Всё, что у меня осталось

— Охо, вы только посмотрите–ка, кто явился! — Это правда он? — Да, он! — Он такой пугающий, только посмотри на его лицо. Будто бы всю радость из него высосали. Стоило мотоциклу Лукаса появиться на территории гонок, как посыпались разные перешептывания и осуждение. Лукас чувствовал как ему тут не рады, но уходить обратно не собирался. Он будет здесь, хотят этого остальные или нет. Плавно проехавшись на мотоцикле к стартовой дорожке, Юкхей поставил подножку и спрыгнул на мокрый асфальт. Рядом стоящие парни, сухо кивнув ему, отошли подальше, будто бы Вон был заразным. Но ему было плевать на них. Он распахнул свою кожанку, достал пачку сигарет и зажигалку. Прикурив, обвёл взглядом столь знакомое ему место, которое больше не вызывало в нём чувства. Перегорело. И остыло. Со временем тут ничего не изменилось. Всё те же баки со смолой, обшарпанное здание фабрики, мокрый асфальт, рёв мотора, выхлопные газы и люди. Будто бы время тут остановилось и не шло. Он докурил сигарету, когда к нему размашистыми шагами подошёл Джексон Ван. Джексон был главным здесь, и о нём и о его правилах знали все. Джексона боялись и уважали, и именно поэтому против Лукаса никто не выходил. Не имел права. — Здрав, бро, — поздоровался он и сразу приступил к делу. — Скажу сразу, ты тут пугаешь всех. Я позволю тебе поучаствовать сегодня по старой дружбе. Но больше такого не будет. Это последняя твоя гонка у меня. — Как щедро, — усмехнулся Вон, скрестив руки на груди. — Ты знаешь, что я не могу отказаться от гонок и одновременно идти против тебя. — Именно поэтому я прошу тебя, — начал Джексон, смотря прямо в глаза Лукасу, — завязать с этим. Никто не хочет выйти твоим соперником, сам знаешь причину. Я беспокоюсь за тебя и говорю как есть. — Хорошо, — спустя минуту молчания согласился Лукас. — Готовь деньги. Джексон, пожелав удачи, развернулся и ушёл. До начала гонок оставалось всего ничего, поэтому Юкхей проверил свой мотоцикл, завязал крепче шнурки на ботинках, запахнул кожанку и достал свой шлем и перчатки. Девушки поглядывли в сторону парня с интересом, любопытно рассматривая его широкую спину, сильные бедра, высокий рост, притягиваясь к его таинственной холодной ауре. Только вот парню это было неинтересно, и он продолжил заниматься своими делами. Через пять минут мотоциклы ревели своими моторами, и стартовая дорога стала пыльной настолько, что ничего невозможно было увидеть. Прозвучал сигнал, и мотоциклисты резко стартанули. Лукас мгновенно вырвался вперёд и ехал по заученным им до мелких камешек дорог, заранее не давая другим и шанса на победу. Он расслабленно ехал по дороге, мыслями сосредоточившись на гонке, в которой не было смысла, ведь соревновался он разве что со своим прошлым рекордом. Вон приехал на финиш первым, и его встретил гул болельщиц. Проехавшись рядом с ними и остановшись прямо перед Джексоном, Лукас открыл шлем. — Поздравляю, — всё, что произнёс Джексон, передав ему толстенький конверт, который парень засунул в кожанку. — Бывай, — кинул напоследок Джексону Лукас и поехал дальше по ночному городу. Лукас недолго ехал по ночному городу, гоняемый прохладным майским ветерком. Его мотоцикл остановился перед невысоким пятиэтажным зданием. Лукас заглушил мотор, снял шлем с головы и, открыв багажник, вытащил оттуда розовый сложенный вдвое пакет. Поставив мотоцикл на сигнализацию, быстро поднялся по ступенькам и вошел в здание. Он неспешно начал идти по ступенькам, считая их, совсем как раньше. Перед входной дверью остановился и перевёл дыхание. Он не стал стучаться, а, аккуратно вытащив ключи из кармана, повернул несколько оборотов замочной скважине и вошел в неё. Квартира встретила его тишиной. На часах было двенадцать ночи, неудивительно, что было так тихо. Но присмотревшись, Вон заметил горящий ночник в гостиной и, быстро разувшись, двинулся в сторону ванной комнаты. Когда Лукас вышел из ванной, в кухне уже горел свет. Растолковав это как знак, он пошлёпал на кухню, где в тишине гремели чашки и включалась газовая плита. — Устал? — Нет. — Врунишка, садись за стол. И Лукас сел. Вытянув ноги под столом, снял свою кожанку и взлохматил свои волосы. Если честно, он устал. Но не собирался признаваться в этом. Не сегодня, и не завтра. — Ты снова был там? — спросил его Ким, осторожно опускаясь на свой стул. — Да, — всё, что ответил Лукас, приступая к еде, стоящей перед ним. Чону еще недолго смотрел на него, прежде чем встать и достать из микроволновки жареную курочку, а из холодильника салаты. Он налил Лукасу холодной воды, а себе чаю и вновь приземлился напротив друга. Лукас кушал быстро и так отчаянно, будто бы кусок в горло ему вовсе не лез, но он пересиливал себя. На это Чону промолчал. Он ждал, пока Лукас закончит с поздним ужином и произнесёт хоть что–то длиннее "да" или "нет". — Что вы сегодня делали? Суви уснула? Я ей принёс то самое платье! Сегодня вырвался пораньше и купил на полученную зарплату. Ей понравится. Очень вкусная курочка, кстати. Не забудь оставить рецепт. Чону всегда удивляло это качество Лукаса. Он не мог говорить, когда был голоден. Но стоит ему покушать, как у него не затыкался рот. И сейчас он не поспевал за беспорядочными мыслями друга. — Суви очень устала сегодня и уснула пораньше. Она в гостиной, — сначала сказал Чону, а потом, покрутив чашку с остывшим чаем, продолжил. — Она ждёт тебя каждый день допоздна и не имеет возможности быть с тобой дольше чем полчаса. — Это временные трудности, Ким, — проговорил Лукас, кидая грустный взгляд в сторону гостиной. — Мы пройдем через него. Ты знаешь, что с утра до вечера я на разгрузке, и у меня нет возможности уходить раньше с работы. — А гонки? На них у тебя время ведь есть. — Гонки.. мотоцикл.. единственное, что у меня осталось. Я не могу без них, — досадно ответил ему Вон. — У меня кроме Суви и мотоцикла ничего больше не осталось. Чону понятливо кивнул и принялся убирать посуду со стола. Лукас призадумался и попрежнему сидел на своём месте. И это дало Киму немного уверенности, чтобы продолжить этот несомненно трудный для них разговор, не откладывая на потом. — Пойми меня правильно, — повернувшись другу сказал Чону. — Суви нужен ты. Её отец. И нет, мне не сложно, и я всегда рад посидеть с ней. Но я не в силах заменить ей тебя, Лукас. — Лукас, — продолжил Чону, пока парень не встал и не ушёл. — Суви пять лет, и она каждый день проводит возле двери в ожидании тебя. Это неправильно. И я каждый раз боюсь того, что однажды дверь не откроется и ты не войдешь. Этого боится и твоя дочь. Она не может потерять и тебя. — Знаешь, Чону, — надломившимся голосом произнёс Лукас с низко опущенной головой, тем самым напугав друга. — Мне так чертовски сложно! Я знаю, что я нужен Суви. Но ничего поделать не могу! Каждый день с утра я бросаю её на тебя и иду работать. А вечером у меня нет сил. Мне просто нужен мотоцикл и ветер. Я не знаю, что делать дальше.. Мне кажется, я никчёмный отец.. Лукас плакал. Горько, совсем как ребёнок малый. Не стеснясь друга, он громко шмыгал носом, и слёзы капали из его глаз так, будто это был водопад. И Чону ничего не смог поделать. Он подсел ближе к другу и, положив руку ему на плечо, сжал его. Этот немой жест "я рядом, я понимаю" заставил Юкхэя немного успокоиться и вытереть слёзы ладонью. Лукас понимал, что Ким Чону был прав. Суви нуждалась в отце после потери матери. Ей не хватало родительского тепла и любви, и Лукас ужасно ненавидел себя за то, что не мог подарить ей достаточно любви, окружить теплотой и заботой. Ведь Суви видела отца лишь по утрам за завтраком. И то всего на полчаса. И так день изо дня. Как бы Вон не пытался найти выход из этой ситуации, всё приводило к тупику. Из–за того, что его никуда кроме грузчика не брали, он не мог найти работу с более удобным графиком. Из–за такого ненормального графика на работе он не мог вернуться домой, не прокатившись на мотоцикле. А из–за мотоцикла были основные проблемы. — Послезавтра годовщина, — тихо прошептал Чону. — Сто дней. Ты пойдешь проведать её? — Уже сто дней? Как незаметно пролетело время, — невесело усмехнулся Вон, не желая возвращения воспоминаний. — Во всяком случае, я хочу отвести Суви к маме. Мне кажется, ей станет легче, если она увидит, что её мама в надежном месте. — Под землёй? И это надежное место? Чону на горькую усмешку Лукаса ничего не ответил, лишь встал со своего места и двинулся в сторону спальни. Ему завтра весь день нянчиться с Суви, пока её отец сводит концы концами, делая вид, что всё в полном в порядке. И Лукас друга не винил. Порой старался не обижать лишний раз. Ведь после смерти Т/И от него отреклись все. Даже её родители, отказавшись от маленькой внучки. И они с Суви остались одни, только Ким Чону не отвернулся. Предложил свою помощь и продолжает принимать двух разбитых, потерянных людей за своих, не давая Миру обидеть их. А Вон перестал чувствовать что–либо вообще. Ни больно, ни тоскливо. Совесть не съедает его. И депрессия не захлестнула еще целиком. Каждый винил Лукаса и Суви в твоей смерти, не зная даже и части всей правды. В этом никто не был виноват и застрахован заранее. Но кому было бы это интересно? Ведь проще сбросить всё на самых близких и любимых людей Т/И, даже если это муж и дочь. Юкхэя уже ничего не бесило, и на душе не было больше так противно. Он выгорел словно лампочка. И дал себе слово, что больше не даст плохим мыслям завладеть его головой, и его маленькую принцессу в обиду. И Лукас непременно найдет больше времени для своей дочери, доказав всем, что он достойный отец. Доказав себе, что он не слабак. Доказав тебе, что он может стать лучшим отцом для вашей Суви. Но он никогда не перестанет гонять по ночному Сеулу на мотоцикле, рассекая прохладный воздух на скорости, потому что мотоцикл и воздух единственное воспоминание о тебе и тех беззаботных днях.