Девочка с севера

— Привет, — весело сказала Рита. — Привет, — сказала мать, снимая ботинки. Вместе с родителями пришла сестра отца — тётя Надя. Полная, расплывающаяся, как будто бы подтаявший торт-мороженое, с пожелтевшими крашеными волосами. Рита никогда не любила её, но возражать не стала, зная, что на это ответят родители. Это не только её праздник. А ведь это её праздник… Но пока всё шло относительно хорошо. Рита пыталась вспомнить, поставила ли она умирающий телефон на зарядку. Будет неловко возвращаться в комнату. Слава богу, поставила. — Поставь чайник, — попросил отец. Рита пошла на кухню. Может, хотя бы сегодня они все неожиданно вспомнят, что они, вообще-то, семья? Пока что, по крайней мере, всё шло хорошо и примерно по этому сценарию. Всё шло хорошо ровно до того момента, как мама решила узнать, как дела в колледже. Рита застонала про себя, ругаясь и думая, почему даже в день рождения им это важнее, чем, например, её сказка. Хотя, если так подумать, Рита не хотела бы, чтобы её родители прочитали её истории. Очень не хотелось бы. Было бы ощущение, что её чистые мечты запачкали. Матери бы не понравилось всё — от ванильного сюжета с слишком неправдоподобными для реальной жизни поворотами до поцелуев. Рите слишком рано об этом думать, по мнению родителей. Вот сначала учёба, а потом уже всё остальное. В прочем, Рита в какой-то степени была с ними согласна. Придурка из-под забора не хотелось, а других в Воркуте и не было. — Хорошо, — кивнула девушка, стараясь не палиться лицом. — Оценки хорошие, всё в норме. Рита молилась, чтобы Бобр не нажаловалась директрисе, и та не позвонила родителям. Если Элла Дмитриевна уже рассказала маме о поведении Риты, то ей, Рите, капзда. Двойная капзда — за враньё, и за хамство в колледже. Рита внимательно следила за маминым лицом, но оно выражало лишь удовлетворение оценками дочери, так что всё было в норме. Все снова замолчали, но потом вдруг резко позвонила Катя. Проклиная всё на свете, Рита сбросила трубку. Наверное, подруга не отметила, что Рита сейчас уже сидит с родителями и уж точно никак не может болтать. — Парень звонит? — напряглась мать. Рита напряглась в ответ: — Катя. Стало ещё хуже. Катю родители…недолюбливали. Но предавать подругу Рита не собиралась. Конечно, иногда стоит соврать, но девушке было противно притворяться и отказываться от человека, которого любит, просто из-за неодобрения родителей. — И что ты с этой мажоркой возишься? Она же испорченная, у неё денег куры не клюют! — возмутилась тётя Нада. Рита подумала, что это уж точно не её, тёти Нади, дело. Рита задумалась, как куры могут клевать деньги, если могли бы, конечно. Точнее, они их не клюют, но клюют же, если не клюют… — Отвечай, когда с тобой разговаривают, — напрягся отец. Рита напряглась ещё сильнее: — А что мне на это надо ответить? Вы хотите услышать обещание того, что я порву дружбу с Катей? — Ну хотя бы, — мать скрестила руки на груди. Рита подумала, почему же они такие требовательные и чего они всё-таки хотят. Врать Рите не хотелось, особенно в таком деле. Она твёрдо решила отстаивать свои права, тем более, сегодня она официально взрослый человек. — Этого никогда не будет, — произнесла она с достоинством. — Она моя лучшая подруга. Она нужна мне. — А мы тебе не нужны? — загнула мать. Рита сидела, офигевая, как она так перевернула разговор. Опять провокационные вопросы и какие-то подковырки. Сказать, что они ей не особо нужны где-то с четырнадцати лет, когда Рита окончательно поняла, что её ненавидят, говорить не стоило. Рита помолчала, перекатывая во рту едкий ответ, не давая ему вырваться наружу. — Нужны, — напряжённо ответила она. — А почему так сухо? — спросил отец. Они требуют любви. Любви, которой сами ей не дали. Да не то, что ей — друг другу не дают её уже много лет. Рита подумала, что будет, если она сбежит. Они поссорятся в край или наоборот выдохнут спокойно и смогут остаться наедине друг с другом? Или всё останется как прежде — безразлично? Рита впервые задумалась, а есть ли у папы любовница, которую он любил бы больше, чем маму? Рита посмотрела на уставшее лицо матери и подумала, что, наверное, это вполне возможно. У мамы внутри была усталая, выжатая пустота. Снаружи тоже…мало чего осталось. Рите стало жалко её. Рите стало жалко себя. — Вы мне очень нужны, — сказала она, чуть не плача, понимая, что это кричит маленькая, одиннадцатилетняя Рита и замолкла, ругая себя за сентиментальность. Ничего не вернётся назад. Не будет так, как в детстве. Мама не будет красивой и счастливой, папа не будет переносить её через ручеёк на руках, у Риты не будет двух бантиков на хвостиках, ей больше не будут покупать сахарную вату в ларьках, бабушка больше не будет дарить ей леденцы и смеяться тихим, приятным смехом, от которого так тепло внутри. Этого не будет. Больше. Ни-ког-да. Это ушло навсегда, бесследно кануло в прошлое, радужное и весёлое, тоже ушедшее насовсем. Рита улыбнулась, немного грустно, и продолжила есть торт. Родители, видимо, не знали, о чём говорить. Отец потянулся к бутылке дешёвого коньяка, которая стояла на столе рядом с тортом. — Ну что, по рюмашке? — предложил он. Мать кивнула, Рита демонстративно отодвинула от себя рюмку. Тётя Надя неодобрительно посмотрела на неё. — Я принципиальный трезвенник, не знаю, знали ли вы, — сказала она, с вызовом глядя на родителей. — А мы, по-твоему, алкаши, что-ли? — мать обиделась и начала заводиться. — Если нечасто и зная меру, то даже полезно, — сказал отец, убеждённый в своей правоте, наливая мутно-оранжевую жидкость по двум гранёным рюмкам. Рита усмехнулась, пряча усмешку за повисшими вниз волосами. Все так говорят. А чем потом всё кончается? Рита приготовилась к полнейшей херне. После второй рюмки начали обсуждать политику. Отец что-то доказывал матери, которая, по его мнению, мало что понимала в этих делах. Мать спорила и доказывала, что всё она понимает. В итоге обратились к Рите за мнением. Рита знала, что это ловушка. Всё, что она сейчас скажет, будет опровергнуто, растоптано и уничтожено. Её мнение не имело права на существование, даже если его «спрашивали». — Я считаю, что обсуждать политику на моём празднике, это просто… — Рита запнулась, понимая, как сейчас родители обыграют ситуацию. — А что тебе, собственно, не нравится? — ощетинился отец. Рита угадала — они сочли её слова за обвинение и нападение. Токсики чёртовы… — Обычные взрослые разговоры, привыкай, — закивала мать, допивая рюмку. — Но мне не нравятся эти разговоры, — заметила девушка. — Разве не логично говорить о том, о чём хочу я? Хотя бы сегодня, что-ли. — Всё тебе не нравится! — возмутился отец. — Да, — вмешалась тётя Надя. — Наливай, Славка. Отец кивнул и дополнил её пустую рюмку. — А я вот считаю, что Америка обязательно нападёт на Россию, — сказала тётя Надя, выпивая половину этой мутной жижи. — И вам так приятно говорить об этом? — криво усмехнулась Рита. — Вам так нравится думать о том, что в итоге вы окажетесь правы? Что ж, когда Россию разбомбит, или, может, в Америке умрут тысячи невинных… — Да этих янки только так и надо! — возразил отец. Рита сжала губы — он не любит ВСЕХ американцев просто потому, что они американцы. Ах да, совковская школа, советские привычки, конечно… Но вообще-то, уже давно можно было перестроиться, понять, что важно ДЛЯ НЕГО САМОГО. Советского союза нет уже тридцать лет. Можно было и страну отсрочить, и мнение поменять. — Они не виноваты, что родились американцами, — Рита понимала, что сейчас ей прилетит таких люлей, что страшно и подумать, но не могла себя остановить. Недовольство поведением взрослых было сильнее, и она хотела высказать им своё недовольство. - И вообще, мне не нравятся разговоры о политике, а сегодня мой день рождения, и…и… — А я вот считаю, что ты не должна воротить нос от всего этого, чем раньше привыкнешь, тем лучше, — перебила её тетя. — Чем раньше поймёшь… — Чем раньше я пойму, в какой жопе живу, тем раньше стану такой же, как вы! — выпалила Рита. — Хамка, — задохнулась от возмущения тётя Надя. — Рита, — одёрнула её мать — Что? Что Рита? Вам что, не противно жить в этом? — она ударила ладонью по стене, и с неё посыпались кусочки штукатурки. — Даже обои не наклеили, что, трудно купить пару рулонов? — Ты знаешь, как всё это дорого? — разозлился отец. — Не так-то это дорого, знаешь. Зато жить приятно, а не как в бомжатнике. Знаешь, что самое обидное? То, что Я ничего сделать не могу. Я свою комнату, как могла… — Изуродовала, — перебивает мать. — Нет, реабилитировала. Я сделала её такой, чтобы мне было приятно там находиться, комфортно там жить, уютно… — Да что этот уют, — хмыкнул отец. — Это ж так, от нефиг делать. Иди на работу и перестанешь страдать этой хернёй. — То есть, банальное удобство для вас — страдание фигнёй? — Рита просто обалдела от такого заявления. — Тогда всё с вами понятно!.. — Мужика тебе надо, — проконстатировала тётя Надя, уже сама подливая себе горчащий коньяк. Рита задохнулась от возмущения: — А какое вы имеете право решать, что мне надо, а что — нет? Что значит «мужика тебе надо»? Что за неуважение ко мне? — Что? - Как минимум, вы лезете в то, что вас не касается. Как максимум, для счастливой жизни не обязательно нужен мужчина. Женщины и сами многое могут! — Посмотрю на тебя в тридцать лет, — нагло хмыкнула тётя. — Взвоешь от нехватки любви. — Любить можно и девушку, — выпалила Рита и поняла, что всё. Точка невозврата достигнута. — Это же неправославно! Бог такого не одобряет! Это же противно! Они же больные, ты что, совсем что-ли от одиночества тронулась? — завизжала тётя Надя. — Рита, не смей! — грохнул кулаком по столу отец. — Рита, — грозно предупредила мать. — А вы думали, почему я каждый день общаюсь с Катей? — хмыкнула Рита и быстро подскочила на ноги, потому что папа уже замахнулся куда-то в воздух нетрезвой рукой. — Я так и знала! — заорала мать. — Мы её… мы ей… — Вы её не тронете, — усмехнулась Рита и отошла к дверям кухни. — И запомните, пожалуйста, одну вещь — я буду сама решать, кого мне любить и что делать в этой жизни. Приятной пьянки. Отец, опираясь крепкими руками о стол, который заскрипел под его весом, двинулся к Рите, матеря ЛГБТ-пропаганду, ТНТ, Америку и плохое воспитание сериалами. — Это тебе твои мудаки с ТВ сказали? — ревел он, двигаясь к комнате девушки. — Ну я им сейчас! В голове у Риты пронеслись все выпуски Импровизации, все провокационные моменты и порадовалась, что родители даже ни разу не видели и не слышали передачи, а то бы ей влетело за всё — и за мат, и за пошлые шуточки, и за гейский вайб. Пока Рита обо всём этом думала, папа уже добрался до её комнаты и пинком ноги открыл дверь. — Стой, тебе туда нельзя! — Рита кинулась туда. — Это мой дом, и я решаю, куда мне можно, а куда нет, — прорычал отец, подходя к обратной стороне двери и цепляясь ногтями за край плаката. — Я сейчас эту хренотень сорву, — угрожающе просипел он. — Нет! — Рита схватила его за широкое предплечье, но тот лишь дёрнул рукой, и девушка отлетела к стене. — Не трогай! — закричала она, опасаясь приближаться. У Риты ужасно колотилось сердце. Она смотрела, как части плаката с её любимыми ребятами с треском отрываются от стены. Видела, как кусочки и элементы их лиц, тел, одежды, падают на пол, кружась в воздухе. Рита сидела в углу, крепко сжав зубы и ругая себя последними словами. Ну и кто её снова просил лезть? Куда она попёрлась со своим желанием отстаивать своё мнение? Что, давно не получала? Шило зазудело? Рита смотрела, как её любимый плакат превращался в бумажный фарш. Довольный своей работой, отец ехидно поздравил её с днём рождения и ушёл, громко хлопнув дверью. Как только он вышел, Рита, всхлипнув, кинулась к двери, закрылась на замок и осела на пол, собирая руками кусочки некогда лучшего предмета в её комнате. Да, у неё были ещё парочка плакатов, но этот был самый кайфовый. Истерично всхлипывая, девушка проводила дрожащими пальцами по кусочкам бумаги, которые отец не смог отодрать от двери — длинные белые полосы на тёмном потрёпанном дереве. Взрослые на кухне заржали. Рита их ненавидела. Ненавидела себя. Ненавидела свой город, свою жизнь, свою судьбу, которую определили без её участия и опять без её мнения. Рита плакала, рычала, кусала рукава свитера, хрустела пальцами, щёлкала ногтями, сжимала до скрипа зубы, лишь бы взрослые на кухне не услышали.Только девушка расслабилась в тишине, как под окнами начали свой обычный концерт алкаши. Рита с желчью подумала, что вместо концерта импровизации она каждую ночь получает концерт алкашей. Подумала, что для родителей команда с ТНТ и алкаши, в принципе, одно и то же. Алкаши даже роднее. Рита сидит на крыше дома, и у неё голова кружится от высоты и близости неба. Кажется, что можно достать облака, просто протянув руку. Она сидит, поджав ноги, осторожно, боясь упасть. Крепко держится дрожащими руками за небольшие перегородки, но, несмотря на страх, чувствует себя счастливой и свободной. Она впервые в жизни сделала что-то незаконное, что-то, на что родители не давали разрешения. Рита вдыхает сладкий летний воздух и смотрит на сгущающиеся тучи. Она любит тучи, в них — её душа. Она ненавидит тучи, потому что каждый день видит их в Воркуте. Но почему-то сегодня тучи ей нравятся. Она осторожно отпускает один бортик и тянет руку в небо. Улыбается первой капле дождя, которая падает ей прямо на ладошку. Вскоре начинается сильный ливень, и девочка быстро собирается, осторожно идёт по крыше, ужасно боясь поскользнуться, но совсем скоро она юркает в люк и оказывается на чердаке. Обычно чердак закрыт, но сегодня дворник забыл это сделать. Рита поправляет на плече небольшую тканевую сумочку и выходит с чердака. Прямо напротив дверь в её квартиру. Рита открывает квартиру и заходит внутрь. Заходит в свою комнату и прямо на полу начинает разбирать свою сумку. Бережно достаёт из неё цветы, которая собрала в небольшой палисаднике и раскладывает их на бумаге. Пусть подсохнут. Потом Рита уберёт и в старую энциклопедию, проложив салфетками. Они высохнут, и будет красиво. Можно будет приклеить скотчем в тетрадку, получится иллюстрация. Рита придумывала историю про цветочную лесную фею, и такая вставка была бы вполне уместна. Рита возится с цветами, а на душе у неё легко, потому что ей понравилось сидеть на крыше. Рите хочется повторить, но так же ей страшно, что она свалится. Рита наслаждалась тем привкусом свободы, который всё ещё чувствовался где-то в душе. Рита заканчивает раскладывать цветочки и садится за стол — делать уроки. Но уроки не идут, и девочка возвращается к своим цветочкам. Цветочки интереснее математики. Рита достаёт из ящика стола старый потрёпанный альбом для фотографий и вынимает из него пару лепестков. Складывает их на белом листе и осторожно приклеивает скотчем. Потом берёт чёрную ручку и пририсовывает к этой цветочной юбочке тело. Это — цветочная фея. Рите она нравится. Рита любуется своей работой и думает, что когда вырастет, станет писателем. Рита не знала, сколько она так сидела, давя в себе истерику, злость, боль, скандал, все негативные чувства сразу. Будить взрослых не хотелось, кидаться предметами нельзя, а значит, можно лишь сидеть и молчать. Рита кое-как в темноте доползла до кровати и легла. Не спалось. Так сильно саднило в груди, что не спалось. Рита изворачивалась, как уж на сковороде, как угорь, как кто угодно, лишь бы не чувствовать этой внутренней боли, больнее которой не было ничего. Её глаза болели от того, как широко она их открывала, челюсть ныла, потому что она слишком сильно её открывала в немом крике, руки саднили, потому что в приступе бессилия она снова царапала их ногтями. Рита не понимала, что это безумие, Рита не соображала ничего. Она просто умирала, просто пыталась не умереть, просто пыталась жить, она сконцентрировалась на своей боли, не замечая ничего вокруг. Время остановилось, даже алкаши затихли.

E Coraline piange Coraline ha l ansia Coraline vuole il mare Ma ha paura dell acqua E forse il mare e dentro di lei

Рита сжимала и разжимала негнущимися пальцами одеяло, закусывала кончик подушки, чтобы не разораться. Рита не заметила тот момент, когда её что-то словно толкнуло внутри. Она не заметила того момента, когда её взгляд скользнул по плакату на стене, а мозг что-то решил. Девушка вдруг встала, лихорадочно скинув с себя одеяло и подбежала к столу. Сорвала с зарядки телефон и набрала сайт авиакомпании. Быстрее, быстрее… Самый дешёвый билет в Москву. Десять тысяч. Должно хватить. Тихо выдвинув ящик стола, девушка достала из него железную банку и вытрясла на пол всё, что в ней было. Застонала. Не хватит… Села поджав под себя колени, и решая что-то. Решила. Встала, рывком открыла шкаф, поставила на пол раскрытый чемодан и начала беспорядочно закидывать в него свои немногочисленные вещи — пара джинс, несколько обычных футболок, платье. Надела ещё одни джинсы, футболку от Шаста и худи, вытрясла из коробочки все цепочки и кольца, что у неё были, вместе с подаренными сегодня, кинула к вещам скудную косметичку. Рывком раскрыла рюкзак, вытрясла на пол учебные тетради. Осторожно упаковала старый побитый фотик, пихнула любимую книгу, чистую тетрадь и ручку. Зарядку, наушники, телефон, карточку на проезд, немного еду из из того запаса, что был у неё в комнате. Оглядела беспорядок, который учинила. Заметила на кровати любимую мягкую игрушку и положила его в рюкзак. Потом она тихо прокралась на кухню, поставив табуретку к шкафу, встала на неё и привстала на цыпочки, заглянула в навесной шкафчик. За банками с мукой Рита нашла коробку от печенья, железную, с выцветшим рисунком. Открыв крышку, девушка, с чувством большого стыда, вынула пару больших купюр. Отец как раз недавно получилось аванс, родители думали купить на него что-нибудь новое, но. . Ничего-ничего. Теперь им не придётся тратить деньги на дочь, так что… К тому же, можно засчитать это за деньрожденный подарок, которого Рита не получила, потому что родители считали её уже очень взрослой. Девушка поставила банку на место, тихо слезла и поставила табурет на место, так, чтобы поначалу родители ничего не заподозрили. А когда они обнаружат её пропажу, будет уже поздно. Когда они проснутся, Рита будет уже высоко в небе… Быстро черканув на салфетке прю записку, девушка кинулась в свою комнату. Паспорт! Девушка захватила документ. Вроде все. Без остального обойдётся как-нибудь. Окинув унылую квартиру прощальным взором, Рита на секунду почувствовал щемящую тоску, но не позволила себе задерживаться — она знала, что в этой квартире её личная тюрьма. Её город — её проклятие. Она не желала оставаться в нём навсегда. Быстро одевшись, девушка тихо открыла дверь, но та всё же скрипнула. Вжав голову в тёплый шарф, Рита замерла на пороге, но родители каким-то чудом не услышали. Наверное, коньяк помог. Впервые в жизни Рита была благодарна алкоголю.Тихо захлопнув дверь на замок, даже не взяв ключей, девушка кинулась вниз по тёмной лестнице. Она буквально чувствовала крылья за спиной, быстро сбегая по грязным каменным ступенькам. Рита смутно догадывалась, что она последний раз бежит по подъезду, в котором провела всё своё детство. Когда она вырвалась на морозную улицу, холодный воздух пахнул девушке в лицо, и она радостно вдохнула запах инея на деревьях, льда на тротуаре и старых листьев, гниющих в траве. С радостью — потому, что в последний раз. Быстро зашагала девушка к автобусной остановке. Она знала, как доехать до аэропорта. Теперь осталось только заказать билеты. Девушка села в автобус, надела наушники и открыла сайт. Небо уронит ночь на ладони, Нас не догонят! Нас не догонят! Риту и правда было не догнать. Девушке повезло — осталось лишь одно свободное место. У туалета правда, но это её не смущало. Главное — поскорее свалить из этого проклятого города, где у неё не будет жизни. В аэропорту её охватил ужасный мандраж, и она еле-еле соображала, что делает, пока проходила таможню и шла на посадку. Всё так же в её в голове играло Нас не догонят! Её было не догнать. И вот самолёт взлетел. Заалел рассвет, и Рита в последний раз глянула сверху вниз на свой город. Её сердце на секунду сжалось, когда она подумала об оставленной в городе Кате, но Рита понимала, что она по-другому не может. Теперь игра шла по-крупному. Либо они, либо она. И она выбрала себя. Она покидала город, который ненавидела всю свою жизнь. Позади её самолёта оставался город, из которого она с самого раннего детства мечтала уехать. Она убегала от города, в котором у неё не могло быть будущего. Она не хотела такой жизни, как у родителей — маленькая зарплата, старая квартира, разваливающиеся маршрутки, остывшая любовь, ребёнок, которого хочешь-не хочешь, а надо содержать. Всю жизнь Рита чувствовала эту атмосферу вынужденности, упадничества, серости, вязкой рутины. Ей не хотелось так. И сейчас её вдруг восторг. Она буквально приподнялась над креслом, от переполняющего её грудь счастья. Она осознала. Она впервые в своей жизни сделала то, о чём всегда мечтала. Она впервые в своей жизни выбрала себя. Она сделала так, как хотелось ей. Она нашла в себе смелость. Да, впереди была неизвестность, чужой город, Москва, столица, да, она не знала, где будет жить и спать, родственников у неё там не было, но это было неважно. Важно было лишь то, что именно сейчас она, как никогда, почувствовала себя героиней чёртового фильма. Быть может, обычного кино, которые крутят по России 1, но зато кино. И Рита решила теперь всегда следовать своим мечтам. Столица нашей страны встретила её морозным утром и безразличием. Толпа пассажиров буквально выплюнула её из самолёта в общий зал. Вокруг сновали люди, пихая и толкая девушку, ругаясь и советуя ей пойти уже куда-нибудь, а не стоять, как столб, на пустом месте. Рита вскинула взгляд на табло, определила, как выйти из зала и села в аэроэкспресс до метро, по пути купив себе стакан сладкого латте. Отпив согревающей жидкости, девушка почувствовала, как волшебный напиток буквально поглощает её усталость, которая уже разливалась по телу. Открыв телефон, она решила поискать самые дешёвые гостиницы в Москве. Дешёвые гостиницы в Москве стоили, как квартира Воркуте. Рите подумалось, что снять квартиру это хорошая идея. Можно снять на день, тут же пойти искать работу, найти что-то, а там уже распределять бюджет. Девушка решила, что так и поступит. Ей пришлось переступать свою стеснительность каждый раз, когда она спрашивала, как проехать на ту или иную станцию и как дойти до того или иного двора. Так что когда она наконец добралась до какого-то спального района, в котором она выбрала себе более-менее хорошую квартиру, Рита почувствовала, что она больше не боится спрашивать у людей дорогу. Ведь это ни капельки не стыдно. Девушку охватил восторг, когда она поняла, что победила очередной свой страх. Подъезд, у которого она сейчас стояла, был совершенно не похож на вход в дом в Воркуте. Всё выглядело как-то прочнее, монументальнее, но, конечно же, пока не слишком лучше. Ну ничего, хорошие условия для жизни Рита ещё получит, а пока нужно просто где-то переночевать. Собравшись с духом, она поднесла палец к цифрам на домофоне. У них в городе такого не было, и она не совсем понимала, как пользоваться этой штукой. На её счастье, за её спиной уже появилась девушка, видимо, спешившая домой. Она отодвинула Риту и ключом открыла дверь. Рита прошмыгнула за ней. В лифт они тоже зашли вместе. Рита никогда не ездила на лифте, поэтому была без понятия, как им пользоваться. — Вам какой? — спросила девушка, через наушники. — Не знаю, — растерялась Рита. — Мне в двадцать пятую квартиру. — Девушка слегка изогнула бровь, но нажала на седьмой и на двенадцатый. Лифт дёрнуло вверх, и у Риты сердце подпрыгнуло от восторга. Железные двери раздвинулись, девушка кивнула медлившей Рите, и та, собравшись с духом, вышла. Сейчас ей как никогда хотелось убежать, спасовать, бросить всё. Ей было страшно. Эйфория от побега уже прошла, теперь начиналась практическая часть жизни — а вдруг она не сможет договориться с хозяйкой? А вдруг её заставят платить телом, как в тупых российских сериалах? Уж очень её жизнь была похожа на ненавистное клишированное кино про деревенщину, переехавшую в Москву. Но что же делать, если это — проза жизни? Если каждый год тысячи, если не миллионы таких же, как она, девушек, уезжают в столицу за счастьем и лучшей жизнью? И кто придумал, что он либо добиваются всех вершин, либо становятся проститутками? Можно же как-то посередине? Хотя нет, Рите середины не надо. Ей надо так, как у неё. Встряхнув головой отгоняя навязчивые мысли, девушка всё же нажала дрожащим пальцем на звонок и услышала, как трель разливается по квартире. Послышались торопливые шаги, и Рита задумалась — какая хозяйка будет у неё? Благодаря России 1 она знала все виды хозяек квартир — от добрейших до конченных стерв. Хорошо бы адекватная, эх. Хотя, Рита всего на один день… Дверь открылась. На пороге стояла женщина в деловом костюме, было видно, что она ждала Риту, но при этом торопилась.  — Здравствуйте, — Рита чувствовала себя ужасно неловко. — У меня мало времени, поэтому давайте поскорее осмотрим квартиру, — женщина отошла, пропуская девушку внутрь. Рита зашла в кухню. Плита, стиральная машина, стол и пара стульев. Посуда была одинаковая, красивая.  — Там комната, — хозяйка указала на дверь напротив кухни. Комната привела Риту в тихий восторг. Диван, кровать, стол, шкаф — всё из одного набора, светлого дерева. Обои были однотонного бирюзового цвета. Мягкие пледы, подушки, несколько книг. — Я надеюсь, завтра утром здесь всё будет так же чисто, — серьёзно сказала хозяйка. — Конечно, — Рита обернулась и кивнула. — Когда лучше заплатить? — Утром и заплатите. До свидания, — и хозяйка ушла, оставив Риту один на один с её новым жилищем. Первым делом девушка поставила телефон на зарядку и села искать работу. Набрала в поисковике вакансии в журналы и открыла первый попавшийся сайт. К сожалению, никаких бумаг об окончании у неё не было, следовательно, список мест, где её готовы принять, сокращался. Но вместе с тем упрощал поиск — меньше сайтов придётся смотреть. Но тут ее рука ослабела, телефон выскользнул из ладони и шлёпнулся на кровать, и Рита, вымотанная сильными впечатлениями и дорогой, уснула.