Тайна Зеленого слоника

Шаг за шагом, приближаясь к штабу воинской части, Епифанов начал понимать, что совсем скоро он получит ответы на все вопросы. Более того, даже внутри него, успокоившееся после встречи с таёжным мужичком сознание, начинало формировать некое предчувствие. И предчувствие это было однозначно в своих предсказаниях. Выйдя к штабу, Епифанов понял, что оно говорило. Майору мельком подумалось, что не всё на этом свете ему суждено было понять, ведь за минувшие дни он уже столько раз сталкивался с неизвестностью во всей её красе и не мог дать ей объяснения. Но, много раз почти убив его, неизвестность так и не доводила дела до конца. А теперь она не отступит….Вот она… Ранним утром 18 декабря 1919 года по лесной дороге через тайгу непростительно медленно тащился нагруженный доверху обоз. Снег в то утро валил очень густо и перекрывал вознице весь обзор на дорогу. В сани, накрытые брезентом, были впряжены всего две хиленькие лошадки. Видно было, что они с трудом несли свой тяжёлый груз. На козлах саней сидели два офицера, не в пример своим лошадям - здоровые, румяные и наглые, снизу доверху замотанные в зимнюю английскую форму. Судя по тускло блиставшим в лучах робкого зимнего солнца звёздам на их погонах, это были полковник и штабс-капитан. Полковник боязливо обернулся и похлопал закоченевшей рукой по брезенту. Где-то за ними, едва различимые в метели, ползли ещё одни сани, запряжённые всего одной кобылицей. Полковник знал, что в них лежала бледная умирающая женщина без сознания, а над ней наверняка по-прежнему хлопотал полноватый бородатый унтер. Да только усилия его не имели никакого действия, даже наоборот… Послышавшийся впереди топот копыт отвлёк полковника от мрачных мыслей. Оба офицера напряглись и потянулись к оружию. Из леса к ним навстречу неспешно выплыл всадник на лошади. Свой. - Господин полковник, я нашёл место. Можно устроить привал, - нагайкой всадник указал в сторону от дороги. - Ведите, поручик, - мрачно пробурчал полковник скрипучим голосом, подняв воротник на своём полушубке. Всадник слез со своей лошади, и взяв под уздцы и её и лошадей, тянувших сани, увёл караван с дороги в чащу. Шли они долго, но неспешно. Ноги их, казалось бы, вязли в чём-то липком. Это был не снег. Под ледяной коркой продрогшей от вечной зимы таёжной земли чувствовалась пульсирующая плоть… - Боже, что за вонь, - сморщился штабс-капитан, когда обоз, на ощупь вырулив на поляну, остановился. - Тут недалеко горячие источники, - сообщил поручик, снова указав нагайкой куда-то вперёд. - Сероводород. - А, так вот почему земля мягкая, - закашлявшись, пробормотал полковник. - Как хлеб, - добавил штабс-капитан. - Это, быть может, даже к лучшему. Поручик, доведите нас до источников. Может, графине станет лучше… - Едва ли, - помотал головой полковник, но оспаривать приказ не стал, и поручик снова повёл их в утробу таёжных зарослей. Постепенно их дорогу начинало заволакивать туманом, а неприятный запах становился всё сильнее. С другой стороны, офицеры действительно почувствовали, что температура воздуха значительно повысилась, и даже расстегнули свои гимнастёрки, когда по их вискам потекли первые струйки пота. - Поразительно, - невольно подивился полковник. - Там мороз, а здесь как в Ливадии… Через некоторое время туман рассеялся, и путники оказались у бурлящего заболоченного водоёма, от которого густыми клубами шёл пар. - Эти испарения укроют нас от случайных глаз и ушей. Туман стелется на несколько десятков аршин вокруг, - привязывая лошадь к дереву, пояснил поручик и бросил нагайку на землю. - Что ж, хоть передохнём спокойно, - прошелестел полковник, слезая с саней, и добавил, обращаясь куда-то назад, видимо, к унтеру. - Пахомка, организуй-ка ты нам, братец, костёр. Из зарослей послышался блеющий покорный фальцет: - Поищем… Наломаем… Сейчас всё будет в порядке у нас… Подготовим. Укроем. Подготовим! Из тумана вышел бородатый мужичок, и вывел за собой под уздцы кобылу, тянувшую сани с пассажиркой. Последовав примеру поручика, Пахомка споро привязал лошадей и неслышно скрылся в чаще. - Как там графиня? - обеспокоенно кивнул головой полковник. - Без сознания со вчерашнего дня, - ответил штабс-капитан и пощупал лоб девушки в санях. - Жар усилился. Полковник тяжело вздохнул: - Где мы сейчас? - Тридцать вёрст от Тайшета, господин полковник, - с готовностью доложил поручик, уже держа наготове планшет. - Странно, но на имеющейся у меня карте это место никак не обозначено. Поляны нет, как и источника. Один лес кругом. - Кто сейчас в Тайшете? - вполголоса спросил штабс-капитан, спрыгивая с саней. - По последним донесениям, ещё три дня назад туда вошли красные партизаны. Поручик виновато опустил голову, а старшие офицеры переглянулись. - Что будем делать с унтером? - начал младший. Полковник поначалу не понял вопроса: - В каком смысле, капитан? - Заложит он нас с потрохами, ей богу заложит, - оскалив зубы, заговорил капитан. - Как только поймёт, что рядом свои - сбежит. Так ещё и на нас наведёт. - И что вы предлагаете? - полковник осторожно обернулся назад, высматривая, нет ли поблизости Пахомки. - Нужно избавиться от него при первой же возможности, - продолжил капитан. - Держать его при группе в нашем положении - опасно. Прорываться дальше предлагаю без него. - Согласен, - тихо поддержал его поручик. Предложение было обоснованным, и отнюдь не основывалось на одной лишь капитанской жестокости. Он действительно в тот момент желал спасти драгоценный груз из лап большевиков, и для этого готов был пожертвовать многим. Его полтика за пять лет беспрерывной фронтовой жизни оформилась в простенькую, но очень действенную формулу: «лучше ты, чем я». И ясно было, как сложится его дальнейшая судьба. Это был лишь вопрос времени. Штабс-капитан это знал и отдавал себе в этом отчёт. Полковничьи же мысли до сих пор оставались для него тёмным лесом. Вот и теперь, когда он надолго замолчал, обдумывая предложения, а затем резко мотнул головой, капитан почувствовал, что ничего хорошего он сейчас не услышит: - Я тут давеча подумал господа, - начал полковник неуверенно. - А есть ли смысл действовать дальше? Поручик вскинул голову и начал в упор смотреть на своего начальника. А тот, тем временем, продолжал: - С самого начала эта затея, не буду скрывать, казалась мне безумной авантюрой. Но тогда я ещё сам не хотел поверить в наше поражение. Но теперь... Оглянитесь вокруг! - голос полковника стал увереннее, когда он развёл руки в стороны. - Фронт развален! Никто не сопротивляется. Полки бегут! Солдаты дезертируют целыми батальонами! На юге тоже одни сплошные неудачи. Нам некуда бежать, капитан. На выходе из леса нас буду ждать они же. Понятно, почему Пахомка от нас не ушёл. С нами он сохраннее до цивилизации доберётся. И мне кажется, что продолжать борьбу в таком положении - бессмысленно. Они, - полковник указал туда, где несколько минут назад скрылся унтер, - доказали нам своё превосходство. Капитан слушал полковника спокойно, практически никак не реагируя. Лишь иногда он начинал сжимать и разжимать ладони, облачённые в лайковые перчатки, но более - ни одним мускулом в своём теле он не выдал полковнику своего лютого желания выстрелить сейчас прямо в него, в этого спятившего старого болвана. - И что же вы предлагаете, полковник? - как можно доброжелательнее вопросил капитан. - Отправиться в Тайшет и сдать груз. Может хоть что-то получится сохранить. - Вы о чём, полковник? - резко вмешался в их беседу поручик. - Всё о том же, мой друг. О золотом запасе. Вы не задумывались, поручик, какая судьба ждет это золото? - полковник кивнул на покрытый брезентом обоз. - Оно уедет за границу, где наши бывшие друзья растащат его под предлогом какой-нибудь мифической помощи. Если, конечно, ещё раньше у нас его не отберут чехи или какой-нибудь местечковый атаман, типа этого троглодита Семёнова. А так оно хоть в России останется. Да и для Светланы Юрьевны будет, хоть и небольшой, но шанс… - совершенно не глядя на своих спутников, а, словно бы разговаривая с самим собой, полковник отошёл к лёгким саням, где лежала графиня и начал поправлять на ней рогожу. Штабс-капитан медленно начал тянуться к эфесу шашки, не прекращая доброжелательно улыбаться: - Вы говорите, как большевик, полковник. Вы же понимаете, что это измена? Верховный правитель приказал... - Ну и где этот ваш верховный?! - вдруг резко вскричал полковник. - Где все его генералы? Почему мы шарахаемся от каждой проклятой деревушки, опасаясь расправы? Ради этого мы, что ли, воевали? Они, - полковник снова указал в сторону, куда ушел унтер, - оказались сильнее нас. И бессмысленно это теперь опровергать! Если мы продолжим борьбу - то не спасем Россию, а только навредим ей! Я не хочу продлять агонию собственной Родине. - Молчать! - не выдержал штабс-капитан и молниеносным движением выхватил шашку, глазами ища унтера и поручика. - Я с вами в одном окопе кровь проливал, а вы мне теперь тут о капитуляции рассуждаете?! Да вы безумец! Вы не способны командовать солдатами! Сдайте оружие и я, как старший по званию, приму дальнейшее руководство на себя! Полковник выхватил наган и выставил его перед собой. - Вот моё оружие, и я немедленно пущу его в дело, если вы, капитан, не прекратите препирательство! Так и быть, золото можете оставить себе, но графиню я намерен спасти. Забирайте обоз и кати… Последние слова полковника потонули в его же собственном захлёбывающемся крике. Внезапно обрушившаяся на его руку сабля поручика отсекла кисть, сжимавшую рукоять нагана, словно сахарную голову. Пистолет упал на землю вместе с конечностью, но его тут же подхватил капитан. Полковник, истошно крича, упал на землю и начал барахтаться, заливая всё вокруг багровым фонтаном крови. - Что ж не голову-то? - с ухмылкой спросил капитан у поручика и прицельно выстрелил полковнику в голову из его же оружия. - Предатель, - сплюнул поручик и вытер лезвие о полушубок затихшего полковника. За спинами их в эту секунду послышался грохот рассыпавшегося хвороста - это унтер Пахомка выронил собранные для приказанного костра дрова, увидев произошедшее. Убийцы обратили на беднягу свои хищные взгляды. - Пахомка, подойди к нам, - поманил его штабс-капитан. - Зачем эта? - присвистнув, потряс головой унтер. - Ну, подойди, подойди - не бойся, - не отрывая взгляда от него, капитан поправил козырёк фуражки стволом револьвера. Пахомка нерешительно засеменил к офицерам. - Слушай, а ты не красный часом? - деланно запанибратски спросил штабс-капитан, почёсывая затылок. - Чегось? - не понял унтер. - Ну, ты большевик? - Какой-такой большевик? - отстранился унтер, мелко крестясь. - Ну, тот, с кем мы воюем, - буднично пояснил штабс-капитан. - Да, нет, нет... - виновато отвернувшись, пробормотал Пахомка. - Нет! Меня считали некоторые ребята большевиком. Один раз даже под трибунал чуть не подвели. Ну, я тому, кто меня назвал-то большевиком - рыло начистил. - Мне, я надеюсь, ничего не начистишь, за то, что я тебя большевиком назвал? - хохотнув, спросил штабс-капитан. - Да нет, что вы, ваше высокопревосходительство… Вы ж сразу осерчаете… - Конечно, осерчаю, и пристрелю сразу же, - согласился капитан. - Не, ну а так-то невелик грех, правда? - на свою беду снова заговорил унтер. - Бывают же дезертиры у красных. А их потом в белые полки назначают... - По твоим рассказам мне так кажется, что ты большевик! - нахмурился капитан. - Да я не, да ни за что…Боже упаси, - Пахомка снова закрестился. - А ну раздевайся, холоп, блядь! - из-за спины заорал на него поручик, замахиваясь шашкой, на которой ещё алели разводы полковничьей крови. Пахомка, подвывая, отпрянул и стал неуклюже раздеваться. Капитан, тем временем, подтащил к болоту тело полковника и скинул труп в бурлящую жижу. Туда же отправилась и его отрубленная рука. Револьвер полковника капитан бросил своему сообщнику: - Попытается убежать - стреляй сразу. - Да куда он убежит, без штанов-то по лесу, - заржал поручик, водя стволом револьвера перед носом у запуганного унтера. Когда тот разделся до исподнего белья, поручик подтолкнул его к краю болота. - Ну, будьте же вы людьми, ваши благородия, - захныкал Пахомка. - Какие благородия? - захлебнувшись смехом, снова загоготал поручик. - Полезай в воду - погреешься. - Ну не надо, ну помилуйте! Барин! - взмолился унтер, повернувшись к своим мучителям. - А ну прыгай, скотина! - поручик выстрелил над его головой и Пахомка, отпрянув, плюхнулся в болото. Когда зловонная жижа начала поглощать его, унтер, вопреки всем правилам спасения на болоте, начал очень резво барахтаться в трясине и дергаться из стороны в сторону, что лишь ускоряло процесс его и без того стремительного погружения. Он отчаянно визжал и трясся, словно больной падучей болезнью, выкрикивая какие-то неразборчивые фразы, пока густой болотный перегной не стал заливать ему рот. Ещё несколько секунд на поверхности полопались пузыри, и трясина утихла, словно бы и не было в ней секунду назад живого человека. Отряхнув руки, поручик отошёл от кромки и принялся собирать одежду поручика в тюк. - В одном старый чёрт был бесспорно прав - без военной поддержки золото нам отсюда не вытащить, - глубоко задумавшись, проговорил капитан. - Наши основные силы уже на подходах к Иркутску, а мы тут сидим в лесу этом, в самом красном тылу! - Да это не лес, а чёрти что вообще! - выругался поручик. - Нельзя допустить, чтобы эта партия досталась красной сволочи! Надеюсь, хотя бы остальные обозы дошли благополучно. - Предлагаете оставить золото здесь, господин штабс-капитан? - понимающе кивнул поручик, осматривая сани с графиней. - Да. Нужно сделать схрон. И когда мы вернемся сюда освобождать Россию - здесь нас будет ждать хороший подарок, - довольный собственным планом, потёр руки капитан. - Думаете, болото достаточно глубокое, чтобы скрыть весь груз? - убийцы недоверчиво склонились над бурлящей бездной. - В любом случае, лучшего варианта я не наблюдаю, - процедил капитан. - Что будем делать с графиней? - поручик кивнул головой в сторону вторых саней. - В любом случае, она - не жилец. Тиф красивых девушек не щадит. И он возьмёт своё в ближайшие дни… Поручик хмыкнул. - Нельзя оставлять тело на потеху красным! Я займусь этим, а вы пока подгоните сани к краю водоёма, - он подошел к саням и снял перчатки. Он медленно залез внутрь, словно опасаясь разбудить графиню, и несколько секунд неотрывно глядел на её белое, как мел, лицо. Затем, отведя взгляд, он быстро надавил обеими руками ей на горло. На миг графиня, казалось было, пришла в себя и даже попыталась вяло сопротивляться, но сдалась довольно быстро. Уже через несколько секунд всё было кончено. - Прости, Господи, - взвалив истощённое тело девушки на плечи, поручик оттащил его к болоту и попытался закинуть как можно дальше от берега. Жижа с радостью впитала в себя ещё одну жертву русской смуты - всё так же тихо и мгновенно. Душегуб молча перекрестился. Штабс-капитан, тем временем, подогнал обоз к краю болота чуть левее и выпряг лошадей. Забрав из повозки нужные вещи, офицеры принялись толкать гружёные сани в болото. Хоть и со скрипом, но сани вскоре сдвинулись и, скатившись вниз, стали стремительно погружаться в трясину. Штабс-капитан, с детства отличавшийся непозволительно развитым любопытством, подошёл к краю болота…и вдруг неожиданно поскользнулся, плюхнувшись в трясину вслед за санями! -Владимир! Владимир! Помогите мне! - барахтаясь в зловонной жиже, заорал штабс-капитан. - Руку! Скорее, дайте руку! - казалось, что у болота разгулялся аппетит, и каждую новую жертву оно принимало всё быстрее и неумолимее. Поручик же подошел к краю и, улыбнувшись, сказал: - Ну и вот и всё. Само решилось. Меньше движений, капитан. А то вас быстрее засосёт. - Скотина! - зашипел барахтающийся офицер. - Вытащи меня! - Полковник говорил правду, когда кричал про «них», - поручик кивнул в сторону Тайшета. - За ними сила. И с победой мы сюда никогда не вернёмся. В это могут верить только фанатики, вроде вас. Но, если мы присоединимся к новым хозяевам России, то можно неплохо устроить свою жизнь. Особенно на деньги бывшего правителя России, - обстоятельно заговорил он, склонившись над своим беспомощным подельником. - Скотина…. Птфу, - штабс-капитан начал постепенно захлёбываться жижей. Поручик садистски захихикал. - Фууу... - непристойно выругавшись, обречённый начал отчаянно плеваться грязью, но потом умоляюще продолжил. - Я так не смогу, Володь. Добей меня. Застрели…Христом богом… Поручик, казалось бы, ждал этого и сразу же достал наган, который совсем недавно получил из рук самого поручика. Прицелившись в уже почти скрывшуюся в болоте голову капитана, он собрался уже, было, нажать на курок, но выстрелить ему не пришлось. Какая-то неведомая, но очень мощная сила внезапно рванула тело капитана снизу, из самых глубин трясины и в то же мгновение он полностью скрылся в утробах загадочного источника. Изумившись, поручик отпрянул от края болота и, воровато оглядываясь на него, направился к саням графини. Выкинув оттуда вещи жертвы, он практически содрал с себя офицерскую форму и начал облачаться в унтер-офицерскую, оставшуюся от Пахомки. Но в очередной раз взглянув в сторону источника, он обомлел… Из болотной жижи, уцепившись за край берега, показалась рука. Это было бы ещё не так жутко, если бы поручик через секунду не осознал, что обладатель вслед за рукой из болота не высунулся. Он мог предположить что угодно - что капитан каким-то чудом смог уцепиться за спасительный бережок или Пахомка за счёт своего веса не смог уйти на глубину трясины, но всё это не объяснило бы того, что на руке виднелся свежий след от сабли. От его, поручика сабли. И рука эта была полковничьей - та самая, которая совсем недавно сжимала револьвер. Необъятный, всепоглощающий страх овладел поручиком и, забыв, что на нём надеты одни только солдатские штаны, он со всех ног рванул через туман - обратно, к лесной дороге. А, тем временем, в апреле 2012 года майору Епифанову мельком подумалось, что не всё на этом свете ему суждено будет понять. Ну ведь правда: за минувшие дни он уже столько раз сталкивался с неизвестностью во всей её поражающее неподготовленное воображение красе, и не мог дать ей объяснения! Странно было то, что много раз почти убив его, неизвестность эта ни разу не доводила дела до конца. Но что-то подсказывало майору, что теперь она не отступит до самого финала. Каков же будет результат их последней встречи? Выглянув из-за угла штаба, Епифанов увидел прямо перед собой троицу, которая превратила его вчерашний день в настоящий ад: это были капитаны Кочегарин и Мышлаевский, а также их непосредственный начальник - майор Васильцов. Они что-то возмущенно обсуждали. Епифанов быстро выщелкнул из рукояти обойму «парабеллума» и осмотрел её вторично - все восемь патронов были на месте. Помощи теперь ему ждать было не откуда, да и черт бы с ней! Сейчас, в эту самую секунду он был полон решимости вершить правосудие сам. Единственный повод для жалости подсказывал ему так до конца и не уничтоженный атмосферой повсеместного безумия чекистский голосок, дребезжавший чуть повыше сердца: «жаль, что не будет никакой юридической нормы, чтобы обосновать расправу». Но, по глубокому убеждению майора, эти пидорасы заслужили разгром, и очень большой ошибкой с их стороны было считать, что подставленный следователь из военной прокуратуры пустит всё на самотёк. Да и вообще, когда это настоящему русскому офицеру требовались разрешения, чтобы завалить парочку мудаков? С этими мыслями майор резко выскочил из своего укрытия и начал на ходу стрелять по сгрудившимся перед ним офицерам. Первая пуля ушла мимо. Вторая пуля сшибла фуражку с Васильцова, а вот третьего выстрела, увы, не последовало. Боёк беспомощно застучал по патрону - всё было тщетно. Видимо, порох отсырел... Но отступать уже было поздно - его заметили. Швырнув бесполезное оружие в растерявшихся офицеров, Епифанов, издав боевой клич, бросился прямо на них, размахивая руками, словно деревенской молотилкой. Объект для первого удара был выбран сразу - им был майор Васильцов, самый опасный из этой компании и самый, на данный момент, растерянный. Сбив майора с ног, Епифанов успел нанести ему несколько ощутимых оплеух, но уже через несколько секунд был отброшен куда-то в сторону мощным ударом в висок. Майор успел подумать напоследок, что ударили его, видимо, рукояткой пистолета, но оправиться от этого удара он так и не смог. Со всех сторон на него сразу же посыпались новые удары ногами, и возможность подняться была для него полностью упущена. - Сука, блядь! Пидорас, блядь! Всё-таки вернулся, мудель, бля! - голосил Васильцов, работая ногами, словно заправский футболист. - Да как же ты заебал, а! Всё, хорош! Тащите его в штаб! Хорошенько намяв майору бока, Мышлаевский и Кочегарин завернули ему руки за спину и поволокли на второй этаж, в кабинет к Васильцову. Но в своей обители комчасти и не думал успокаиваться, а продолжил негодовать, распаляясь с каждой секундой всё сильнее. Он смотрел на Епифанова одновременно с отвращением и недоумением. Поведение опального майора никак не могло уложиться у него в голове. - Что ты вернулся-то?! Что ты, мудак, что ль, блядь, совсем?! Хули ты вымазал… - глаза Васильцова округлились, он присмотрелся к Епифанову лучше, и следующие слова проговорил уже в полголоса, немного ошарашено. - Хули ты говном-то вымазался, мудак, блядь?! Кочегарин и Мышлаевский тоже быстро отпрянули от майора, словно от прокажённого: - Ёб твою мать, блядь, и весь пол засрал, блядь! Весь в говне, блядь, а, весь в говне, а! - растерянно и даже немного отчаянно запричитал Мышлаевский. - Пророчество сбывается! - заикаясь, проговорил Кочегарин. - Пасть свою заткни, червь! - срывающимся голосом, заорал на него Мышлаевский. - Идите мойте его, блядь! Под струю, сука, мойте! Чтобы через пять минут он чистый был! Или нам здесь всем пиздец настанет! - Васильцов, сгребая вещи со стола на пол, начал судорожно набирать на служебном телефоне какой-то очень длинный номер. Осматривая в это время кабинет, Епифанов заметил одну странную деталь, которую не разглядел во время первого посещения кабинета комчасти - ею являлся одинокий портрет на противоположной от стола стене. В отличие от стандартного набора фотопортретов, на которых обычно были изображены президент и военный министр, а реже губернатор соответствующего субъекта федерации, этот портрет был написан красками и датировался, судя по росписи художника, 1931 годом. Изображен на нём был средних лет худой офицер с очень острыми и выступающими чертами лица. Судя по фуражке и петлицам, он когда-то принадлежал к структурам наркомата внутренних дел. По спине Епифанова пробежали мурашки размером с кулак, когда он понял, почему не заметил портрет в первый раз - изображённый человек был до того похож на него самого, что поначалу майор подумал, что в кабинете комчасти висело зеркало. Подпись под портретом гласила: «Владимир Георгиевич Епифанцев. 1887-1934. Начальник ОсобЛага «Тайшет-3»», что окончательно сбило майора с толку, и он начал всерьёз думать, а не повредился ли он рассудком конкретно здесь и сейчас, от быстроты сменявших друг друга событий. Но факт оставался фактом: с портрета на него, судя по всему, смотрел основатель всей этой военной части. Дождавшись ответа, Васильцов истошно заорал в трубку: - Начальник, бля! Начальник! Этот пидорас обосрался, блядь! Начальник, блядь, он обосрался! Высылайте гарнизон нахуй, я с говноедами один воевать не буду, блядь! Выслушав ответ, майор с каменным лицом опустил трубку и невидящим взглядом уткнулся в Епифанов: - Из-за тебя меня с должности сняли, блядь. Я теперь без должности! - заговорил он до безумия буднично. - Ты понял, что я тебя сейчас убью, нахуй? Комчасти неуклюже потянулся к своему табельному оружию и Епифанов всеми членами своими завертелся, пытаясь освободиться, но тщетно. Подельники майора крепко держали его руки, прижимая его коленями к полу. И вот в момент, когда холодный и безжалостный взор пистолета Макарова упирался Епифанову в мошонку, со стороны тайги внезапно послышался звук горна. Кто-то исполнял на нём бодрую, быструю мелодию, напоминавшую сигнал к началу атаки из советских фильмов про красных кавалеристов. А после того, как неизвестный трубач затих, из тайги раздался рёв сотен, а может и тысяч глоток. Васильцов на ватных ногах доковылял до окна и прильнул к нему. Васильцов и Мышлаевский тоже уставились на кирпичное заграждение забора, через которое, словно пчёлы из разворошённого улья, вдруг начали сыпаться человеческие тела. Им не было числа, и выглядели они в высшей степени странно. Обвисшая, местами разорванная мокрая одежда, напоминавшая лоскуты, делала их похожими на самых настоящих бомжей, но она, казалось бы, защищала их от всех угроз разом: от колючей проволоки, от падений с высоты забора и от летевших со стороны караула пуль. Штурмующие цеплялись этими лохмотьями за колючую проволоку, и даже иногда висли на ней, но всё равно упорно продолжали лезть через забор. Во дворе воинской части послышался робкий стук табельного оружия. Присоединился к нему и Васильцов, несколько раз выстрелив в сторону непрошенных гостей. Через миг матюгальники по всей части начал разносить сигнал тревоги. Теперь автоматы затрещали повсюду. Обороняющаяся часть ощетинилась кинжальным огнём. Но послышались ответные хлопки и со стороны тайги. -Пророчества не врали! Я стану полковником! - Кочегарин, казалось, погрузился в странный транс и, не прекращая, начал повторять эти слова. Лицо его с каждым повторением становилось всё вдохновеннее и лучезарнее. Но Васильцов, резко развернувшись, без лишних разговоров всадил ему пулю в лоб, чем оборвал радость бывшего подчинённого. Мышлаевский испуганно отпустил руку майора и начал на автомате вытирать со своего лица кровь коллеги: - Т-товарищ майор?.. - Я тебе слово давал, сука?! - грубо прервал его Васильцов и направил пистолет на Епифанова. - Ну что, орёл, блядь? Долетался? Майору, по его собственным ощущениям, оставалось жить несколько секунд, поэтому в этот небольшой отрезок времени он решил полностью отключить разум и дать волю своему телу. Уж кто-кто, а инстинкт самосохранения наверняка выберет за него самый оптимальный метод спасения. И тело, его многострадальное, избитое и истопленное в болотах тело, и на этот раз не подвело - нырнув под руку с выставленным пистолетом, майор разбежался и со всей силы навалился на Васильцова, спихнув его в сторону окна… Пронзительно затрещало стекло, а на смену это кошмарному звонкому скрежету пришло лёгкое ощущение свободного полета. В это мгновение он, сжимающий в своих роковых объятиях майора Васильцова, почувствовал себя мужчиной с полотна Марка Шагала «Влюблённые». Время, казалось бы, замедлилось, и теперь он парил в воздухе, словно на волнах тихой, деревенской речки. Но ещё через мгновение тело его тряхнуло с такой силой, что Епифанов на какое-то время даже потерял сознание. Очнулся майор от топота сотен пар ног, бежавших мимо него. Присмотревшись, он увидел, что ноги эти были очень странные - настолько разнообразно они были обуты. Высокие сапоги с галифе, старинные ботинки с крагами, лапти с обмотками - чего тут только не было. Для человеческой обуви, казалось бы, на плацу в этот миг распалась связь времён. Хотя нет, была у них одна и объединяющая всех их деталь - все без исключения предметы обуви, как и их обладатели, были пропитаны какой-то темноватой и очень густой тиной. Осмотревшись, Епифанов пришёл в себя и понял, что лежит на мёртвом Васильцове, и вариантов тут не было и быть не могло. После падения со второго этажа, тот хорошенько приложился головой о землю - после таких ударов люди обычно не выживают. Вокруг них хаотично сновали люди, внешне похожие на недавно встретившегося Епифанову Сведенборга. Теперь старший дознаватель военной прокуратуры увидел, что одежда их была под стать обуви - разнообразная, несуразная и сверху донизу покрытая какой-то непонятной грязью. Встречались среди мелькавших одеяний и офицерские френчи английского серого сукна (видимо, колчаковские), и летняя полевая форма чекистов, и крестьянские бушлаты, и сибирские чапаны. Со стороны хоздвора застрекотал пулемёт, и несколько бежавших мимо майора гостей из леса упали, подкошенные очередью. В ответ таёжники затрещали из берданок и вскоре выстрелы из хоздвора прекратились. Стрельба утихала, а отдельные автоматные очереди лишь иногда доносились откуда-то с периферии. Всё сильнее давила на Епифанова устанавливающаяся на плацу тишина. Нападавшие, тем временем, стали собираться возле штаба, окружая и с интересом рассматривая майора. Ещё через некоторое время двое обросших мужиков в казачьих папахах вывели из штаба потрёпанного Мышлаевского и поставили на колени рядом с Епифановым. В толпе неодобрительно зашумели. Но едва успев начать, рокот этот мгновенно оборвался и все таёжники разом разошлись, образуя в толпе широкий коридор, по которому со стороны КПП шла молодая и очень миловидная девушка в лёгком тёмном платье, которое никак не подходило ни к здешнему климату, ни к здешнему контингенту, окружавшему её теперь. В отличие от дикарей, она была аккуратно причёсана, лик её был чист, как у фарфоровой куклы, и никакой тины на ней не было. Более того, когда она приблизилась к майору, он с шоком для себя ощутил запах дорогого французского парфюма. - Пахомка, ты где? - весело воскликнула девушка и звонко рассмеялась. Расталкивая людей в толпе, справа от Мышлаевского вылез давешний толстый поехавший, которого Епифанов безуспешно пытался поймать, гоняясь за ним по всей части. В руках у него была миска, доверху наплоенная какой-то странной светло-коричневой массой. Майор судорожно сдержал в горле комок, просившийся наружу - он-то уже догадывался, что именно было в тарелке. Задорно подмигнув Епифанову, толстяк приблизился к стоявшему на коленях Мышлаевскому: - Братишка, я тебе покушать принес. Сладкий хлеб, братишка! Проголодался, наверное? - Пусть он жрёт, блядь, - капитан отпрянул от Пахомки и указал на Епифанова. - Я не говноед, я не буду жрать говно. Пусть этот говноед, блядь, жрёт! - Пусть! Посрём, а потом уже и спать ляжем, - бессвязно, но довольно убедительно сказал Пахомка капитану, разговаривая с ним, словно с младенцем. - Жирная рожа, блядь, - сплюнул Мышлаевский. После этих слов в толпе очень неодобрительно загудели, и снова началось какое-то шевеление. Чья-то сильная рука схватила капитана за плечо и со смачным хрустом оторвала ему погоны. Капитан попробовал сопротивляться: - Погоны, блядь, не тр... - но договорить Мышлаевскому не дали, потому что та же самая сильная рука схватила его за шиворот и утащила в толпу. Оттуда послышались глухие удары и приглушенные крики. Поехавший, глядя ему вслед, тоже упал на колени и заплакал: - Тюря ты, каша-малаша, лепесточки! Эх, ты! Лесом пошли бы, полем пошли бы! Сели бы! Спокойно, спросил бы, покакать можно, ты сказал бы: иди и покакай под кустик-то! И я покакал бы! Посрал бы там! Говно бы всё вытер пальцем вытер бы!.. Миловидная девушка подошла ближе, и потрепала толстяка по голове. - Бедный Пахомка… Всё никак не может привыкнуть, - затем посмотрела на Епифанова и доброжелательно улыбнулась. - Предложи попробовать господину майору. Ему должно понравиться. Всё, что только могло истошно закричать сейчас внутри майора, всё сознательное и бессознательное, заорало благим матом: «Бля-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-ядь! Только не это!» Говно всё-таки догнало Епифанова, и его погоня была проиграна. Майор понимал, что если он сейчас откажется, то повторит судьбу Мышлаевского. А умирать, тем более теперь, после стольких пережитых испытаний, ему отнюдь не хотелось. Поехавший вытер слёзы и, обрадовано подскочив к Епифанову, сунул ему под нос зловонную тарелку. - Браток! Толпа вокруг них начала на все голоса скандировать, сначала тише, но с каждым разом выкрикивая это слово всё громче: - Ешь…Ешь. Ешь! Ешь!! Ешь!!! Епифанов обречённо взглянул на тарелку. Кашеобразная субстанция. Много. Тарелка была заполнена буквально до краёв… - Ешь! Ешь!! Ешь!!! Ешь!!! Ешь!!! - толпа продолжала забивать гвозди в его голову своими выкриками. Но тут, неожиданно даже для самого Епифанова, вид свежего говна показался ему привлекательным. - Ешь! Ешь!! Ешь!!! Ешь!!! Ешь!!! Дрожащей рукой майор потянулся к миске и, зачерпнув горсть, поднёс ко рту. Принюхался. Удивительно, но пахло совершенно не тем, что ожидал учуять Епифанов. Сейчас это говно больше напоминало по запаху липовый мед. - Ешь! Ешь!! Ешь!!! Ешь!!! Ешь!!! Епифанов поймал губами комочек и попытался как можно быстрее проглотить его, чтобы не чувствовать вкуса, но, как на зло, говно расползлось по всему его рту, заполняя каждый уголок и полностью обволакивая язык. Однако, первый неосознанный порыв рвотного рефлекса моментально остановила наступившая эйфория. Майора почувствовал, как вены его наполнились тёплой кровью, весь организм его запульсировал и время словно замедлилось. Это было потрясающе! Епифанов стал жадно хватать двумя руками содержимое миски и запихивать в себя, жадно пережёвывая каждый комочек. Параллельно он пытался вспомнить, когда же ещё он мог испытывать подобное чувство? Дело в том, что ощущения казались ему очень знакомыми… Ну точно же! Когда тот лукавый поварёнок в офицерской столовой предложил ему попробовать сладкий хлеб… Остановился он лишь тогда, когда его язык уже в третий или четвёртый раз начисто вылизывал миску. -Пророчество сбылось, - провозгласила девушка. - В наши края забрел великий путник, которого приняла тайга! Он помог нам избавиться от наших захватчиков! Толпа радостно загалдела, возблагодарив за это избавление своих небесных покровителей. При этом у каждого покровители были свои. Это была ещё одна черта, по которой можно было вычислить, в какой момент каждый из них стал таёжником. Кто-то славил всемилостивого господа бога, кто-то товарища Сталина, а кто-то непонятного Епифанову «бога Кузю» -Теперь, приняв обряд посвящения, ты стал великим таёжником, который должен принести в наш край радость и спокойствие! - девушка положила руки на плечи Епифанову. - Встань. Майор поднялся и почувствовал на своей щеке тёплое прикосновение девичьих губ. - Радость и спокойствие? Девушка кивнула и стала рассказывать: - Долгое время народ тайги жил под гнётом последователей культа холодного Владимира! Они приходили в наш край, отбирали наши богатства и уходили, осушая наши жизненные источники. Но потом появился ты. - Они и тебя хотели сделать холодным, - добавил Пахомка. - Да, - согласилась девушка. - Но в твоём сердце бьётся кровь настоящего таёжника! Четыре раза они пытались посвятить тебя в члены своего культа и заморозить твоё сердце навсегда, но ты успешно отражал все их попытки! В тяжёлый час тайга сама помогла тебе найти правильный путь, чтобы ты расправился с нашими угнетателями. Ты - наш спаситель! Теперь толпа вокруг них не просто загалдела, а поистине заревела, самым искренним и диким первобытным криком, который наверняка издавали наши древние предки, убив существо, которое было в разы больше и опаснее самого человека. Этот рёв вдохновил майора. Каждое слово предводительницы таёжников делало его выше, сильнее, мощнее. Он уже ни в чём не сомневался, ибо знал, что всё рассказанное - правда. Да и сама тайга, вобравшая в себя эту воинскую часть, уже не таила никаких секретов. Она раскрылась перед майором, словно детский букварь, красочный, интересный и, что самое главное, понятный. Взамен тайга просила лишь одного… Всё нутро Епифанова забурлило. Он почувствовал, что место, где он находится, очень негативно влияет на него и расположившийся на гектары вокруг лес. Буквально каждой клеточкой своего тела он ощущал отрицательную энергию. Воинская часть была инородным телом в гигантском организме тайги. И его необходимо было извлечь - как занозу, как больной зуб, как репейник. Тело майора покрылось мурашками. Это уже не был прежний человек, теперь это было какое-то высшее существо. Великий таёжник. Голос его был громче самого страшного медвежьего рёва, а руками своими он мог достать до вершин столетних сосен. - Это место должно быть уничтожено! - громогласно приказал Он. - Сравняйте его с землей! И тот, кто был раньше старшим дознавателем по особо важным делам военной прокуратуры Иркутского гарнизона Георгием Константиновичем Епифановым, с силой ударил по плацу каблуком своего ботинка. Земля тут же вздрогнула, а по асфальту пробежали трещины. Толпа затихла. - Исполнять! - зарычал майор. И толпа таёжников с азартом кинулась громить бывшую армейскую часть… На этом и закончилась эта невероятная и неповторимая в своей необъяснимой уникальности история. К счастью, она закончилась хорошо, хотя все обстоятельства, казалось бы, обращались против нашего героя. И единственное, что мы должны понять, глядя на его пример, так это то, что порой за тайнами могут крыться ещё большие тайны. Но всякой череде неизвестностей рано или поздно приходит конец - и нет ни одного происшествия, которое не отозвалось бы в будущем тому, кто повинен в нём. Но как и что отзовётся - это вопрос из разряда вечных тайн. Одной из таких тайн для нас навсегда останется ТАЙНА ЗЕЛЕНОГО СЛОНИКА.