аберрации недошедших чувств

Лифт размеренно двигался вверх. Пустые верхние этажи недостроенных небоскребов для секретной базы — моветон, вот что думалось Гону, пока они с Нобунагой поднимались все выше и выше. Он не очень-то хотел соглашаться соваться сюда, но уламывать Нобу был мастером. Выслушивать душещипательные истории о том, почему им нужен именно Гон, а не кто-то другой, было пустой тратой времени, отставать от него не собирались, а потому Гон где-то на третьем подвывании и многозначительном подмигивании согласился. Он пребывал в размышлениях о том, что будет делать позднее, но, неожиданно, Нобунага начал разговор. Видимо, стояние в тесном лифте, где мигала лампа, так и способствовало началу бессмысленной беседы. Можно было намекнуть, что они, в общем-то, не друзья, но Гон перестал делать это примерно в тот же момент, когда Нобу вновь предложил ему вступить в ряды «Пауков». После сражения с муравьями собственные неожиданно раскрывшиеся темные стороны дали понять, что, может, в Йоркшине Гон был несколько (довольно сильно на самом-то деле) категоричен, но это не значило, что он мог так легко дать согласие! Это просто дало понять ему, что он довольно… Как Киллуа сказал недавно? Что-то похожее на «мстительный». Там еще нелестная ремарка после этого была, но Гон всегда упускал ее из головы. Он был злопамятным. И не любил, когда людей, которые ему нравились, обижали. Кайто, Курапика… Поэтому его путь с «Пауками» никогда не переплетется. — Н-да, ты все такой же коротышка. — Чего?! Когда на него уставился горящий взгляд, Нобунага заржал в голос. Больше всего в этой жизни Гон ненавидел, когда кто-то упоминал его рост. Да, не вышел он ростом, ну что поделать-то?! Масла в огонь добавляли редкие сравнения с Джином — Биски шутила, что, мол, Джин такой злой, потому что к земле и аду близко, и Гон начинал иногда думать, что из-за таких вот шутников это было правдой. Ну и куда же без Киллуа с Аллукой — оба по заветам своей родни вымахали высоченными, аж плакать хотелось. Прошло несколько лет с их встречи в Йоркшине. Около трех — с разговора Гона и Джина на Мировом дереве. Теперь ему было семнадцать, близилось совершеннолетие… Нобунага и Биски твердили, что Гон, хоть и остался не самым высоким, все равно вытянулся и изменился, а последняя добавляла, что он ужасно напоминал молодого Джина. Последнее бесило больше всего. Ну можно же было без сравнений?! — Да ладно, не обижайся! Я думал, ты, ну, хотя бы меня догонишь. А ты разве что Фейтана выше. — Ну хоть что-то, — возмущенно процедил Гон. — Зато небольшой рост позволяет быть более юрким, — со знанием дела заметил Нобу и с очень умным видом поднял палец кверху, словно не было вещи более мудрой. — Используй преимущества с умом! Создай там, не знаю, хацу… Э-э-э… Гон лишь надсадно закашлялся. Нэн, да? Кажется, Нобу мгновенно понял свою ошибку, а потому слегка виноватым тоном поинтересовался: — Как твой нэн?.. — Все так же, — лениво зевнул Гон. Не то, что он был особо против поболтать с Нобунагой, но рассказывать было нечего. После сражения с Питоу нэн не вернулся. Точнее, как сказал Джин, нэн-то как раз был, только вот контролировать Гон его не мог. Это весьма удручало. Приходилось разучивать новые способы умело вилять между правилами его действия, что давало Гону кое-какие плюсы, но простые техники он использовать уже не мог — приходилось полагаться лишь на интуицию. Лифт все никак не хотел добираться до точки назначения. — Совсем никаких изменений? — Ты сейчас лучше меня это видишь. — Н-да, — разочарованно цыкнул Нобунага и скрестил руки на груди. — Такой талант проебать! В смысле, извини. Оставалось лишь пожать плечами. Ну а что тут еще добавить? И правда талант просрал. Иногда Гон жалел об этом, но потом возвращался мыслями к бою с Питоу. Возможно, он сделал все верно. Если бы тот вернулся назад, к Королю, то мог вылечить того от радиационного заражения. Палм, конечно, говорила, что Король перестал вести себя как жестокое чудовище, может, он бы даже встал на путь истинный, и Питоу мог бы помочь осознавшему свои ошибки Меруему встать на дорожку новой жизни… А может, тот бы устроил новую бойню. Нет. Гон все сделал правильно. Нетеро пожертвовал собой, а Гон — своим потенциалом. Разумная цена. Плюс, он отомстил за гибель Кайто. Глупо вышло, ведь тот по итогу выжил и дал Гону такой затрещины за это, что шея потом долго болела, но сам факт мести был… приятен. Как бы плохо это не звучало. — Все равно спасибо, что пришел. А то мы так задолбались!.. А ты один можешь совладать с этой штукой. «Эта Штука» была предметом, о котором Нобу говорил слишком мало, аргументируя, что это нечто жуткое секретное. Гон понял, что Нобу любил много болтать, и кто-то в «Пауке» дал ему по шее, чтобы трепался меньше. Хорошее решение. Ему невольно вспомнилось, как Финкс соврал Курапике по телефону, а потом спешно перезванивал, и где-то внутри проскользнула мысль, что все пережитое наконец дало ему повод не демонизировать Редан, а взглянуть на него другим взглядом… Но прощать все равно не собирался. Куроро испоганил ему реванш, за что Гон сделал о нем определенную отметочку в собственном списке обид. Первым там сейчас значился Киллуа, уничтоживший все запасы конфет. Даже не поделился! — Слушай, — проворчал Гон, — я согласился только потому, что ты меня попросил. Куроро мне все еще не нравится, он самодовольный болван. — Да ладно, тебе ж вроде бы Хисока нравился, разве он не хуже? Нобунага сказал это без какой-либо задней мысли, просто — как промелькнувшую мысль — но, когда на него обратился очень многозначительный взгляд, подавился воздухом и отмахнулся, дескать, уж извини. Из всех «Пауков» Нобу был наиболее… близким к понятию «приятель» для Гона. Те все еще ему не нравились: во-первых, потому что они убили семью Курапики, во-вторых, потому что большинство из них, особенно тот коротышка, Фейтан, были себе на уме. Единственные, помимо Нобунаги, кто еще более-менее устраивал Гона, были Пакунода и Финкс, но первая умерла еще в Йоркшине, а второй попадал в эту категорию только в тех случаях, если не выпендривался. Больше всего в «Пауках» Гон ненавидел именно Фейтана. Даже с Куроро было проще, но этот? Если бы у Гона была возможность, он бы убил его без промедления. Были такие люди, вызывавшие в нем это страшное нехорошее желание. — Как там Курапика? — как бы невзначай поинтересовался Нобунага, но Гон мгновенно распознал, что стояло за этим вопросом. Он слышал о том, что произошло при путешествии на Темный Континент: бойня принцев, перетекшая в кровавое месиво всех со всеми. «Пауки» были там, Курапика был там. Они преследовали разные цели, но пересеклись. И тогда им всем пришлось переступить через свою ненависть, потому что Курапика нашел кое-что важнее прошлого — ту королеву, Ойто, и ее дочь, а «Пауки», некоторые из них, согласились помочь спасти ребенка и невинную женщину. После предательства Хисоки те, наверное, и не воспринимали Курапику как злейшего врага, а потому ярость перетекла в вяло текущую ненависть. Просто чтобы помнить Уво и Паку. После крушения «Кита» Гон потерял след лишь Леорио; по слухам, тот вместе с Чидль и остальными «Зодиаками» отправились на Темный Континент для продолжения исследования. Курапика же вернулся на обитаемую землю, где продолжил помогать Ойто. Кажется. Они давно не связывались, у Гона были дела, и он банально забывал. Но нельзя было давать повода «Паукам» даже подумать, что Курапика мог расслабиться, а потому Гон заметил: — Все еще работает на мафию и помогает королеве. — Ясно. Нобунага произнес это так просто, словно и правда ничего не скрывал за своими словами. Наконец, лифт остановился, и Гон тенью вышел следом. Труппа занималась своими делами, и стоявшая ближе всех к выходу Мачи хмуро кивнула ему. Их ряды значительно поредели после вылазки на «Кита» и всей той вражды с Хисокой: из выживших остались лишь Куроро, Финкс, Нобу, Мачи и Фейтан. И два Золдика, старший из которых уже покинул ряды труппы. Всех, кроме девочки в очках, убил Хисока, выманивая лидера «Паука»; а ту зарезал четвертый принц Какина. Вообще-то, довольно грустно. — Ну и где этот ваш Жутко Секретный Предмет? Мачи смерила Нобунагу взглядом. — Ты ему не сказал? — Эй! Вы сами мне все уши просрали, что!.. — Ну уж ему ты мог и рассказать! Нобунага лишь вскинул руки кверху, сдаваясь. Ну да, облажался, читалось в его взгляде. Препирания интересовали Гона мало, поэтому взглядом, скорее по привычке, он оглядел пространство вокруг. Комната выглядела грязно, словно в ней велся ремонт. Фейтана нигде не было видно, как и Каллуто, Финкс ковырялся где-то за стенкой судя по ругани, а Куроро сидел рядом с лифтом на сложенных в центре досках и что-то проделывал. Сначала Гон не понял, что именно тот творил, но потом осознал. Ниже пальца Куроро болталась монетка, которая точно следовала за его движениями, словно была закреплена веревкой. Но так как ее не было, следовательно, это было хацу. А такое хацу он уже видел — неплохо так получим с его помощью куском плитки по лицу на Небесной Арене. — Ой, это хацу Хисоки? Нобунага неодобрительно взглянул на то, как Куроро подтянул к себе банку пива и с довольной улыбкой взглянул на Мачи, за что почти мгновенно получил пинок под коленку. Не знай Гон, чье именно это хацу, он бы посчитал это довольно милой и безобидной картиной, но сейчас внутри него что-то вскипело. Куроро не имел права использовать эту способность. Он и так слишком много всего наворотил. Он… Гон прекрасно понимал, что Куроро имел право мстить и злиться, он каждый раз прокручивал в голове гибель Кайто и разговоры с Питоу, когда у него чесались кулаки плюнуть на все и атаковать лидера «Пауков». Забавно, не поддайся тогда Гон на дикое глупое желание мести, то не только не утратил бы собственный нэн, но и, может быть, сумел бы уговорить Питоу перейти на их сторону. Тот был опасным и ужасным монстром, но внутри он начал понимать человеческое — и боролся за то, что ему было дорого. Тем более, Кайто оказался новой королевой… Питоу мог бы вылечить кое-кого… Но думать об этом было уже поздно. Мотнув головой, Гон отвернулся, и его жест Нобунага воспринял по-своему: — Да уж. Такой ублюдок был, да? Всех нас предал, стольких перебил… Ну ладно, не «стольких», но все равно неприятно. Помер, а хацу все еще осталось. Даже данчо не удивился. — Угу… — Ты, помнится, тоже его знал довольно близко, да? — Гон отвесил хмурый взгляд Нобунаге, и тот присвистнул, вскинув руки. — Да ладно, не злись. Мне просто интересно. Ты все же его не ненавидел, вот и хотел спросить… — Что именно? — Ну, как ты относишься к его смерти? — А сам-то как думаешь? Если я сейчас спокойно с тобой говорю? После этого Нобунага изрек многозначительное «о» и кивнул, довольный. Гон лишь сухо улыбнулся в ответ, но в голове он то и дело прокручивал мысль: как скоро Куроро поймет, что Хисока отнюдь не мертв? Радио кричало на всю столовую голосом известного диктора, полного энтузиазма: — Наконец-то пришло время нашей олимпийской сборной получить заслуженные награды! Раздавался стук ложек о тарелки, тихие переговоры. — Наши атлеты прошли тяжелые испытания, чтобы пробиться на вершину списка! И сейчас эти молодые люди могут по праву гордиться собой! — Аллука-тян? Передай соль. — На-а-а! — Следующие Олимпийские игры будут проходить в Йоркшине! Будем надеяться, что пламя войны на Темном Континенте не помешает мечте воплотиться в жизнь! — Абаки-сан? Абаки-сан! — Ах? Что? — По мнению Ассоциации Охотников, если наши бравые исследователи вернутся с Темного Континента с новыми открытиями, то это может изменить следующие Олимпийские игры навсегда! Завтрак шел по расписанию. В столовой было дико шумно: с момента, как они сюда переехали, здесь начал царить хаос. Гон не был уверен, как хозяйка этого места, Абаки-сан, до сих пор их не выгнала, но, видимо, роль играло ее знакомство с Биски: по какой-то причине она лишь ехидно посмеивалась, когда кому-то прилетало кашей в лицо. Может, спокойствия ей добавлял тот факт, что она владела баром прямо рядом с миниатюрной копией Небесной Арены, где точно так же дрались пользователи нэн, и потому-то она точно знала, как держать себя в руках… Гон не знал. Ему было достаточно того, что ему не давали по шее за разбитые кружки. Еще с Мито-сан понял, что лучше так не делать. Он наложил себе немного каши в тарелку и с прищуром взглянул на Аллуку, что ковырялась в ней с жутко недовольным видом. Рядом сидел Киллуа, намазывавший уже какой кусочек масла на хлеб. Первая пачка подходила к концу… Гон прикинул, как скоро Киллуа получит от Биски, которая тоже любила местное масличко. — Ах, Глэмгазленд, город мечты! — ворковала Биски, полистывая очередной журнальчик с непотребным содержанием. Раньше она хоть как-то скрывала свои увлечения, но теперь решила, что они уже взрослые, а потому можно было и не таиться. — Интересно, как скоро сюда завезут эту коллекцию… — Тебе лишь бы на моделей попялиться, — хмыкнул Киллуа, продолжая уничтожать масличко. — А что такого? Прекрасные мужчины, в самом расцвете сил! Не на вас же с Гоном мне смотреть, в самом-то деле! — А почему нет? Они уставились друг на друга, и Биски картинно закатила глаза. — Умоляю. Вы мне оба в сыновья годитесь. — А не во внуки? Победно рассмеявшись, Киллуа получил журналом в лоб и засопел. Спешно подавив в себе желание подтвердить эту реплику, Гон (ну просто на всякий случай) запихнул себе побольше каши в рот и шумно глотнул, после чего уставился на Аллуку, которая продолжала смотреть на свой завтрак с самым что ни на есть кислым видом. Они с Киллуа и правда были родственниками: лица, когда им что-то не нравилось, делали одни и те же. — Не хочется? Аллука подняла на него полный страданий взгляд. Сейчас она уже не напоминала ту козявку, с которой они встретились перед Мировым деревом, но она все еще была младше их, а потому невольно Гон начинал сюсюкаться — перенял дурную привычку Мито-сан, когда та увидела двух Золдиков вместе с Гоном на пороге. Но то, что она в свои пятнадцать уже была выше его, бесило неимоверно! — Ну ты старался! — она с отчаянием вздохнула, и колокольчики на ее косичке зазвенели. — Я же не могу просто так взять и выкинуть! Но не могу видеть кашу, дома только ее и ела! Да уж, подумалось Гону, в таком случае все понятно. Про рост — если столько каши ела! Черт возьми, может, ему тоже стоило перейти исключительно на кашевую диету?.. — Может, тебе чего-нибудь добавить? Что, например, Наника любит? — Братика. Они одновременно скосили взгляд в сторону, где Киллуа и Биски сверлили друг друга разъяренными взглядами, и Гон помотал головой. — Если сейчас он не прекратит выпендриваться, то мы узнаем, насколько каша с мясом годится как завтрак, — Аллука рассмеялась в кулак в ответ на эту глупую шуточку. — Может, клубники? — Клубники… Можно и клубнику. Когда упомянутая оказалась на каше, Аллука аккуратно подчерпнула ее и, бросив взгляд на Гона, словно совершала прыжок в неизвестность, наконец проглотила. Еще никогда Гон не видел, чтобы от еды плакали, и потому он недоуменно заморгал, когда ему в ответ донеслось нечеткое: — Фпафиво. Даже так? Он вновь принялся за свой завтрак, попутно отмечая, что Киллуа и Биски прекратили свою глупую ссору, вновь принялись за завтрак и попутно переключились на дела более мирские. Абаки-сан изредка мелькала на кухне — у нее было полно дел внизу, поэтому она лишь краем уха слушала все разговоры и иногда невпопад поддакивала. Так проходило каждое утро. Они впятером сидели в столовой, Абаки-сан бегала мимо… Звонкий шлепок и очередной возмущенный вопль Киллуа подтвердили, что они вошли в последнюю стадию завтрака. — Сегодня у нас в плане — дыхательные упражнения! — бодрым тоном огласила Биски, уперев руки в бока. Она, стоя во главе стола, горделивым взглядом обвела своих учеников, доедающих завтрак, и затем с еще большим энтузиазмом, словно только этого и ждала, добавила: — А потом, если вы не будете выкаблучиваться, вечером мы пойдем на фестиваль! Говорят, там такие танцоры в главных ролях… Э-э-э… То есть… Ничто не могло скрыть мечтательного взгляда, мелькнувшего на долю секунды, интонации и оговорки; но все присутствующие сделали вид, что ничего этого и было, ровно с теми же постными лицами выслушивая дальнейший неловкий лепет про ценности местного фестиваля, ритуальные танцы и блюда. Но у всех в голове промелькнуло: «Извращенка». — Ах ты-ы-ы! Думаешь, я не знаю, о чем ты думаешь, паршивец! А ну триста отжиманий, пошел! Гон облегченно выдохнул, понимая, что в этот раз пронесло — гнев Биски (весьма обоснованный) пал на бедного Киллуа, который и не попытался даже скрыть мимолетной ехидной ухмылки после оговорки. Пока тот пытался как-то аргументировать, что ничего такого и в мыслях не было, Гон быстро встал из-за стола и собрал пустые тарелки, попутно обменявшись с Аллукой многозначительными взглядами, после чего направился к последнему человеку, кто еще остался за столом с недобитым завтраком. Выглядел он отстраненно. Гон видел лишь один его глаз, но и этого было достаточно, чтобы понять, что тот о чем-то задумался. Наклонившись, он подцепил рукой полупустой стакан с трубочкой и щелкнул по нему пальцами, а затем, когда хозяин отреагировал, осторожно поинтересовался: — Тебе не понравилось? Скажи ему пару лет назад, что он так спокойно будет болтать с Хисокой — ни за что бы не поверил. Но это был Хисока. Много воды утекло с их последней встречи; если подумать, то нормально они пересекались в последний раз на Острове Жадности. После было как-то не до этого: сначала был инцидент с муравьями, затем… ну, тоже кое-что было, а потом Гон вернулся к Мито-сан. Он провел некоторое время наедине с собственными мыслями, а потом вновь пустился в путешествие. И вот, он вместе с Биски, Киллуа и Аллукой вновь очутились в одном месте. А потом к ним присоединился Хисока. После того, как ввязался с глупую войну с «Пауками». Сначала на Небесной Арене, затем — на «Ките». Ему там хорошенько досталось. Гон не знал всей истории, но ему было известно, что месть у Хисоки провалилась: он не сумел добраться до Куроро, хоть и убил несколько членов труппы. Те схватили его в самый последний момент, но вместо того, чтобы убивать, решили выместить все зло. И пытали — год где-то или около того. В ответ Хисока покачал головой и остановил Гона жестом. Сейчас, без своего боевого раскраса, он так разительно отличался от себя из воспоминаний об их встречах, что Гон невольно каждый раз впадал в ступор. Он выглядел так же, как и на Острове Жадности, когда все они очутились рядом с ним в попытке найти Куроро; только волосы черные, и намного короче. Но лицо обезображено страшным шрамом — от взрыва, кажется. Остальное скрывала «Текстура». Пожав плечами, Гон кивнул и заметил: — Хорошо, тогда сам на кухню отнеси потом. Но все это, помнил он, фикция. Потому что этого «лица» уже давно не существовало — лишь фикция, созданная маскировочным хацу Хисоки и протезами, созданными у местного конфигуратора плоти. Нос, во всяком случае, так он носил маску. Куроро здорово на нем отыгрался: сначала во время бойни обезобразил лицо, а затем добавил. Удаленный глаз. Отрубленный язык. Вырванные зубы. Иглы под ногти. Рассеченные сухожилия. Отрезанные уши. Порезанные кишки, сплетенные с проволокой… И больше, намного больше. Но даже отсутствие речи, даже полное отчаяние не могли его сломать. Гон знал, что Хисока упрямый — и он это доказал лишний раз, сыграв на чувствах Каллуто. Один неудобный вопрос, и тот связался с Иллуми, ушедшим из труппы после завершения своего дела — технически Хисока считался убитым, Куроро обещал прирезать его. И именно в таком состоянии Иллуми дотащил до них Хисоку. Как на них вышел — неясно, но, подумалось Гону, может, все дело было в том, что Иллуми знал об их сложных отношениях и обоюдной заинтересованности в матче (хотя, на самом деле, Гон иногда забывал про это). Или он как-то отыскал Киллуа. Или потому, что они остановились у Абаки, а Абаки знала Хисоку. В общем, Гон не знал. Иллуми растворился быстрее, чем можно было добиться у него ответов, Каллуто хоть и держался на связи, но тоже вилял от темы весьма умело, а о его маленьком предательстве не знал даже Редан. Сам Хисока ничего не говорил — не только потому, что у него не было языка — и лишь ухмылялся (не по-настоящему, взглядом, на лице у него навечно застыла улыбка), когда Гон пытался выпытать информацию у него. Вот так и жили. Гон без нэн, но с хорошей физической силой. И Хисока без былой формы, но зато с аурой. Нэн — единственное, что у него осталось. От этой ауры веяло чем-то нехорошим. Такое же Гон ощущал в тот самый момент, когда смотрел на Питоу перед собой после честного признания, что тот должен его убить. Ради Короля. Он еще раз на всякий случай покосился вниз, на Хисоку — тот бурил взглядом стену напротив, явно продолжая свои таинственные немые размышления — после чего, услышав грохот позади, резко развернулся. И, насупившись — вновь невольно скопировав жест Мито-сан — рявкнул: — Никаких битых тарелок! Биски, ну ты-то куда! — Влияние низших умов на высшие, — простецки заметила Аллука, и, зевнув, легко поймала запущенное в нее блюдце. Гон вдохнул полной грудью. Голова его была занята отнюдь не медитацией, а кучей беспокойных мыслей: что дальше? Да, Биски нашла его и предложила помощь в возвращении нэн после того, как ей удалось выбраться живой с бойни на «Ките». Да, они вновь были с Киллуа, и даже с Аллукой! Но теперь Гон отставал от Киллуа так далеко, что это никуда не годилось. Раньше их освоение нэн было безумным, быстрым, так нормальные люди не тренируются. Сначала Винг, потом Остров Жадности и война против Гентру, затем подготовка к спасению Кайто… За пару лет они совершили скачок, который нормальным людям дается лишь спустя десятилетие. Киллуа уже был на уровне одних из сильнейших пользователей нэн в Ассоциации (ну, во всяком случае по мнению Гона и домыслам Биски). А он? Просрал все и вернулся к началу. Теперь никаких резких скачков, лишь медитации и повторения заученного по сто раз. В этом тоже было свое очарование, но Гон бесился, что начинал отставать. В способностях. В силе. В росте! Нет, ну последнее было совсем обидно. Биски стояла рядом с ним и внимательно наблюдала за его действиями. Раньше она колошматила его газеткой за то, что отвлекался, но потом все же сменила гнев на милость — наверное, поняла, что у него было шило в заднице, и медитации — это совсем не про него. А потому, когда во двор вылетела запыхавшаяся Абаки вместе с Киллуа, они оба обернулись к ним, но ничего не сказали. Это было главное условие — вникать, но не слишком глубоко. Тренировки важнее. Видимо, эти двое о чем-то болтали, потому как Гон услышал лишь окончание диалога: — Абаки-са-а-ан! Ну и как Вы с этим дурнем миритесь, вообще не понимаю Киллуа так надсадно вздохнул, словно он был главным ответственным за все это. Можно было подколоть его за это, но Гон предпочел скрыть улыбку за кашлем и отвернулся назад. Вот уж тоже скажешь. В ответ Абаки лишь неловко пожала плечами, словно сама не знала ответа, а потом посетовала: — Ну, мы все же были друзьями… Значит, что-то опять с Хисокой? Гон резко скосил взгляд на Биски, всем видом умоляя дать спросить, что же там такое приключилось, и та закатила глаза, отмахиваясь: — Ну ладно-ладно, — и затем заметила: — Ты напоминаешь мне Вергея. Он точно так же постоянно отвлекался на все подряд, что тоже, несомненно, было важно. Только вот хацу мне так научить его и не удалось. Затем она потерла подбородок с таким видом, словно говорила о бывшем: — Надо бы узнать, что он сейчас делает… — Вергей — это парень с фетишем на мускулы? Гон знал о настоящем облике Биски — Киллуа один раз разболтал, за что потом всю следующую неделю ходил с побитым лицом (но каким довольным) — и помнил, что на «Ките» один из телохранителей принцев был… в очень интересных отношениях с наставницей. Стоило ему упомянуть это, как Биски сжала кулак, явно угрожая расправой, но потом все же вздохнула и с обреченным видом кивнула. — Он самый. Такой бестолковый! И ты такой же. Спрашивай и сразу же продолжаем! — Киллуа-а-а-а! Тот обернулся и хитрым кошачьим — Гон хотел бы сказать «лисий», но «лисий» взгляд был у Хисоки, когда как Киллуа, несомненно, был котом — уставился на приятеля. Пока Абаки ковырялась в углу двора, собирая что-то в корзину, Гон оперся на друга плечом (с их разницей в росте это стало настоящей проблемой) и заговорщическим тоном поинтересовался: — Ну? Хисока опять что-то сделал? Несколько секунд Киллуа тупо смотрел на него, а затем опомнился: — А. Нет. Ну, то есть да, — на его лице расплылась ухмылка. — Засранец опять плюнул на советы врачей и в тайне тренируется. Из-за всякого посмертного дерьма и кражи хацу у него нэн чудит, вон, простыни от крови отмываем. — Это плохо, — заметил Гон. Киллуа беззаботно отмахнулся: — Надо просто выпендриваться поменьше. Это к тебе тоже относится, бестолочь. — Это еще почему?! — Ты сейчас такой же овощ, как и Хисока, потому что вы оба доигрались, — с каждым новым словом голос Киллуа становился острее и ехидней, и, к сожалению, Гон не мог сказать, что его безрассудное поведение таковым не являлось. Но он был рад, что приятель пережил то время, когда корил себя за случившееся, и теперь от души ворчал над ухом. Такой Киллуа нравился Гону больше молчаливого и тоскливого. — Куроро, Питоу! Дебилы! Мозгами надо думать! Ну ладно ты еще, ты хоть на эмоциях был, а этот дурень?! Мало того, что дал Куроро подготовить против себя ловушку, так еще и второй раз в нее попался! Нет, ну не идиот ли?! — Идиот, — согласился Гон. Кивнув Киллуа, он вернулся на место, вновь принявшись размышлять. Тот же скрылся обратно в доме вместе с Абаки. Он хорошо мог понять Хисоку, а потому не осуждал. Ну, то есть, только второй круг этого глупого противостояния с «Пауками». Но в бою облажались оба: и сам Хисока, и Куроро. Первый — потому что и правда дал противнику все шансы найти идеальную контрмеру против себя. Куроро был умным человеком, а потому быстро понял все слабости стиля боя Хисоки — он был бойцом ближней дистанции и был хорош против одиноких противников, а не против толпы. Но Куроро облажался в тот самый момент, когда — Гон судил по словам Мачи — вместо того, чтобы обезглавить свою самую огромную проблему, просто оставил его труп на инспекцию человеку, который испытывал к Хисоке нечто сродни симпатии. Мачи корила себя. Вот уж она, думалось Гону, была наименее виноватой в гибели членов труппы. Ну кто мог подумать, что у Хисоки будет пунктик на такое? Этот бой был довольно показательной демонстрацией слабостей различных техник боя, а потому Гон пересматривал его на записи регулярно. В тайне от Хисоки. Тому вряд ли понравится. Он, конечно, сделает вид, что это не так, но… Гон просто знал. Чем старше он становился, тем больше понимал образ мышления своего заклятого… врага? Друга? И не знал, должно ли это было его пугать, или наоборот — просто доказывало, что они были в чем-то похожи. Вот и все. Со стоном вздохнув, Гон схватился за волосы и с отчаянием взглянул на Биски: — Блин, это ж мне теперь и тактику боя придется менять? Если старое хацу больше не доступно! — Почему же недоступно? — Биски удивленно на него взглянула — Когда ты вновь освоишь нэн… Сможешь его почувствовать сильнее, чем сейчас, то наверняка сможешь повторить свое хацу без особых проблем. Это как кататься на велосипеде. — Но ты вроде говорила, что я теперь не того… Ну… — Ты теперь не усилитель, это правда, Гон, — Биски отрицательно помотала головой и постучала кулаком ему по груди. — Нет смысла зацикливаться только на этом типе, тем более, теперь он от тебя жутко далеко. Старое хацу всегда можно оставить просто на всякий случай, но лучше придумать новое. У специалистов множество возможностей, подумай об этом. Да уж, пронеслась мысль в голове у Гона, когда он крепко сжал кулаки. Не от злости, девать руки было некуда. Биски была права (Гон верил ей, потому что еще и Джин упомянул об этом очень мельком во время их судьбоносной встречи) — Гон перестал быть усилителем. После произошедшего, огромного нервного потрясения и прочих пережитых отнюдь не радостных моментов во время бойни с муравьями, Гон потерял то, что делало его усилителем — и стал специалистом. В общем-то, на практике, это не давало особого преимущества. Гон помнил знакомых специалистов, и все, кроме Курапики, были… личностями больно своеобразными. Сражаться со специалистом — себе дороже. Как Хисока напоролся на Куроро — у тех наверняка найдется тупейшая техника в рукаве, причем не самая честная. Причислять себя к таким людям не было ни единого желания. Это с одной стороны, конечно. С другой, пораскинул Гон мозгами, это давало ему возможность создать что-то абсолютно невероятное без особых ограничений. Так они с Биски разработали его новую нэн-технику. Безумное хацу, откровенно говоря, самое то для специалиста. Суть была проста: всю ту энергию, весь тот потенциал, какой он имел, как нэн-пользователь, Гон «перерабатывал» в простую физическую силу. Так как это было ограничение, поставленное не только им одним, то оно невольно работало: и, не способный использовать нэн, Гон тем не менее его все же использовал… Звучало как жульничество, на самом деле. Сейчас, пока он возвращался на былой уровень, он уже мог пробивать бетонные плиты ударом кулака без особого напряжения. Поначалу его напрягала перспектива, что, возможно, он будет ломать и вещи у себя в руке, но Биски всегда замечала: — Ты «крушишь» только то, что тебе нужно сломать. Поэтому, пока ты не думаешь, ни одна вилка в доме не погнется, но когда ты задумаешься об этом, то результат увидишь сам. Она еще очень смешно подняла палец при этом, поэтому Гон запомнил. Раздавленных вилок в их доме несколько прибавилось… Вспомнив слова Наккла о том, что каждое хацу должно иметь название, Гон тихонько застонал. Ну и как ему обозвать это? В предыдущем логика была проста, но сейчас? Это у Киллуа была там «Божественная Скорость»! Вот это название. А у Гона? «Не-нэн-кулак»? Нет, звучало тупо. Биски явно углядела его выражение лица, поэтому неодобрительно зацыкала. — Да уж, головой ты сейчас явно не тут. Ладно уж, чеши куда хотел. — Стой, нет, блин! — опомнился Гон. — Я просто думал! — И над чем же? — Ну, знаешь… И Гон описал ей свою проблему, припомнив встречу с Накклом. Выслушав его, Биски сначала рассмеялась в голос. Затем переспросила, посетовала, что этого не видел Нетеро — точно бы оценил — и затем они оба задумались уже вместе. Название и правда было проблемой. Гон, в общем-то, мог легко обойтись без, но он знал, что если встретится с кем-то из экспедиции за муравьями, то они наверняка спросят. А получать нагоняй от Наккла за очередное безымянное хацу не хотелось… Он и так тогда оговорился! Надо было выдумать что-то нормальное. Крутое! Ну или хотя бы практичное. Гон мгновенно скосил взгляд на дверь, ведущую обратно в дом. Может, спросить у Хисоки? Его-то «Жвачка» при всем своем безобидном названии была довольна… смертоносным оружием. — Надо шагать от того, что ты используешь его интуитивно! — настояла Биски. — «Третий Глаз» или что-нибудь такое. — Да ну, как-то пафосно… — Зато Наккл точно оценит, — со смешком добавила она. С этим аргументом Гон поспорить не мог. Он подумал еще, и затем задумчиво произнес первое, что пришло ему в голову: — Как насчет… «Божественное Ограничение»? — Да не, как-то не очень, — Биски качнула головой. — Хм-м-м… Может… — Придумай что-нибудь оригинальное, балбес. Когда сверху раздалось ехидное замечание, Гона словно током шибануло, и он резко вскинул голову, туда, где на балконе стоял Киллуа с ехидным выражением лица. Он наблюдал за ними с больно хитрой мордой, и, судя по корзине с бельем, Абаки или Аллука отправили его сюда для того, чтобы он развесил вещи, а не уши. Он цокнул языком, словно их совместные попытки что-то выдумать были ему потешны, и затем тем же тоном заметил: — Н-да, поражаюсь, как вы оба хоть что-то придумывали до этого. Ни фантазии, ни ума. То ли дело!.. Гон знал, что Киллуа придумал название своей технике случайно — они, когда ехали в поезде в Восточном Горуто, переключали каналы на планшете и наткнулись на трансляцию местного пропагандистского мультфильма про ежа и белку. И там промелькнула эта фраза — божественная скорость — когда белка успела выполнить что-то за жутко короткий срок. У Гона, к сожалению, был лишь «ка-камень», одобренный Накклом, поэтому он мог лишь обиженно сопеть в ответ на жутко довольное лицо приятеля. Поэтому сейчас он был совершенно не впечатлен. И, переглянувшись с Биски, бросил: — Думаю, Киллуа очень скучает по усиленным тренировкам. — Тоже так считаю. Лучше бы он поспешил развешивать белье, пока Биски не поднялась к нему на этаж! — А ничего, что мы вместе? — осторожно поинтересовалась Аллука. Она то и дело вертелась перед зеркалом, рассматривая себя со стороны. В мускулатуре, конечно, она значительно уступала своему брату и Гону, но для пятнадцатилетнего подростка была… ну, в лучшей форме, чем многие. Хотя, учитывая, что гены Золдиков делали свое дело — не так уж и удивительно. И рост!.. Чертов рост! — В порядке, — Киллуа хмыкнул. — Да ладно, чего нам смущаться-то? Аллука как-то невнятно зарделась и, едва скрывая смешок, буркнула: — Например, что у меня больше… — Надеюсь, ты сейчас про рост, — распахнув глаза, Киллуа зашипел: — Кошмар какой! Это ты откуда такой пошлятине научилась?! — У своего любимого старшего братика! — Не правда! Да я бы никогда! Гон похлопал его по плечу. — Да ладно тебе, это все твое дурное влияние! — Я вас двоих утоплю! Затем они, конечно, рассмеялись. Но Гон на всякий случай держался от глубокой воды подальше. Днем в общественных купальнях было пусто: народ приходил сюда в основном либо вечером, либо утром, после работы ночью. Глэмгазленд, как городок развлечений, никогда не спал. Когда вся купальня была в их распоряжении, Гон чувствовал себя намного спокойнее. Во-первых, никто не глазел, во-вторых, можно было покататься на тазах. Абаки бы дала им по шее за такое, но общественные купальни на то и были общественными, чтобы не она тут властвовала. Еще и бесплатными. Конечно, чисто технически они не были тут одни, втроем, потому что тут был еще и Хисока, но… Что-то Гон искренне сомневался, что тому было дело до их баловства с тазами. Пока Аллука глазела по сторонам, рассматривая фрески с желтыми слонами, Киллуа усердно натирал ей спину; Гон же сидел на одном из тазов рядом с Хисокой и, не смотря на него — голова была в шампуне — бросил: — Тебя сюда Абаки-сан довела? Невнятное мычание стало ему ответом. Значит, да. Разговаривать с кем-то, кто не был способен дать ответ вслух, угнетало. Гон чувствовал раздражающее бессилие, как и со своим нэном — виноват был не он, но помочь хотелось. Да вот только как? Даже убийство «Пауков» ничему не поможет, да и глупо это было — начинать новый цикл мести. Лично Гону они ничего не сделали. Да, другое дело, что Курапике, но это был уже совершенно другой разговор. Да и раз сам Курапика скрипя зубами плюнул на эту месть, то почему Гон все еще помнил? Он схватил лейку душа и полоснул себе на голову, после чего вскинул ее. Невольно он зацепился взглядом за фигуру рядом. Беззастенчиво рассматривать Хисоку было как-то некрасиво, но он все равно невольно загляделся. И вовсе не из тех же чувств, что испытывала Биски при виде хорошо сложенного тела. Он хорошо помнил Хисоку на озере на Острове Жадности. В основном из-за того, что сцена была просто дичайше странная. Нет, ну правда, откуда же он мог знать, что телепортируется с друзьями к Хисоке, пока тот стоял абсолютно нагой в воде?! Глупо было, а потому Гон запомнил. Но сейчас?.. Годовые пытки мало на ком не оставят заметного следа. Особенно если тебя вынуждали применять зэцу все это время. Множество новых шрамов, один страшнее другого; да и, сидя рядом, Гон видел, что, сравни их сейчас, он был на десяток кило тяжелее, хотя мускулатурой не дотягивал даже до того, каким был Хисока до всего этого. Ну, хотя бы волосы начали отрастать. Нормально, а не клочьями. — Конфигуратор плоти говорила, что в душе протезы надо снимать, — заметил Гон, нахмурившись, после чего подвинулся ближе и с требовательным видом потянулся за губкой. — Давай помогу. Хисока взглянул на него с таким кислым выражением лица, что Гону должно было стать стыдно — ну, все же, не все любят принимать помощь и не в без того уязвленном состоянии, но он не собирался поддаваться на эти глупости. — Давай-давай! А то воспалится, как до этого! В ответ Хисока закатил глаза. И активировал зэцу — без него протезы не держались. Почувствовав это, Киллуа мгновенно потянул на себя Аллуку и, шепнув ей что-то на ухо, отвернул в сторону. И правда, ей такое лучше не видеть. Хотя, после рассказов, что Аллука (точнее, Наника) делала с теми, кто отказывался выполнять выпрашивания, Гон что-то сомневался, что ее это бы сильно напугало. Он думал о том, чтобы попросить Нанику вылечить Хисоку — это было бы логично, но услышал целых два категоричных «нет»: — Я не буду делать мою сестру оружием в войне против Редана, — зло заметил Киллуа. И был в чем-то прав. «Гон, я прекрасно понимаю твое стремление мне помочь,» — писал Хисока в телефоне, который использовал для переговоров, — «но я не хочу подачек с чужой стороны. Это вызов мне. Понимаешь? Если я не справлюсь, то в чем вообще смысл лечиться?» Тогда Хисока еще рассмеялся, и Гону это очень не понравилось. Глупый повод, но если он так хотел, то черт с ним. Хотя он видел, как мучается тот, и был уверен, что Аллука с Наникой будут только за, тем более, что всю свою бесполезную бижутерию Хисока отдал ей. Может, потом. После боя с Куроро. Так решил Гон для себя. Он быстрым взглядом окинул белесого паука с четверкой на брюшке, что расположился на спине — рубец, клеймо. Вечное напоминание о том, кого Хисока предал. Весьма в духе Куроро. Он сжал губку сильнее. — Скажи, если буду слишком сильно давить! А то сам знаю, как кожа на месте ран болит. И впереди сам все сделаешь, а то я этого шрама даже касаться боюсь. Тот самый, оставшийся после извлечения проволоки из кишок. Много крови утекло… во всех смыслах. — Эй, Гон. Подняв голову на приятеля, он недоуменно моргнул. Киллуа повел плечом и заметил: — Сегодня утром Биски читала газету, — ту самую, которой потом его отлупила, понял Гон, — и там говорилось про пропавшую экспедицию. Я все забывал спросить, там же твой придурок-папаша, ты собираешься что-то делать? Идти за ним, например? Гон задумался. По-хорошему, стоило последовать за Джином. Плюс Темный Континент сам по себе грозил кучей интересных приключений. Но он помнил записи Нетеро, показанные миру после пропажи новой экспедиции, и мысль о том, чтобы соваться туда прямо сейчас, его ничуть не прельщала. Не то, что Гон был трусом. Просто один раз уже прыгнул на эти грабли. В ту ночь погиб Кайто… первое тело Кайто. — Ага, и подставить его? — Гон фыркнул и развел руки в стороны. — Он меня в задницу пошлет. Да и я буду там только мешаться, в своем состоянии. Если только за Леорио… Леорио пропал вместе с экспедицией, и в этой вылазке Гона именно это напрягало больше всего. Он был уверен, что и Джин, и Паристон сумеют выбраться, они были именно теми людьми, что запросто могли вывернуться из любой неудобной ситуации. Но Леорио? Гон правда не хотел недооценивать своего друга, но, если честно, даже они с Киллуа во время вылазки на муравьев владели нэном лучше, чем Леорио на момент отплытия. — Но, вообще, было бы круто, — мечтательно протянул Гон и наклонился вперед, заглядывая Хисоки в глаза. — А ты бы хотел? Тот отрицательно мотнул головой, поморщившись, и Гон разочарованно причмокнул. — Да ладно! Там, говорят, каждый день — это сражение! В ответ до него донесся новый смешок, и Киллуа фыркнул. — Отвянь, Гон. Если ты в своем уме, то на Темный Континент точно не захочешь. Не то, что я могу сказать так про тебя, — они обменялись с Хисокой быстрыми взглядами, и затем Киллуа вздохнул. — Я слышал, туда планирует Кайто. Точно не поедешь с ним? — Ну уж нет! Пока нэн не верну на уровень вторжения во дворец, то никакого Континента! А то случится как тогда! А вдруг вас рядом не будет? — Да уж, никто на тебя, дебила, не наорет. У Киллуа сделалось такое ехидное лицо, что кулаки зачесались. Поджав губы, Гон с самодовольным видом отвернулся. Ну да, облажался. Но он уже извинился! Игнорируя дальнейшие ехидные смешки со стороны одного наглого белобрысого умника, Гон наклонился вниз и, оказавшись на одном уровне с Хисокой, брякнул: — Мне кажется, тут кое-то очень много выпендривается. Думаю, нам пора! — Гон, хватит драматизировать. И не подначивай Хисоку тебе поддакивать. Эй! Хватит кивать! Вы оба! — Вот это настрой! — поддакнула Аллука. Гон отчаянно закивал, игнорируя чужие указки. Вот-вот! Никакого Темного Континента до тех пор, пока он нормально не освоит нэн! А там можно куда угодно, даже на самые безумные приключения. Киллуа наверняка согласится, в конце концов, втроем они теперь точно уйдут куда дальше, чем до этого… А там, может, и найдет способ что делать с Хисокой. Ну а пока… Ему есть что совершенствовать. Опустив голову, Гон резко скосил взгляд в сторону. И не только ему. К сожалению, домашние задания никуда не делись, а потому, в перерыве между тренировками от Биски, помощью Абаки и активной имитацией бурной деятельности, Гону приходилось сидеть над математикой. Такие моменты здорово скрашивало чужое присутствие; но Киллуа в основном отвлекал, за что Гон хоть и был ему чуточку благодарен, но все же немного злился, а вот Хисока… Хисока был асом в математике. И это пугало. Гон сразу понял: люди, которые хорошо разбирались в логарифмах, дробях и синусах не были нормальными, и потому Хисока, мастерски щелкавший его домашку как орешки — он явно делал это от скуки в перерывах между собственной подготовкой к реваншу Куроро — вызывал у Гона странные чувства. Так он не боялся даже во время первой их встречи. Пока Гон с ужасом наблюдал за тем, как тщательно Хисока выводит на бумаге руководство по решению очередной задачи, с другой стороны (сидели они в гостиной), прерываясь на хруст конфет, донеслось: — Надо бы навестить свою уродскую семейку… — протянул Киллуа таким тоном, который только лишний раз доказывал его нелюбовь к собственным родственникам. — Но без Аллуки. Пошли они к черту. Не заслужили ее видеть. — Хочешь повидаться с Иллуми? Гон прыснул в кулак, когда в него прилетела подушка. Нехорошая шутка, но уж больно забавно Киллуа на это реагировал. С его нынешними способностями вряд ли кто-то, и уж тем более Иллуми, мог представить угрозу для Киллуа — уж в этом Гон был уверен. Хотя, зная его брата, тот наверняка мог пойти на шантаж или более грязные уловки… Оставалось надеяться, что Киллуа не даст запихнуть себе в голову еще одну иглу. Гон задумался — а сможет ли он убить Иллуми, если потребуется? Он не был особым сторонником кровавых расправ, тем более уж с Золдиками, где водил дружбу с целыми двумя, а с третьим начинал, но… Впрочем, остановил он себя, Иллуми вытащил Хисоку из цепких лап Редана. — Шути, шути, — Киллуа показал ему язык, и Гон хмыкнул. — Лучше вон математикой своей занимайся, бестолочь. — Да я уже… — Да? А, по-моему, ты просто запряг Хисоку за тебя это дерьмо делать. Гон выпучил глаза и уставился на Хисоку, оторвавшегося от бумаги и глазевшего на них с явным смехом в глазах: — Эй! Докажи, что это не так! — когда в ответ тот изобразил глубокую задумчивость, Гон ощутил, как покраснели кончики ушей. Вот это предательство! Еще и Киллуа смеется. — Хисока! Ну блин! Да ну вас! Взяв в руки ручку, Гон взглянул на черновик, в котором был объяснен принцип решения задачи, и самодовольным тоном, одновременно с этим почесывая краешком колпачка висок, заметил: — Будешь много выпендриваться — расскажу все Гото. — Ну мы то с тобой знаем, на чьей стороне он будет. — Вот увидишь! Он тебе такого пинка под зад даст, что мгновенно вылечишься от безответственности! Гон хотел было добавить что-то еще, что он только придумывал (тяжело было тягаться с Киллуа в словесных перепалках, тот всегда был впереди в подобных делах), но не успел. Потому что, неожиданно, Хисока рассмеялся. Так, что Гон замолчал и вздрогнул. Он никогда не видел Хисоку смеющимся. Улыбающимся, посмеивающимся — да. Но таким? Это был не просто смех, настоящая истерика. Словно что-то в их с Киллуа диалоге рассмешило его настолько, что он окончательно плюнул на свою маску загадочности. Смех был неприятный, хриплый, лающий. Нормальные люди так не смеются. Но Гон хорошо знал, что они с Хисокой были далеки от понятия нормального, а потому, мгновением позже, он поразился — что же его так рассмешило? Математика? Тяжело вдохнув, он, ощутив на себе сразу два внимательных взгляда, оглянулся было в поисках телефона, но потом плюнул — и протянул руку Гону. Значит, вновь напишет на коже. Они уже практиковали такой способ общения, и Гона всегда забавляло то, как тщательно Хисока выводил каждый символ. В этом, в его почерке, чувствовался человек, которого он умело прятал за маской загадочного трикстера. Тот, кто, при более удобном раскладе, сумел бы устранить Куроро даже в неудобных условиях. Первым выведенным словом было имя. Затем… Гон озвучил, но потом, осознав, замер. — Гото… мертв, — он моргнул и недоуменно уставился на Хисоку. — В смысле?! — Тоже в шутники подался? — отчеканил Киллуа и закинул печенье в рот. Он откинулся на спинку дивана и беззаботным тоном добавил: — Я говорил недавно с Канарией, она рассказывала про Гото. Понимаю, ты любишь людей на эмоции выводить, но это уже совсем тупо. Это тебе Иллу подсказал? Он вроде бы не понимает концепции юмора… Кажется, этот разговор пробудил в Хисоке что-то — какую-то странную упертость, какую Гон видел разве что во время его боя с Куроро. Потому что, даже не дослушав, чем именно тот аргументировал против слов Киллуа, он вновь начал выводить пальцем новые буквы на ладони у Гона. Тот был бы и рад возразить, но отчего-то глубоко внутри усомнился. А вдруг и правда мертв? Золдики были известны тем, как тонко манипулировали своими детьми. С них станет замаскировать гибель Гото. Он сглотнул и озвучил новое: — Я… убил его. После аварии. Когда Иллуми гнался за вами с Аллукой. Перерезал глотку. Отчего-то такая картина очень живо представилась Гону, и он потемнел лицом. Но это было как-то странно. Канария была подругой Киллуа, уж кто, а она бы точно не стала врать — намекнула бы. Он на всякий случай покосился на друга, стараясь выискать на лице того всю ту же полную уверенность в своих словах, но упоминание аварии и погони на автомобилях заставило того мгновенно перестать улыбаться. Наверное, потому что это были детали, о которых Иллуми не стал бы распространяться просто так. Даже если у них с Хисокой было нечто сродни дружбы. И, значит, оставался лишь единственный вариант — Хисока и правда был там. Участвовал в погоне за Аллукой. И убил Гото. Но зачем? — Встал у меня на пути, — озвучил Гон и поджал губы. — Киллуа? Тот медленно покачал головой, словно все еще не веря, но Гон заметил — уверенность дала трещину. И, поднявшись на ноги, бросил очень нехороший взгляд на Хисоку, что все так же продолжал ухмыляться во весь рот, после чего процедил сквозь зубы: — Это глупо. Уж кто, а Гото бы тебе точно не проиграл. — Сраный ублюдок! Я его убью! Киллуа беспокойно крутился во дворе. Даже без нэн, Гон явственно ощущал на себе давление его ауры; настолько он был в гневе. Часом ранее он связался с Канарией по телефону и с трудом выпытал у нее подробности охоты на Аллуку; та рассказала, что в лесу, когда автомобиль рухнул со скалы вниз, они с Гото и другой девушкой и правда встретили «человека в вычурной одежде», а затем обнаружили труп с распоротой глоткой. Сомнений не было: Хисока не соврал, он и правда столкнулся с дворецким Золдиков. Сидя рядом, на траве, Гон размышлял: был ли Киллуа зол потому, что ценил Гото, или же просто из-за того, что Хисока так нагло в этом сознался? У дворецких семьи Золдиков жизнь шла с риском под руку; ничего удивительного, что в конечном итоге нашелся тот, кто в попытке добраться до члена семьи убил Гото. Гону было грустно от осознания, что он больше не увидит фокусов с монетками, но еще больше его пугала неизвестность. Что Киллуа сделает с Хисокой? Честно говоря, обычно в такой ситуации Гон был бы четко на стороне Киллуа. Но с Хисокой все было сложно: во-первых, как признался даже сам Киллуа, тот своими идиотскими провокациями раскрыл слежку Иллуми, во-вторых, окажись там не Хисока, а сам старший брат Киллуа, то дворецкие погибли бы все. Даже Канария. Но это не давало Хисоке повода так нагло признаваться в подобном и откровенно веселиться. В общем, по-хорошему, не будь Хисоке и без того худо, Гон бы ему врезал. Но Хисоке было худо. И в этом заключалась вторая проблема: Гон не хотел, чтобы Киллуа устраивал с ним потасовку. Хисока, конечно, будет рад, но закончится это плачевно. Очень даже. Поэтому Гон молчал, размышляя. Что бы такого сказать, чтобы успокоить Киллуа? — Да ладно, — примирительным тоном бросил он, неловко улыбаясь. — Это же Хисока. Бесполезно злиться. — Это не дает ему права… Черт! Дерьма кусок! — Киллуа… — Ты не поймешь, — резко рыкнул тот. Теперь настала пора Гона вздыхать и смотреть на друга Очень Сердитым Взглядом. История с Кайто повторялась; только теперь погиб Гото. Если Питоу был врагом, и жалеть его никто не собирался, то с Хисокой все было намного сложнее… То есть, да, Киллуа тоже просил отвязаться от Питоу, пока тот занимался лечением девушки, но по итогу они вместе думали его прикончить. А тут? Гон вовсе не горел желанием расправляться с Хисокой. Да, тот убил Гото… который был очень приятным человеком. И это было плохо. Но что с него сейчас взять? Раньше Гон мог думать, что это войдет в список пунктов, за которые он набьет тому морду во время реванша, но сейчас Хисока был не в том состоянии, чтобы вцепляться с ним в драку. Куроро искусно отомстил, теперь единственное, чем была занята голова Хисоки — только реванш лидеру Редана. У Гона были другие радости в жизни. А у Хисоки — нет. Он, наверное, и в убийстве Гото признался просто потому, что хотел взбесить Киллуа. Ощутить чьи-то яркие эмоции. Ненависть была самым простым, чего можно было добиться от других. От мыслей об этом было как-то не по себе, а потому, вздохнув, Гон поучительным тоном заметил: — Если ты сейчас убьешь Хисоку, то Аллука обидится. Даже если ты ей объяснишь. — Я ей не скажу, — рыкнул Киллуа, продолжая кружить по двору. — И каким образом ты это скроешь?.. Ладно, не важно, — Гон зло закатил глаза. — Его все равно убьет Куроро. Не марай руки. Не то, что Гон был твердо в этом уверен, но как повод успокоить Киллуа… сойдет. Но тот не купился, покачав головой. — Это дело принципа, Гон. Что бы ты подумал, если бы… ну, например, если бы Морел убил Питоу? Ты был бы зол, да? Вот! Видишь! Поэтому… — но, помедлив, Киллуа застонал и уткнулся носом в ладони. — Ар-р-ргх! Да, я знаю, что это глупо! Но как он смеет… измываться… черт! Гото этого не заслужил! Они оба замолчали. — Ты говорил с ним? — С кем? Хисокой? О чем? — Киллуа скривился. — Он же тронутый. — Мне кажется, ты ошибаешься… — протянул Гон. Когда в него вперился недоуменный взгляд, он осторожно, чтобы лишний раз не злить друга, пояснил: — Он просто притворяется. Не знаю, как это описать… Ты же понимаешь, да? Что он постоянно врет, делает… вещи эти. Намеренно. То есть… Вряд ли он убил Гото только потому, что ему сказал Иллуми, скорее всего он и правда получил от этого удовольствие, но сейчас он просто тебя провоцирует. — Я знаю. — Ты ж извини. Я не хочу его оправдывать… Но сам знаешь. — Что он тебе симпатичен? — Киллуа окинул Гона осуждающим взглядом, и тот неловко закашлялся. — Гон, ты обладаешь просто невероятной способностью находить общий язык с самыми опасными людьми на планете. Я, Хисока, Редан, Мелеорон… Уверен, будь у вас с Питоу больше времени, ты бы и его на свою сторону перетащил. Настала очередь Гона закатывать глаза. — Ой, да ладно! Киллуа-а-а-а! — Не отнекивайся, это так, — хмыкнул он, после чего покосился на дверь в небольшой сарайчик, стоявший от них чуть поодаль. И, не пояснив своего странного настроения, со стоном проговорил: — Ладно, ты прав. Я убью его быстро, а Куроро растянет удовольствие. Вот пусть и развлечется. Если только его самого не поймают и не прирежут. — Ого, с чего это ты так в нем уверен?! Когда на Гона бросили взгляд, словно он спросил самую глупую вещь в мире, он резко заткнулся и занервничал — ну что опять?! Киллуа же не любил Хисоку, откуда вообще неуверенность в том, что у Куроро будет преимущество?.. Сам Гон все еще находился в сомнениях о предстоящем реванше лидера Редана и Хисоки, потому как предсказать результат было не просто сложно, а невозможно. Без должной подготовки специалист проигрывал остальным классам нэн. В прошлый раз Куроро подготовился специально к убийству Хисоки, но сейчас у него не было хацу Кортопи и Шалнарка, да и Хисока планировал нападать исподтишка — уж в этом Гон был уверен. Слишком много элементов, делавших ситуации абсолютно непредсказуемой. — Потому что Хисока готовится, — Киллуа кивнул на сарай, и Гон недоуменно заморгал. — Че? — Ну, в подвале, где у Абаки зал. Ты не знал? — У Абаки-сан там зал?! — Ты че, не знаешь? — Киллуа беззаботно закатил глаза. — Он там каждый день сидит. Думаю, новое хацу готовит, против Куроро. — Какое-нибудь дальнобойное, наверное… — Скорее массовое, — хмыкнул тот и развел руки в стороны с ехидной ухмылкой. — «Жвачка», это, конечно, хорошо, но абсолютно неэффективно против кучи врагов. Как и все твои хацу, кстати, бестолочь. Поэтому!.. Гон одарил Киллуа очень многозначительным взглядом и на всякий случай пнул его под коленку, явно демонстрируя, что не собирается слушать очередные восхваления чужого хацу. Нет, конечно, это не отменяло того, что Киллуа был прав, но… Кому интересно слушать об этом? Все равно что сказать, что небо синее, а вода — мокрая. Его нынешнее хацу — он так и не придумал, как обозвать его — было чем-то из старой школы, только для ближнего боя. Как только он восстановит контроль над аурой, то вернет себе «Ка-камень», а затем подумает над чем-то новым. Раз уж перекинуло его в специалисты после бойни с Питоу. Биски верно говорила — нельзя было упускать шанс. Специализация позволяла совершать нечто совершенно безумное без кучи ограничений, и в этом был, несомненно, огромный плюс. Гон покосился наверх. Дождь еще не начался, но небо потемнело. Скоро гроза. В такую погоду всегда было как-то зябко и неприятно. — Как ты думаешь, что это за хацу будет?.. — Не знаю, — неожиданно, на лице Киллуа сверкнула лукавая ухмылка. — Мне кажется, что-то связанное с огнем. У него все пальцы перебинтованы, Абаки что-то возмущалась про ожоги. Наверное, решил отплатить той же монетой и использовать взрывы. Взрывное хацу было не такой уж и плохой идеей. Гон задумался, почесывая подбородок. Захочет ли Хисока принимать советы об этом? На своем пути он встречал — ну, чисто технически не совсем, но теперь точно знал, вот, что было важно — двух пользователей подобного типа, Гентру и Куроро. «Маленький Цветок» и вторая техника Взрывателя были просты и изящны в своей опасности, и, в общем-то, были самым логичным, что мог бы придумать кто-то, когда думал о взрывном хацу. У Куроро была тысяча условий, но, в целом, все вновь сводилось к постановке «метки» и использованию детонатора. В этом плане «Маленький Цветок» был куда быстрее, наверное, что-то такое Хисоке бы и пригодилось. Но захочет ли он копировать?.. С одной стороны, Хисока был не то, чтобы упертым, в подобной ситуации он мог легко принять идею. Но с другой — Гон прекрасно понимал желание сделать все самому, расплатиться с Куроро его же картой, а потому намек, что эта идея уже не оригинальна, была бы весьма неприятна. Как-то сложно для одной небольшой мести! — Месть — это плохо… — протянул Гон, продолжая смотреть на дверь вниз. Он и сам уже хотел было сделать себе замечание, что уж кто, а он-то мог бы и помолчать, но взгляд Киллуа опередил. Таким возмущенным — словно кошке на хвост на наступили — Гон давненько его не видел, и дернулся в сторону, когда приятель со всей дури залепил ему щелбана. — Придурок! Посмотрите на него! — Киллуа, очевидно, был зло понарошку, но играл отменно: — Месть он, видите ли, считает плохим средством! А кто мне в мозги срал, что я не секу за Кайто! Нет уж, иди в задницу! Хочется человеку смешно самоубиться об Куроро — его дело! А ты не лезь, а то получишь ушат говна, как я в свое время! А если ты все же получишь, то ко мне не приходи, жалеть я тебя точно не буду! Бестолочь! — Ну Киллу-а-а-а-а! — Никаких «Киллуа»! А потому Гон решил спросить у Биски. Она, выслушав его, сначала кивнула на замечание про пальцы — видимо, и правда что-то связанное со взрывами, но затем довольно спокойным тоном для человека, что говорил об очередном хацу, предназначенном исключительно для убийства людей, заметила: — Огонь — одна из самых распространенных способностей. Во-первых, это просто и не требует многих лет тренировок, как у Киллуа, плюс довольно эффективно, — отпив немного из кружки, она резким жестом указала Гону на стул рядом, и, когда он сел (болтали они на кухне), продолжила: — Скорее всего он тренирует не столько это, для бойца его уровня и с его опытом, к сожалению, освоить взрывное хацу проблемой не будет, сколько условие против того человека. — Как Курапика, значит, — пробормотал Гон. И тоже условие, которое наверняка несет под собой — «терять мне нечего». Только если Курапика еще сделал свое хацу многофункциональным, не только против «Пауков», то Хисока вряд ли будет заморачиваться с подобным. Поставит условие против Куроро персонально, может, против парочки других, а потом, когда все закончит… Гону было очень сомнительно, что он так просто вернется к той простой жизни, что была у него до этого. И вернется в принципе. Может, убьет и все. С таким-то искалеченным телом не поживешь нормально. Это его печалило. В основном потому, что, значит, с реваншем Гона обломают. Можно было, конечно, убить Куроро, тем самым доказав, что он сильнее и Куроро и Хисоки, но Гон считал это виляние между противниками глупостями. Против лидера «Пауков» он хоть и имел кое-что против, но не настолько, чтобы к нему соваться. Опыт Курапики и Хисоки научил. Гон хотел схватиться именно с Хисокой, это было очень важно. Как месть Питоу. То есть, да, глупо. Но какая разница, если хотелось? Условие против Куроро. Взрывы… Это было как-то не в характере Хисоки. Надо было отжать «Жвачку» у Куроро, все равно ему доверяют. Может, попросить Нобу?.. Тогда, может быть, он увидит того Хисоку, который помог ему со значком во время экзамена. Того, что темным силуэтом стоял на пути где-то далеко… Лестница в подвал была достаточно длинной, чтобы было время все это обдумать. Гон совершенно не удивился, когда услышал тяжелое дыхание внизу. Он все еще не привык к тому, что Хисоке требовалось нечто настолько обычное, как тренировка для восстановления былой формы, а потому каждый раз думал: «да ну нет, бред». А потому, еще раз взглянув на то, как тот проделывает самое необычное, что ожидалось от него — отжимания — молча подошел ближе, и лишь когда на него взглянули с явным немым вопросом во взгляде, потряс бутылкой между пальцев. — Воды принес. Ни ответа, ни чего. Видимо, это такое «спасибо». Пальцы у него и правда были забинтованы; значит, Киллуа не соврал про тренировки. Странно было думать, что он заметил подобное с учетом недавних новостей о Гото… Больше Гону было обидно, что он сам этого не заметил; все же, в отличие от других, он был ближе всего к Хисоке, а по итогу новое хацу как-то прошляпил. Подойдя ближе, он замер и поставил бутылку рядом, наблюдая за тем, как Хисока поднимался вверх-вниз. Что сказать? Надо было поговорить — очевидно. О мести. Попытаться убедить Хисоку в том, что биться против Куроро глупо не выйдет, но что именно делать?.. Пойти к труппе? Как-то составить с ними план, чтобы обмануть Хисоку, и тот наконец успокоился бы? Но Куроро был слишком заметной личностью, даже если они провернут обман, то потом правда все равно всплывет. Сомнения, сомнения… Поэтому Гон решил начать с простого. С диалога. — Что ты делаешь? Опустившись рядом, Гон положил руки на табуреточку и следом на них уже голову. Хисока ответил ему одной из своих многозначительных таинственных улыбок, но затем, словно вновь был один, продолжил свою маленькую тренировку. Наблюдать за этим было интересно. Гон видел Хисоку за чем-то настолько обыденным — повторением одного и того же по нескольку раз — только когда они готовились к игре с Рейзором на Острове Жадности. Тогда они все жили рядом целых две недели, и пару раз Гон украдкой видел, как Хисока проводит утреннюю разминку. Это было очень странно, совершенно не вписывалось в его жутко загадочный образ, и Гон тогда еще удивился: зачем же Хисока тренируется, если и так хорошо владеет нэн? Самую простую суть он как-то упустил. И вот опять. — Абаки-сан сказала, что тебе нужен покой. Знаю, ты плевать хотел, но хотя бы постарайся делать это так, чтобы потом не заставлять ее бегать за обезболивающим по всему району. Гон просто заметил это — сам-то он, на самом деле, продолжил бы тренироваться несмотря ни на что, а потому прекрасно понимал, почему Хисока лишь сухо кивнул ему в ответ и продолжил отжиматься от пола. Очевидно было, что он спешил. Почему-то. Гон понимал, что в обыкновенном состоянии Хисока бы выждал выздоровления, но сейчас он, зная, что труппа недалеко, торопился восстановиться, чтобы не искать их по всем континентам. Поспорить с этой логикой было трудно. Тренировался до порванных мышц. До потери сознания. Все, ради мести. — Ты создал новое хацу? — Хисока вновь поднял взгляд на Гона, и тот потер пальцы между собой. — Взрывное, да? Чуть подумав, его собеседник вновь ответил сухим кивком. Вряд ли бы он сознался Абаки или Биски, те бы не одобрили, но Гон не был тем, кто станет убеждать его в ошибочности данного метода. Тем более, что Гон похожим образом готовился ко вторжению в НЗЖ. Интересно, пронеслась шальная мысль в его голове, а не попросить ли Биски использовать ее Куки-чан на Хисоке? Тому было бы проще. Но согласится ли она? Согласится ли он сам? — Думаешь над лучшей реализацией? — Гон улыбнулся, ощутив на себе внимательный острый взгляд. И, опережая немой вопрос, щелкнул пальцами: — У меня есть парочка источников для вдохновения. Но, неожиданно, в ответ он получил отказ. Взгляд Хисоки потеплел — его явно позабавило предложение — и он, остановившись, намеренно явно постучал пальцем по полу перед собой. И, когда Гон всмотрелся внимательней, он ударил, слегка щелкнул ногтем, однако и этого хватило для небольшого взрыва. Совсем крошечного — но достаточно демонстративного. Значит, Хисока в столь короткое время освоил новое хацу. Как и Киллуа, воспользовавшись пережитым опытом, он воссоздал ощущения и запечатал их в новой способности. Честно говоря, Гон завидовал: сам он не мог придумать, как использовать для новой способности бой с Питоу. Если только опуститься на уровень Куроро и начать воровать умения. Тоже идея, но Гону это пока не нравилось. С другой стороны, не то, что ему действительно хотелось использовать столь неприятный опыт… Он поднял голову, ощутив прикосновение к руке. Кажется, Хисока заинтересовался тем, откуда у него появились такие знакомые, и это так сильно рассмешило Гона, что он не поверил. Глупый вопрос же, на самом деле. Ничего серьезного. Но он все равно расхохотался и, углядев на себе заинтересованный взгляд, наконец пояснил: — Я пришел сюда, потому что знал одного парня с похожей техникой. Хотел предложить тебе скопировать. Не думаю, что Гентру обиделся бы. А ты и сам к этому пришел, — когда Хисока чуть сузил глаза, склонив голову набок, явно заинтригованный в хозяине подобного хацу, Гон добавил: — Помнишь, на Острове Жадности за нами охотился Взрыватель? Это вот он. Чтобы начистить ему морду, мне пришлось пожертвовать собственной рукой! — он рассмеялся, встряхивая ту, что была восстановлена «Дыханием Ангела». — Так что не тебе одному досталось от любителей использовать бомбы! Забавно, да? Ничего забавного, на самом деле. — Ты и правда собираешься пойти против Куроро? Опять. Помедлив, Хисока ответил ему долгим взглядом и кивнул. В ответ Гон лишь поджал губы. Вновь прокрутив в голове слова Киллуа о мести, он пришел к выводу, что да, тот был несомненно прав, но попробовать стоило. Но не прямо. В отличие от Киллуа, у которого совсем не было времени на раздумья во время вторжения во дворец, сейчас его у Гона было навалом — и он использовал его с умом, найдя тот вопрос, который не заставит Хисоку… как там Киллуа сказал? Вылить на него ушат говна? Что за выражение такое вообще? Поэтому, двинувшись вперед, Гон с ледяным спокойствием произнес: — Хочешь, я убью Куроро вместо тебя? Хисока резко прекратил свою тренировку и резко перевел на него взгляд. Мито-сан всегда говорила, что глаза были зеркалом души — и Гон предпочитал доверять ей в этом. У Киллуа, несмотря на то, что он был убийцей, были добрые живые глаза; у его брата, Иллуми, пустые и безликие, как и он сам. Когда глаза Курапики краснели, они передавали его боль, словно отражая кровь убитого клана. Множество людей с разными глазами видел Гон, и только Хисоку понять никак не мог. Он мастерски маскировал взгляд — Гон мог по пальцам пересчитать случаи, когда действительно понимал, что у того было на уме. Как тогда, после волейбольного матча с Рейзором — Хисока похвалил их командную игру, и взгляд у него при этом был честным. Поэтому Гон тогда и удивился — совсем на него не похоже. Он не то, чтобы действительно жаждал убить Куроро — ну там, по роже съездить это да, но не более, но вопрос родился сам. Как проверка. Что скажет Хисока? Если бы Гон просто сказал ему «брось это дело, Куроро сильнее тебя, а еще ты идиот», то тот бы разозлился. Но так? Что, если он согласится? Объективно говоря Гон достаточно трезво оценивал свои шансы против Куроро. Даже с новым хацу у него не было шансов. Но Гон знал, что для этого нужно: что-то дальнобойное, какая-нибудь атака на территорию, как у деда Киллуа; плюс ко всему, в отличие от Хисоки, Гон был… в почете у «Пауков» благодаря Нобунаге, поэтому нанести удар первым, не дожидаясь, пока Куроро найдет способ убить его как можно более эффективно и быстро (как было это с Хисокой), у Гона шанс был. Надо было только постараться. Достать оружие и замахнуться, чтобы снести голову как можно быстрее. Куроро допустил огромную ошибку, когда оставил труп Хисоки нерасчлененным, и поэтому «Паук» лишился своих ног. Гон и в первый раз, когда убивал, уничтожил голову, а потому сражение с Питоу обошлось ему только одной рукой. Еще и всем нэном… Но это сейчас не важно! Он не дрогнул, когда чужая рука потянулась к его лицу. Это была не обезображенная взрывом, другая, так что пальцы были своими — Гон лишь мельком отметил постепенно отрастающие назад ногти после пыток Фейтана. Черные. Он оторвал взгляд и вновь уставился Хисоке в глаза. Прикосновение было почти не ощутимым. — Скажи мне. Хисока криво улыбнулся ему. Все это лицо — фикция. От «Хисоки» тут осталось совсем чуть-чуть, больше посмертного нэна, удерживающего протезы. Ни лица, ни голоса, ни глаза, ни зубов, ни половины внутренних органов, ни-че-го. Фейтан и Куроро здорово его обезобразили. И Гону было жаль — не потому, что он ценил красоту, просто он помнил Хисоку одним, и менять этот образ совершенно не хотелось. Сжав чужую ладонь у лица, Гон скреб его пальцы. Они неотрывно смотрели друг на друга, и, дождавшись ответа — потому что он мог быть лишь один — Гон ожесточенно бросил: — Ну и зачем тогда? Ты честно считаешь, что у тебя есть шанс? Без обид, но даже я тебе сейчас задницу надеру. Спасительного телефона для общения тут не было, а потому свой ответ Хисока вывел пальцами на коже. Гон нахмурился, ощутив — дело не в этом. — А в чем? В твоем упрямстве? Хисока едва заметно кивнул. В глазах его плясали огоньки, и Гон скривился, не зная, что тут и сказать. Дело принципа. Как с Кайто. Понятное дело, что хотелось мести. Гон много думал о том, что случилось тогда во дворце в Восточном Горуто — о том, как угрожал слепой девочке, хотя годом ранее спрашивал Куроро о том, как тот мог точно так же поступить. В мести не было место логике, жалости и прочим чувствам. Чем дольше она копилась, тем сложнее было поддержать ее горячей, не забывать. Гону повезло — он, если так прикинуть, почти не успевал забывать, да и встретил Питоу довольно рано. Хисока же?.. Все, что делал Фейтан почти год… И время до этого… И сейчас он был беспомощен. Если честно. В отличие от Гона, который встретил Питоу на пике своих сил. Он думал о взгляде, и после возвращения от «Пауков» взгляд Хисоки изменился. Но все, что Гон видел в нем — только нескрываемую злость. Странное зрелище. Покривив ртом, Гон опустил голову вниз и покачал головой. Он лишь сжал губы сильнее, как ощутил чужую руку, пробежавшую по его волосам. Он действительно не сможет отговорить Хисоку. Это глупо. Дальше упрямиться смысла нет, они были похожи, Гон прекрасно знал, что сам был бы очень против. Он подобрался к границе, когда еще приемлемая жалость могла стать раздражающей, а потому плюнул: — Ты идиот. Извини, — когда ему стукнули пальцем по затылку, Гон засопел громче. — Если ты все равно пойдешь против Куроро и Редана, то вернись. Это не просьба. Если ты сдохнешь, ты нарушишь наше обещание. Я еще хочу реванша. До этого Гон ни разу не вздрагивал, зная, что последует. Но когда Хисока рассмеялся — лающе, хрипло, глухо, потому что в его состоянии смеяться было сложновато — он все же дернулся и резко вскинул голову, уставившись тому в глаза. А Хисока продолжал смеяться — и настолько искренним он не выглядел еще никогда до этого. Гон замер, во все глаза смотря на это, а затем, когда Хисока вновь взглянул на него, он нахмурился сильнее и протянул ему руку. И затем, не дожидаясь ответной реакции, крепко схватил его и тряхнул, так сильно, что настал черед Хисоки дрогнуть, и уверенным тоном заявил: — А если ты все же сдохнешь, то я возьму твое тело и оттащу его на Темный Континент... Нет, только голову. Больно много чести. Я слышал, там есть твари, способные вернуть к жизни. Нравится тебе или нет… — его глаза недовольно сверкнули. — Никакого упокоения. Верну, выбью всю дурь… А потом делай, что хочешь. Можешь хоть сто раз об Куроро убиваться. В ответ Хисока улыбнулся одним лишь взглядом. — В последнее время дожди участились… Помогавший на кухне Гон встрепенулся и вскинул голову, проследив за взглядом Абаки-сан. И правда — в последние дни лило как из ведра. Тренироваться на улице было комфортнее, но, к счастью, медитации можно было проводить и в помещении, хоть и не так удобно — шум тут стоял порядочный, особенно с нижних этажей, из бара. Поэтому, когда не отвлекаться было совсем невозможно, Биски отправляла Гона помогать по хозяйству; сама она в это время исчезала из дома, и, как предполагал Киллуа, шла глазеть на моделей из соседнего дома мод. Его приятель вместе с сестрой, уставшие после мытья всего дома, смотрели какой-то сопливый любовный сериал по телевизору; отчего-то они очень нравились Аллуке, и, каждый раз, когда показывали какой-то особо душещипательный момент, она просила Киллуа отмотать назад, чтобы показать его Нанике. Их симбиоз становился все более странным с каждым днем. Только они четверо создавали ощущение жизни в этом доме; не более. Это порождало само собой разумеющиеся вопросы, и Гон резко задрал голову кверху. Кое-кого еще не хватало в этой уютной домашней идиллии. Конечно, этот человек не то, что особо любил быть частью большой группы, но тем не менее… — Хисока там затих, — заметил Гон. — Наверное, что-то замышляет, — зло фыркнул Киллуа и тут же получил точечный удар от Аллуки прямо в бок. Пока он потирал ушибленное место, та возмущенно засопела и выхватила пульт из рук брата, а затем тут же перевела взгляд на Гона: — У него раны болят. От дождя! — Откуда ты знаешь? — мгновенно оживился Киллуа. Аллука странно на него взглянула и наклонила голову набок, и затем, игнорируя брата, все же ответила — но не ему, а Гону, который задал ей немой аналогичный вопрос. — Я спросила. Гон задумался и опустил кухонный нож. Нехорошо, подумалось ему. Это была очередная вещь из списка, что заставляли его вспоминать: Хисока, пусть и был непобедимым образом из его детства, все еще оставался человеком. Но теперь это было куда более явно: он быстрее уставал, мучился от болей. Спал — даже за две недели вместе на Острове Жадности Гон ни разу не видел его спящим. Проявлял эмоции, злость. Маска пропала, осталось лишь нутро. Он с сомнением уставился на разделанное мясо и поджал губы. С одной стороны, так было проще. Гон наконец-то повзрослел и понял, что Хисока не был недостижимым образом, а таким же человеком. С другой, пропала некая магия, шарм, что окружали того все это время. — И пусть! — самодовольно заявил Киллуа и обозленно скривился. Откинувшись на спинку дивана, он забросил шоколадное печенье в рот и процедил: — Он убил Гото, пусть хотя бы так пострадает. Говна кусок. — Братик! Ну нельзя же так! — Он и тебя убить мог! Не найдясь, что ответить, Аллука лишь зло скрестила руки на груди и засопела, явно недовольная этими словами. Сам Гон смог лишь пожать плечами. — О, черт, опять? — Абаки страдальчески закатила глаза. — Я же говорила… Ладно, сейчас отнесу что-нибудь. Гон! Последи за плитой! Вскинув голову, Гон, совершенно игнорируя плиту, внимательно проследил за Абаки; тем, как, копаясь в тумбе, она бормотала себе что-то под нос. Опять искала лекарства, значит? Ему живо представилась картина, как сейчас она поднимется наверх и отчитает Хисоку за все хорошее — и будет права, на самом-то деле — а затем между ними будет жутко неловкая пауза, потому как они уже давно не были близкими друзьями. Потом, конечно, Абаки его пожалеет… Но Хисока ненавидел подобное. А потому, спешно стянув в себя фартук с миленьким щеночком — подарок Биски, между прочим — Гон огласил: — Давайте я отнесу. И, уже поднимаясь по лестнице, он вслушался. Он никогда еще не был на самом последнем этаже, на чердаке, где Абаки разместила импровизированную комнату для своего неожиданного гостя. Видимо, в юности они были неплохими друзьями, раз она, зная про всю его дурную славу и связи с «Пауками», все равно разрешила остаться и даже тратила собственные деньги на лечение чужих ран. Наверное, она все еще видела в нем того мальчишку, с которым они тренировали нэн вместе — так она рассказывала об их знакомстве, и Гон очень жалел, что фотографий с того времени не осталось. Ему тяжело было вообразить Хисоку моложе, чем он был сейчас. Такие люди не могли быть людьми, верно же? Они просто сразу рождались… такими. Взрослыми. Глупости какие в голову лезли, слов не хватило. Чердак, видимо, был до этого комнатой самой Абаки, потому как был забит всяким хламом подчистую: плюс ко всему, комната была довольно обжита и уютна. В свете все выглядело бы еще лучше, только вот Хисока принципиально не включал освещение; может, ему просто нравилось обитать в темноте, а может, он пытался уснуть. Мельком скользнув взглядом по стоявшей на подоконнике манэки-неко, Гон остановился перед широкой кроватью, где, около стены лежала груда цветастых одеял, из которых сиротливо выглядывала единственная тощая лодыжка. Хисока и правда был там — Гон ощутил его присутствие, но не увидел из-за темноты. Кажется, тот не бодрствовал, потому как не повернулся даже в его сторону. Витая где-то на краю сна, он не обратил внимания даже на неожиданного гостя своего маленького убежища. Странно, подумалось Гону. Хисока никогда не спал крепко. До этого его инстинкты и натренированный нэн позволяли обходиться без долгого сна, а теперь, кажется, это было раздражение и даже страх. Что, если труппа уже рядом? Что, если они прямо за спиной? Хисока впервые не вскинул голову сразу по пришествию другого человека в его покои, и это дало Гону возможность подойти ближе и вглядеться в чужое лицо. Лицевые протезы (нос, во всяком случае, маски сейчас не было) остались на месте — Хисока редко от них избавлялся, явно уязвленный тем, что сделал Куроро, но замены ноги и пальцев видно не было. Насколько Гон знал, протезы конфигуратора плоти двигались за счет ауры; поэтому, даже с попорченными Фейтаном сухожилиями, Хисока мог двигаться, пусть не так быстро и резво, но на уровне нормального человека. Абаки упоминала, что искала врачей, способных исцелить хотя бы их, но Гон искренне сомневался, что Хисока будет их дожидаться. Почему-то интуиция нашептывала ему, что как только пройдет достаточно времени, чтобы Куроро расслабился, то он начнет действовать. Очередная резня… Он до сих пор не знал, что об этом думать. Злиться? Расстраиваться? Или быть довольным, что Хисока наконец найдет свой покой, потому как из этой битвы победителем он не выберется точно? Последнее думал бы любой нормальный человек, но Гон не хотел становиться на сторону «нормальности» пока она была настолько скучной. Но он все равно ощущал жуткую тревогу. Почему-то ему не хотелось давать Хисоке идти туда… По многим причинам. Он считал его другом? Вероятно. Это было очень глупо, и Гон признавал это — Хисока был убийцей, социопатом, маньяком. Кем угодно, но никак не «другом Гона Фрикcа». Вряд ли он понимал значение дружбы в том исконном смысле, какой закладывали в него остальные люди. Но даже Абаки называла его «другом», рассказывала про спасение и совместные тренировки. Было ли это фикцией? Но с ним Хисока тоже… проводил время так. Сейчас, да даже в прошлом — на Острове Жадности. Он легко мог отказаться, но согласился помочь: из скуки, а потом заявил, что это было весело. Так проводили время друзья. И друзья помогали друг другу. Значит, Гон должен вновь перейти дорогу «Пауку»? Но он не хотел связываться с ними… в этом смысле, вновь сражаться. Опыт Курапики доказал, что это бессмысленно. Да и Нобунага вызывал у него скорее симпатию, чем раздражение, и, хотя Гон искренне не любил Фейтана и Куроро, он все равно не считал себя правым убить их. Ему-то лично они ничего не сделали. Это Хисока или Курапика могли отыграться. Но он? Но тогда помочь он не сможет. Отговорить Хисоку невозможно. Вот и все. Значит, надо делать что-то другое. Брать из этого опыта… и учиться. Поэтому с собой на чердак Гон захватил не только лекарство, но и кассету, которую просматривал каждый вечер. С боем Куроро и Хисоки. Наклонившись ближе, он поставил лекарство на прикроватную тумбу и осторожно коснулся чужого плеча. Никакой реакции не последовало, и это было нормально — в пору было бы беспокоиться, если бы Хисока вздрогнул. Тонкие брови были сведены на переносице, словно ему снилось что-то нехорошее. И, когда глаза распахнулись и уставились на него в ответ, Гон простецки спросил: — Болит все, да? Абаки-сан сказала дать тебе обезболивающего. Ему думалось, что Хисока откажется, заупрямится, но тот лишь рассеянно кивнул и вновь уронил голову на подушку. Все это время, замешивая порошок из пакетика в стакане, Гон краем глаза наблюдал за ним: и думал, какое же хмурое у него лицо. Он терпеливо дождался, пока тот осушит стакан и вернет ему, и, в ответ на благодарный кивок, поинтересовался: — Не спится? Не хочешь тогда мне помочь? Так сказать, как очевидец. Гон потряс кассетой в руках, и Хисока склонил голову набок с видом крайнего недовольства. Но не отказался. И, подвинув небольшой телевизор поближе к койке, вставил кассету в проигрыватель. Зашелестела пленка, отматываясь назад, и Гон взмолился, чтобы ее не зажевало — разматывать совершенно не хотелось. Он резко забрался на кровать и примостился рядом, нагло плюхнувшись вплотную к Хисоке прямо на одеяло. Руки у того были холодными, а потому Гон вжался сильнее — он наоборот ощутил, как внутри что-то разгорелось. С прошлого просмотра ничего не изменилось. Объяснения Куроро, смерть судьи, бойня в толпе. Марионетки, взрывы, приказ «сломать Хисоку». Гон видел это сотни раз, и каждый гадал, как лихо Куроро предугадал все слабости Хисоки. В «Жвачке» была его сила и главная слабость — привыкши к тому, что против его хацу нет контрмер, Хисока и не задумывался о создании другого боевого. И Куроро это разгадал. Восхитительный бой. Прямо по методичке: «как не надо подбирать себе противника, если ты боец ближней дистанции». Самое то для Гона. Хисока смотрел бой молча. На его лице не проявлялось ни единой эмоции. И, когда пленка закончилась, он опустил голову вниз, смотря на своего гостя исподлобья. — Знаешь, — вдруг пробормотал Гон, не отрывая взгляда от экрана, — это все равно был хороший бой. Ты, конечно, безбожно просрал, и Куроро вытер тобой пол, потому что ты сглупил, но ты все равно держался очень хорошо. Еще и не умер по итогу. Он задумался. — Что ты ощутил, когда вернулся к жизни? Блеклый свет экрана телефона ударил ему в глаза — значит, ответ все же будет. Но он не впечатлил его так, как Гон сам того ожидал. «Облегчение, что план сработал». — И злость, да? «Потом». — Было страшно? Гон уже ходил по острию жизни; его спасла Аллука. Он мало что помнил из тех страшных нескольких недель, которые провел в коме, но вряд ли они были хороши — словно на память, у Гона каждый раз, когда шел дождь, начинало зудеть плечо в том самом месте, где Питоу оторвал ему руку. Фантомная боль, вот что это было, только неправильная, искаженная. Конечности у Гона были, не было ран — но они все равно болели. Но памяти о тех событиях было недостаточно, чтобы он и сам сумел ответить на этот вопрос. В отличие от Хисоки, которого придушили, и который сам откачал себя через какое-то время. Он разочарованно фыркнул, когда тот напечатал короткое «нет». — Да ладно! Если бы я так переоценил себя, то испугался бы. Как… Как ты это назвал? Перегрузка памяти? Да? «Гон, если ты пришел сюда поглумиться надо мной, то это очень некрасиво». У Хисоки мгновенно сделалось ужасно драматично кислое выражение лица, и Гон закатил глаза. — Но это ведь правда. Я говорю это, потому что беспокоюсь. «Зачем?» — В смысле зачем? Это нормально — волноваться за кого-то. «Я не тот человек, за которого тебе следует беспокоиться». Хисока издал сдавленный смешок. Он выглядел расслабленно, и в глазах его плясали огоньки. Он наверняка подразумевал Киллуа, но Гону это не понравилось. Если бы он волновался только о Киллуа, то уже давно бы сдал Хисоку «Паукам». — Я сам решу, за кого мне стоит волноваться или нет, — нахмурившись, отрезал Гон. «Бессмыслица». — Не большая, чем твое поведение. Тут настала пора уже Хисоки делать удивленное лицо и смотреть на него с явным непониманием. Ну конечно, подумалось Гону, когда он зло сжал кулак и смял под рукой одеяло. Хисока не понимал. Или просто притворялся… Сложно было сказать, по какой причине это настолько сильно заботило его. Может, Гон и правда занимался сущей бессмыслицей. Но он чувствовал, что так было нужно. Правильно. — Прекрати вести себя как мудак, — он покривил ртом. — Я знаю, это у тебя в характере, но это не ответ. Зачем ты взбесил Киллуа? Любой другой молчал бы, что убил Гото, а ты прямо ему в лицо заявил. Совсем мозги растерял? Это же нелогично! «Когда я поступал логично?» — Всегда?.. «Логикой не добьешься самых интересных результатов. Ты же видел мои бои на арене, например, с тем мальчишкой, которого я убил перед тобой. С двойником. Ты думаешь, действуй я «логично», я оказался бы с оторванными руками?» Гон нахмурился еще сильнее. — Вот именно. Дело не в том, что ты… Ладно, ты не поступаешь логично, но ты думаешь логично. Потому что ты знаешь, на что идешь. Но тогда ты был на пике сил, и руки тебе, я так понимаю, помогла пришить Мачи, — он невольно опустил взгляд вниз, на тонкие полоски шрамов, оставшиеся в память о случившемся. — Ты не стал бы рисковать там, где это… было бы более опасно. Хисока лишь фыркнул, и Гон понял, что, может, не до конца понимал логику его действий. Но она была, логика! Хисока всегда руководствовался тем, что принесет ему больше веселья. Смерть в это, естественно, не входила; поэтому он позволил себе получить увечья в бою с Кастро, зная, что потом ему поможет Мачи. Гон никак не мог ухватить нить, которая раскрыла бы ему истину, мотивы подобного поведения, но он и не был уверен, что ему это было столь необходимо. Хисока не был человеком, ценившим прошлое и мотивы, что привели к настоящему. Ни Мачи, знавшая его достаточно хорошо, ни Абаки, познакомившаяся с ним много лет назад, не могли рассказать больше того, что было известно и самому Гону. Хисока был подобен ящику Пандоры; открыть хочется, но явно не стоит. — Я просто не хочу, чтобы ты умер, — упрямо повторил Гон. — Не только из-за реванша. С тобой весело. «Гон». Хисока взглянул ему в глаза. Он уже не улыбался. «Я планировал убить и тебя тоже». — Я знаю. «Ты слишком спокойно реагируешь на подобное заявление». Цыкнув, Гон запрокинул руки за голову и откинулся назад на подушку. Он уставился в потолок, злой на все: себя, Хисоку, ситуацию. «Пауков», пассажиров «Кита», все-все-все. Да, это правда! Нельзя было так спокойно соглашаться с тем, что тебя хотели убить! Но Гон знал, что Хисока играл роль его «друга» только для того, чтобы дождаться нового матча. Это не была дружба, это было… Сложно сказать что. Биски бы укорила его, намекнув, что Гон просто купился на чужую харизму. Но он прекрасно знал, что у Хисоки с головой не все в порядке, что он любил ненормальное; как тут купиться, если он извращенец и маньяк? Но за всей этой возней сначала на экзамене, Арене, в Йоркшине и Острове Жадности он увидел те стороны Хисоки, которые заставили его поверить — да, его можно считать ну если не другом, то товарищем точно. Они во многом были схожи. Взять хотя бы хацу, названное в честь любимой детали детства. Он закусил губу и добавил все таким же недовольным тоном: — Я знаю, и тем не менее… Мне плевать. Это касается лишь меня. Затем помедлил. — Но Гото — не я. Понимаешь, это как с Куроро: я ненавижу его за то, что он сделал с семьей Курапики, но, честно говоря, ты только не обижайся, — он фыркнул, мгновенно получив острым локтем в бок, — ты получил что заслужил. Потому что много выпендривался. Блин, ну хватит! Больно же! Ты теперь костлявый, это теперь не подколка, а целое нападение! Ау! Он рассмеялся и, опустив руки, резко развернулся в сторону, оказавшись с Хисокой нос к носу. Слишком близко, кричали инстинкты, но Гон подавил их. Сейчас нужно было говорить именно так — для полной откровенности. Потому что по-нормальному Хисока не понимает, но оказавшись в такой ситуации может о чем-то и догадается. — Но, помнишь? Я говорил про муравьев. Хисока кивнул. Ну конечно. Гон рассказывал про бой с Питоу, и он тогда посетовал, что не видел этого собственными глазами. Тогда Гон заметил, что это не то, что стоит хвалить, но он понимал, что именно под этим подразумевалось. — Один из них… убил очень важного мне человека. И я был очень зол — так, что наложил на себя условие похуже смерти. Так, что наорал на Киллуа, якобы тот ничего не понимает… — Гон поджал губы. — Мы сейчас с ним повторили это, только теперь он сказал это мне. И я правда не пойму, потому что я знал Гото мало. Меньше тебя. Поэтому, в этом споре, где Киллуа хотел тебя убить, я был на твоей стороне, хотя это неправильно. Гото ему тоже нравился. И Гон был зол на Хисоку, что тот так легко махнул рукой на чужую смерть. Но больше этого его пугало то, что точно так же он шантажировал Питоу жизнью Комуги. — Я хочу сказать, — наконец, собрал паззл сложной долгой мысли в голове Гон, — что тебе надо перестать вести себя как идиот. И начать ценить людей, которые относятся к тебе хорошо, а не только экстаз от боя. Хисока был так близко, что Гон ощущал его дыхание на коже. — Даже после боя с Куроро Мачи была добра к тебе, потому что беспокоилась. Если бы ты не решил повести себя как идиот, то мог бы сохранить с ней хорошие отношения. Он остановил жестом чужие возражения. Читать простыню возражений на телефоне ему совсем не улыбалось, тем более, что Гон знал — в этой ситуации он прав. Потому что переживал подобное: отчаяние из-за собственной ошибки, бессилие и желание отомстить любой ценой. — В общем, я это говорю к тому, что я буду очень зол, если ты умрешь, — Гон многозначительно взглянул Хисоке в глаза и резко отстранился. Он свесил ноги с кровати и медленно поднялся, не оборачиваясь. — Поэтому не делай глупостей. И не умирай. В ответ, даже когда он дошел до лестницы и ступил на нее, собираясь спуститься вниз, не донеслось ничего. В следующий раз Гон нашел Хисоку на крыше; обычно вечером, после тренировок, он любил приходить сюда для размышлений. Неожиданный гость не особо удивил его, а потому Гон просто кивнул ему. Возвращение нэн шло своим чередом, к тренировкам постепенно подключалась Аллука. Казалось бы, вот она, та старая жизнь, о которой он грезил — впереди ждали приключения, а Гон становился сильнее. Ну чем не мечта? Но Гон не любил бросать дела не сделанными, его еще давно раздражало, что они с Киллуа просто сбежали с Небесной Арены, не проиграв окончательно — так было бы более честно. Но это все равно заботило его не так сильно, как то, что их обещание с Хисокой так и оставалось висеть в воздухе. На самом деле, в этом бое не было необходимости. Гон прекрасно понимал, что Хисока был опасен, а потому сражение с ним могло обернуться таким же результатом, каким завершился их бой с Куроро. То, что у того сейчас была другая цель, было даже удобно… Гон правда хотел согласиться с Киллуа, что надо было махнуть рукой, бросить Хисоку быть, но почему-то он никак не мог этого сделать. Гона что-то беспокоило. Он долго думал об этом. Решив не думать, каким образом Хисока забрался сюда — даже с протезом, работающим от нэн, местные крыши были той еще полосой препятствий — Гон примостился рядом с ним и улыбнулся. На том был полный «комплект» для выхода в люди: полный набор от конфигуратора плоти и маска, и поначалу Гону подумалось, что Хисока где-то бродил, но потом он пришел к простому выводу: нет, ему просто хотелось почувствовать себя «полноценным». Он все еще был зол… Абаки пыталась помочь, и это его выводило из себя; с Биски он советовался в основном только по поводу нового хацу, но та тоже советовала не нагружать себя; Киллуа попросту игнорировал, изредка огрызаясь, а Аллука, пусть и относилась без какой-либо предвзятости, но все еще жалела, потому как была очень доброй. Среди всех тут только Гон относился к нему как обычно. — Сегодня хорошо видно луну, да? — улыбнулся он, и сузив глаза, Хисока кивнул ему в ответ. — Биски говорила, что когда они заплыли на границу нашего мира и Темного Континента, то было видно вторую и третью. Так странно думать, что все, что мы знаем о мире, на самом деле одна большая ложь. Они молчали некоторое время, и Гон подобрался поближе. У Хисоки были холодные руки. Сначала, когда его, едва в сознании, приволок Иллуми, Гону думалось, что это из-за кровопотери. Сейчас-то его невольный собеседник выглядел больным, а тогда и говорить страшно было; но, даже чуть подлечившись, холод не исчез. Может, так было всегда. — Ты думал? Что будешь делать дальше, — когда Хисока перевел на него лукавый взгляд, Гон покачал головой. — После того, как ты разберешься с Куроро. В ответ Хисока лишь сухо пожал плечами и откинулся назад, на крышу. Вряд ли задумывался. Это не преддверие боя с Куроро, когда еще была куча перспектив; сейчас впереди была лишь одна цель, ради которой Хисока был готов пожертвовать всем. Гон его прекрасно понимал. Тогда, с Кайто, тоже ни о чем не думал. И поплатился. Он шумно вдохнул и скреб чужие пальцы, переплетая со своими. — Я бы попытался тебя переубедить, чтобы ты не сражался, но ты не согласишься. «Да», — вывел Хисока на коже, и Гон с усердием кивнул, продолжая смотреть куда-то вперед. — Так и думал. «Почему ты продолжаешь это?» — Бодаться с тобой? Хисока кивнул. И Гон задумался. Действительно, почему он продолжал это делать? В этом было виновато то неясное «нечто», заставлявшее его волноваться раз за разом после подобных обсуждений. Киллуа верно говорил про симпатию: Хисока ему нравился. Как друг, наверное? Гон не мог назвать их отношения по-настоящему дружескими, но, после всей заварушки в Йоркшине, после игры на Острове Жадности, рядом с ним он ощущал себя комфортно. Обманчивое ощущение, опасное. Киллуа был прав в том, что Хисоке нельзя было доверять. Он был тронутым. Но Гон все равно тянулся. Может, пришла вдруг в голову шальная мысль, потому что он и сам был таким. Поехавшим. Тронутым. Даже Морел его испугался. Гентру умолял его о пощаде. Нобунага утверждал, что они точно сработаются — а он был опасным преступником. Гон отчетливо помнил слова Винга, сказанные, наверное, случайно: — Честно говоря, обучив тебя нэну, я подумал: «я создал чудовище». Потом добавил: «ты уж не обижайся», чему Гон только удивился. Подумаешь, проблема. Поэтому они с Хисокой и ладили. Потому что были похожи. Но все равно, что-то с этой дружбой было не так. Может, это была не она? Что-то другое. При воспоминаниях о Хисоке, когда того не было рядом, кулаки у Гона дрожали, а сам он ощущал неприятное склизкое чувство где-то внутри — словно жаждал поскорее увидеться вновь, пусть это и было неправильно. С Киллуа было хорошо, весело — это была настоящая дружба. Но Хисока вызывал у Гона какие-то другие чувства… И он никак не мог разобраться в том, что именно это было. — Я делаю это потому, что ты мне важен, — честно ответил Гон. «Важен?» — Наши судьбы переплелись в момент, когда мы встретились на экзамене, — пояснил он, чувствуя, как загорелись уши. Ну и формулировка: «судьбы»… Надо было выбрать что-то поскромнее, что-то вроде: «я тебя испугался, а потом нашел что-то интересное, вот и хожу по пятам». — Мы постоянно пересекались. Даже случайно. Думаю, если бы не Куроро, ты бы присоединился к нам во время охоты на муравьев. И, хотя мы не пересекались после Острова Жадности, ты все равно помог мне встретиться с Аллукой. Невольно… «Гон». — Я знаю, — Гон зло сверкнул глазами, не дав тому добавить что-то еще. — Что ты хотел убить Аллуку, чтобы взбесить Киллуа, а Киллуа — чтобы разозлить Иллуми. Мне плевать, окей? То есть, меня злит, что ты хотел убить Аллуку и Киллуа, но этого всего равно не случилось. Нет смысла даже думать. Он закусил губу, после чего все же отпустил чужую руку, уставившись вниз, на улицу. Жизнь там продолжалась своим чередом. Никому не было дела до потери нэна, мести Редану, у всех были личные заботы. Эти две проблемы занимали центральное место в мире Гона, но на общем фоне они терялись, становились блеклыми и мелкими — слишком уж локальными на фоне общемировых угроз, вроде того же Темного Континента. Обычно Гон участвовал в потасовках, в которых было замешано множество людей: экзамен, бойня в Йоркшине, Остров Жадности и охота на муравьев. Лишь на Небесной Арене преследовал собственные цели. И потому злился, что всем было плевать. Хотя это было логично. — Ты — мой друг. Вот и все. Вот и все. В ответ он услышал тихий смешок. Хисока вновь смеялся, вновь находил это глупым. Плевать. Гон честно сказал, что думает, врать себе он не любил больше всего: как тогда, с Кайто, когда наивно надеялся, что тот все же жив. Всеми силами убеждал себя, что Питоу его вылечит, хотя видел сожалеющие взгляды окружающих. Тогда он зря наорал на Киллуа, тот был прав. Это было глупо. Но ради людей, что были важны ему, Гон был готов на все. Вытерпеть избиения дворецкого, преследовать банду опасных преступников, пожертвовать нэн… — Если бы у тебя была возможность, ты бы сделал для меня что-нибудь? Помог бы вернуть нэн, будь у тебя возможность? «Ну разумеется». — И ты бы аргументировал это тем, что это вложение в будущее? Как-то так, да? «А как иначе?» Ладно, пора задать вопрос иначе. — Кем ты считаешь меня, Хисока? И тут уже пришел черед не Гона стопориться и отвечать странными взглядами. Это было забавно — видеть Хисоку в замешательстве. Если бойня с Куроро и дала что-то положительное, так это именно то, что Гону теперь открылся неописуемый спектр чужих эмоций, ранее умело скрытых за маской. Злость, удивление, даже шутливое возмущение — ничего из этого он раньше не видел. Нравилось ли это ему больше? Да, конечно, в старом загадочном образе были свои плюсы, в конце концов, Гон гонялся именно за этим силуэтом, вспоминая дни былой юности, но… Все же, в настоящем Хисоке было что-то еще более примечательное. Что-то… Он уже видел такое. Где-то… И вдруг, Гон понял. Точно. Дурацкие сериалы Аллуки по кабельному, которые она смотрела с упоением под недовольное ворчание Киллуа. Про то, как люди находили друг в друге что-то необычное. Как они постепенно сближались, даже будучи противоположностями, как между ними возникала химия… Многие герои тоже друг друга ненавидели, поначалу, но потом понимали, что их все равно тянуло. И таких сериалов — уйма. И ведь это было так сильно похоже на их с Хисокой отношения! Гон точно так же сначала боялся, потом бесился, а потом все думал и думал — об этом придурке. Но если множество людей демонстрировали чувства именно так, однотипно, значит, на самом деле Гон считал Хисоку не другом, а…? «Любовь», вот как бы назвала это Аллука. Еще бы произнесла с придыханием. Гон задумался. Сопоставил все факты: что он думал о Киллуа и остальных друзьях, и что это как-то отличалось от отношения к Хисоке. Отличалось же, ну? Подумал еще раз, и, затем, поднялся на колени, лишь для того, чтобы резко крутануться в сторону и очутиться прямо над человеком, вызывавшем у него столько противоречивых эмоций. Хисока, все еще раздумывавший над ответом, пораженно замер. Даже не пытался скрыть удивления во взгляде, когда Гон навис над ним и опустил голову низко-низко, так, что почти касался губами чужой мочки уха. — Я много думал… о наших отношениях, — он произнес это медленно, тихо, словно пробуя на вкус каждое слово этого странного признания. — Когда люди так тянутся друг к другу, не как мы с Киллуа, а иначе, это, стало быть, что-то важное. Только с тремя людьми на свете я ощущал чувства, отличные от других. Джин, Киллуа и ты. Но первый — мой отец. Второй — лучший друг. Значит, ты не подходишь под эти два критерия… Опустив руку вниз, Гон провел пальцами по чужой коже. «Текстура» ловко скрывала мелкие шрамы, но даже сквозь хацу — дешевая замена «Жвачке», не годящаяся для боя, лишь для внешнего исправления — чувствовались бугорки рубцов. Это было нагло — не то слово, но Гону плевать хотелось. А потому он приказным тоном произнес: — Убери «Текстуру». И маску. Почему-то Хисока повиновался. Без хацу и прочей мишуры его лицо выглядело неестественно жутко. Но в этом было свое определенное очарование, которое он не мог описать: почему-то такой, обезображенный, Хисока казался Гону более искренним, чем обычно. Это лицо человека, пережившего смерть и тысячи боев. Лицо человека… Гону становилось почти смешно от ощущения, что Хисока был явно не в своей тарелке, хотя обычно именно он вынуждал людей чувствовать подобное. — Короче, я подумал, — продолжил Гон, обхватив его лицо руками. Он ощутил, как дрогнула чужая, скрипнув ногтем по черепице, и наклонился ниже, касаясь своим лбом чужого. — Наверное, это любовь? Больше ничего и не остается. В эту же секунду в его запястье вцепились, а пальцем вывели короткое «нет». — А я думаю — да, — упрямо произнес Гон, чувствуя, как кончается у него терпение. — Будто ты кого-то любил и понимаешь. Но ты точно не считаешь меня рядовым противником, да? Раз застопорился. На это ему уже не ответили. А потому Гон, вспомнив, что же делали в дурацких сериалах Аллуки сразу после драматичного признания, отметил для себя: поцелуи, это, конечно, хорошо, но выйдет ли? Он только пару раз это делал, в рот, конечно же; в щечку намного чаще. Была бы тут Палм, пронеслось в его голове, Хисоку бы уже разорвали на кучу маленьких фокусников. Целоваться с Хисокой было как-то… не очень приятно. У него не было губ, поэтому это больше походило на лизание десны и фальшивых зубов. Гон, конечно, прошелся по ним языком, после чего уперся лбом в чужой и тяжело задышал. Не потому, что ощущал там какое-то возбуждение, отнюдь, скорее понимал, что это все тупо, и он понятия не имел, что делать дальше. Хисока не привлекал его в сексуальном плане, с ним хотелось сразиться, с ним хотелось просто продолжить это нелепое общение, а не это все. Но если это симпатия, то, стало быть, любовь? Значит, Гон обязан сделать все то же, что и в дурацких сериалах Аллуки. Хисока смотрел ему прямо в глаза, в темном янтаре мелькнуло нечто нерешительное, и, сузив свои, Гон фыркнул. — Блин, нельзя целоваться с открытыми глазами. Это ужасно, — в ответ он услышал сдавленный смешок, и Гон возмущенно поджал губы. — Не выпендривайся. Поэтому Мачи с тобой и не пошла на свидание… Как тебя вообще сейчас целовать? Он тяжело вздохнул, продолжая стоять над Хисокой, их лбы соприкасались. Очень интимно, честно говоря. Но Гон уже ходил на свидания, он хорошо помнил последнее с Палм, а потому понимал, что пусть он и делал все по заветам сериалов Аллуки, что-то определенно шло не так. Он поджал губы и опустил взгляд ниже, и затем его рука скользнула по чужому торсу ниже… Все это время Хисока не шевелился, продолжая сверлить его странным взглядом. — Как думаешь… Но договорить Гон не успел. — Значит, вот такими «делишками» вы с братом занимаетесь, да? Чужой голос заставил их двоих вздрогнуть и медленно скосить взгляд в сторону открытого (когда только успела?!) люка. Там с видом абсолютно незаинтересованным, но, тем не менее, подперев голову, виднелась Аллука, наблюдавшая за сценой с таким видом, будто бы именно этого и ждала. Впрочем, без энтузиазмов, отчего Гону стало даже несколько неловко. Неужели он все же прокололся и вновь не просек фишку?.. Потом он задумался. О каких-таких «делишках» говорил ей Киллуа? Они, конечно, целовались — но шуточно, когда детьми были и играли в бутылочку пустой тарой, которую выжрали Леорио и Зепайл. Ну, весьма условно. Это не считалось, тогда они даже коснуться друг друга губами толком не успели, на секунду, потому что отвлеклись на пьяное бормотание приятеля. Или сейчас, потому что тоже не вышло толком, был как раз аналогичный случай?.. — Эй! Врываться некрасиво! — Вы тут так интимно шепчетесь, грех не подсмотреть, — ловко отбила обвинение Аллука. — Все равно! Извращенка. — Это ты мне говоришь, да? Ладно, уела. — И что дальше? — она кивком указала на Гона, подразумевая его тянувшуюся вниз руку. С каждым мгновением лицо сестры Киллуа принимало все более загадочное выражение, когда как Хисоки наоборот, настолько убитое, словно тогда, в Йоркшине, когда Куроро обломал его с боем. — Дальше-то что? — Я делаю все как в твоих сериалах! Ну, там, — Гон пересекся с Хисокой взглядом, и тот явно дал ему понять, что помогать не собирается, — всякие жесты… И так далее. Аллука очень многозначительно накрутила локон на палец, медленно... И Гон понял — сейчас она расскажет Киллуа. Это было, конечно, не очень кстати; и, хотя ничего такого они не сделали, но Гон знал, что Киллуа либо устроит ему взбучку за подобное, либо сделает своей любимой подколкой. Первое на фоне второго выглядело очень даже безобидно, но, зная приятеля, Гон поклясться мог, что тот выберет именно насмешку. Надо было как-то срочно это остановить, и Гон понял, что… Что все Золдики одинаковые. Аллука его шантажировала. Вот уж научилась у Киллуа! — Я, — он задумался и резко опустил взгляд на Хисоку под собой. У того был абсолютно отсутствующий кислый взгляд, намекавший, где он вертел всю эту ситуацию, а потому спасаться надо было самому. — Торт тебе испеку?.. Как Мито-сан готовила?.. — Маловато будет. Гон мысленно отметил, что надо было дать Киллуа по шее. Он сам был знатным сладкоежкой, и теперь перенес эту отвратительную — потому что по кошельку это ударяло знатно — привычку и на сестру! Обреченно Гон вздохнул и слегка пихнул Хисоку, вновь ища у того поддержки, но тот покачал головой. Нет, ну все, это война! Но начала надо было решить текущую проблему, сидящую в люке на крышу с больно хитрой улыбкой. Ну нет, так просто Киллуа от этого не отделается. Настало время Гону выложить весь компромат на него, вот Биски-то обрадуется — не только одного его гонять будет. — Я… Я… Аллука мгновенно оживилась, обратившись в слух. — Ну-ка, ну-ка? — Я сделаю все, что ты захочешь… — убитым тоном пробубнил он, моля богов, какие услышат, чтобы Аллука не загадывала что-то совершенно безумное. Что-то в ней до конца так и не изменилось: все те же выпрашивания, только теперь безобидные (ну, во всяком случае, Гон надеялся на это). Теплела надежда, что это был грязный маленький шантаж от Аллуки, а не новые просьбы Наники, потому как ходить по лезвию жизни и смерти ему пока еще было рано. Слишком много планов впереди. Когда сестрица Киллуа с довольным кивком медленно погрузилась обратно во тьму чердака, прикрыв за собой люк, Гон с Хисокой остались наедине. Все настроение пропало; если раньше Гон еще мог попытаться там что-то проделать, например, просто пройтись пальцами по чужим шрамам, то теперь вообще настроения не было, и он с тихим стоном откинулся назад и улегся рядом со своей теперешней (Аллука-то ушла) проблемой. Почти уткнувшись носом ему в шею, он шумно вдохнул. — Отстой!.. Блин, ну и что теперь?.. Погоди, я узнаю этот запах. Ты что, воруешь мой шампунь?! Так вот кто это был! Игнорируя чужие обвинения, Хисока потянулся рукой вниз, за телефоном, после чего начал стремительно набирать что-то на экране. Ночную тьму разогнал яркий свет, и Гон скривился, когда ему в лицо ткнули экраном, на котором значился вопрос… Не тот вопрос, который он ожидал после всего произошедшего, откровенно говоря. Взгляд у Хисоки был слишком серьезным для подобного. Это что, очередная уловка?.. «Ты целовался, будто бы уже делал это». — Ну да, — Гон моргнул. — Конечно делал. Он рассказывал об этом лишь Киллуа, и на мгновение забыл. Точно. Надо было и Хисоку посвятить, чтобы не удивлялся, как сейчас. «То есть, ты уже…» Хисока не успел допечатать, потому как Гон, углядев начало предложения, прервал его и активно закивал: — Да! И не один раз! Целовался. «Тебе всего семнадцать». — И что?.. Это заставило Гона ошарашенно взглянуть на Хисоку, когда тот, с каким-то странным мстительным удовольствием, мелькнувшим в золоте глаз, начал набивать новое сообщение. Довольно короткое, потому как довольно скоро в нос Гону уткнулся телефон с пусть и небольшим, но весьма емким посланием. Пожалуй, из всех сегодняшних сомнений и выводов, это было наиболее осмысленное сообщение, не пытавшееся тянуть на открытие века. «Извращенец». — Эй, вот от тебя я это слышать точно не хочу!