***
Оставлять двух заклятых врагов один на один друг с другом — лучший способ избавиться от обоих. У Сарвенте не было подобных мыслей, когда она впервые решила оставить Рува и Селевера вместе, причём, на длительный промежуток времени, за который можно не только совершить идеальное преступление, но и выспаться впридачу. Женщина прекрасно понимала, на какие риски идёт, но, так или иначе, решилась. — Рув, можно тебя на секунду? — спросила монахиня, подозвав мужчину к себе. Одноглазый мысленно вздохнул и оторвался от своего дела. — Что? — Мне срочно нужно покинуть церковь. Возможно, на часов шесть, не меньше. Рув чуть не чертыхнулся. Внешне это никак не проявилось, он вообще держался молодцом, но Сарвенте всё равно почувствовала напряжение. — Я понимаю, что это сложно, — вздохнула женщина. — Но, понимаешь ли, Селевер — очень сложный подросток, оставлять его одного в церкви проблематично. У него бывают срывы, ты знаешь какие. Не мог бы ты присмотреть за ним во время моего отсутствия и помочь в случае чего? Мужчина мог и отказать, но только не ей. Этой женщине он был обязан многим, к тому же, обижать её никогда желания не было, поэтому Рув наступил себе на горло в очередной раз. Ему не привыкать. Не привыкать делать что-то против своей воли. Не привыкать терпеть грязь. — Хорошо, — коротко ответил одноглазый. Сарвенте будто расцвела. Она с надеждой в глазах посмотрела на своего друга, а потом вспомнила. — И не причиняй ему увечий, Рув. — Не могу обещать… — Рув! — Постараюсь, но не обещаю. Монахиня удовлетворённо кивнула. Через некоторое время она покинула церковь, и двое неприятелей остались одни…***
— Эй, одноглазый бомж, где мать?! Рув вздохнул уже не мысленно, пожелал себе побольше терпения и вышел к сыну своей подруги. Тот был зол, а увидев ненавистного «бомжа», стал ещё злее. — Она ушла, — ответил мужчина, оперевшись о колонну. — Какой, нахуй, ушла?! — возмутился Селевер, всплеснув руками. — Почему, блять, мне нихера не сказала?! И куда она ушла? Насколько? Демон разозлился. Почему мать ничего не сказала ему, своему родному, мать его, сыну?! Почему она сказала о своём уходе Руву, чужому, блять, человеку?! — На шесть часов, не меньше. Куда — не знаю. — Действительно, откуда тебе знать, тупица. И Сел развернулся. Рув крепко стиснул руки в кулаки, оставаясь при этом невозмутимым. Подросток постоял так от силы минуту и резко сорвался с места, рванув в направлении своей комнаты. Это… странно. Нетипичное поведение для него. Мужчина вспомнил наставления Сарвенте. Помочь, если что… И вздохнул. Отлипнув от колонны, он размял шею, плечи, руки, спину и всё, что затекло. Постоянно горбиться и ходить на полусогнутых коленях было тяжело, и к концу дня тело отзывалось тягучей болью. И всё это под аккомпанемент головной боли, вызванной либо мелким уёбком, либо чем угодно. Нет, неприязни не было. Просто Руву не нравилось находиться в обществе кого угодно. Сарвенте была исключением, а Селевер… Частью этого исключения. Рув направился к Селеверу. Целенаправленно или на подсознательном уровне — сам не понимал. Возможно, он совершал ошибку, но деваться было некуда, Сарвенте его не простит в обоих случаях. Проигнорировать странное поведение Селевера нельзя, причинить вред — тоже. Ему повезло, очень повезло. Если бы не монахиня, Рув давно бы заткнул мальчишку и научил его не просто уважать его, а не появляться не глазах никогда. Или чего похуже. Тем не менее, он пришёл. Встал перед дверью и прислушался: за ней послышалась громкая ругань и такой же громкий звук падения. Было бы неплохо, если бы этот буйный подросток решил прикончить себя. Было бы, если бы не Сарвенте. Что поделать, мать любила своего вредного сучёныша и желала ему всего самого наилучшего. Вот только ничем я помочь ему не смогу. Я такой же, как и он. Рув, без стука, зашёл в комнату подростка. Первое, что увидел, — бардак, а следом — лежащего на полу Селевера, который свернулся калачиком и что-то бормотал себе под нос. Мужчина бы попытался разобрать хоть что-нибудь, если бы ему абсолютно не было всё равно. Его дело сделать всё возможное, чтобы к приходу Сарвенте этот ублюдок был прежним, иначе она расстроится. Неспешно подойдя к демону, одноглазый сел на корточки и равнодушным взглядом осмотрел его. Повёрнутый к нему спиной, уткнувшийся лицом в свои руки Селевер продолжал что-то говорить, шёпотом, иногда шмыгая носом, будто недавно перестав плакать. Преступнику ещё не удавалось видеть сына подруги в таком подавленном состоянии. Чувствовал ли он жалость и сочувствие? Впрочем, нет. Прошёл бы мимо? Тоже нет. И даже не Сарвенте главная причина. Казалось, что Рув просто видел в этом комке злости и ненависти самого себя. Их объединяли ненависть, разочарование, утраченное чувство справедливости. Они были отрешёнными от мира. Одни. И всё же, это касалось Сарвенте. Этот маленький гадёныш являлся её сыном, её частичкой. Она явила его свету. Она любит этого маленького социопата всей своей прогнившей душой. А Рув… Он не ненавидит его. Совсем нет. При лучшем раскладе они могли бы найти общий язык, учитывая то, что не так сильно разнятся. Признаться честно, Сел ему тоже стал родным. По-своему родным. Мужчина решил начать с простых слов, не смея касаться подростка. Контролировать свою силу он мог, но всё равно опасался реакции мальца. Только не знал, что говорить. У него были мало опыта в общении с трудными подростками. У него было мало опыта в общении с демонами. У него было мало опыта в общении с кем угодно. У него вообще не было опыта в общении. Социум — дно, люди — дерьмо. — Селевер… — Какого хуя ты здесь забыл? — вымученно, почти без эмоций спросил Сел, продолжая утыкаться лицом в руки. Грубость — это защитная реакция парня. Сарвенте говорила, что он такой же, как и все: беззащитный, слабый, одинокий, брошенный. Любые колкости, грубости — это нормально. Он просто так хочет защитить себя от того, кто представляет угрозу. Но разве одноглазый предоставляет угрозу? — Сарвенте расстроится, если я брошу тебя в таком состоянии, — бросил Рув. — Что случилось? — Не твоего, блять, ума дела, старик… Одноглазый послал всё нахуй. Аккуратно, как только мог, схватил подростка и кинул его на кровать. Он правда старался себя контролировать, чтобы не сделать ему больно. Старался встать на его место, но нет. Рув такой же социопат, как и Селевер. — Ты какого хуя делаешь?! — не на шутку испугался демон, отползая от подошедшего к кровати мужчины. В полный рост он казался настоящим гигантом, монстром. А с этим лицом… Преступник, убийца. — Для начала, — подтащив парня за ногу, произнёс Рув и навис сверху, — тебе стоит научиться фильтровать базар, малой. И я тебе уже сказал, что не могу вот так вот бросить. Протиснув колено между ног Селевера, мужчина прижал его руки к кровати. Тот начал извиваться и шипеть, отчего хватка на его запястьях стала сильнее, но всё ещё щадящей. — Отъебись, ты мне нахрен не нужен! — выплюнул Сел. — Будет лучше, если ты вообще исчезнешь! Рув вздохнул. Разговорить этого мелкого, увы, будет трудно. — Успокойся, малой, просто скажи, что не так. — Что не так? Что не так?! Ты, блять, не так! Пришёл и отобрал мою мать! Отобрал и теперь пытаешься строить из себя законопослушного папочку, да?! Одноглазый вздохнул. Он подозревал, что дело кроется в этом, да и Сарвенте не раз упоминала, что мальчишка настолько сильно ненавидит своего отца, что любого другого мужчину рядом с матерью уже воспринимает как страшную угрозу. В первую очередь для самой Сарвенте. — Слушай, малой, ты зря так думаешь. Я действительно благодарен Сарвенте за всё, но мы не более, чем друзья. Не воспринимай меня как угрозу. Селевер на время перестал двигаться, подозрительно смотря на мужчину. Рув уж подумал, что на верном, пока мальчишка не нахмурился. — Да пошёл ты на… Попробуй, договори теперь. Глаза парня расширились от шока, губы обожгло чужими. Рув заткнул его поцелуем, влажным, горячим, но не напористым. Лёгким, почти неощутимым. Подросток испугался и ведь не мог ничего сделать, абсолютно. А так хотелось придушить этого мудака, вырвать ему второй глаз, убить и четвертовать, кастрировать нахер. Гандон… Какого хуя он творит?! Отпрянув, одноглазый посмотрел в глаза сыну своей подруги. Его лицо оставалось всё таким же бесстрастным. — Ты… чего творишь? — едва шевеля губами, спросил Селевер, медленно закипая. — Я тебя просил фильтровать базар, малой. Моё терпение не вечно, но будь благодарен Сарвенте. Если бы не она, я бы с тобой не нежился, — сказал Рув. — Будь хорошим мальчиком и послушай меня: я. Тебе. Не враг. Повторить? Только демон хотел открыть свой рот, как мужчина снова накрыл его губы своими. В этот раз он не стал церемониться, проник языком в удачно раскрытый ротик мальца. Почему-то именно таким образом он и хотел заткнуть его. Почему-то ему хотелось касаться его тела. К слову, до этого он ни разу не прикасался к Селу. Не хотел и боялся. А сейчас… сейчас он хотел, но продолжал опасаться своей силы. Разорвав поцелуй, Рув приник губами к открытой шее подростка и оставил лёгкий след. Тело под ним вздрогнуло. — Ещё что-нибудь? — Я… всё понял, понял! Прекрати! Зачем ты это делаешь?! — Не знаю, — честно признался одноглазый. — Возможно, ты мне просто симпатичен. Возможно, причин нет. — Ты ё… чокнутый. Руки по локоть в крови, морда кирпичом… Что вообще на это скажет мать?! — возмутился подросток. — Я не знаю. И разве тебя, демона, волнует то, что я преступник? — Ни капли, но… ты появился из ниоткуда, и моя мать полностью переключилась на тебя, — отведя взгляд, сказал Селевер. — Она не заслуживает такого… — Я был сиротой, у меня никого не было. А у тебя есть мать, которая тебя любит, несмотря на твой характер. Она хочет, чтобы мы нашли общий язык. Сел снова посмотрел на Рува. — Но ты… — Я тебе не отец, запомни, — наконец сказал мужчина. — Не воспринимай меня как того, кто мог бы им стать. Я — ужасный человек, преступник, и, как ты говорил, мои руки по локоть в крови. Я убивал, убивал от отчаяния, ради справедливости. А потом всех подряд, без разбору. Бежал. Сарвенте спасла меня, я ей благодарен. Она моя подруга, но не больше. — Допустим, — фыркнул парень. — Допустим, всё так и есть. Я верю! Может, ты уже слезешь? — Нет. Я хочу попробовать… — Чего ты там надумал?! Не смей! — Селевер, успокойся, я просто хочу помочь. Помочь тебе. Но парень всё равно забарахтался, пытаясь вырваться. Хотелось плакать. Плакать, как мелкая, обиженная жизнью сука. — Пусти меня, урод, пусти!.. Его стиснули в крепких, но нежных объятиях. Почему-то это успокаивало. Рув был тёплым, был рядом. Он гладил его по спине, голове, перебирал белокурые прядки, шептал что-то на ухо, обжигая его своим дыханием. В один момент он перестал быть угрозой, перестал казаться чужим. — Пожалуйста, увидь во мне друга, а не возможного отца, — шептал мужчина. — Я люблю Сарвенте, как сестру, подругу, но не женщину. И я никогда бы не отобрал её у тебя. Скажи мне, похож ли я на него, твоего отца? Селевер вздрогнул. В голове тут же возник образ мужчины, который смел называться отцом, мужем. Ужасная тварь, гниющая в Аду. Неверный, жестокий уёбок. — Нет, ни капли не похож… Кажется, подросток даже мог сказать больше. Они сидели так долго, несколько минут, час. Оба молчали, обнимая друг друга. Возможно, больше. Время для них остановилось. Селевер чуть не уснул. Он слабо подёргал руками. Хватка ослабла. — Скажи что-нибудь на русском, — внезапно попросил Сел. Рув задумался. Он не особо любил говорить на родном языке с тех пор, как оказался в церкви. Но раз его просят… — Я тебя люблю, — произнёс он, смотря в глаза подростка. — И… что ты сказал? — Я тебя люблю. Селевер покраснел. Возмутительно. Но звучит занятно. — Я… — попытался повторить парень. — Я те-бя люб-лю, — по слогам сказал Рув. Почему-то на душе стало тепло от попыток малого. Он никогда не интересовался им, его культурой, а тут хочет произнести что-то на русском. Забавно. — Я те-бя луб-лу, — коряво, но всё же повторил. — Да, почти, — вымученно улыбнулся мужчина. — Язык сломать можно, — фыркнул демон. — Люблю, люблю… К чему это? Рув пожал плечами. — Не знаю. Просто люблю. Одноглазый поцеловал Селевера в нос. Тот чихнул. — Я, наверное, тоже, Рув.