Пионы почти расцвели

— Выпейте со мной вина в честь молодых влюбленных, господин? — улыбка Цзин Бэйюаня само очарование, но Мо Хуайян морщится от его слов. — Ах, простите, не представился. Я Цзин Бэйюань, приехал сюда прямиком из Няньцзина, а это — мой близкий друг, великий шаман У Си. — Учитель не пьет вина! — пытается вмешаться Цао Вэйнин. Какой добрый и наивный мальчик. Был ли Цзин Бэйюань похож на него в день своей первой свадьбы, когда пошел на поводу у старого императора и согласился на договорной брак? Чтобы потом ведомый ревностью и подозрениями молодой наследный принц замучил и его, и его невесту. Или замучил их Чжоу Цзышу, а принц милостиво повесил? Несколько жизней спустя это трудно вспомнить. Было ли это с ним или с кем-то другим? — Неужели в день свадьбы любимого ученика почтенный господин Мо не сделает исключение? — уста Цзин Бэйюаня все ещё сочатся медом, но Мо Хуайян непроизвольно хмурится. В столице он не прожил бы и двух дней. — Южные вина самые сладкие. Вы больше нигде таких не найдете! — Благодарю за столь щедрое предложение, но мой учитель... — опять встревает Цао Вэйнин. — Цао Вэйнин, не лезь, когда взрослые разговаривают! — Но, учитель, вы ведь... — Потом подойдёшь! — рявкает Мо Хуайян. — Прошу господина Цзина простить моего нерадивого ученика. О чем мы с вами говорили? Моя школа давно задумывалась над тем, чтобы торговать с варварами на юге. Теперь с презрением кривит губы великий шаман, только гораздо менее очевидно, чем этот глупый старик — нужно хорошо его знать, чтобы заметить. Все эти благородные школы звучат одинаково жалко, когда решают «снизойти» до торговли с южными варварами. — Цао Вэйнин, не мог бы ты найти Цзышу и передать ему, что пионы почти расцвели? — Пионы? — широко распахнув глаза, спрашивает Цао Вэйнин. — Но я хотел представить учителю... Цао Вэйнин похож на молодого оленя, рвущегося на лужайку, где его дожидаются охотники с луком и стрелами. Как бы Цзин Бэйюань его ни отталкивал с гибельного пути, он упрямо бежит обратно. Или это время? Время упрямо пытается вернуть свой ход? Цзин Бэйюаню ли не знать, как сложно изменить то, что предначертано. — Не позорь меня! — уже искренне негодует Мо Хуайян. — Чуть позже с тобой разберусь. После того, как Цао Вэйнин уходит с глаз долой, его учитель поворачивается к Цзин Бэйюаню и сетует: — До чего пали нравы современной молодежи! Я удивлён, что мой нерадивый ученик решил жениться на женщине, а не на лесной жабе! Или ещё хуже — на какой-нибудь бродяжке из цзянху. — Действительно, — соглашается Цзин Бэйюань, стараясь не рассмеяться. — Как пали нравы. — Ещё немного, и мужчины начнут жениться друг на друге! — Какие ужасы вы говорите, — качает головой Цзин Бэйюань. — У Си, мой друг, не подашь ли ты почтенному учителю Мо вина? Ядом во взгляде великого шамана можно отравить целый город, но он берет чарку и наливает в нее заранее приготовленное вино, а потом ещё одну — для Бэйюаня. Ведь если Цзин Бэйюань сам откажется пить, будет выглядеть подозрительно. Удивительно, сколько всего они со временем переняли друг у друга. — За нравы и устои! — предлагает Цзин Бэйюань. — Великий шаман, к сожалению, не может к нам присоединиться, его религия в этот лунный день запрещает вкушать вино. — За нравы и устои! — учитель Цао Вэйнина допивает вино до конца и падает замертво, так и не успев ничего заподозрить. Цзин Бэйань наклоняется ниже, прикладывает ухо к его груди, чтобы убедиться, что Мо Хуайян действительно мертв. Дыхания нет, а сердце не бьется. Хорошо, но для верности лучше сжечь труп. — Тебе из всего обязательно устраивать представление? — вздыхает У Си. — Я мог бы просто воткнуть в него отравленный нож. Цзин Бэйюань отрывается от изучения трупа, поднимается и до конца допивает свое вино. — Что за варварство? Это нарушило бы законы гостеприимства. В чарке Цзин Бэйюаня было ровно столько же яда, сколько у Мо Хуайяна, которого он угостил. Когда много лет живёшь с ядовитыми тварями, привыкаешь ко всему. После попытки принца его отравить Цзин Бэйюань до сих пор страдал паранойей, а У Си ему потворствовал. Так или иначе, Мо Хуайян получил по заслугам. — Пионы почти расцвели? — припоминает У Си. — Не знал, что вы с Цзышу в душе романтики. — Старые грехи, — безмятежно улыбается Цзин Бэйюань. — Если тебе это ничего не говорит, то и к лучшему? — А это не... — У Си морщится, теперь не таясь. — Это та омерзительная история. — Удивительно слышать упрек от великого шамана, который только что помог мне отравить человека. — Это был хороший яд, — пожимает плечами У Си. — Честный и быстрый. В отличие от намерений этого человека. Ты правильно сделал, что решил его убить. Цзин Бэйюань знает, что поступил правильно, но сомневается, что теперь они будут желанными гостями в доме Гу Сян и Цао Вэйнина. Такое случается, когда убиваешь почетных гостей на чужой свадьбе. Или Чжоу Цзышу с Вэнь Кэсином сумеют переубедить молодых влюбленных в необходимости этого поступка? Впрочем, чего ждать от детей, если Чжоу Цзышу, его старый друг, в первый раз ему не поверил. — Пойдем поглядим, вырезал ли Цзышу всех остальных сообщников почтенного учителя или кого-нибудь пощадил в честь праздника. Тебе не кажется, что с годами он стал немного сентиментален? — А твое сердце полно яда, как когда мы жили в столице, — говорит У Си, его слова полны затаенной нежности. — Хотя с виду ни за что не скажешь. — Удивительно, как Мо Хуайян столько прожил и возглавлял школу боевых искусств, не усвоив, что в первую очередь следует опасаться красивых услужливых незнакомцев, предлагающих испить вина.