Канарейка

      Детство для Хинаты закончилось, когда поутру обнаружила алые пятна на белых простынях и почувствовала тянущую боль внизу живота. Увидев, как кровью перепачканы худые бедра, она вскрикнула и заплакала в панике, думая, что умирает. Верная служанка, услышав крик, помчалась в комнату юной госпожи и резко раздвинула тонкие сёдзе.  — Что случилось? — запыхавшись, спросила она, смотря как девочка, оттирает мокрой тряпкой простыню, оставляя розовые разводы. — Я… я не знаю, — запинаясь, говорила Хината, — Я... я...проснулась, а тут повсюду кровь.  Нацу охнула, подбежала к девочке, обняла и радостно  шепнула в ухо:  — Все в порядке, Хината-сама. Теперь вы стали девушкой. И скоро выйдете замуж.         В тот день собрали гостей  поставили на стол карамелизированные яблоки, в чашках красный рис с красной фасолью. Все за столом перешептывались и смотрели на юную госпожу.  Она в непонимании смущалась от пристальных взглядов, сжималась от шепота и теребила рукав дорогого кимоно, который надевала только по праздникам. Слухи быстро разлетелись по округе и за пределы южных границ. Через год в дом пришел человек в серой юкате, он принес подарки; специи, шелк и засахаренные фрукты и сказал, что его господин пребудет на следующей неделе и просил устроить смотрины.        Все в поместье с того дня ходили на ушах. Гремели посудой, шептались, приходили портные, предлагая сшить уникальное кимоно из лучшего шелка. В тот день ранним утром Хинату подняли, умыли в розовой воде, причесали, стянули длинные волосы в прическу, воткнули множество серебряных канзаши, напудрили лицо, шею и руки свинцовыми белилами, покрасили губы в алый, надели темно-лиловое кимоно и усадили в угол комнаты, закрыв ширмой. Сквозь маленькую щель она видела, как на стол ставят фарфоровые блюдца, наполненные финиками и засахаренной сливой, сладкий картофель и данго. В животе заурчало и  она вздохнув отвернулась, сегодня с утра она ничего не ела.  — Госпожа, — вы сегодня так красивы, что господин не сможет оторвать от вас глаз,  — игриво сказала Нацу, быстро забежав за ширму.  — Правда? —  растерянно спросила она, стыдливо пряча взгляд.  — Нацу, хватит языком чесать. Скоро они прибудут, — строго прикрикнул отец, подойдя к дочери, окинул её холодным взглядом и продолжил, — будет большой честью для нашей семьи, если господин Учиха возьмет тебя в жены. — Надеюсь, я не разочарую господина, — покорно сказала Хината и склонила голову в почтительном поклоне.        Хиаши Хьюга встретил гостей у порога с достоинством, как и подобает встречать потомков знатного рода. Он спросил сдержанно, о здоровье и не стал дальше расспрашивать, а лишь пригласил гостей в дом, отдохнуть после долгой дороги. Сёдзи тихо отворились и в комнату вошли. Хинату гложило любопытство и прищурившись она пыталась разглядеть путников, через маленькую щель, но всё было тщетно. Видны были только руки в доспехах и слышны голоса, слишком грубые и взрослые. Сердце её заходилось от страха, когда чей-то громкий смех раздался по комнате, сотрясая стены. Затем всё стихло, господа покинули комнату и облегченно вздохнув, она расслабилась и прошлась рукой по приятной шелковой ткани. Ширма скрипнула, девушка подняла взгляд и замерла от страха, на неё смотрели угольно-чёрные глаза.  Смотрели надменно, оценивающе. Лицо его было устрашающее, длинные чёрные волосы взъерошены, казалось, что сошел самый настоящий демон с гравюры, изображение которого она встречала в храме. Он протянул свою большую руку к ней и приподнял подбородок, горячие шершавые пальцы прошлись по губам, мужчина скривился в ухмылке и вышел. Хината в оцепенение сидела, прижав руки к груди, ей показалось,  надави он посильнее и поверни руку чуть левее, то с легкостью свернул бы ей шею.        Свадьбу назначили на август. Девушка два месяца плакала в подушку и умоляла отца не выдавать её замуж за этого монстра, на что он бросал холодный взгляд и просил покинуть его покои. Нет, не таким представлялся ей жених. В своих мечтах она представляла его утонченным, красивым, с теплой улыбкой и мягким взглядом, таким как юный монах в храме со светлыми волосами и голубыми как ясное небо глазами. Служанка приходила утешать её, гладила по длинным темным волосам и говорила, что господин Учиха, очень благородный господин. Несмотря на его диковатый вид,  он доблестный воин, который сражался за сёгуна и был на хорошем счету. Что земли его простираются от северных  границ до западных, и все вокруг уважают его за силу.  — Госпожа, вам очень повезло. Стать женой такого почитаемого человека и продолжить его род. Вы только представьте, вы будете жить на севере, в собственном замке, у вас будет множество слуг. — На севере? А что там на севере? — О, госпожа. На севере снежные горы вокруг, снежные барсы. Говорят там безумно красиво. А в лесах можно встретить тигров. Вам же нравится снег. — Да. Но господин. Он выглядит...он меня пугает… — Вы бы лучше вышили платок для мужа и подарили. Думаю, он был бы рад получить от вас подарок на свадьбу.       Север не был окружен снежными горами, как говорила её служанка, здесь все вокруг утопало в хвойных деревьях, а замок окружала горная река, которая бурлила день и ночь бешеным потоком, билась о валуны. Замок, не был замком из её грез — светлым и чарующим, походил больше на холодную темницу. Слуг было много, все были мрачны и неразговорчивы. А вышитым платком, муж протер кровь с катаны и выбросил в грязь.         Хината повесила клетку с  канарейкой на торчащий гвоздь возле своей комнаты, единственная вещь, что она взяла с собой из дома. Отец подарил ей желтую птичку на день её рождения и это был единственный его подарок за всю жизнь. Птица ей очень нравилась, она звонко щебетала, словно рассказывала о мире, который она никогда не видела.  — Канарейки, тут зимой не выживают, —  безучастно сказал муж, заходя в её покои. —Подойди.       В тот день и последующие дни до  очередного военного похода, он приходил к ней, прижимал своим телом, разводил широко ноги и вдавливал в футон. Через девять месяцев Хината родила. Повитуха завернула малыша в желтый шелк и сунула ей под нос.  — Мальчик, госпожа. Господин будет рад.  Нужно послать гонца, чтобы сообщить.  — Мальчик, — отстранена прошептала Хината, держа в руках крикливое дитя, перепачканного кровью. — Почему, почему он так кричит, — испуганно говорила девушка, прижимая его. Слезы катились из глаз градом, она ничего не понимала, — Заберите, заберите его.       Через неделю муж прислал гребень из слоновой кости, с драгоценными камнями и письмо, где просил назвать сына Изуной в честь погибшего любимого брата. Все слуги вокруг  пришли в изумление, сказав, что подарок  стоит целое состояние. Хината поклонилась и приняла. Когда все ушли покрутила безразлично гребень в руке, расчесала волосы и положила в шкатулку.        Грудь её набухла и болела, порой пачкая одежду молоком. Ей приносили сына в шелках, как и положено будущему наследнику. Сын больно щипал за грудь маленькими ручками, от чего она вся кривилась и пыталась разомкнуть его маленькие пальцы, после на теле оставались красные следы. Пока кормила ребенка, Хината  смотрела на канарейку, та в последнее время не заливалась звоном, а лишь прыгала с палки на палку.        Через год явился муж, выиграв очередную битву. Она помогла снять пыльные тяжелые доспехи и омыла его в купальне горячей водой. Мощное тело его было покрыто шрамами, а лицо выглядело изможденным. Он схватил её за волосы и притянув к себе, хриплым голосом спросил: — Ждала меня?       Она ничего не ответила. Он повалил её на холодный мокрый камень, перевернул на живот, поставил на колени и грубо вошел. Руки её тряслись и она проклинала, тот день, когда он явился к ним в дом.  — Мой сын, — сказал гордо Мадара, беря ребенка на руки.        В этих сильных руках мальчик казался игрушкой. Хината посмотрела на них и с отвращением отвернулась. Сын с отцом были похожи как две капли воды;  черные как смоль волосы, тёмные как ночь глаза. Казалось,  смотрят они на нее одинаково — властно и надменно. В голове набатом зазвучали  слова отца: « Служи родителям, служи мужу, служи детям». Только сейчас до неё дошел смысл этих слов и бросив латать одежду, она поднялась и быстро пошла в свои покои, чтобы скрыться от правды.        Муж вошел в её покои с шумом, раздвигая сёдзи. Хината расчесывала длинные волосы подаренным гребнем и подпрыгнула, когда услышала звук. Он приблизился, присел рядом с ней, она слышала его громкое дыхание. Всё внутри неё сжалось и когда он перехватил её руку, гребень упал  на татами.   — Понравился, — сказал он. — Да, — в страхе прошептала Хината и наклонилась в сторону, пытаясь от него отстранится. — Я знал. Женщинам такое нравится, — буднично произнес он и поцеловал её руку. — Спасибо за сына.        Она посмотрела на него с непониманием, большие серые глаза бегали по его лицу, пытаясь уловить эмоции. Мужчина потянул её на себя, приобнял и мозолистой ладонью провел по её лицу.  — Боишься меня?       Хината нервно сглотнула, он припал к её губам, поцеловал. Она не ответила, он ухмыльнулся, торопливо развязал оби, шелк скатился, оголяя большую грудь.  Девушка попыталась прикрыться, но муж неодобрительно нахмурил густые брови, отвел прядь волос за уши и прошелся языком вдоль шеи. Сердце её заходило ходуном, когда его горячая рука оказалась между ног.        В тот день она почувствовала себя униженной и растоптанной, потому что извиваясь от прикосновений, умоляла его сделать своей. А он лишь скалился и просил кричать громче. Через два дня муж покинул замок, а через девять месяцев она родила, снова мальчика. Канарейка в тот день заливалась пронзительной трелью.        Через  неделю муж прислал дорогие шелка, ожерелье из сверкающих зеленых камней и письмо, где просил назвать сына Таджимой в честь отца. Все вокруг ахнули, потрогали шелк и сказали, что стоит оно целое состояние. А такие самоцветы они ещё ни разу не видели. Она поклонилась, приняла дары и даже не посмотрев опрокинулась на постель. Кости боли, а из груди сочилось молоко. Второй сын был вреднее, часто плакал, кусал грудь, что каждый раз, когда его приносили, она корчилась от предстоящей боли.       Муж не возвращался вторую зиму, Хината с облегчением выдыхала, когда получала весть, что поход затягивается на месяцы. Сыновей она не любила. Она пыталась принять их, жадно вглядывалась в их красивые лица, но видела лишь чёрные глаза мужа, надменную и властную улыбку. Всё внутри нее леденело, когда они хватали её за подол и кричали наперебой: — Мама, мама, посмотри на меня! Она смотрела на них холодными глазами и улыбалась бездушно. — Мама, ты меня любишь? — однажды, спросил её старший сын, когда она купала его.  Рука её замерла и она подумала, что задавать вопросы на которые у неё нет ответов, передалось явно от их отца.   — Люблю, — соврала Хината и убрав мокрые пряди со лба, поцеловала.  — А я тебя больше, — сказал мальчик и улыбнулся по-доброму, как улыбаются дети. Что-то лопнуло внутри неё и на глазах проступили слезы. — Мама, почему ты плачешь? Она подняла его из деревянной бочки, прижала к себе и плача стала покрывать лицо поцелуями: — Прости, прости, прости меня…        Весной пышным розовым цветом расцвела сакура, взяв двоих детей ранним утром, Хината отправилась впервые в жизни без разрешения и свиты на улицу. Дышалось свободно. Розовые лепестки сбивал легкий ветер. Она взяла  младшего на руки, и он обвив маленькими ручками шею,  восторженно смотрел на мир, а старший весело топал рядом с ней, напевая задорную песенку. Вернувшись днем, слуги с хмурыми, осуждающими  лицами встретили её. — Где Вы были, госпожа? — Я решила прогуляться с детьми и посмотреть на сакуру, — спокойно сказала она, и опустила сына на землю.  — Господин, крайне недоволен вашим поведением. — Господин, он … он ..вернулся, — замешкалась госпожа Учиха. — Да, сейчас в додзё с племянником.       Она быстро сорвалась, минуя сад, быстро запрыгнула на деревянную энгаву. Быстро засеменив, девушка оказалась у входа в додзё, где случайно чуть не сбив уткнулась в чью-то широкую грудь. — Простите, — тихо сказала она и замерла, на неё смотрели черные горящие глаза. Он был молодой, с красивыми, точеными чертами и надменной улыбкой, как у мужа.  — Неужели явилась госпожа, — раздался до боли знакомый голос сзади. Повернувшись, Хината склонилась в поклоне.  — Мой господин. Простите меня, я не  зна… — С твоей стороны было безрассудно покидать поместье, не спросив разрешения и более того, не предупредив никого. Ты пренебрегла обязанностями жены, — сурово сказал он и поправил катану на боку. Подойдя к ней, приподнял за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. Муж странно улыбнулся, отчего внутри все сжалось. Загрубевший палец скользнул по её губам,  она попыталась отстраниться, — На первый раз прощаю, спишем на твою глупость, что так свойственна женщинам. Это Учиха Саске , мой дорогой племянник. Будет жить у нас в поместье. Прошу следить за его соколами, как за своими детьми. Раз уж тебе тут нечем заняться.        Он пришел в её покои в тот же вечер, глаза от ярости горели красным огнем. Мадара с силой задвинул сёдзи, что на мгновение показалось он их сломал. Схватив её за волосы, он отшвырнул её в конец комнаты с легкостью и зарычал:   — Как ты посмела выйти из дома и взять с собой детей! Его рука повисла в воздухе, когда Хината сурово нахмурив брови, отчеканила: — Я думала господин благороден не только на поле боя. Он громко засмеялся, хищно облизнул губы и сипло произнес: — Такие женщины нравятся  мне гораздо больше.  Канарейка в ту ночь была особенно беспокойной, билась о железные прутья и отрывисто пищала.        В последующие дни он брал  её в независимости от дня и ночи и где ему хочется. А она послушно подчиняется и отвечает на его грубые ласки, стонами и прогибающейся спиной. Хината знает, что мужу нет дела до слуг и что они могут подумать, есть только его желания и то,  что принадлежит по праву.    — Что не так, — хрипит он, заваливая её в фамильном додзё. — Надо закрыть, — говорит она, пытаясь подняться. — Никого нет,—  рвано выдыхает он и подминает её под себя, оголяя её острые плечи. — Дети часто ходят сюда. — Они ушли с Саске. На живот.       Она послушно поворачивается, голая грудь соприкасается с циновкой. Когда он рывком тянет её на себя и оказавшись на его коленях, она похотливо двигает бедрами, ей кажется, что за ними наблюдают.  — Мне вас называть госпожа или тётушка, — выплёвывает Саске, когда  встречает её возле клеток с соколами.  Взгляд его острый и холодный. Племянник мужа ей не нравится  и она, отворачиваясь от него, спокойно произносит: — Можно, Хината. — Хи-на-та, — процеживает он по слогам. В этот момент ей кажется, что он страшнее и опаснее грозного мужа.  — Почему они не едят, — с беспокойством говорит она.  Саске заглядывает в вольер и почти шипит на неё. — Они не питаются падалью.       Достает из холщового мешка белого кролика и кидает.  Соколы слетаются, впиваются когтями и разрывают тушку. Белая шерсть покрывается кровью.  Она видит, как Саске упивается её эмоциями, улыбается надменно и хищно.   — Опрометчиво, — говорит он и дышит ей в затылок. Хината не успевает повернуться, как он смыкает её в кольцо своих рук и прижимает к себе сильнее, так что она чувствует его возбуждение.   — Отпусти,— цедит она, пытаясь ударить его ногой. — Не закрывать сёдзи. Он толкает её, и девушка падает в грязь возле вольера. Она успевает подставить руки, пытается встать, он толкает обратно, нависает и задирает полы кимоно. — Он убьет тебя, если узнает, — всхлипывает Хината, когда Саске проводит рукой по ягодицам.  — Его здесь нет и он нескоро вернется. — Ты не смеешь... — Ты мне была обещана. Но он забрал. Так что кто из нас не смеет трахать тебя, вопрос  спорный.       Хината считает и сбивается, когда он слишком сильно сжимает поясницу. Она поднимается на трясущихся ногах, и теплая жидкость стекает по бедру, она от отвращения морщится. Саске смотрит на нее надменно и властно. Они с Мадарой похожи,рассуждает она,  берут то, что желают, даже если это не принадлежит им по праву. Отряхивает одежду и медленным шагом направляется в дом.       Через месяц Саске заваливается в дом, бросает окровавленный катану мужа к её ногам и говорит холодно: — Твой муж мертв. Когда пройдет траур, мы объявим о помолвке. — Это не правильно,— лишь успевает сказать она.  — Думаю, двух месяцев будет достаточно. Хината знает, что её мнение его не волнует, как и не волновало покойного мужа. Она склоняет голову и покорно произносит: — Да, достаточно.        Через девять месяцев она рожает сына. Он дарит ей янтарную шкатулку и называет сына  Итачи, в честь покойного брата и завоевывает часть западных земель.  Когда он лежит усталый от жестоких битв рядом с ней в постели и расслабленно сопит, она смотрит на него и думает о детях  от первого брака,ей их  искренне жаль, скоро они подрастут и Саске отправит куда-то на поле боя, где они умрут, утопая в грязи и чужой крови, ради младшего.  Отцовские слова набатом отдаются в голове:«служи родителям, служи мужу, служи детям».  Белые простыни окрашиваются в алый. Утром канарейка умерла, не пережив девятую зиму.