Зелёные будни

Эдуардо Васкес знал, что что-то было не так. Да, правильно будет заметить, что мир странным образом помрачнел, и дело было не в чрезвычайно раннем наступлении осени. То есть, конечно, жёлтая листва и вездесущая сырость в самых неожиданных местах уже в конце августа и правда действовали на нервы и нагоняли неприятные воспоминания из старшей школы и из школы вообще, но было и нечто другое, нечто заставляющее все дни напролёт проводить в ожидании. Чего-то не было, хотя оно было необходимо для поддержания нормального существования. Это отвратительное ощущение снедало Эдуардо и обгладывало каждую его косточку вот уже неделю, может, две. Невыносимо. Ответ вертелся на кончике языка, когда Васкес шёл на работу в прошлую пятницу, готовился облечься в слова, когда он возвращался домой, и, звонко смеясь, прятался в ворохе бытовых переживаний, когда он видел, что Джон напился и свисает с дивана в гостиной, портя настроение Марку, который простудился и весь день сидел дома на больничном. Нужно было заботиться об этих придурках и по инструкции из интернета варить куриный бульон для Марка вместо того, чтобы просто заказать пиццу и не париться. Нужно было тащить Джона с глаз долой в его спальню, чтобы потом кричать на него и, как ребёнку, объяснять, что «день рождения Мэттью Перри… Да, я знаю, что он сыграл в «Друзьях» Чендлера – мне просто плевать, хоть Монику, это не повод нажраться, идиот». Эдуардо не нравилось быть взрослым, но дому нужен был хоть один. По крайней мере, Васкес считал именно так, хотя их соседи уже успели доказать обратное – такую весёлую и сплочённую компанию балбесов ещё нужно было поискать. Обычно Эдуардо вымещал на них накопившийся за тяжёлые трудовые будни стресс, а Марк с Джоном поддерживали его славные начинания, так что компашка по соседству, кажется, считала их чем-то вроде исчадий ада или всадников апокалипсиса. Жаль только, что в сумме получается только трое всадников: Эдуардо Смертоносный, Джон Голодный и Марк Чумной, один затерялся. Из всех четверых соседей Эдуардо как следует знал только Эдварда Гоулда – этот высокий и нескладный подросток лет девятнадцати изрядно подпортил ему жизнь ещё в детском саду, когда, как выражаются мамочки, они были прелестными малышами. Эдуардо не считал хитрый лисий прищур Гоулда чем-то милым. Он будто только и думал о том, как бы незаметно скинуть тебе на голову шарик с водой или почти случайно разбить окно в кабинете университета. Ещё одна несправедливость жизни: Эдд Гоулд, бездарь и идиот, но хорошо учащийся идиот, поступил в университет, а Эдуардо не смог, потому и был подсобным рабочим на чёртовом заводе зелёных худи. Он бы в жизни не сунулся туда, но оплата была приличная, а деньги были очень нужны. В общем, у Эдуардо были причины недолюбливать Гоулда, хотя напрямую тот был ни в чём не виноват. Марк говорил, что Васкес просто завидовал. Что ж, может, так оно и было. Но это не мешало Эдуардо каждую пятницу вставать на десять минут раньше необходимого, чтобы выйти как раз в тот момент, когда Гоулд проходит мимо его калитки в сопровождении своих соседей, направляясь к автобусной остановке до университета. И каждую пятницу Эдуардо кидал им вслед новую колкость, а Эдд напускал на себя грозный вид и воинственным басом шепелявил: «Эдуардо-о-о!», – а потом добавлял какое-то замечание (в пятидесяти процентах случаев замечание было остроумным и забавным, в остальных – нет), чаще всего заходился хохотом и спешил убраться с дороги, чтобы не задохнуться от приступа веселья. Иногда Эдуардо действительно задевал его, и он по-настоящему сердился на Васкеса (в его защиту скажем, что сердится он так же открыто, как и смеётся), но всё же чаще дело заканчивалось его смехом, а не драками, хотя и то, и другое – странные крайности без промежуточного варианта. Том, Мэтт и Торд – Эдуардо знал их имена, потому что в их доме постоянно что-то случалось, и они громко панически вопили и звали друг друга – недоумённо переглядывались, неприязненно провожали Васкеса взглядом и бежали следом за зелёным пятном, которым был Гоулд. Рано или поздно они тоже заражались сумасшествием от Эдда и начинали смеяться, потому что Гоулд был из Той Самой привилегированной группы людей со смешным смехом. Или же они присоединялись к потасовке-драке, которую затевал Эдд, потому что Гоулд даже злился заразительно. Эдуардо нравилось это странное пятничное представление. Настроение у него улучшалось, потому что он думал: «Какое счастье, что я всё-таки нормальный человек, и как мне повезло, что я не Эдд Гоулд, который в мыслях вспоминает шутку и начинает смеяться посреди серьёзного разговора. Как замечательно, что я не подглядываю за девчонками с норвежцами-извращенцами и не расследую воображаемое убийство так громко, что вся улица об этом знает». Итак, наступила вторая пятница из двух тяжёлых, слишком тяжёлых недель. Простуда Марка начинала сходить на нет, а вот с Джоном улучшений не наблюдалось: каждый вечер он находил новый повод, и прервать его запой, как получалось прерывать все предыдущие разы, не выходило. У Эдуардо не оставалось сомнений в том, что без клинического вмешательства не обойтись, загвоздка была в том, что Джон не хотел видеть никаких проблем. Джон пил, и это делало его счастливым, и лицо у него было таким детским, когда он смотрел в окно или глядел телевизор и делал глотки из очередного граненого стеклянного стакана. Васкес перекинул лямку сумки через плечо, вышел на крыльцо, запер дверь (два оборота влево верхнего замка и три нижнего, обязательно дёрнуть ручку), закинул ключи в один из карманов. Было свежо, дорожки отсырели от очередного ночного дождя. За калиткой, как обычно по пятницам, шагали Том, Эдд и Мэтт. Торда Ларссона не было видно. Сегодня их разговор был гораздо тише, не слышалось восклицаний на всю улицу по поводу того, что Кроули в «Благих Знамениях» гораздо лучше, чем Кроули в «Сверхъестественном». Несмотря на то, что Эдуардо не смотрел ни один из тех сериалов, он соглашался с первым, потому что вопли Гоулда по этому поводу были убедительнее, чем реплики Риджуэлла. На этот раз Эдд шёл, сунув руки в карманы, не смотрел по сторонам и, надувшись как ребёнок, обиженно пинал носком ботинка камушки, а Том и Мэтт по обеим сторонам пытались его разговорить и время от времени утешительно трепали по плечу или ерошили и его без того растрёпанные, торчащие во все стороны волосы. Выглядел Гоулд еще неопрятнее обычного, хотя, казалось бы, неопрятнее было некуда. Васкес облокотился о калитку и завёл свою привычную пластинку: – Эй, как там у вас делишки, неудачники? Выглядите до усрачки счастливыми. – протянул он. Теперь было два варианта развития событий: либо Гоулд продолжит игру и попытается как следует высмеять и унизить его на словах, ужасно развеселится, не доведя дело до конца, и побежит вперёд, либо он забавно рассердится, взревёт от негодования и кинется на Эдуардо, что уже было не настолько сильно, но всё же забавно. Но Эдд лишь продолжил идти и угрюмо пинать камушки. Васкес удивлённо уставился на троицу, как на инопланетян. Кажется, Том хотел что-то сказать, но Мэтт в праведном и чуточку визгливом возмущении перебил его: – Отвянь, Эдуардо, сейчас не до тебя! Иди на свой завод, работяга. – и Харгривз отвернулся, высоко задрав нос, схватил Тома и Эдда за руки и в ускоренном темпе зашагал прочь. Те послушно поплелись за ним следом. Васкес, не веря своим ушам, посмотрел на их спины. А в прошлую пятницу было так же? Тогда, припомнил Эдуардо, Эдд ответил ему, но без особого энтузиазма. Кажется, тогда Гоулд протянул своё стандартное «Эдуардо-о-о», однако после предоставил всё веселье Мэтту и Тому, которые ещё минут десять переругивались с ним. Вот оно. Васкес уже две недели не слышал ужасно доставучего хохота Эдда, да и вообще за две недели почти не натыкался на него, хотя раньше Гоулд с его фирменной улыбкой, прищуром и время от времени скептически приподнятыми бровями бесил его буквально из всех углов. Ещё очень давно Марк выдвинул теорию, что если смотреть в любое из окон около двух минут, в него можно было увидеть Гоулда – он мелькал в окошках своего дома, носился по газону за своими приятелями, лежал на крыше, шёл из магазина и в магазин, ездил на автобусе на все интересные события и так далее и тому подобное. Эта теория была неоднократно проверена за время соседства. Джон, наименее воинственно из всех настроенный по отношению к Гоулду, твёрдо считал, что его нельзя винить за подобную вездесущесть и всевозможные проделки – например, у него мог бы быть СДВГ. И каждый раз, когда Джон упоминал синдром дефицита внимания и гиперактивности, Марк с напускным раздражением называл Гоулда «просто со сдвигом», зная, что Эдуардо всей душой любит этот не слишком острый каламбур. Сам Васкес уверенно заявлял, что болезнь здесь совершенно ни при чём, и Эдд сам избрал свой путь всеобщего раздражителя. Но за последние две недели Эдуардо видел Эдда от силы трижды. Теперь, когда Васкес это заметил, покой оставил его. Сначала ему было интересно, что случилось, но это было лишь пассивное любопытство, такое, какое испытывает человек, когда узнаёт, что, к примеру, пару дней назад его соседка – симпатичная девушка, которую он встречал пару раз, сталкиваясь на лестничной площадке и вежливо кивая, – застрелилась. Эдуардо испуганно передёрнул плечами, считая, что можно найти более удачное сравнение той же силы, не затрагивающее смерти и вообще грустных тем. С Эдвардом Гоулдом он жил рядом уже много, много лет, и видел его Эдуардо намного больше раз в неделю, чем хотелось бы. Но даже к плохому привыкаешь, правда? Так что было бы по крайней мере непривычно, если бы с Эддом случилось что-то плохое. Даже если бы он просто переехал за ту неделю, что его было не видно и не слышно. В следующую пятницу Гоулд вовсе не появился на дорожке, что доказывало выдвинутое предположение, – Том и Мэтт молча шли одни. Васкес невольно начал думать о худшем. Эдд ведь не мог сидеть на месте весь день, как не мог быть незаметным. Так что с ним? Эдуардо крикнул им вслед: «Вы, придурки, идите сюда!», надеясь расспросить их об отсутствии Эдда, но почему-то те не вернулись, а лишь пошли быстрее. И это заставило Эдуардо принять решение разузнать всё самому. Соседи ведь волнуются друг за друга, неважно, враждуют они с детства или нет, верно? Пекут пирог на новоселье, сочувствуют при простуде, болтают о погоде и заходят за солью. На выходных Эдуардо, оглядываясь, чтобы никто не заметил его, купил банку обыкновенной колы, ведь в гости с пустыми руками не приходят, и, украдкой спрятав её в сумку, отправился к домику соседей. Это было маленькое одноэтажное типовое зданьице, которому не помешал бы чердак. Внутри, насколько Эдуардо мог судить по размерам дома, поскольку он никогда внутри не был, имелось от силы две спальни, санузел и гостиная, смежная с кухней. Каждую из двух спален они наверняка разделили перегородкой на две маленькие комнатки, чтобы все могли спать отдельно. Во всяком случае, Эдуардо пришлось поступить с одной из двух спален именно так, иначе бы Джону, Марку или даже ему пришлось бы делить одну из комнат. Разумеется, он выбрал оставшуюся нетронутой комнату, однако разве можно видеть в этом что-либо несправедливое? Эдуардо приносил в дом наибольший доход, платил наибольшую ренту и в целом был самым полезным человеком на арендуемом участке. А Марк и Джон не жаловались и, более того, решили оставить в центре возводимой стены окошко, которое бы позволяло им заглядывать друг к другу. Да, это обошлось дороже, но в итоге окно всем понравилось, особенно Джону. Иногда Эдуардо действительно верил в то, что эмоции окупают потраченные деньги. Он надеялся, что и в случае с купленной колой правило сработает, и Эдда удастся расколоть. По крайней мере, если его пустят внутрь, это будет успехом. А пока что Эдуардо даже не знал, что ему говорить, если аудиенция будет получена – пожалуй, и не стоило загадывать наперёд. Васкес осторожно перешагнул через низкую калитку, воровато прокрался к входной двери, постучал. Ничего не произошло. Тогда Эдуардо постучал снова, настойчивее, и по ту сторону двери, где-то в глубине дома, послышались голоса, брань и чьи-то шаркающие и слегка нетвёрдые шаги, которые умолкли так же внезапно, как и появились. Звякнула заслонка глазка. А потом, спустя несколько секунд колебаний, дверь приоткрылась, всё ещё удерживаемая цепочкой. Сперва выглянула русая шевелюра, а затем её обладатель, Том Риджуэлл. Глаза его, размером с пять копеек, в немом изумлении таращились на Эдуардо снизу вверх. – Ты чего тут делаешь? – вырвалось у него. Эдуардо позабавило глупое выражение лица Риджуэлла, и презрительная усмешка не заставила себя ждать. Дурные привычки трудно усмирить, даже если ты пришёл с миром. – Что-то ты не очень приветлив со своим ближайшим соседом, Том. Мог бы и цепочку снять, не чужие всё-таки. – А ты не очень приветлив со своими соседями каждое утро, когда мы проходим мимо твоего дома. Оскорбления – не лучшее начало дня, знаешь ли. – Не начинай, дитятко, мы не в детском саду, чтобы ты обижался на плохое слово, – Эдуардо состроил рожицу, а Том остро осознал, как приятно, должно быть, расцарапать чужое лицо. – Я здесь с тем, чтобы позабыть наши распри и жить в согласии! К тому же прошу заметить, что по утрам не только не прячусь за цепочкой, но ещё и выхожу к калитке вас поприветствовать и взбодрить. Это определённо должно немного улучшить моё положение в глазах вашей… Компании. Эдуардо воздержался от нелестных эпитетов и оскалился пуще прежнего. Том глубоко подышал. – Ближе к делу. Чего именно ты хочешь? – проворчал он после небольшой паузы. – Подумал, что мы могли бы устроить небольшой ужин на днях, знаешь, обменяться солонками, выпить чашечку кофе, поговорить о погоде… Ну, как это бывает. Марк ропщет, мол, я чересчур агрессивен, Джон проходу не даёт: хочет узнать, как называется твой одеколон, которым ты перебиваешь перегар. – А если серьёзно? Улыбка застыла на лице Эдуардо. – Мне нужно поговорить с Гоулдом. Есть к нему пара вопросов. Пропустишь или принести металлодетектор и поискать у себя оружие? Но Том, вместо того, чтобы ответить, оглянулся на кого-то. Этим кем-то оказался Мэтт. Всё это время он сидел на диване и слушал их разговор. Когда Том бросил на него взгляд, он лишь пожал плечами. Риджуэлл тяжело вздохнул. – Подожди. – и закрыл дверь, ничего не объясняя. Эдуардо ждал, казалось, целую вечность, прежде чем Мэтт впустил его внутрь и указал на очередную закрытую дверь в коридорчике справа. Видимо, пока Эдуардо сидел на крыльце, эти двое прятали ценности или очень основательно совещались на предмет нахождения неприятеля в доме. Тома не было видно. – Эдд сейчас ни с кем особенно не настроен разговаривать, поэтому, что бы ты ни затеял, на твоём месте я бы не надеялся на успех. Мы с ним недавно повздорили, так что сам объясняй, как здесь оказался, нас с Томом не впутывай. И да, дружеский совет: не упоминай Торда. И проваливай побыстрее. Харгривз проводил Эдуардо почти сочувствующим взглядом и исчез в одной из комнат. Васкес замер около указанной двери с табличкой, гласящей: «Ринго, будь человеком и не царапай дверь, она не наша». Эдуардо вздохнул, мелко-мелко постучал и дёрнул ручку. Что удивительно, было не заперто, поэтому Васкес неуверенно проскользнул в просторную комнату. Эдд, словно протестуя, сгорбленно сидел за рабочим столом, по-турецки скрестив ноги, окружив себя неровными стопками бумаги, пустыми кружками, открытыми книгами, карандашами и жестяными банками. Эдуардо подошёл ближе и, желая хоть как-то обратить на себя внимание, спросил: – Что ты рисуешь? – Хламидомонаду, Том. – Эдуардо показалось, что Эдд вздрогнул от неожиданности, но голос его был спокоен и угрюм. – Чего? – Хламидомонаду, Том, – устало выдохнул Гоулд. – Одноклеточная водоросль, очень миленькая. Потрясающе фотосинтезирует на поверхности воды и замечательно проводит время в болоте со своими одноклеточными подружками. Ради всего святого, Риджуэлл, зачем ты пришёл? Если ты после всего произошедшего решишь делать вид, что ничего не было, то я застре... – и Гоулд наконец повернулся. За его спиной, неловко переминаясь с ноги на ногу, стоял Эдуардо. – ...люсь. — Привет, — неуверенно поздоровался незваный гость и услышал, как на пол упал карандаш, который находился в руках Эдда ещё секунду назад. Тот самый карандаш уже успел закатиться куда-то, а на лице Эдда до сих пор читалось ярко выраженное, и уж точно не поддельное, удивление, — Постыдился бы, — с улыбкой проговорил Эдуардо. — к тебе гости пришли, а ты сидишь тут в своей комнате. Эдд молчал. Видимо, визит его не особо дружелюбного соседа служил для него тем ещё потрясением. Такая реакция показалась Эдуардо вполне естественной, и он просто решил терпеливо подождать от Эдда хоть каких-то реплик, без капли стеснения присев на его незаправленную кровать. Эдд, отойдя от шока, вздохнул и указал на ничем не примечательное кресло у стены. — Сядь лучше туда. У тебя просто джинсы грязные, и ты сел в них прямо на мою постель. — тон его был спокойным, можно даже сказать, вялым. Эдуардо послушался его, но не преминул закатить глаза и пробурчать: — Нормальные у меня джинсы, постиранные. Снял их с сушилки прямо перед тем, как к тебе пойти, между прочим. И вот они сидели друг напротив друга, расстояние между ними было не таким уж и маленьким: не дотянутся друг до друга, даже если захотят. Выражение лица Эдда не предвещало ничего хорошего: оно было хмурым, опечаленным и на что-то обиженным. А ещё он был по-прежнему молчалив, не задавал никаких вопросов, лишь сухо уставился на него, Эдуардо, ожидая чего-то. — Ну? — наконец не выдержал он. Эдуардо невесело вздохнул, потому что понял, что зря надеялся: разбавлять неловкую атмосферу придётся именно ему, поддерживать разговор в течение всей беседы, если Эдд всё-таки пойдёт на контакт, — тоже. — Да не нукай ты, я собираюсь с мыслями, — огрызнулся он. Эдд картинно пожал плечами и вернулся к своему рисунку. Эдуардо же обдумывал, как к нему лучше всего подступиться. Сразу было понятно, что это будет нелегко, но, по крайней мере, его радовало хотя бы то, что Эдд не ведёт себя агрессивно, наоборот, очень даже спокойно. Однако это тоже не могло не настораживать, ибо раньше ему не доводилось видеть его таким. Как бы то ни было, Эдуардо сделал вывод, что что-то приятное — что-то наподобие комплимента — послужит хорошим началом. — Хочу сказать, что мне понравилась твоя хла… хлами… хламимо… — Хламидомонада. — бесстрастно отчеканил Эдд. — Вот, да. Можешь показать мне другие свои рисунки? — Нет. — Почему же? Меня вот всегда вдохновляло твоё… — Эдуардо, — не своим голосом отозвался Эдд. Тот вздрогнул. — Хватит ходить вокруг да около. Чего ты хочешь? — Поговорить с тобой. — О чём? — тут уже Эдуардо, если ему не показалось, услышал нотки раздражения. Сглотнув, он произнёс: — О тебе. — Обо мне? — изумился Эдд и крутанулся на стуле в сторону собеседника. — Да. О тебе и твоих проблемах. Эдд прикусил губу. Должно быть, случившееся сказалось на его поведении сильнее, чем он думал, раз уж даже такой человек, как Эдуардо, заметил, что с ним творится что-то неладное. Но с каких это пор он вообще стал интересоваться его проблемами? Хочет помочь? А может, пришёл, чтобы в очередной раз поглумиться над ним? Нет, не похоже. Перед Эддом словно совершенно другой человек: уравновешенный, серьёзный, старается вести себя дружелюбно. Странно это всё. К тому же у Эдда успел возникнуть ещё один вопрос: неужели Эдуардо думает, что, раз уж он заявился к нему, то тот мигом должен поделиться с ним всеми своими переживаниями? Слишком самоуверенный? Что ж, в таком случае, его ждёт разочарование. Если уж Том с Мэттом не в состоянии помочь ему, то у Эдуардо тем более не получится. — Мои проблемы — это мои проблемы. Твои проблемы — это твои проблемы. Мы не друзья, и нам нет смысла обсуждать их. Так что, если ты пришёл только за этим, то, прошу, уходи. Эдуардо сохранял спокойствие, поскольку не то что ожидал, а знал о таком исходе событий. Он помотал головой. — Я пришёл не только за этим, — Эдд вопросительно поднял бровь. Эдуардо продолжил: — Мне следовало оповестить тебя об этом в самом начале, но, вот, я принёс тебе гостинчик. — и в руках его нарисовалась жестяная баночка от кока-колы. Эдуардо почувствовал вкус успеха, как только увидел, как на лице Эдда появилась мягкая улыбка. Ещё учась с ним в одной школе, он зарубил себе на носу, что понять эмоции Эдда проще простого, поскольку у него всё чуть ли не на лице написано. — Серьёзно? — поинтересовался Эдд. Он пытался казаться безразличным, но выходило плохо. Небольшой румянец на щеках лишь выдавал то, что он был тронут столь мелочным поступком. — Да, — усмехнулся Эдуардо, — Но отдам я её тебе только при одном условии: ты рассказываешь мне о том, что у тебя стря… эй, ты чего?! — Эдуардо отдёрнул руку, но Эдд всё равно оказался более резким и проворным: выхватил банку за считанные секунды. Руки Эдуардо сами собой сжались в кулаки: всё пошло не по плану. — За колу спасибо, — злобно выговорил Эдд. — А вот за попытку внедрения в личные дела — нет. Не знаю твоих мотивов, но, говорю прямо, мне надоело тебя терпеть. Оставь ты меня уже. — Вот это заявление! — окрысился Эдуардо. — Чего тогда сразу не послал? — Потому что я и так в последнее время был на взводе! — закричал Эдд. — Не хотелось ещё и для тебя истерику закатывать! И тут Эдуардо ощутил болезненный удар на щеке: банка колы угодила в него, отрикошетила и, врезавшись в стену, приземлилась на пол. На ней образовалась крохотная трещина, из которой с шипением начал вытекать напиток. Эдуардо же вскрикнул, накрыл ладонью только что пострадавшее место и бросил взгляд на Эдда, у которого успели зардеться не только щёки, но и кончики ушей. — Хочешь узнать, что у меня случилось, да?! — не унимался Эдд, — Да ничего, блять, такого не случилось, просто мой лучший друг, которому я доверил бы свою жизнь, оповестил о том, что съезжает от меня, в самый последний момент! Вообще никак не удосужился подготовить меня к этому, даже попрощался со мной на «отвали». А Том чуть ли не приплясывал от радости, когда узнал, что Торд убрался из нашего дома, и ему было совершенно плевать, каково мне, он просто взял и перетащил свои манатки в его комнату. Довольный теперь сидит, потому что у него больше пространства. А когда я упрекнул его за это, он сказал, что я веду себя неадекватно, потом ещё и Мэтт поддержал его, — и тут он перевёл дыхание, поднёс руки к глазам, и вытер выступившие в уголках слёзы. Эдуардо не смел пошевелиться. — А теперь уходи, — выдавил Эдд. — Я думаю, ты услышал то, что хотел. — Но я ещё не сказал то, что хотел! — спохватился Эдуардо. Эдд стиснул зубы и сжал руки в кулаки. — Я не желаю тебя слушать. Я вообще бы сейчас не отказался ударить тебя, потому что ты меня бесишь. — Воу! — воскликнул Эдуардо и, заметно занервничав, приподнял руки вверх. Эдд сделал шаг ему навстречу, и это выглядело угрожающе. — Хочешь подраться как в старые добрые? А не кажется ли тебе, что… — Нет, не кажется. — ощетинился Эдд и заехал тому по носу. Эдуардо свалился с ног и запаниковал, когда всего на одно мгновение увидел на полу капли крови и почувствовал, как чужие пальцы сжали его рубашку. Потом он даже и не сразу понял, что распахнулась дверь; в комнату влетели Том с Мэттом, и принялись разнимать их. — Отпусти! — послышалось со стороны Эдда. Он дёргался, словно рыба в сетке, в то время как Том старался удержать его за плечи. Мэтт тоже присоединился к нему, чтобы помочь, решив, по всей видимости, что Эдуардо безвреден, и его можно оставить. — Послушай, Эдд, — начал Том. Он наклонился к нему вплотную, таким образом, что их щёки соприкоснулись, и ему показалось, что это сработало: Эдд затих. — Мне очень жаль, что я не заметил твоей подавленности сразу, но ты также должен понимать, что… — Погоди, — прервал его Эдд. Его более-менее спокойное состояние продержалось совсем недолго, и он снова готов был взорваться. — Ты что, подслушивал нас? Ты и Мэтт? — А что нам ещё оставалось делать?! — подал голос Мэтт. — Мы не могли просто так сидеть в своих комнатах! Эдуардо, наблюдавший за всем этим со стороны, словно за сном или фильмом, провёл рукой по носу и уставился на отпечатавшуюся на ладони кровь. Пока он сидел на полу и анализировал ситуацию, Эдд уже успел накричать на своих друзей, из-за чего Том не выдержал: — Да тебе вообще никак не угодишь! Знаешь что, Эдд, с меня хватит, мне нужно проветриться, и тебе тоже не мешало бы остыть. Мэтт, ты со мной? Мэтт согласно кивнул, и, стоило им переступить порог, как Том со всей силы захлопнул дверь, давая понять, что он тут тоже обижен. Эдд же, внутри которого до сих пор закипала злость, не спешил вставать с пола. Из-за только что упавшей чёлки не было видно его глаз, и он молчал, что создавало напряжение. Секундой позднее он бросил недоброжелательный взгляд в сторону Эдуардо, который приблизился к нему. Тот постоял немного в нерешительности, а потом взял и замахнулся кулаком как следует, попав Эдду прямиком в челюсть. — Это тебе за нос, придурок! Большего Гоулду и не требовалось. Не успел Васкес опомниться, как Эдд набросился на него с воплем, словно зверь, и повалил на пол. У Эдуардо получилось предотвратить удары, удержав чужие руки, и перевернуть его на спину, чтобы нависнуть сверху. Но Эдд, казалось, был полон сил, и он вырывался так, словно от этого зависела вся его жизнь. Вскоре Эдуардо начал уставать, из-за чего и ощутил болезненные удары по лицу, плечам, туловищу – всему, до чего освободившийся противник смог дотянуться. Чтобы хоть как-то защититься от него, Эдуардо схватил в охапку пустые жестяные банки, ранее лежавшие около рабочего стола, и принялся метать ими в Эдда, который закрылся руками и шикал от боли каждый раз, когда одна из таких попадала в него. — Да ты заебал! — заорал он что есть мочи и в очередной раз налетел на Эдуардо, за что поплатился тем, что тот толкнул его. Он ударился боком о край рабочего стола, и во время падения остальная часть его тела также соприкоснулась с этим краем, из-за чего можно было предположить, что теперь у него на теле есть длинная царапина, которая прямо сейчас заставляет корчиться от очень неприятных ощущений. Когда боль утихла, Эдд, несмотря на упадок сил, поднялся на ноги и в который раз направился на Эдуардо, не желая оставаться в проигрыше. Так они и боролись, как кошка с собакой, пока не выдохлись. В конечном итоге оба, побитые и потрёпанные, распластались на полу, и, тяжело дыша, раздумывали о случившемся. Усмехнувшись, Эдд протянул руку к чуть прохладной и липкой банке колы, из которой продолжала вытекать газировка, и попытался расположить её на лице Эдуардо, а если точнее, то на красное пятно на щеке, которое возникло по его же вине. Банка, как и следовало ожидать, с глухим звуком упала на пол и покатилась куда-то. Хоть Эдуардо и оценил этот весьма благородный жест, он ничего говорить не стал. — А ведь я и правда вёл себя как придурок… — внезапно заговорил Эдд. — Даже и не знаю, как извиниться перед ними. Эдуардо улыбнулся. — Когда у меня были конфликты с Марком и Джоном, я угощал их ужином в каком-то классном заведении. — Хм… а это идея. Спасибо. — Всегда пожалуйста, — прокряхтел Эдуардо и кое-как встал, тут же ощутив головокружение. Эдд тоже приподнялся. — Ну, мне пора. — Эй, погоди! Эдуардо, захватив до этого свою сумку, замер около двери и обернулся на собеседника. Решившись, Эдд выпалил: — А ты поужинаешь со мной как-нибудь? Я… я угощу. Попытавшись сдержать смех, Эдуардо проговорил: — Может быть.