Лотос под крылом дьявола

Дым жжет глаза почти как сычуаньский перец, только вместо любимой острой еды он разъедает самую душу, пламя обугливает израненное сердце, почти бережно засыпая раны пеплом. Лодка медленно раскачивалась на волнах, все дальше унося Ваньиня от дома. В лунном свете такие родные лотосы выглядели неведомыми тварями: алые, должно быть от крови лепестки, по кромке как сотни острейших зубов покрывал пепел, а редкие блики смотрели на юношу глазами самых близких людей.   Багряно-алые воды совсем не похожи на родные, сверкавшие всеми оттенками голубого, конечно им не под силу заполнить мертвую пустоту в душе, не смыть пепельный налет скорби, и точно не успокоить тихим плеском волн грозового бури на сердце. Горло словно разодрано его же любимыми собаками, а осколки их когтей не щадя дорывают ошметки плоти. Он сорвал голос еще у самого причала, из последних сил пытаясь докричаться до мамы. Хуже было только смотреть, как отец возвращается обратно, провожать взглядом его парящую в небе фигуру, прекрасно понимая, больше он отца не увидит. Цзыдянь держал крепко, не давая издать и звука, ни сдвинуться с места, а талисманы надежно укрыли лодку.   Легкий толчок, кажется берег, молнии постепенно исчезают, застывая на пальце кольцом. Очертания кажутся знакомыми, но вряд ли удастся узнать место, надежно укрытое ночной мглой.   Здания не кажутся заброшенными, но и следа людей не видно. Никто не выходит на скрип... Ваньинь садится на пол, поднимая облачко пыли, так удивительно красиво смотрящееся в лучах лунного света. Его взгляд устремлен только на далекие очертания родного дома, над горящей Пристанью так хочется увидеть лотос о девяти лепестках, глупое сердце, не желая слушать доводы разума еще верит в победу. Кровавое солнце зажигается несколько фэнь спустя, но Ваньиню не было до него хоть какого-то дела, самое главное он почувствовал за пару мао до сигнального огня. Два крепких меридиана с тихим звоном оборвались, оставляя золотое ядро трепетать, в тщетных попытках мгновенно залатать раны. Так резко, оставляя две никогда не заживающие раны на душе рвется только связь с родителями.   Ваньинь еще несколько мао сидел, смотря на тающий сигнальный огонь стеклянным взглядом. А после поднялся, зарычал, бросаясь на стены, кулак врезался в стену с тихим хлопком. Удар заглушила ткань. В лунном свете родной лотос о девяти лепестках рассмотреть было необычайно легко. Ваньинь замер, всматриваясь в символ родного ордена, огляделся, узнавая наконец очертания старой пристани. Память не подвела, он быстро определил комнату и резко сорвался с места, не обращая никакого внимания на выбитые двери и разбросанные по дороге вещи. Откуда в нем внезапно взялось столько энергии?   Массивные двери распахнулись так просто, впуская наследника Юньмен внутрь. Все помещение занимал огромный бутон лотоса из темно-фиолетового камня. Ци лилась без остановки, не так-то просто активировать такой огромный артефакт. Все девять лепестков наконец засверкали ровным пурпурным светом и бутон раскрылся. На мягкой семенной коробочке держась за руку лежали его родители... вернее их тела.   Последние силы покинули Ваньиня, он сполз на пол, цепляясь за соседние лепестки. Кажется вой был слышен на всю старую пристань. Трудно было разобрать слова, но проклятия были слышны довольно отчетливо. Обессиленный, да еще и потративший почти всю ци Ваньинь заснул прямо там, на полу возле лотоса.   Весь остаток ночи ему снился змей из едкого дыма, окружающий своими кольцами, заползающий в легкие. Просыпаться тяжело, Ваньинь переворачивается, укрываясь с головой покрывалом. И резко подскакивает, оглядываясь по сторонам, сон слетел со скоростью ветра. Сердце застучало как бешеное, в глазах потемнело, да и комната поплыла перед глазами, со стоном Цзян Чэн лег обратно.   — Как спалось? — послышался прямо над головой баритон.   Вторая попытка подняться не увенчалась успехом, кажется, стало даже хуже. Пальцы сжали ткань до треска и порвали на ровные полосы. Пришлось оставить затею врезать незнакомцу, тут бы хоть подняться. Одно радует: хоть убивать в ближайшее время Ваньиня похоже не планируется, иначе бы он не проснулся.   — Кто ты? — просипел наследник Цзян, не узнавая собственный голос. — Что нужно?   — И так всегда, — в голосе мужчины слышалась наигранная обида, слишком игривым тот был, — Сам же звал меня, не помнишь? — и добил мао спустя, не став дожидаться ответа, — демон я.   — Как?..  Захотелось самого себя хорошенько треснуть за глупые вопросы, но что мог он сделать? Видимо сил его лишил именно этот гуев демон, и теперь банально насмехался. Непонятно только почему его не убили, пока он спал, в казалось, самом надежном месте.   — Я бы не тратил понапрасну силы, — будто прочитал его мысли демон, но вряд ли это возможно даже для темной твари, — ты почти всю ци на перенос истратил, а вы без этих крохотных шариков не можете, — только шок не позволил Ваньиню подскочить. — Неделю отоспишься и будешь как новенький. А теперь поговорим о сделке...   — Я не связываюсь с демонами, — просипел Ваньинь, опускаясь на подушки.   Темная тварь только хмыкнул в ответ, видимо, не веря словам, но диалог нахально перебил запах тушеного со специями мяса. Вернее громкая реакция на это живота наследника Цзян. Так по-детски глупо натягивать покрывало на на лицо, в попытках скрыть горящие щеки и как-то отрешится от песен собственного организма. Еще с рук демона есть не приходилось!   Рядом послышались шаги, и аромат многократно усилился. Очевидно, завтрак в паре чжан от него, а дотянуться нет сил. Да что там дотянуться, он и сесть не может! Дожил! Дом разрушен, семья убита, а взять в руки меч и отомстить нет ни капли сил. А рядом стоит демон и наверняка насмехается, дожидаясь пока терпение или скорее упрямство Ваньиня кончится и он сдаться.    — Чего тебе нужно? — тянет он время, умирая от невозможности вгрызться в ароматное мясо. — Душу свою отдавать не буду!   — У меня сотни тысяч душ, к чему мне еще одна? — и его смех отчего-то походил на перезвон колокольчика, слишком звонкий, — мне скучно, а вокруг тебя много интересного. Поэтому я тебе помогу отомстить, а ты позволяешь мне как следует развлечься.   — Я подумаю, — прошипел наследник Цзян, отбрасывая покрывало, — может даш поесть, наконец?   — Мог бы хоть имя спросить, — фыркнул демон, ближе подвигая завтрак, — Или вежливости теперь не учат?   Ваньинь только пробурчал что-то под нос, не горя желанием заводить спор о вежливости с созданием тьмы, вломившимся в его дом и перенесшим его в постель. Руки тряслись так, будто он годами беспробудно пил, взять ложку было просто нереально, не говоря уже о палочках. Пришлось стиснув зубы терпеть как гуев демон кормил его, наследника ордена, с ложки как малое дитя. И даже рассмотреть его было проблематично, зрение кроме очертаний ничего не желало показывать.   — И долго так будет? — пробурчал Ваньинь.  — Пока ци не восстановиться, слишком мало ее, чуть не иссушил себя, мальчишка.   — Цзян Ваньинь, — прошипел он, не желая выслушивать нелепые прозвища.   — Только после тебя, — наверное демон усмехнулся, — Усянь*.   — Посмотрим, — хмыкнул Ваньинь.   Больше недели ему отлеживаться, к счастью, не пришлось, ци успела немного восстановиться, но передвигаться он мог только вдоль стенки или с помощью гуева Усяня, чью улыбку так хотелось стереть. Желательно навсегда, но увы, исчезать темная тварь не желала, продолжая ошиваться рядом и соблазнять своими кулинарными способностями. И где только научился так готовить? Сочное мясо, чуть хрустящие овощи, в меру острое...   Да Ваньинь и не против был бы принять его помощь, гуево создание оказалось очень полезным. И оружие держать точно умел, видно по походке: чуть пружинящей, глаза часто осматривали помещения, и ни одного лишнего движения. Но это же демон! Им нельзя доверять! Глубокий вдох — сейчас явно не время слепой злости. Тихий плеск волн неподалеку, прямо за стенкой, немного успокаивают, как и скрип досок под ногами гуева Усяня. И когда только наследник Цзян так привык к нему?!   — Все сомневаешься? — усмехается тот, ставя рядом поднос с едой, — Жаль кое о чем забываешь...   — И о чем же? — хмыкнул Ваньинь, не желая оборачиваться к нему.   — Что решаешь ты не только за себя. — выдохнул демон, — Разве у четы Цзян не двое детей?   — Темная тварь! — шипит он, бросаясь на демона с кулаками, — Ты не посмеешь ее тронуть!   — Мне и не нужно, — его улыбка бесит, как и то, как быстро он скрутил Ваньиня. Неудивительно впрочем, он все еще слаб. — Один ты не победишь и кем она по-твоему будет, став пленницей у Вэнь?   — Ты... — отвернуться, пытаясь притвориться глухим просто, сложнее заткнуть сотни голосов в голове и стиснув кулаки уточнить, — можешь видеть будущее?   — Только возможное, и довольно размытое, но и этого хватает, — выдыхает демон еле слышно, — пока ты один, оно не самое радужное.   И ушел, не дожидаясь ответа, только тихо скрипели доски под его ногами. Ваньинь вздохнул, опуская палочки, пусть мясо еще дразнило своим ароматом, но есть больше не хотелось. Как он только сам не подумал?.. В воздухе еще пахло пряностями, которые так любил этот демон. Ваньинь вздохнул поглубже уже приняв решение, но так не хотелось говорить, заранее представляя довольное лицо Усяня. А тот вскоре вернулся, молча сел рядом, бросая взгляд за окна. Ваньинь так и не смог сказать, просто кивнул, сжав рукой его ханьфу на плече. К счастью демон все понял: плечо обожгло его ци, видимо скрепляя союз.   — Отдохни немного, — посоветовал Усянь, поднимаясь, — После обеда пойдем тренироваться.   *** Свист ветра, звон стали, гудящие от напряжения мышцы, ци, с огромной скоростью гоняющая по меридианам. Как же он скучал по этому чувству... Ваньиню не было интересно как Усянь достал его Саньду, он просто был счастлив снова держать его в руках, рассекать им пусть не мертвецов или врагов, а обычные манекены. Вслух наследник Цзян конечно не смог сказать, но улыбка сама сказала демону насколько тот благодарен.   А ладони Усяня оказались нежными, с удивлением замечал Ваньинь, когда тот в очередной раз поправлял его стойку. Ему-то казалось, руки демона должны быть грубыми, но те были даже нежнее ладоней цзецзе. Как поразительно! Ваньинь тряхнул головой, пытаясь прогнать непрошенные мысли, безуспешно конечно, те вновь возвращались, стоило ему остаться одному.   Ваньиню оставалось только скрипеть зубами да сжимать кулаки, надеясь хоть болью отрезвить себя. Просто демон — единственный, кто оказался рядом, других объяснений своему желанию немного сблизиться с улыбчивой темной тварью не было и не могло быть. Но гули бы побрали звонкий смех Усяня, когда ему не удавалась самая легкая стойка, или беззлобные подколки отвлекающие от сотни голосов в голове и воспоминаний о мертвых близких.   ***  Вцепился в ханьфу Усяня, когда он пришел укладывать не в меру активного наследника Цзян, и невнятно пробормотал, не желая оставаться одному. Демон конечно не лучший вариант, тем более этот не в меру болтливый, но каждую ночь видеть смерть своих близких он порядком устал. Ему не нужны эти воспоминания, он и так прекрасно помнит перекошенные лица шиди, чуть отрешенную улыбку матери... Стоит отдать Усяню должное, он и слова не сказал, молча усаживаясь на край постели.   Ваньинь впервые смог выспаться не подрываясь каждый фэнь от мнимого ощущения огня, чувства чужого укоряющего взгляда или ощущения едкого дыма. Конечно он фыркнул утром и отвернулся, пряча покрасневшее лицо и довольную улыбку, но тихо прошептал «спасибо».   Засыпать рядом с демоном стало так привычно, что Ваньинь не знал как раньше мог часами ворочаться пытаясь сперва уснуть, а после не проснуться. Запах пряностей, тихий шепот, такое теперь знакомое тепло вмиг усыпляло его.   ***  Мало что изменилось, когда они покинули старую Пристань. Хотя нет, кое-что поменялось: уверенные взмахи обеих рук, рубящих псов Вэнь мечом, и ломающих кости точным ударом Цзыдяня. А еще чужое присутствие рядом, и только одно плечо среди множества темных тварей грело почти человеческим теплом и поддержкой.   Свист рассекаемой воздух стали да крики Вэней ночами обращались в умирающих близких, каждый раз возвращая обратно в горящую Пристань. Ваньинь жался к демону, пропитывая слезами его ханьфу. Было уже плевать на природу Усяня, хотелось его теплом стереть ужасные воспоминания, или просто на фэнь позабыть о них. Осторожные касания и нежная мелодия флейты — единственное, что подарило спокойный сон.   Забавно даже, только недавно Цзян Чэн шипел на Усяня, а теперь не мог без него заснуть, хоть дневных склок это никак не отменяло. Кажется, аромат специй насквозь впитался не только в одежду Ваньиня, но и напрочь засел в легких. А звонкий смех ничуть не хуже колокольчика успокаивал раздраженного главу Цзян.   ***  Быстрой тенью что-то мелькает в паре чжан — уклониться выходит с трудом. Вспышка режет по глазам, треск флейты Усяня режет по ушам. Чжулю быстро поднимается, готовя новую атаку. Цзыдянь искрит так сильно, что и самого Ваньиня обжигает молниями. Он этого не замечает, все внимание обращая на Сжигающего ядра. Перед глазами стояло лицо матери, отталкивающей его прямо в озеро, а в паре чжан пронеслась рука Сжигающего ядра. Ваньинь замахивался Цзыднем, а слышал не встревоженного Усяня, но собственный крик, когда гуев Вэнь пробил маме бок.   Мертвецы оттеснили псов дальше. В плечо вцепилась знакомая ладонь. Усянь ничего не сказал, только обеспокоено сверкал глазами. Бой они выиграли, но Чжулю со своей наследной ношей сбежал как последний трус. Его только предстояло найти.   ***   Сон пропал совсем. В блике луны ему мерещилась бледная ци Сжигающего ядра. В тенях казалось скрывалась его фигура, поджидая удобного случая. А во сне его ядро каждый раз сжигал этот пес, оставляя зияющую пустоту в груди. Как глупо мелко дрожать, прижимаясь к своему демону, каждый раз спрашивая можно ли восстановить ядро. Будто ответ может резко изменится на положительный...   Глупо в шаге от победы в войне как маленькому бояться каждого шороха, да только каким главой он будет без капли ци? И какой смысл был тогда в жертве родителей? Оттянуть время его собственного падения?!   Молчаливая поддержка Усяня, не молвившего ни единой шутки добавляла причин для беспокойства. Хотелось и накричать, пытаясь добиться хоть каких-то эмоций, и просто спрятать голову на его плече, тихо спрашивая когда же это кончится.   Хотелось прямо сейчас схватить меч да Цзыдянь и рваться в Безночный город уничтожить всех псов до последнего, и закрыться в покоях, по-детски прячась под одеялом от всех тревог. Непривычно тихий голос Усяня — единственное, что заставляет Ваньиня вставать и плестись на собрания, слушать никому не нужные споры стариков или очередные опасения Гуаньшаня, трусливо не желающего тратиться еще больше. Уже и спокойный глава Лань раздражал до зубного скрежета.    Цзян Чэн молчал по большей части, коротко излагая свои планы. Желания спорить не было, как и выплескивать свой гнев на остальных. Лучше не станет, только юнцом себя покажет в глазах других. Вот и выходило, что только Усяню и можно было пожаловаться.   Каким он стал жадным до своего демона, до его объятий, до пряного аромата, до звонкого голоса...   ***   Кровь еще стучит в висках, пусть бой и закончился пару фэнь назад. Ваньинь чуть улыбается, прохаживая между рядами заклинателей: раненных немного, убитых и вовсе нет. Неудивительно впрочем, Вэньских псов было совсем немного, большинство , почуяв скорое поражение бежало в Безночный город еще неделю назад, будто это их спасет.   Тихий то ли писк, то ли свист раздался неожиданно, Ваньинь еле успел увернуться: в паре сантиметров пролетела стрела. Обернулся — видать подмога. Видимо стрел больше не было, а вскоре мелькнули бело-алые одежды врагов. Глаза Ваньиня расширились — среди них стоял он, Сжигающий ядра. Главе Цзян не нужно было оборачиваться, чтобы узнать реакцию своих людей. Очень хотелось куда-то спрятаться, желательно в свою комнату, а пришлось приказать атаковать Вэней, беря гуева Чжулю на себя.   Броситься в атаку, чувствуя знакомое плечо рядом. Точный удар Цзыдяня — в воздухе повисла пыль, пару мао у него есть. Бледная ци Сжигающего ядра проносится в цуне, Ваньинь замирает, хватка на мече усиливается. Глубокий вдох, Саньду встречается с клинком Чжулю. Серия быстрых ударов, вперемешку с Цзыдяем, рвется чужая ткань, жаль кожа цела. Резкая боль, рубленная рана на его щеке, рык. Взмах — кнут задевает руку, опаливает кожу молниями. Глаза в глаза — Сжигающий ядра хмурится. Удар, подсечка, уйти в глухую оборону, зацепить Саньду, оттесняя дальше от центра боя.   Легкий холодок со спины... Ваньинь замирает, осматривается самым краем глаза, с трудом отбивая атаку. Его нет. Его личное проклятие, его демона за спиной нет! Сердце бешено колотится, клинок дрожит в руке, в глазах двоится. Отбиваться получается с большим трудом. Вспышки бледной ци Сжигающего ядра бьют по глазам, звон стали оглушает.   Ваньинь замирает буквально на мао, и этого хватает — рука горит тем самым заклинанием. Он дергается и не может даже меч приподнять. Перед глазами стоят лица его близких в ту ночь, когда они падали оглушенными от пустоты в месте ядра. Одними губами он беспрестанно шепчет, нет, зовет своего демона. Не чувствуется ни ледяной тёмной ци, ни перечного аромата.   — Не двигайся, — его шепот раздаётся прямо над ухом.   Он дергается, но заметить Усяня не может. Сердце похоже решило вырваться из груди. Вспоминая лица родных, потерявших ядро, к горлу подкатывает что-то склизкое. Кажется его мутит. Он не сможет жить без ядра. Заклинательство — вся его жизнь. Сжигающий ядра так близко... Чтобы увернуться остаётся всего пара мао. Ваньинь дергается, красные узоры на ханьфу так похожи на ленту его демона. Он будто наяву слышит его звонкий смех, блестящие серебром глаза, бархатный баритон, когда Усянь будит его по утрам. Кажется он чувствует тепло его прикосновений, и легкий пряно-перечный аромат. Или его насмешливое лицо, когда он появился рядом именно тогда, когда он готов был опустить руки. Глупо наверное, но Ваньинь улыбается и замирает.   До него всего пара ли* — Вэнь Чжулю заваливается на спину, на груди расползается алое пятно, портя ровный узор солнца. Перед глазами плывет, глаза режет знакомой дымкой, туман рассеивается и Ваньинь набрасывается на Усяня, хочет ударить, а в итоге прижимается к нему, комкая руками ханьфу на его спине. Пряно-перечный аромат удивительным образом успокаивает. Глубокий вдох, он отстраняется: бой еще не окончен.   Саньду чуть гудит в руке от избытка ци. Взмах, Цзыдянь сшибает двоих, разворот, подсечка, третий падает замертво...  ***  Красться в ночи к стенам родного дома, видеть на его стенах алое солнце, вместо нежного лотоса, ловить свое отражение в красной от крови реке... Ваньинь сжимает рукоять Саньду, резко выдыхает, кольцо только сильнее искрит, будто пытаясь разрезать ночную мглу сотнями молний. На плечо ложиться знакомая рука, легче не становиться, но Цзыдянь искрит заметно слабее. Он кивает, оборачивается к своим людям.   — Это наш дом!   Никто не подхватывает по одной лишь причине — им нужно пробраться тайно. Вэни ничего не знают о потайных ходах, на свою беду. Лодки тихо заплывают в одно из самых дальних озер, причаливают к берегу, все проходы изучены Ваньинем еще в детстве, ему и глаз открывать не надо, чтобы найти рычаг: дерево предательски скрипит, и все же поддаётся. Из туннеля тянет и сыростью от близости воды, и гарью от недавнего пожара, и трупной вонью. Ваньинь прикрывает глаза и жестом зовет людей за собой. Первым идет его личный демон, он буквально спиной чувствует знакомое тепло.   Только пряно-перечный аромат и ощущение такой знакомой прохладной ци не дают с головой окунуться в воспоминания. Он дышит глубже: в легкие проникает вся вонь туннеля, старается дышать реже и воздуха отчаянно не хватает. Сосредоточился на аромате личного демона, помогло.   Стена бесшумно отъехала в сторону, прямо в его собственные покои, где решил обосноваться Вэнь Чао, будто до него новость о смерти Чжулю не добралась. Хотя по стройному телу рядом с ним на кровати видно, его больше любовницы интересуют. Во рту так кисло стало, хотелось блевануть, и удержаться удалось с трудом. Наверное правильно разбудить его и пытать за смерть его семьи и близких, но ему просто хотелось быстрее покончить с этим. Он молча перерезал им горло: кровь брызнула ему на лицо. Ваньинь улыбнулся, наблюдая как гуев пес со своей шлюхой мечутся по кровати и затихают. Словно кто-то сжимал его легкие все время и только сейчас разжал хватку, дышать стало легче. Показалось будто рядом расслабленно вздохнула матушка и ей вторил голос отца. Он обернулся, замечая только вопросительный взгляд Усяня. Глубоко вздыхает и улыбнувшись одними уголкам губ, оборачивается, молча приказывая своим людям очистить Юньмен от псов.   Дверь покоев тихо скрипит. В коридоре тишина и только тихо скрипят доски под их ногами. Никто не проснулся. Совсем. Охранники и те не успели пискнуть. Меньше чем за сяоши* вся Пристань была умыта кровью захватчиков.  Под ногами противно хлюпало. Собственное отражение в алых лужах, освещенное светом Цзыдяня и занимающимся рассветом, выглядело жутко. Но было так удивительно спокойно, смотря на эти реки крови в сердце что-то мягкое потягивалось и мурчало, зализывая глубокие раны. Так легко было, и ловя свое отражение в крови врагов, он чувствовал будто летит на мече, в лицо бьет ветер, а снизу и рядом радостные крики самых близких...  — Юньмен очищен, — два слова, но какой теплотой и удовлетворением они отозвались в груди.   ***   Кровь никто не стал отмывать, все постройки просто снесли подчистую. Конечно отстраивать будет дольше, но Ваньинь не может себя представить спящим в каких-то покоях, зная как и кто тут умер, или видя еле заметные капли крови на стенах. А пить чай в обеденном зале, помня как именно тут начался тот бой, как тут падали замертво его шиди. Просто невыносимо.   Но нежная улыбка шидзе, когда та внесла в отстроенный на скорую обеденный зал суп из корешков лотоса того стоила.   Наверное что-то должно было ломаться внутри когда горели обломки его дома, а он чувствовал как что-то склизкое и темное сгорает там же в огне, вместе с кровавыми досками. Еще пару фэнь он смотрел на огонь, а после обернулся на стоящего рядом Усяня и схватив его за руку повёл в беседку. Самая дальняя, укрытая со всех сторон лотосами, смогла уцелеть. Они просидели там до позднего вечера, пока солнце не скрылось за горизонт.   Усянь облокотился на резные стенки беседки, мягко улыбался, слушая рассказы Ваньиня о детстве. Демон и человек. Так странно, тем более учитывая самое начало.   ***   Под ногами чуть скрипели доски, когда они прогуливались по отдалённым, чудом не тронутым уголкам Пристани. Жаль лотосами не пахнет, успели отцвести, зато можно сорвать пару коробочек и поесть семян. Пряный аромат вызывает легкую улыбку у вечно хмурого главы Цзян. Демон без умолку трещит рядом, и удивительным образом замолкает, стоит взять его за руку, густо краснея. Усянь замирает, поворачивает голову, заглядывая прямо в глаза, яркая напускная улыбка становится лёгкой и чуть смущенной. Грозный демон, еще месяц назад поднимающий толпы мертвецов на передовую, привычно затих, ближе прижимаясь к нему.   Это вызывает тихий смех, хоть и сам Ваньинь не лучше смотрится должно быть: грозный и вечно раздражённый, в миг становящийся нежным наедине со своим личным демоном. Как сейчас, в отдаленном уголке их предпочитают не искать, успев выучить реакцию своего главы на прерванное уединение. Вода с тихим плеском врезается в деревянные опоры, они уселись прямо на доски, не особо заботясь чистотой. Их не было видно, зато они могли издалека наблюдать за медленно вырастающими зданиями, за обрастающими стенами каркасами домов.   Усянь бесцеремонно уложил голову на его колени, прося что-нибудь рассказать. Только Ваньинь понятия не имеет что, и просто прикрыв глаза тихо напевает старую Юньменскую колыбельную, стараясь не замечать как защипали глаза.