***
И это стало огромной проблемой. Нет — огромным разочарованием. Когда он грациозно, точно обольстительный хищник, шагнул к ней в лесу, и отблески далеких звезд играли на его точеном лице (или это Тав додумала уже потом?), и их губы соединились, а языки сошлись в страстном сражении, и мужская рука властно пробралась под ее одежды, отыскивая грудь... Тав взвизгнула и отшатнулась. — Ты что, рехнулась? — поинтересовался Астарион обычным своим тоном, и флер вампирских романов, читанных ею в юности, обратился в пшик. — У тебя руки, как у покойника! — она невольно запахнула рубашку поплотнее. — Дааа? Не хотелось бы расстраивать тебя, любовь моя, но я вообще-то... нежить? умертвие? Боги-боги-боги, неужели я забыл предупредить об этом? — Я представить не могла, что ты такой холодный! — Тав попятилась, когда он вновь нетерпеливо потянулся к ее груди. В романах, конечно, было что-то про игры с кубиками льда, но едва ли легкое прикосновение к коже сопоставимо с ощущением, когда твою сиську со всего маху накрывают пять ледяных пальцев и ладонь. — И что, пробужденного мною пламени страсти недостаточно? Тав решила не отвечать, чтобы не разжигать взамен этого пламя гнева. Астарион — видимо, в редкую для него минуту благоразумия, тоже. Раздраженно вздохнув, он попытался сосредоточиться на поцелуях, и Тав не смогла не оценить его усилия подбросить дровишек в умирающий костер. Губы были прохладными, язык — тоже, и в теплую летнюю ночь это даже бодрило. Но стоило холодной руке без предупреждения лечь на оголившуюся поясницу, все повторилось снова: визг, отскок. Астарион раздраженно вздохнул и, скрестив ноги, уселся на землю, потянувшись за отброшенной винной бутылкой. Тав нащупала вторую — на дне еще что-то плескалось. Та еще замена опьянению любовью, но какие еще у нее были варианты? Может, если она выпьет достаточно много, чтобы ничего не чувствовать... Нет, вот это точно был не вариант. — Я мог бы... пососать, — сказал Астарион после долгой паузы и еще более долгого глотка. — С такими желаниями тебе стоило выбрать на ночь Гейла или Уилла. — Не понимаю, это нужно тебе или мне? Теплая сладкая кровь горячит тело, возвращает щекам румянец... и, возможно, не только щекам... — Я не хочу, чтобы меня обнимали, как бифштекс! — Тав невольно потерла шею. Ранки давно зажили, но воспоминания остались, и были они не из тех, какие хотелось освежить. Тут же ее пронзила новая страшная догадка. — Погоди, или ты вообще без этого... не можешь? Астарион со стоном опрокинулся на спину. — Подойди и проверь! Готов предоставить свое прекрасное тело всецело услугам госпожи... мне же меньше работы, верно? Да уж: пленительные видения, как белокурый вампир осыпает ее ласками, промелькнули и исчезли перед мысленным взором Тав. Но если оставался шанс спасти эту ночь, не став при этом поздним ужином, — кем она была бы, не попробовав? Она без особого энтузиазма расстегнула пуговицы элегантного черного дублета, но когда пришел через рубашки — конечно же, еще более элегантной, с пышной пеной кружев, — потихоньку увлеклась. Тело у Астариона было что надо: бледное, но мускулистое, с заманчиво темными кружками сосков. Тоже холодное, но терпимо, если только касаться его ладонями и губами. Ниже пряжки ремня возвышался вполне интригующий бугор, и Тав уже с нетерпением расстегнула брюки, торопясь узнать, что такое Астарион для нее приготовил... — Он... синий? Самодовольная улыбка пропала с лица Астариона. — Ну, что не так на этот раз? Ты не любишь этот цвет? Он с тобой не гармонирует? Тебе еще не приходилось видеть настоящего мужчину? — С сосулькой между ног — нет! — Ну, хватит! — одновременно застегивая штаны, рубаху и отряхиваясь, Астарион поднялся на ноги. — Может, это тебе надо что-то решать со своей холодностью? Я слышал, это лечится! А я, прости, уж лучше проведу ночь в теплой дружественной компании амнийского красного. — Засунь бутылку в задницу, чтоб охладилось как следует! — крикнула Тав ему вслед, но утешения это почему-то не принесло.***
На следующий день лучше не стало. И на следующий. И вообще. Как-то ухитрился этот упыренок тронуть холодными руками сердце Тав — или, во всяком случае, гордость. Кроме того, она знала — хоть за что-то спасибо личинке, — что Астариону так ни с кем и не обломилось погреть свою сосульку. И если бы в один момент вино, хорошее настроение и очень большое количество неудовлетворенности вновь свели их друг с другом... Ничего бы не изменилось. Увы. — О боги! Полцарства за горячую ванну с лепестками лаванды! — стон Гейла вырвал Тав из горестных размышлений. — Что ты говоришь? — рассеянно пробормотала она. — Менестрели поют свои серенады, и я закрываю глаза, и все мои печали растворяются в ее ароматных водах... — Ты гений, Гейл! Схватив волшебника за грудки, Тав запечатлела поцелуи на обоих его щеках. — Что? Ты обнаружила это только сейчас? Нет, я все равно польщен, но... — Обещаю, что выпью в бадье первый бокал за тебя! И это свое обещание она исполнила, нежась в горячей душистой воде с лепестками гардении — куда более подходящей под настроение вечера, чем лаванда. Отсалютовала опустевшим бокалом Астариону — тот все еще смаковал свою порцию маленькими глоточками. Порозовевшее от тепла лицо казалось совсем живым. — Ммм, хорошо! Можешь, расскажешь секрет, как хранить вино таким холодным? — Ты точно хочешь знать, из каких самых глубоких, самых холодных недр моего... — Ладно-ладно, не злись, — под водой Тав нащупала то, что порадовало ее куда больше вина, — идеальной твердости и идеальной наконец температуры. — Мне кажется или мы оба готовы ко второму заходу? И на этот раз Астарион не возразил ей даже в пику.