твой Кукки.»
2.
«Я снова здесь. Пишу это спустя три месяца. Но кому я пишу? Вопрос. Ты исчез. Так быстро собрался и уехал. Даже не попрощался, Чимин. Почему? Первое письмо я собирался тебе отдать. Честное слово, собирался. Но когда я прибежал к твоему дому…Чимин, во мне что-то в тот момент замкнуло. Я почувствовал, как по мне, с ног до головы, разряд тока прошел. Тебя не было там. И вещей твоих тоже не было. Почему, Чимин? Я сделал что-то не так? Почему ты не захотел даже попрощаться со мной? Я не понимаю. Возможно, ты опаздывал на рейс? Но мог хотя бы написать мне или позвонить. Я ждал. День, два, неделю. До сих пор жду. А тебя все нет. Я переживаю, ты знаешь? Меня уничтожает неизвестность. Мне страшно за тебя. Я надеюсь, у тебя все хорошо? Я не нахожу себе места, Чимин. Я просто надеюсь, что не сделал что-то не так, не сделал больно тебе. Я ведь каждый вечер прокручиваю в голове наши последние диалоги. Ответ в них найти пытаюсь. Но его нет. Я правда не могу понять, что я сделал не так. Ведь все было хорошо. Разве нет? В любом случае, я надеюсь, ты в порядке,твой Кукки.»
3.
«Шесть месяцев. Прошло уже шесть долбаных месяцев. Где ты, черт возьми, Пак Чимин? Я так зол, ты не представляешь. Кто так делает, Пак Чимин? Сначала, спустя три месяца отсутствия, врываешься ураганом в мою жизнь, все с ног на голову переворачиваешь, проводишь со мной самые прекрасные два дня за последнее время. А затем вываливаешь на меня информацию о том, что женишься, быстро уходишь и исчезаешь. На пол, мать его, года! Честное слово, Чимин, я так зол! И так, черт возьми, напуган. Господи, я не имею ни малейшего понятия о том, что с тобой. Где ты? Как ты? С кем ты? Жив ли ты вообще?! Кто так делает, Чимин? Ох, черт…На этом письме, возможно, останутся пятна. Если ты когда-нибудь прочтешь, пожалуйста, не обращай внимания. Я просто слегка заплакал. Тряпка, я знаю. Но, если честно, я правда переживаю, Чимин. Ведь с тобой могло все, что угодно произойти.твой Кукки.»
4.
SYML – Where’s My Love (alternate version)
«Год. Прошёл уже целый год. Три месяца назад умер Джисон. Мой последний родной человек. Мой родной брат, Чимин! Я один. Совсем один. Даже Тэхена нет рядом. Где же ты, Чимин? Ты мне сейчас так нужен! Почему ты исчез? Почему не оставил никаких способов связаться с тобой? Почему ты меня бросил? Я не успел с ним попрощаться. Последние мои слова ему навсегда запечатлелись в моей памяти. «Придурок, ты опять купил просроченное молоко. От тебя толк вообще есть?». Это последнее мое сообщение, что он прочитал, Чимин! Я ненавижу себя. Я так себя ненавижу! Меня тошнит лишь от того, что я существую. Почему на этой гребаной заправке оказался не я? Это ведь я бесполезный! Это ведь от меня толка нет! Господи, почему это был не я? Чимин, где же ты? Почему сейчас я не могу позвонить тебе и услышать твой чертов голос? Всего лишь голос. Он мне так необходим сейчас, Чимин. Ты всегда умел находить нужные слова. Я стал зависим от твоей поддержки. Мне было бы достаточно лишь одного «все будет хорошо, Кукки» от тебя, чтобы я в это поверил. Потому что если рядом есть ты, то все уже приобретает смысл. Если рядом есть ты, все уже хорошо. Где же ты, Чимин? Я держусь. Я пытаюсь держаться, но... Это сильнее меня, понимаешь? Я боюсь себя, боюсь своих мыслей. Они возникают в моей голове сами по себе, я не контролирую их. И это... меня пугает. А если я перейду от мыслей к действиям? Я боюсь. А самое ужасное, что я один на один со всем этим дерьмом, что есть в моей голове. У меня не осталось никого, кроме Тэхена. А я не могу ему написать, потому что у него учеба. Он должен думать только о ней, он ведь так мечтал учиться в Европе. Так что я не имею права ему мешать. Я не имею права тянуть его на это дно вслед за собой. Я и тебе не могу все это рассказать. Не могу, как минимум из-за того, что банально не знаю, куда мне это отправлять! Неужели я тебе настолько безразличен? Неужели все те годы, что мы провели бок о бок, для тебя ничего не значат? Ты действительно смог так легко вычеркнуть меня из своей жизни? Нет, я сейчас не говорю, что я такой замечательный человек, которого невозможно забыть, но ведь... Мы дружили столько лет, Чимин! Я думал, мы были дороги друг другу. Думал, что я был дорог тебе. А ты так легко смог отказаться от всего этого. Мне так больно осознавать, что все те годы я жил иллюзией. Иллюзией нужности. Но я держусь, Чимин. Да, держусь. Хоть мне и хочется бросить это все, бросить самого себя. Я правда больше не вижу смысла быть. Это глупо? Да, ты бы сказал, что глупо, потому что, если мы есть, значит, уже для чего-то. Значит, есть смысл быть. Ты всегда так говорил, а я запомнил. Как запомнил почти все твои фразы. И никогда их не забуду. Жаль только, что меня ты решил забыть,5.
«За окном опять дождь. Сырость ощущается в доме вот уже который день. Этот запах не проходит. И нельзя сказать, что он неприятен. Даже и не знаю, почему он мне так нравится. Должно быть, потому что напоминает о тебе? Ты всегда пах дождем. Я до сих пор помню запах твоего одеколона. Ты никогда его не менял. Либо древесина, либо дождь. Я никогда не говорил, но вдыхать твой аромат мне было необходимей, чем вдыхать воздух. И сейчас, кажется, я задыхаюсь. Сколько время прошло? Два года? Больше? Меньше? Да кого я обманываю. Тысяча двести семнадцать дней. Это три года и четыре месяца. Я вписываю каждый день в ту чертову тетрадь. Тетрадь, что так бережно хранил два года. Ты подарил её мне в тот вечер, в парке. Помнишь? Мы пошли туда гулять на день города. Было так много людей. И так много огней. Они были такими красивыми! Правда, я это понял только когда просматривал фотографии и видео несколькими днями позже. В тот день я их не заметил. Знаешь почему? Потому что свет тысячи лампочек затмевал один единственный лучик. Этим лучиком был ты. Твоя улыбка, твой звонкий смех, твои глаза... О, твои глаза! Честное слово, они − причина тысячи моих смертей. Каждый раз, каждый чертов раз, глядя в них, я умирал. Тонул, задыхался, плавился, сгорал, рассыпался, растворялся, исчезал... Твои глаза каждый раз придумывали очередной способ, как меня уничтожить. И каждый раз я добровольно им сдавался. Так вот, тетрадь. Помнишь, как ты вытащил мне её из автомата с игрушками? Вообще-то, ты хотел вытащить ту уродливую сморщенную черепаху, но все твои попытки оказывались провальными. Сколько их было? Десять? Пятнадцать? Сколько же денег ты скормил этому «злосчастному вымогателю»? Я помню, как у тебя даже пот на лбу проступил. Ты не любил сдаваться. Поэтому, когда эти щупальца «дьявольской машины» ухватили тетрадь и все же опустили её в отверстие для выигрыша, ты выглядел так, будто одолел самого сильного противника на ринге и взял золотую медаль. Должно быть, ты бы и черепаху все-таки схватил, если бы ее не завалило игрушками. Я тоже был рад, когда ты выиграл. Втройне был рад, когда ты торжественно вручил эту тетрадь мне. Я прижал её тогда к сердцу и решил хранить всю свою жизнь. Ты тогда удивился: «Так радуешься, будто это самый ценный подарок из всех, что только могут существовать». Для меня, шестнадцатилетнего, так и было. Так есть до сих пор, когда мне двадцать один. Ценнее подарка нет, и вообразить себе таковой я не могу. Я вписываю каждый день в эту тетрадь. Здесь немного, всего три странички исписаны. Но, черт возьми, это самые болезненные три странички в моей жизни. Самые вымученные и самые долгие, самые длинные и самые заполненные. На этих страницах нет ничего, кроме рядов палочек, которые обозначают дни без тебя. Но, честное слово, каждая из них приносит мне нестерпимую боль. Она, к слову, единственное, что я чувствую вот уже много месяцев. И я начал бояться, что со временем исчезнет и эта боль. Тогда я все равно что умру. Я превратил свою моральную боль в физическую. Поэтому я даже рад, что ты не видишь меня сейчас. Увидел бы − ужаснулся. Мои руки − исполосованное полотно, живого места на них нет. Точно так же, как и на бедрах. Я не могу объяснить, что мной движет. Я не собираюсь убивать себя, я просто... хочу себя ранить? Чтобы не забывать, что я еще живой. Ох, Чимин, каждый раз, когда лезвии касается моей кожи, я ощущаю себя живым. Я идиот, я знаю. Я не должен этого делать, это неправильно! Но я не могу справиться с этим. Я слабый. Я такой слабый, Чимин! А что будет дальше? Что, если в какой-то момент мне и этого станет мало? На что я еще способен? Я болен. Да, я это знаю, но проблема в том, что и лечиться я не могу (или не хочу?). Если мне не выбраться из этого болота боли, то пусть оно меня засосет с головой, потому что я устал из последних сил барахтаться на поверхности, еле дыша. Перестать сопротивляться и добровольно пойти ко дну − единственное, что у меня осталось. Хах, и для чего я только вспомнил тот вечер в парке? Я заплакал, ха-ха. Такой глупый и безнадежный, я знаю. Я оглядываюсь назад и не могу поверить, что за три года все так до неузнаваемости изменилось. А помнишь мое семнадцатилетие? Это был мой пятый день рождения без родителей. И я тогда особенно грустил. Помнишь, почему? В нашей семье была традиция дарить на семнадцатилетие какой-то особенный подарок. Мне отец об этом рассказывал. Но что то был за подарок, он так и не сказал. «Придет время – узнаешь»−отвечал он на мои расспросы. Я так и не узнал…И Джисон тоже. Джисон…Я скучаю по нему. Мы не были особо близки, но мы были единственными родными людьми друг у друга. И он всегда меня поддерживал. Был единственным, кто знал о моих чувствах к тебе. О нем я стараюсь не думать. Мне слишком больно. Лишь одно его имя заставляет меня выть, громко и надрывно. Знаешь, у меня одно сердце, но дыр на его месте две: одна от ухода Джисона и вторая от потери тебя. Я долго пытался разобраться в себе. Что же у меня за чувства к тебе? Почему каждый раз, когда я смотрел на тебя, у меня дыхание перехватывало, а сердце начинало то галопом скакать, то не подавало признаков жизни вовсе? Отчего в твоих глазах я видел галактики, а в голосе слышал спасение? Как так получалось, что дышать полной грудью я мог лишь рядом с тобой? Любовь. Она единственный правильный ответ. На самом деле, мне было сложно принять себя. После смерти родителей я жил с дедушкой и бабушкой. А ты ведь знаешь, какими они были. Воспитывали меня в строгости, прививали «традиционные» ценности. И взращивали мое отвращение к собственной же персоне. Я ненавидел себя, считал сломанным, неправильным, противоестественным. С нашей первой встречи я сразу же почувствовал что-то к тебе. А как я мог не почувствовать? Это было на детской площадке, когда папа впервые привез меня к бабушке на лето. Мне тогда, кажется, четыре было? Я оказался самым младшим среди детей, и поэтому надо мной все подшучивали. Все, кроме тебя. Ты какое-то время стоял в стороне, а потом, когда один из мальчишек попытался отобрать моего лего бионикла, вмешался. Стоило тебе приблизиться, все тут же замолкли. Ты был тогда самым крутым. И стал еще круче, почти что божеством в моих глазах, когда начал играть со мной. С тех пор ты стал моим спасением на долгие годы. А когда я переехал к бабушке насовсем, мы столько времени вместе проводили. Я бегал за тобой по пятам, словно хвостик какой-то. Должно быть, я был до жути раздражающим. Прости за это, ладно? Но все дело было в том, что я испытывал слишком сильные чувства к тебе. И старался всеми силами чувства эти гасить. Пытался даже враждовать с тобой. Но как это возможно? Ты ведь…Пак Чимин. Семнадцатилетие…Ты подарил мне тогда кольцо, что было традиционным подарком в твоей семье. «Если случилось так, что ты не смог узнать старые традиции, это повод создать новые», − сказал ты. И ты даже не представляешь, каким счастливым сделал меня тогда. Я до сих пор нашу его, не снимаю никогда. Оно для меня выступает спасательным кругом сейчас, маленьким таким, серебряным, но таким надежным. Смотрю на него, на два крохотных черных опала, а вижу твои глаза. Мне так тебя не хватает. Как же я хочу, чтобы ты постучался в мою дверь. Что-то я расписался в этот раз. В моей голове так много мыслей, так хочется их выплеснуть. Но я не могу собрать все в кучу, поэтому пишу какой-то хаотичный бред. Ну и ладно, все равно он направлен в пустоту. Но, я думаю, на этом лучше остановиться, Чимин. Пока?»6.
«Пять лет, Чимин. Столько тебя уже нет в моей жизни. А жизнь ли это? С каждым днем я все больше убеждаюсь в том, что я давно не жив. Знаешь, просто существую, тихо и бесцельно. Почему все стало так? Сейчас я оглядываюсь назад и думаю, что я все делал неправильно, чувствовал все неправильно. Я думаю, я мог бы со всем справиться. Жаль, что в итоге я оказался слабаком, не сумевшим преодолеть все преграды. Я вырос, Чимин. И дыры в моем сердце −тоже. По моему сознанию больно ударяет не только то, что тебя нет рядом, но и то, что я так и не смог тебя отпустить. Если бы я только мог сделать это раньше. Сейчас, кажется, уже слишком поздно. Я, кстати, переехал. Тэхен заставил меня. Теперь живу в соседней с ним квартире.7.
«Сегодня мне исполнилось двадцать пять. Это значит, с твоего отъезда прошло семь лет. А ты до сих пор сидишь в моей голове. Поразительно. Я отказался отмечать. Как обычно. Тэхен расстроился. Я опять его расстроил. Он все надеется, что я смогу продолжить нормальную жизнь. Верит, что я перестану стоять на месте и пойду дальше. Такой наивный. Я правда не хочу этого. Я устал. Но пытался. Год назад я дал себе установку, что прекращаю это все, начинаю жить. Все из-за кота. Я нашел его зимой на улице. Маленького такого, совсем недавно родившегося, рыжего, как языки пламени. Взял его и пошел в клинику. Его осмотрели и сказали, что у него ВИК, но при должном уходе кот может выжить. Тогда я и решил, что спасу ему, а заодно и себе, жизнь. Поначалу даже получалось. Я часто возил его в больницу, следил за ним, и, как сказал врач, холил и лелеял. Но пять месяцев назад он выбежал из квартиры. Я места себе не находил, все искал его. Через пару дней нашел. Он вернулся. Сам. Но подцепил какую-то заразу. Я пытался, честно пытался, его вылечить. Но два месяца назад его не стало. Он так мучился, Чимин! Неделю не ел, жалобно мяукал и на стенку лезть готов был. Я сам его отвез к врачу. Сам привез на усыпление. Это сломало меня, Чимин. Я сделал Феникса символом начала своей новой жизни. И потерял его, лично привезя на смерть. Иронично, не находишь? Возможно, это знак? Мне в последнее время не очень хорошо. Утомляемость, головокружение, постоянные головные боли. Пару раз терял сознание, и тошнит почти всегда. Тэхен в ужасе. Я – нет. Мне как-то все равно. Но он настаивает на обследовании. В благодарность ему я согласился. Мне жаль, что он страдает из-за меня. Может, у меня начинается анорексия? Симптомы такие? Я не особо в этом разбираюсь. В интернете искать не хочу. Любой симптом, что ни загуглишь, ведет к неимоверной смерти, так что я даже пытаться не буду. Я татуировку сделал, кстати. И волосы перекрасил. Давно, на самом деле, просто упомянуть забывал. Теперь я брюнет. Черный цвет мне к лицу, Тэхен так говорит. Я, кстати, снова у окна сижу. Мне здесь нравится. В город слишком рано пришла осень, с деревьев уже все листья слетели. Туман, стемнело. А еще дождем пахнет.8.
The Cinematic Orchestra – To Build A Home
«Я болен. Не морально, Чимин. Я отравлен ядом, которого боялся больше всего на этой чертовой земле. Чимин, у меня рак. Чимин…Чимин, где ты? Мне так страшно, Чимин. Впервые за долгое время я почувствовал что-то, кроме боли от опустошения. Я не хочу. Не могу. Я помню. Помню, как мучился мой дедушка, Чимин. Помню, как мне было страшно. Сейчас в стократ страшнее. Я был в этой больнице. О, господи, Чимин! Это такое ужасное место. Все те люди…Чимин, они умирают. Медленно и мучительно! И тянутся, карабкаются, из последних сил пытаются прожить как можно дольше. Со мной в регистратуре рядом была бабушка. Чимин, ты бы ее видел! Она бледная, худая, еле дышала. О господи! Чуть позже наблюдал, как привезли мужчину. Он умер у меня на глазах. Его сердце просто остановилось. Мимо меня ходили люди, такие старые и замученные. И каждый из них лечится, Чимин! Даже если они знают, что осталось немного и им ничего не поможет, они продолжают бороться. У меня третья стадия рака мозга. Думаю, здесь ДНК свою роль сыграло. У дедушки ведь тоже он был. Какие прогнозы? Не утешительные. «Не отчаивайтесь, шансы малы, но они есть, нужно начать лечение». А какое оно, это лечение? Постоянно находиться в больнице? Пропускать, возможно, последние мгновения жизни? Она и так у меня была дерьмовой. Гарантии, что я выкарабкаюсь, мне не дают. Так что, вполне вероятно, мое нахождение в больнице будет бесполезным. Я проведу свои последние месяцы в клетке. Я ведь так много хотел сделать. Давно, когда был слишком юн. Когда в моей жизни был ты. Удивительно, но после твоего ухода все желания отпали. Знаешь, когда человек уходит из дома, он свет за собой выключает? В доме становится пусто, темно и страшно. Возможно, там остались рыбки? Плавают они в этом своем аквариуме, из-за кромешной темноты то и дело в стекло врезаются, но проблема в том, что они беспомощны и свет включить никак не могут. В данном случае я та самая рыбка. Тэхен плачет. Я слышу это. Мы говорили с ним. Я объяснил ему свою позицию, объяснил то, что чувствую. Он вроде как понял, но не принял. Нет, честно, он понимает меня, я знаю. И ни на чем не настаивает, уважает мой выбор. Но вряд ли когда-то смириться с ним сможет. Тэхен потрясающий человек, я в неоплатном долгу перед ним. Но знаешь, я думаю, он готовился. Он знал, что рано или поздно меня не станет. Даже мог предположить, что я сам сделаю этот шаг. Он понимает. В общем, что я хочу сказать? Моя жизнь – отстой, и я сам же ее в таковую превратил. Я слишком поздно осознал, что все было в моих руках. Слишком поздно начал предпринимать попытки что-то исправить. Если на треснувшем фундаменте попытаться вознести многоэтажку, она рано или поздно рухнет. Так что, да…Я не планирую лечиться. Это будет долго и тяжело. Не для меня, для Тэхена. И шансы крайне невелики, так что двойным ударом будет, если начну лечение, а по итогу ничего не выйдет. В общем, буду жить, как жил. Пару месяцев, может, чуть больше, протяну, а потом, когда станет совсем невыносимо…уйду. Поэтому, Чимин, это мое прощание с тобой. Если не могу лично все тебе сказать, то хотя бы так, через письма. Возможно, когда-нибудь ты это прочтешь. Ну а пока все мои чувства будут здесь, в этих восьми письмах. Чувства неестественные, какими я считал их долгие годы. Чувства неозвученные, потому что я был трусом и боялся признаться. И чувства неотправленные, так как ты попросту не предоставил возможности связаться с тобой. Я ни в чем тебя не виню. Твоя жизнь принадлежит только тебе, и все твои решения были правильными. Я до сих пор не знаю, что же произошло, но надеюсь, что что-то не слишком страшное. И я надеюсь, что ты жив. Жив и хранишь наши общие воспоминания, как это делал я. Первую встречу, первую ссору, первую ночевку, первое робкое прикосновение к твоей руке…Я бережно храню каждый момент, проведенный с тобой. Все они были особенными. Храню каждый твой взгляд и твой смех, который раньше отзывался во мне болью, но сейчас…Сейчас, Чимин, когда он эхом звучит у меня в голове, я улыбаюсь. Ты не смотри, что на письме опять пятна, я просто сейчас слегка сентиментален, но счастлив. Знаешь почему? Потому что я вспомнил твое лицо. Вспомнил, как ты заливисто смеялся и очень часто не мог удержать себя на ногах от хохота. Я рад, что мгновения со мной приносили тебе такую радость. Это значит, что я иногда делал тебя счастливым. А твое счастье, как я уже однажды писал, всегда стояло для меня на первом месте. Если счастлив Чимми, то счастлив и Кукки. Прощай, мой самый драгоценный Чимми. Все еще безнадежно влюблённый в тебяКукки.»
***
Hollywood Undead - Coming Home
Чимин не был здесь уже около пятнадцати лет. Сердце отстукивало бешеный ритм чечетки, ладони потели, а ноги дрожали. Он думал, что сможет справиться с собой, но стоило ему въехать в город, всю его уверенность смыло разрушающей силы волной. Первым делом он неспешно обошел до боли родные улицы. За столько лет совсем ничего не изменилось. Вот все та же дорожка из мелкой щебенки, по которой он ходил в школу. Здесь, за углом, в небольшом переулке, до сих пор стоит ларечек, где они с ребятами покупали вредные сухарики и чипсы, а став постарше тайком от взрослых брали энергетики. Школа выглядит все так же, как и в год, когда он ее окончил. И все тот же дом. Серая пятиэтажка, рядом с которой, под вишневым деревом, до сих пор стоит покосившаяся скамейка, а впереди – огороженная забором детская площадка. Сердце сжимается, глаза начинает щипать от наворачивающихся слез. Крепче сжав зубы, Чимин разворачивается и стремительно уходит в другую сторону. Спокойствие и умиротворение. Вот, что он ощущает, идя по кладбищу. Он так давно не был у родственников. Мучает ли его совесть? Разумеется. − Не может быть. Слишком знакомый голос летит ему в спину. Чимин замирает на месте и боится обернуться. Глаза расширены, кулаки сжаты, сердце не бьется. Голос хриплый, грубый, но если раньше − наполненный теплотой, то сейчас −лишь презрением. Ким Тэхен. − Я брежу? Увидел призрака? Или это действительно Пак Чимин собственной персоной? Сглотнув вязкий, тяжелый ком, что подступил к горлу, Чимин находит в себе силы обернуться и встретиться с некогда близким другом взглядом. Он изменился. Тэхен всегда был красив, но раньше по-юношески не складен. Сейчас же перед ним высокий статный мужчина, который всем своим видом излучает уверенность. На нём дорогой костюм, темные волосы зачесаны назад. Он стоит, спрятав руки в узких чёрных брюках и не моргая, с лёгким прищуром, оценивает Пака. − Здравствуй, − почти шепотом говорит Чимин. − Да-да, здравствуй. Господи, сколько же желчи в его голосе и сколько гнева в его глазах. Чимин ненавидит себя за то, что человек, который раньше являлся его лучшим другом, теперь говорит с ним вот так. И виноват только он сам, ведь разрушил все своими же собственными руками. Чимин молчит, ведь совершенно не знает, что нужно говорить. Извиниться? Сказать, что ему искренне жаль? Признаться, что поступил как самый настоящий подлец, трус и идиот? Тэхен и сам все это знает, незачем озвучивать. Что же тогда он ждет от него? Ведь Ким стоит, продолжает смотреть, не уходит. − Как…Как твои дела? – прокашлявшись, все же задает вопрос Чимин. Брови Тэхена на мгновение взметаются вверх, выражая степень крайней озадаченности, а затем мужчина срывается на хохот. Холодный, злобный и уничижительный. У Чимина мурашки по коже из-за него пробегают. − Как мои дела? О, Чимин, замечательно! Лучше просто быть не может. А ты как? Как жена? Детишки появились? А здоровье как? Выглядишь, смотрю, неплохо. − Тэхен… − Ого, надо же! Ты помнишь, как меня зовут? Не ожидал, честное слово. − Что ты хочешь от меня? – Чимин еле держится из последних сил, чтобы не заплакать. Ему больно. Больно, что он предал самых близких для него людей. – Осуждаешь за то, что уехал в другой город? − Прости? – шипит Тэхен. − За то, что ты уехал? Это я, как раз, понимаю, я бы тоже хотел свалить отсюда. Нет, Чимин. Причина моей ненависти далеко не в этом. Уехал? Давай назовем вещи своими именами. Ты сбежал. Сбежал, как последняя крыса, ни слова не сказал! Просто исчез! Почему? − Я… − Чимин теряется. Что ему сказать? Назвать реальную причину еще более унизительно, чем держать все в тайне. – Мне пора, наверное. Рад был… − Что, даже не спросишь, как он? Выстрел. Контрольный. Точно в сердце. Пак голову на Тэхена поднимает и вновь встречается с ним взглядом. Но что-то изменилось. Если раньше в темных радужках Кима читались злость, ненависть и презрение, то сейчас там…боль. Самая настоящая, дикая, кричащая боль, которую не скроет никакая маска холодности. Сердце сжимается до совсем крошечных размеров, когда Чимин эту боль распознает. − Тэхен, пожалуйста… − Как думаешь, что я делаю в этом месте? – складывая на груди руки и обводя кладбище взглядом, вопрошает мужчина. Всего за одну секунду весь воздух из легких Чимина выбивает. В голове стремительно завертелись шестеренки. Тэхен сирота, он вырос в детском доме, в Тэгу у него не было никого. Никого, кроме Чимина и него. Нет. Нет, нет, нет. Этого не может быть. Страх. Животный, необузданный страх овладевает Чимином, когда он понимает, к чему клонит Тэхен. Но ведь это просто невозможно. Пак отказывается складывать два и два и получать нужное слагаемое. − Знаешь, я мог бы этого не делать, − со злостью говорит Ким и открывает сумку, которая до этого висела у него на плече. Мужчина достает оттуда небольшую стопку конвертов и, сделав пару шагов ко все еще не сумевшему прийти в себя Чимину, грубо пихает ее ему в руки. – Но я обещал, что при первой возможности передам их тебе, вот и носил всегда с собой. Понятия не имею, что именно там, и, если честно, знать не хочу. Потому что, даю стопроцентную гарантию: ничего, кроме боли ты там не прочитаешь. Прощай. Он резко разворачивается на каблуках и стремглав уходит прочь с кладбище, оставляя пораженного Чимина с прижатой к груди стопкой писем. Чимину понадобилось несколько часов, чтобы найти в себе силы прочитать то, что отдал ему Тэхен. Вернувшись в номер отеля, где он остановился, мужчина мерил комнату шагами, ходил вокруг стола, на который положил конверты, и все не решался притронуться к ним. Что внутри? Отчего-то знать совсем не хотелось. Чимину казалось, что стоит ему вскрыть хоть один конверт, он рассыплется на мельчайшие кусочки и собрать себя больше никогда не сможет. Но разве он мог? Разве мог не узнать, что скрыто за белым конвертом? Там явно что-то от него. И кем будет Чимин, если проигнорирует и эти письма? Запустив пятерню в волосы и с силой их оттянув, Пак громко ругается и пинает тумбу, что стоит около кровати. Достав канцелярский нож, он вскрывает конверт, на котором красивым почерком выведена цифра один.Missio – Can I Exist
«Я раздавлен». Первая же строчка отзывается в Чимине щемящей болью. Крепче сжав кулаки, он продолжает читать. «Мне больно». Чимин ненавидит себя. Ненавидел все эти годы, но сейчас делает это с новой силой. «Ты всегда был таким жестоким?». Да, кажется, всегда. Просто, видимо, отлично скрывал это. «Чимми и Кукки». Чимин еле сдерживал себя, чтобы заветное имя в тот день случайно не сорвалось с его губ. Пак считал это лишним и неправильным. А он, оказывается, ждал. И нет, разумеется, он никому не назвал эту форму своего имени. Как он мог? Ведь это было придумано им и никем больше. И произносить это должен был только он.***
Тэхен отозвался лишь через три дня. Все это время Чимин места себе не находил, пытался связаться с бывшим другом через его старый номер, приезжал к дому, где тот раньше жил. Искал, где только мог. Но Ким Тэхена не было. Не сразу до Чимина дошло, что Тэхен, вообще-то, адвокат. Значит, нужно искать где-то в этой сфере. И он нашел. Сначала секретарша наотрез отказывалась давать личный номер мужчины. Причем, мог предположить Чимин, по просьбе самого же Тэхена, ведь порой на его уговоры она долго молчала, будто ждала указаний свыше. Как бы там ни было, Чимин решил больше не тратить времени и поехал в офис Кима. Того на месте не оказалось. Секретарша, узнавшая в Паке того самого настырного человека, что сутки не давал ей покоя, обрывая телефон, лишь глаза закатила и, кажется, совсем отчаялась, посему сообщила непосредственно начальнику о приходе посетителя. Чимин ждал. Несколько часов. Девушка порой кидала на него подозрительные, но заинтересованные взгляды, однако старалась делать вид, что происходящее ее совсем не волнует. Тэхен появляется только к восьми часам вечера, что явно приносит облегчение секретарше. Девушка быстро собирается и уходит домой. Тэхен же смеряет Чимина ненавидящим взглядом и молча скрывается в своем кабинете, однако оставляет дверь чуть приоткрытой. Чимин воспринимает это за приглашение и сразу же входит вслед за Кимом. − Что с ним? Первое, что прилетает Тэхену в лоб. Подробностей не надо, ведь Ким прекрасно понимает, о чем его спрашивает Пак. Он молчит. Не хочет отвечать. Смотрит на Чимина и видит всю ту боль, что отпечаталась на его лице. Видит, как опухли у него от слез глаза. Чимин за эти три дня, что прошли со дня их встречи, будто меньше стал. Осунулся? Ну, как минимум, сбросил пару кило точно. И Тэхен соврет, если скажет, что видеть его таким – неприятно. Да, некогда Чимин был его лучшим другом. Но разве он мог сохранить хоть что-нибудь к нему, кроме ненависти, когда на протяжении долгих лет наблюдал, как из-за него увядает самый прекрасный цветок во всем мире? − Тэхен, пожалуйста, − шепчет. На глазах слезы, руки дрожат. Такая безысходность. – Прошу, Тэхен, скажи только одно. Он еще здесь? Или?.. Больно. Больно от мыслей о Чонгуке. И больно все же видеть Чимина таким. Он уничтожен, это очевидно. Сможет ли он жить дальше с осознанием того, что произошло? А жив ли он вообще сейчас? Однако Тэхен молчит. Потому что сказать ничего не может. Он пытается, но каждый раз, когда уже собирается заговорить, останавливает себя. Потому что из него лезет только один вопрос: почему. Честное слово, Тэхен хочет узнать, что же заставило Пака так с ними поступить. − Я трус, − внезапно произносит Пак. Он кулаки сжимает и садится за стол напротив Тэхена. – Ты прав, я сбежал. Сбежал, потому что побоялся находиться рядом с ним еще дольше. Я любил его, Тэхен. По-настоящему. И люблю до сих пор. В тот приезд я признаться решил. Моя одногруппница предложила мне жениться на ней. Она на тот момент находилась в отношениях с девушкой, а отец у нее был достаточно строг. А еще он был болен и сказал, что впишет ее в завещание только после того, как она «оставит все эти детские глупости» и замуж выйдет. Поэтому она мне и предложила эту авантюра. Я долго ее обдумывал и решил, что сначала узнаю, взаимны ли мои чувства к…нему. Если бы ответ был утвердительным, разумеется, отказался бы, а если бы он отверг меня, принял бы предложение, потому что знал: ни с кем другим я быть не хочу и не смогу. В тот вечер, когда я уехал, я услышал, как он с Джисоном говорил. Не весь разговор, но отрывок фразы: «…встречаться с кем-то, кто одного пола с тобой? Фу, мерзость, это неправильно». Мне тогда так больно стало, Тэхен! И тошно. Человек, что был для меня всем, считает таких как я, мерзкими. Поэтому я сбежал. Я просто не мог заставить себя после этого ему в глаза посмотреть. Мне было…стыдно. Я считал, что не достоин даже рядом с ним стоять. Поэтому я решил согласиться на предложение подруги и исчезнуть. Жалел ли я? Разумеется. Каждую секунду своей никчемной жизни. Но откуда я мог знать?! Вопрос Чимин выкрикивает. Он плакал весь рассказ, но сейчас слезы текут с его глаз целыми водопадами. А он даже не пытается успокоиться. Лишь рот ладонью закрывает, чтобы крик свой внутри сдержать. А Тэхену больно. Больно, что из-за недосказанности две жизни были разрушены. Ким понимает, о каком разговоре говорит Чимин. Он тоже слышал его. Но, в отличии от Пака, находился там с самого начала и слышал, что Чонгук о себе так говорил, озвучивал свои переживания. Чон всю жизнь провел в такой семье, где однополые отношения априори считались мерзостью. Вот он и думал, что раз семья так считает, то и все вокруг − тоже. Поэтому и молчал. А ведь все могло было быть иначе, найдя и Чонгук, и Чимин силы во всем признаться. Сейчас, видя Чимина совершенно разрушенным, Ким осознает, что Пак был всего лишь мальчишкой, который не смог справиться со своими чувствами. И виноват ли он, что второй такой же мальчишка так привязался к нему? − Мы с ним долго говорили, − внезапно начинает Тэхен, чем заставляет Чимина голову на него поднять. – Я пытался его переубедить, плакал, умолял. А он ни в какую. Месяц, наверно, так прошел. Я просил – он отказывал. Пока однажды он с кладбища не вернулся. Что-то в нем в тот день изменилось. На следующий день сам пошел в больницу и…начал лечение. У него была ремиссия, Чимин. В этот момент, кажется, внутри Чимина находится ничтожная частица его существа, которая дает свои побеги. Они выживают, прорастают, и в его душу приходит весна. Сырая, холодная, но все же оживляющая все вокруг. Он смотрит на Тэхен и не может поверить его словам. Надежда появляется спустя долгие годы в его взгляде. − Это значит, что сейчас он… − Это значит, что сейчас он жив, да, − подтверждает Тэхен. А Чимин возрождается. Улыбается. И начинает смеяться. То ли счастливо, то ли истерично. Подносит руки к глазам и сильнее начинает плакать. Это от облегчения, понимает Тэхен. Он сам через такое проходил. Ким встает, берет стакан и подходит к кулеру. Набирает воду и, останавливаясь около Чимина, ставит стакан перед ним. Ждет, пока друг придет в относительный порядок и продолжает: − Понятия не имею, что на него так повлияло. Должно быть, ответ здесь, − достает и внутреннего кармана пиджака еще один конверт и кладет его перед Чимином, который смотрит стеклянным взглядом. – Честно, я совсем его не хотел отдавать. Думал оставить тебя с теми восьмью, потому что знал, что в последнем он писал о своем уходе. И я хотел, чтобы ты думал, что убил его. Потому что, по сути, почти так оно и было. Но разве я могу? Чем я буду лучше тебя? Чонгук бы не простил, если бы я обошелся с тобой так же, как ты с ним. Так что читай. И Чимин читает.9.
«Привет, хен. Я солгал. То письмо, оказывается, было не последним. Последнее – вот это. Я прошел курс лечения. Долго, тяжело, больно, невыносимо было идти через это. Но я прошел. Я смог. Не без помощи Тэхена, конечно. Я же уже писал, что он замечательный? Даже и не знаю, кому из нас все это время тяжелее было. Ему, должно быть. Но он не оставил меня. Был рядом до конца, до заветной фразы: «Поздравляю, Чон, у тебя ремиссия». Черт, я сам не верю! Я измотан, совершенно обессилен, но так счастлив. Конечно, еще ничего не позади, и мне придется долгие годы, еcли не всю жизнь, и дальше наблюдаться. Но для меня это все равно, что победа. Что же изменилось? Почему я внезапно передумал? Я ходил на кладбище к Джисону. Там я встретил дедушку. Совсем старенького, ему, кажется, больше ста было. Он еле ходил, с трудом дышал, но все равно пришел навестить всех своих родных и знакомых. Он попросил моей помощи, а я не отказал. Мы разговорились. Он через войну прошел, Чимин. У него всю семью на его глазах бомбой убило. Многих друзей лично на фронте хоронить приходилось. Да и сам на грани неоднократно был. После войны тоже многих потерял. Дети погибли в автокатастрофе, когда к нему в гости ехали. А жена умерла, к слову, от рака. В общем, жизнь у него была сложная и печальная. И я спросил, стоит ли она того? Счастливая ли была у него эта жизнь? Он тогда сказал: «Нет такого понятия, как счастливая жизнь. Существуют лишь счастливые дни. Именно из них и складывается сама жизнь. Плохие дни, разумеется, тоже случались. Однако хорошего все же больше. Ну вот только оглянись вокруг. Мы на кладбище. Это плохо. Но что нас окружает? Видишь вон ту птицу? Она червячка в гнездо детям своим несет, выращивает новую жизнь. А вот тот цветок видишь? Сорняк обычный, но зато через асфальт пробился и теперь растет. А над головой небо какое синее, а? И облака, посмотри на них. Видишь, там медведь? Хотя ты можешь сказать, что больше на волка похоже. Тоже весьма интересно, кто по итогу правым будет. И разве это не хорошо? А из плохого здесь только надгробия». Он много еще чего говорил, но в памяти моей отпечатались отчего-то именно эти слова. Возможно кому-то они покажутся ни о чем, но я в тот момент будто дышать заново научился. Случился невидимый толчок, я словно очнулся после очень долгого и неприятного сна. Я просто подумал…Ведь жизнь этого мужчины действительно была очень тяжелой. И сейчас он остался один, однако находит в себе силы облака разглядывать и очарование в этом видеть. И говорит, что, будь у него шанс, несомненно прожил бы жизнь по новой, потому что перед каждой болью всегда было счастье, а после – неизменно наступало исцеление. Чимин, сколько же всего я упустил. Ведь я даже за пределы Тэгу никогда не выезжал. Разве что жил в Пусане, но я тогда ребенком был. А как же другие города? Сеул, Лондон, Токио, Осло? В мире ведь так много прекрасных мест. И сейчас я намереваюсь побывать в каждом из них. Я не хочу писать здесь, какими были последние несколько лет. Думаю, ты и сам догадываешься, что было непросто. Поэтому я просто оставлю эту часть моей жизни навсегда где-то в глубине своего сознание, надеясь, что она больше не повторится. Все позади. Но позади ли ты? Смогу ли я и тебя так же запихнуть куда-нибудь подальше в моей памяти? Я так не думаю. Ты навсегда останешься важной частью моей жизни. Но вот в чем фишка: если раньше лишь одно твое имя, что возникало в моих мыслях, отзывалось во мне нестерпимой болью, то сейчас вместо нее лишь приятная ностальгия. Я не выкинул тебя из своей головы, но научился жить с тобой в ней. Теперь Пак Чимин не тот человек, что разбил мое сердце, принеся в жизнь череду серых оттенков, что с каждым днем становились лишь темнее. Теперь Пак Чимин – человек, который помог сохранить в целости моего лего бионикла, угостил печеньем, которое сам испек с бабушкой, отправился со мной собирать конфеты на Хэллоуин, хотя в этих краях такое совсем не принято, и на нас смотрели как на двух придурков. Человек, который показал мне радугу после майского дождя на зеленом холме, встретил самый прекрасный рассвет на крыше многоэтажки, сбежал за пределы города на поля, чтобы посмотреть на августовский звездопад. Пак Чимин – человек, который подарил мне счастье. И как жаль, что я позволил лишь одному поступку, что принес мне боль, перечеркнуть все те мгновения, когда я улыбался рядом с ним. Улыбался рядом с тобой. Знаешь, сейчас я снова улыбаюсь. Как в прошлый раз, когда писал тебе, как я думал, прощальное письмо. Но в этот раз я уже не плачу. Видишь, лист сухой и буквы на нем не размыты? И я счастлив, Чимин. По-настоящему, а не иллюзорно, как в прошлый раз. Надеюсь, что ты тоже. Я ведь до сих пор так не знаю, как сложилась твоя жизнь. И если раньше я в тайне, совсем немного, желал, чтобы тебе было хотя бы вполовину так же тяжело жить без меня, как мне – без тебя, то сейчас мне очень стыдно за это желание. Я надеюсь, что ты живешь полной жизнью. Чимин, а ты увидел Париж? Ты ведь так этого хотел. Помнишь, как мы фантазировали о нашем будущем? Я говорил, что не хочу покидать Корею, хочу переехать со временем в Сеул. А ты сказал, что душой являешься французом (кстати, на мой вопрос «почему?», ты ответил, что слишком любишь круассаны, ахах) и хочешь уехать в Париж. Я расстроился и сказал, что Сеул от Парижа далеко, а ты ответил, что нашу связь не порвет никакое расстояние, даже такое большое, как от Сеула до Парижа. Так вот, Чимин, ты увидел Париж? Я надеюсь, что увидел. И поел все-таки самых настоящих французских круассанов. Возможно, ты и сейчас там? Сидишь в какой-нибудь уютной кофейне в небольшом переулочке, читаешь книгу и изредка наблюдаешь за прохожими (и, разумеется, на тарелочки перед тобой тот самый круассан, куда без него?). Первым делом я, кстати, именно туда поехать хочу. Кто знает, может, мы встретимся? Например, у Эйфелевой башни. Я, как беспомощный турист, не знающий языка, увижу азиата, надеясь, что он знает корейский и подойду, чтобы спросить дорогу. А им окажешься ты. Было бы неплохо, да? Хотя…Нет, знаешь, в ближайшее лет пять нам лучше не встречаться. Я ведь только начинаю учиться жить без тебя. Моя зависимость (а это была именно она, но я слишком поздно научился видеть разница между ней и любовью) от тебя только начала сходить на нет. Я думаю, что, если увижу тебя слишком рано, уже не смогу отпустить. Поэтому давай увидимся в Париж лет так через десять? А сейчас мне пора собирать вещи. Мы с Тэхеном едим в Сеул, он решил мне его показать. А уже потом оттуда я улетают во Франция. Хах, сам не верю. Кстати, насчет Тэхена. Это именно он предложил мне уехать отсюда. Одному. Хотя я ожидал, что он захочет остаться со мной. Но нет. Он считает, что если начинать новую жизнь, то необходим кристально-чистый лист. Он – лишнее напоминание о тебе, поэтому не может оставаться со мной. Он очень сильный, Чимин. Гораздо сильнее меня, раз отпускает. Я тоже хочу быть сильным. Поэтому, Пак Чимин, сейчас я отпускаю тебя. Отпускаю подобно дереву, что ближе к зиме отпускает свои листья. Ведь это просто необходимо для того, чтобы весной на нем появились новые. Счастливый и все еще любящий тебяКукки.»
Чимин улыбается. Он чувствует облегчение, будто неподъемный груз, что он нес на себе долгие годы, свалился с его души. Он улыбался, когда писал это. И не плакал. А вот Чимин не удержался пока читал, заплакал. Не от боли, от счастья. Ведь если счастлив Кукки, то счастлив и Чимми. − Тэхен, − оборачивается на друга, − у тебя, случайно, круассанов нет?