от уведомлений и звонков, но на экране не высвечивалось то самое имя; злило, что люди, лица которых он едва ли мог вспомнить, звали то в кафе, то в клубы, то просто «посидим дома, в непринуждённой обстановке»; но больше всего нервировало то, что он преданно ждал звонка от импровизаторов, дёргаясь каждый раз, когда слышал надоедливый писк своего телефона, уведомляющий о новом сообщении. Смотря на имена абонентов, мужчина разочарованно выдыхал. Это не он        Ни разу за всю неделю имя Антона на экране не появилось.       Ситуация изменилась на вторую неделю, когда Матвиенко вдруг вспомнил, что импровизаторы давно не собирались вместе за пределами съёмочной площадки и тут же загорелся идеей исправить это чудовищное упущение.       - Нет, ты не думай. Это не очередная попойка до беспамятства, - объяснял Сергей, в то время, как Попов всеми силами старался скрыть свой восторг из-за поступившего предложения о встрече. – Мы цивилизованно посидим к кафе, пообщаемся. Обещать, что никто из нас ничего этакого не совершит, я, конечно, не могу, но надеюсь, в этот раз вечно трезвому Димке не придётся нас искать по всему городу.       Арсений улыбнулся, вспоминая эту ситуацию. Да, в тот вечер они сильно перебрали, а идея продолжить веселье в другой части столицы казалась весьма привлекательной. И всё бы ничего, если бы в конечном итоге парни не оказались в абсолютно незнакомом районе, без денег и с полнейшей пустотой в голове. Решение позвонить Позову пришло спонтанно, ведь он был самым ответственным и непьющим в их компании. Сам Дмитрий, которого бесцеремонно подняли с тёплой постели своими непрекращающимися звонками, был не очень раз перспективе колесить полночи по Москве в поисках вдрызг пьяных коллег, однако выбора у него особо не было. Мужчина определённо обладал какой-то сверхспособностью, ведь всего за сорок минут смог найти импровизаторов по их пьяным и не очень внятным комментариям: «Ну… Здесь есть баки. И гаражи… Много гаражей».       - Ну что решил? Пойдёшь с нами, наш питерский интеллигент? – голос Матвиенко вернул мужчину в реальность, напоминая, что Арсений так и не дал ответ. В тот момент он чувствовал себя счастливым, потому как впереди вполне чётко вырисовывалась перспектива скорой встречи с Шастуном. Это было полнейшим помешательством, мужчина давно свыкнулся с этим фактом. Оправдывал он себя лишь одной мыслью: «Раз демонов нельзя вытравить из своих мыслей, почему бы не попытаться ужиться с ними, играя по их правилам?»       - Да, я с вами, разумеется. Или ты всерьёз думаешь, что я пропущу встречу с моими любимыми коллегами? - «встречу со своим зеленоглазым чудом» добавил Попов мысленно. Иногда он всерьёз задумывался, как отреагируют его друзья, расскажи он им правду о своих чувствах к парню. Среди всех возможных сценариев развития событий не было ни одного благополучного. Это было вполне ожидаемо, ведь он помнил в какой стране и в какое время живёт. В России всё иначе, потому если уж запутался в сетях нетрадиционных чувств, молчи, чтобы не усугублять и без того достаточно проблемную ситуацию.       - Поменьше сарказма, мой дорогой друг, и всё у тебя в жизни сложится. Адрес и время я скину позже. До встречи. Не скучай, - с этими словами мужчина отключился, и Арсений облегченно выдохнул. Он вновь остался наедине со своими размышлениями, но это больше не тяготило его, ведь среди полной тьмы одиночества наконец стал виден яркий луч надежды.       Мужчина отчётливо понимал, что в его жизни есть лишь одна проблема, и решения у неё пока нет. Ведь он не может в один миг разлюбить Антона, забыть о нём, вычеркнуть из жизни все чувства. Эта разрушающая любовь въелась под кожу, стала неразрывной частью Арсения, разрушить которую без вреда для самого себя он был уже не в силах.       Вокруг было множество прекрасных девушек, мечтающих об отношениях с ним. Среди них были натуры удивительной красоты, которыми хотелось любоваться, всматриваться в идеальные черты, восхищаться их грациозностью и утончённостью. Признавались в симпатии умные начитанные девушки, главное оружие которых – тихий вкрадчивый голос, интересные умозаключения и логические цепочки, приводящие к вполне рациональному выводу. Их хотелось слушать, запоминая каждое слово. Встречались и весёлые, яркие девушки, поднимающие настроение одной лишь улыбкой, и интересные многогранные личности, от которых веяло аурой загадочности и таинственности.       Но все они вызывали лишь лёгкий интерес, не переходящий грань даже простой влюблённости, чего уж говорить о любви. С ними не хотелось провести всю жизнь, ведь всё их очарование исчезало для мужчины уже через несколько часов общения. В девушках он видел отличных подруг, не более.       Попов привык оправдывать подобную незаинтересованность тем фактом, что среди всех этих девушек не было той самой.       Всерьёз он никогда не задумывался о семейной жизни – всегда было не до этого. Мысли вращались лишь вокруг карьеры, на работу уходили все силы, потому он принял для себя простое решение: «Пока не появится полная уверенность в прочности фундамента жизни, никаких отношений.» Так всё и пошло.       Не сказать, что Арсений когда-либо рассматривал возможность создания отношений со своим полом, ведь был воспитан во времена, когда подобные темы не поднимались в обществе. Попов не затрагивал вопрос ориентации, так как для него всегда существовал общепринятый постулат «Мальчики должны любить девочек, девочки мальчиков», всё остальное – лишь один из способов привлечения к себе внимания. Он не верил в правдивость ЛГБТ сообщества, в истинность их чувств, предполагая, что своими каминг-аутами люди хотят получить жалость и некоторую долю известности.       И словно в насмешку над собственными убеждениями, Арсений заблудился в густом лесу неразделённой любви к человеку одного с ним пола. Это безжалостная ирония жизни.