Скляночки, микстурки и всё остальное

      Шум с каждым шагом становился всё отчётливее, и если бы Е Байи уже не был привыкшим к копошению Ван Се в своей излюбленной лаборантской, в которой он частенько задерживался после занятий, то наверняка раз сто, если не все двести, успел бы решить, что тот задумал очередной план по уничтожению школы, ну или её захвату, ну или не школы, а чего-нибудь другого; или кого-нибудь. Со своей задачей Ван Се справился, к слову, неплохо, а иначе бы этот самый «кто-нибудь» не приходил к нему каждый вечер с намерением вытащить силком из лаборантской и… на самом деле, Е Байи просто-напросто успевал соскучиться, но говорить об этом напрямую не спешил: ворчал, постоянно что-то бубнил под нос, выдавал миллион претензий и даже угрожал. В шутку. Да, Ван Се тоже так считал. Его вообще забавляло поведение директора Е, который так отважно сохранял вид незаинтересованного в его деле человека. Просто иногда (всегда) неотрывно следил за каждым движением, задавал вопросы — без капли интереса в голосе, поверьте! — а потом, затаив дыхание, слушал лекцию об очередном проделанном эксперименте Ван Се. И как только тот заканчивал — моментально возвращался в ворчливого деда Е, грозного директора школы, которого боялись даже учителя, что уж говорить о несчастных учениках!       — Снова творишь свою херню? — без стука, без здрасте, без всего, что может быть, Е Байи очень важно зашёл в лаборантскую, будто это была не побитая жизнью каморка, в которую могли поместиться несчастные человек десять, а конференц-зал с красной дорожкой для вип-персонала.       — Не херню, — заметил Ван Се, выглядывая из-под стола с какой-то пыльной коробкой в руках, — а важные — в первую очередь для меня — эксперименты. — Ван Се поставил коробку на стол, отряхнул руки и принялся её разбирать, ни разу, к слову, не глянув на Е Байи, который очень недовольно постукивал указательным пальцем по одному из стеллажей с какими-то прозрачными штуками, напоминающими те самые скляночки для анализов в поликлиниках. — Если наука не хочет обращать на меня внимание, то это не значит, что мои труды должны пропадать понапрасну, — вытащив последнюю пожелтевшую бумагу с кучей непонятных формул, Ван Се наконец-то одарил вниманием Е Байи.- Я прав?       И вот что он хочет услышать? Е Байи лишь фыркнул, что-то буркнул под нос, развлекать ему себя придётся самостоятельно, пока этот экспериментатор копает очередную безумную и бесполезную (но полезную для науки, конечно!) идею.

***

      Занять себя чем-то интересным помимо мобильника в подобном месте не представлялось возможным; вот только зарядка была не бесконечной, интернет слабым, а его объект обожания — чего он тоже не скажет — заинтересован чем угодно, но далеко не Е Байи. Е Байи, в свою очередь, был ещё и голодным (напомните, когда он вообще не был голодным?), но какая еда в лаборантской, с кучей непонятных бутылок самой извращённой формы с какими-то цветными жидкостями? Конечно же, совершенно никакой! Ни еды, ни воды. Сиди, выживай, как можешь.       — Я хочу пить. У тебя есть вода? Или газировка? Или хоть что-нибудь, что не способно убить? — Е Байи не упустил шанса отвлечь этого несчастного вундеркинда, да и пить ему действительно хотелось больше, чем внимания к себе, но это не точно.       — Посмотри вон там, — Ван Се кивнул в сторону тех самых непонятной формы стеклянных бутылочек и вновь уткнулся в работу.       И это, впрочем, было всё, что Е Байи смог получить.       Дедом его прозвали не зря, а ведь ему даже и сорока лет не было! Просто он постоянно ворчал, кричал, что вот раньше было лучше, а вы, молодёжь, ничего не понимаете! Вот и сейчас он недовольно ворчал, разглядывая все эти скляночки, микстурки, непонятной формы сосуды, чёрт разберёшь, как всё это зовётся, вопрос лишь в том, что из этого можно пить без опаски и возможной мутации, или смерти, или чего похуже.       Взгляд зацепил непонятный сосуд синего цвета. Наверное, из него можно пить? По крайней мере, на фоне всего остального собирания неформалов он вызвал большее доверие и выглядел как нестандартная бутылочка для… питья? Можно спросить, убедиться, но отвлекать не хотелось, да и вряд ли увлечённый совершенно другим Ван Се обратит на него внимание.       — Чёрт с тобой, — выругался под нос Е Байи, схватил сосуд и сделал пару глотков. На вкус как обычная вода, с немного странным привкусом. Но в целом вода; он сделал ещё пару глотков, будто мысленно убеждаясь, что ничего не спутал. Странные методы! Можно сказать, почти дедовские.

***

      — Готово, — спустя, наверное, минут тридцать, или сорок, а может, час Ван Се наконец-то оторвался от бумаг и перестал химичить. Глянул на Е Байи, даже улыбнулся, перевёл взгляд на сосуд рядом с ним и вскинул брови. — Я надеюсь, ты пил не из этой бутылки.       — А что?       — Да так, — Ван Се пожал плечами, — там всего-то был яд.       — Там… что?! — Е Байи словно обжёгся, подскочил со своего места и рванул к этому наглецу, схватив его за ворот рубашки. — Ты мне не шути тут!       — А то что? — на лице того самого наглеца расплылась довольная улыбка. — Вы такой доверчивый, директор Е. Прошло больше часа.       — Допустим.       — Всё ещё верите, что там яд? — Ван Се склонил голову на бок. — А если я скажу, что единственное противоядие от него… — Улыбка стала ещё нахальнее, Ван Се сощурился, чуть поддавшись вперёд, так, чтобы их лица были на одном уровне.       — Поцелуй?       Ван Се пару раз моргнул, а на его лице впервые отразились нечитаемые эмоции. Вообще-то, подкатывать и вводить в ступор по задуманному сценарию должен был именно он!       — Поцелуй, — прозвучало слишком недоверчиво для такого трогательного момента.       — Ну и чего ты застыл, как истукан? Весь вечер от тебя ни капли внимания! А тут посмотрите, сразу с размаху лезть решил. Нет бы позвать по-человечески на свидание, накормить, напоить, пригласить домой, заманив удобной двуспальной кроватью! Всему вас, молодые, учить надо. Тьфу! — И, не дав сказать ни слова, протянул этого химика, юного учёного, которого наука прошла стороной, разумеется, самого настоящего наглеца и просто уже давно полюбившегося этой старой душе человека к себе, целуя самым неумелым образом. Не то чтобы многоуважаемый директор Е, познавший вкус жизни, не умел целоваться… а, впрочем, кому сейчас какое дело.       Каморка едва ли на человек десять, но сегодня, увы, в ней поместятся лишь двое.