Маг - рунист

Двойное отрицание равно утверждению. Почти. Не скажу, что не была готова. Но и готовности особой тоже не было, хотя бы потому, что до конца не верила в эти байки. Мало ли истеричных девиц и очкастых шизиков в ролевой среде? Не досмотрят, так дофантазируют. Но утопающий схватится и за торпеду... Э... что-то мысли не туда понесло. У меня это теперь закономерно, они гуляют сами по себе, я – тоже, "руки роются в буфете, ноги лезут под диван"... Как дошла до жизни такой? Хорошо, что вообще смогла дойти. К семнадцатому мая, которое теперь можно отмечать как второй день рождения, открытию сезона полноценных полигонок, я дотянула себя до более-менее подвижного состояния только энергуйскими техниками, и второго шанса обмануть судьбу у меня по факту не было. Сестренка сделала квадратные глаза, когда я упихала шмотки в рюкзак и взвалила его на плечи. Шмоток было мало, иначе бы не донесла, вместо палатки взяла полиэтилен для тента, его же собралась натягивать над своей импровизированной лавкой. Чтобы не слишком много бегать, одна из первых заявила соответствующую роль, гномшу, мага-артефактора, а бижутерию, не проданную на "Городе мастеров", притащила в качестве игрового товара. Правда, когда мастер чиповать все это дело начал, геморрой мне устроил такой, что другой бы не отбрехался. Главным аргументом, как ни странно, было то, что руны настоящие и "вязь рабочая". А надо нерабочую? Или такую кривую, что владельца покалечит? Ну, да, в паре амулетов даже кровь использовала, не свою, понятно, а бычью, и не для нанесения рун, а как наполнитель керамического теста, так оно тут в тему: Уруз – это и значит "бык". Все это изначально делалось для настоящей продажи, а не для игры и не за жетоны. Арагорн наш, свет, Московский, недельной щетиной трясет и стращает: – А это что за скрипт, с зеркальным Хагалазом? Представляешь, что б это было, если бы тут работала магия? Я спокойно отвечаю, что да, прекрасно знаю, боевой такой амулет Хаоса, в зависимости от энергетического наполнения действие могло быть от полной деструкции противника до аналога кварковой бомбы из космоопер. – Планету, значит, в клочья разнесешь и не поморщишься? – спрашивает, глаза как щелки, зубки оскалил, улыбочка волчья. Я в ответ, что смотря какую планету, и вообще, уровень допустимой агрессии сильно зависит от обстоятельств. И что я, собственно, не из тех, кто блох вместе с бобиком травит. – А Хаос тебе, все-таки, ближе, да? Ну, думаю, что за допрос с пристрастием, и вообще, хватит со мной так разговаривать, вроде с улыбочкой, а сам искрит, как ножик в микроволновке. Говорю, мол, лоу нойз, мы не в Ваху режемся и я не темный эльдар, а ты не инквизитор. Он и отвечает: – Верно, я вообще этих мудраков не люблю. Киваю сочувственно: – Вот несчастная раса, никто их не любит! Настолько, что даже не признается, если к ней принадлежит! Большие глазки: – Кого, инквизиторов? – Нет, – отвечаю. – Мудраков! Хохот за спиной. Разворачиваюсь. Стоит еще одно чудо с хвостом, то есть, не тем, что у собаки из попы, а тем, в который волосы забирают. Белые волосы, как у альбиноса, но глаза у парня нормальные, темно-синие, значит, крашеный. – О, – говорю. – Именно блондинов у нас не хватало! И черенькие, и рыженькие, даже зелененькие и плешивенькие есть, а вот белых и пушистых – первый раз за сегодня вижу. Альвийский принц, небось? Не Велунд, случайно? А то могу резную тросточку продать – изображать хромоту. Девчонки так и будут штабелями укладываться! – Ага, – подхватывает А.М. – Только я ему сперва ноги переломаю, чтоб не лез, куда не зовут. Ну, балин печеный, сейчас чегой-то начнется... Старые друзья встретились, за дубье взялись... Нет, ничего, как началось словесной перепалкой, так ею и осталось. – Не претендую! – отвечает блондин. – Если ты жаждешь огрести проблем на свою задницу, мешать не стану. А то предупредить собирался, насчет инструментов, которые подведут в самый ответственный момент. – Вот про артефакты не надо! – возмутилась я. Ах ты ж, наглая рожа, не разбирается, а лезет. – Мои амулеты реально действуют, оно, конечно, не с бешеной силой, как в фэнтези, но всяко сильнее бабкиных заговоров, и на всех, а не только на тех, кто в это верит. Руны же, а не НЛП. Блондин посмотрел на меня внимательно, оценивающе так, и вздохнул, как бегемот: – Зря ты с Арагорном связалась, – говорит. – Манипулятор, склочник и лжец. К тому же, умственно ограниченный и недалекий. Худшее начальство и выдумать сложно. – А с чего ты взял, что он мне начальство, – подзуживаю, а так, в целом, понятно, на что намекает. – Вот отыграю, и разбежимся, как в море корабли, может, и не увидимся больше. Тут белобрысый на меня посмотрел, как налоговик на директора ресторана, типа, сама-то веришь в то, что сболтнула? – Ты, гнома, вот что... если этот (кивок в сторону А.М.) тебя совсем зачмырит – дуй ко мне во все лопатки. – А шо ви мне пгедложить имеете? – распахиваю глаза, как Сара на привозе. Ара бесится, но молчит и отворачивается, будто его это не интересует, а блондин прищурился и глядит на меня оценивающе со своих двух метров росту: – А чего ты хочешь? – Чтобы дуть во все лопатки, – говорю. – Надо это мочь. Знаешь, в чем сила мастера спорта по бегу? – Ну, в чем? – А в том, что если ты сильней, он от тебя сбежит, а если сильнее он – то ты от него никуда не денешься. – Понял, – ржет блондин. – Заметано. Больше ничего не нужно? – А остальное я и сама возьму, – успокоила я его. – Как там Алькор поет: если крыльев не дано – значит, нужно крылья сделать. Руки у меня не из жопы растут, соображалкой не обделена, вуз и десять лет на кризисных предприятиях за спиной болтаются. – Здорово ты его отбрила, – кивает мне А.М., когда блондин собирается уходить. – "Гномша – мастер спорта по бегу" – это уже готовый анекдот. – А с чего ты решил, бродяга, что у меня она будет гному отыгрывать? – кричит уже издали блондин и делает мне ручкой, так что не поймешь, то ли прощается, то ли зовет. – Топай-топай, – огрызается А.М., вставая между нами. – Иди, тряси булками на поребрике, тебя сюда не звали. После чего прочиповывает мне всю бижутерию без разбора, даже больше, чем на экономике насчитали. Ох, кто-то сегодня обвесится, как елка, и останется без обеда, а я за его здоровье дважды поем... Но обеда на этой стороне я уже не застала, а жаль – в поход надо идти пожрамши, ибо неизвестно, когда в следующий раз перекусить придется, и чем. Хоть я и ждала чего-то неожиданного, но то, что случилось, все равно застало меня врасплох. Потому что почти сразу после ухода А.М. пошел дождь. Даже не так: сперва налетел ветер. Резкий порыв, как мокрой простыней по мордасам. Сорвал тент, повалил цацки, у соседки, которая кабатчица, юбку на голову закинул, хорошо, мы не в средневековье, под юбкой треники прятались. Я барахло сгребла, говорю – "Нинка, сторожи", и еще подумала – добро, если смолчит, что я ее пореаловым именем назвала, а то мало ли... и кинулась тент ловить. Тут опять завыло, как в трубе, и резко хлынул дождь. Ветер после этого слегка потише стал, только все равно водой по лицу, как из прижатого шланга хлещет, а я этот кусок полиэтилена вслепую под ногами ловлю и по мокрой траве и глине оскальзываюсь. Измазалась, пока нащупала, вцепилась в скользкий край, как цепной пес в порточину, поволокла. Где-то вдалеке громыхнуло, потом ближе. Я смотрю – и ни фига вокруг не видать: ни леса, ни земли, ни неба, один сплошной дождь потоками, гляжу под ноги – а там вместо травы какая-то плетенка, будто в корзинке стою, и она... шатается, блин! И вцепилась я не в кусок полиэтилена, а в мокрую и скользкую веревку... стропу? Держусь, чувствую, что тащит меня неведомой силой в сторону, и опора ненадежная вбок наклоняется, и стропа выгибается под рукой, словно прослабла. Мммать! Вот влипла... Почему нельзя было меня во что-то менее экстремальное сунуть? Но это было еще ничего. В тот момент, когда я одновременно перетрусила и обозлилась, где-то совсем близко с шипением разорвался воздух, и меня шарахнуло по балде. Как и куда я дальше кувыркалась – без понятия, в себя пришла уже на земле, в перевернутой на бок корзине аэростата. Живая, и это – действительно, чудо. Обычно подобное приземление означает если не мгновенную смерть, то смерть через несколько минут, от внутренних повреждений, несовместимых с жизнью. А я не только жива, но и цела. Почти. Правая лодыжка, когда решила подняться на ноги, так стрельнула болью, что пришлось отказаться от дальнейших попыток. Видимо, перелом, потому что терпеть трудно. На карачках выползла из гондолы, стала осматриваться и ощупываться, тем более что дождь как стоял стеной, так и не собирался утихать. В паре шагов от гондолы обнаружился спутанный стропами и частично скрытый опавшим, как медуза на берегу, шаром, человек... нет, не человек, труп, и явно нечеловеческого происхождения. Фигура не та, слишком массивный торс, мышцы, как в америкосовских комиксах и кожа с оливковым оттенком, голова – там, где она сохранилась – тоже нечеловеческого строения, слишком развиты надбровные дуги и слишком тяжелая нижняя челюсть... с клыками. Затылок и макушка снесены то ли мощным тупым ударом, то ли выстрелом с близкого расстояния, кровищи натекла лужа, хотя это, наверно, еще и дождевая вода добавилась, а мозгов вокруг не видать – то ли изначально не было, то ли выстрел настиг его в воздухе, то ли смыло дождем. Труп обползла по дуге, чтоб в крови не испачкаться, нормальный такой труп, дохлый, не шевелится, и это очень здорово. Не хватало мне еще тут нежити. Как-то я отстраненно его воспринимаю, или это у меня шок от перехода такой, что все кажется почти нереальным. А ведь я нарочно сюда напросилась. Хотела начать новую жизнь, ибо в прежней мне уже ничего хорошего не светило. Серьезно нарвалась год назад, с тех пор здоровье ни к черту. Это, конечно, был не рейдерский захват, но что-то вроде того, "дружественное слияние" под замаскированной угрозой физической расправы, и владелец поглощаемой конторы под конец отомстил нам. Не руководству, а тем, кто вместе с судебным исполнителем вскрывал помещение. Три капсулы радиоактивного иридия в разных местах склада, по которому мы топтались несколько часов, свели в могилу представителя заказчика, активного полазившего по всем закоулкам, а нашим "специалистам по взаиморасчетам" стоили нескольких недель, а кому и месяцев в гематологии, и так называемого "неточного" восстановления. У меня начал катастрофически вымываться кальций из организма, и ни витаминно-минеральные, ни гормональные препараты не давали значительного эффекта в лечении. Оставалось либо надеяться на чудо, либо ждать скорой декальцификации и разрушения костей, а вслед за ними и мышц, и смерти в жутких судорогах. Бррр... Можно было продать квартиру и потратиться на лечение в какой-нибудь заграничной клинике – без малейшей гарантии и с очень слабой надеждой на продление инвалидного существования, при этом выставить сестренку на улицу. Нет уж. Можно было бы просто как следует напиться и шагнуть с десятого этажа. Быстрая смерть вместо мучительно долгой. Вариант на тот случай, если "не выгорит". Можно было поставить на возможность странного случая, одного из тех, о которых ходили упорные слухи в ролевой среде. Дескать, единицы из приехавших на игру на некоторое время пропадают, а потом появляются... сильно изменившись физически. Одного даже зеленокожим видели. Правда, бывает, и не возвращаются вовсе. Два таких случая зафиксированы доподлинно. Но попробовать, однозначно, стоило, как альтернативу шагу в окно. Статистически это было связано с А.М., который появлялся внезапно где-то за месяц-полтора до сезона, развивал бурную деятельность в сети, проводил от одной до трех полигонных игр и сматывался в неизвестном направлении до следующей весны. Хотя и назывался "Московским". Случаи были именно на его играх, и как этим типом до сих пор не заинтересовались правоохранительные органы – ума не приложу. Я прикинула, чем это могло быть, если слухи о вернувшихся – враки, и они пропали совсем и бесследно. Если похищением с целью разборки на органы, то со мной похитителям ничего не светило, поскольку мои давно повреждены именно на клеточном уровне. Если похищением в рабство, то покончить с этим элементарно в любой момент, достаточно веревки длиннее полуметра и минимально свободных рук. Или вообще каменной стены и места для разбега. Как, все-таки, просто становится жить, когда уже готов к смерти. Но могло случиться и так, что А.М. требовались наемники для решения нетривиальных задач. А тут я с моим перестроечным опытом, инженерным образованием и специфическим воспитанием. Ну, и рунист нехилый, и в эзотерике как рыба в воде, и кое-что из сейдра откопала буквально из-под камня... То есть, кандидатура разносторонняя, интересная и перспективная. Вот так и "попала". Кстати, складывается впечатление, что с белобрысым они из-за меня сцепились, и тому очень хотелось меня увести из-под носа у Ары. И экстремальное попадание с этим напрямую связано. Интересно, все-таки, кто у кого меня увел? Если я уже представляю, что за фрукт А.М., особенно после того, как вместе экономику для игры писали, то блондин из Питера... если он не такой же Питерский, как Арагорн – Московский... Осматривать останки воздушного шара под бешеным ливнем я не собиралась, но обгорелая дыра шириной с ведро, не меньше, оказалась перед моими глазами совершенно случайно – должно быть, так же, как я попала сюда, и окончательно уверила меня в том, что с аварией не так все просто. А посему – нефиг торчать на месте происшествия, сматываться надо. Хоть и на четвереньках. "Максим на пузе проползет и ничего с ним не случится". Но куда? Если темное пятно впереди – это лес, то стоит двигать именно туда, а если не лес... ну, надеюсь, отверну в сторону раньше. Когда доползла до леса, дождь почти прекратился, выглянуло солнце и сразу резко потеплело. Последние метры, учитывая улучшившуюся видимость, пришлось ползти по-пластунски, зато как я обрадовалась вовремя прорезавшейся трусости, когда сквозь кусты ежевики (по крайней мере, столь же густую и колючую растительность) разглядела фигуры, прохаживающиеся вокруг упавшего аэростата и попинывающие гондолу и труп ногами. Четыре гуманоида, каких – в густой дымке не различишь, плюс какая-то животина типа собаки, только с совершенно не собачьей грацией движений. Конечно, дождь следы смывает, но когда эту тварь спустили с поводка, я резко развернулась и припустила, опять же на четырех конечностях, вглубь леса. Там еще опасность то ли есть, то ли нет, а тут – вот она, въяве. Тварь плутала недолго, примерно через минуту я услышала, как ее тушка вломилась в подлесок. Оглядываться некогда, вскинула глаза в поисках дерева с более-менее низко растущими ветками и обломалась: зеленоватые гладкие стволы уходили в невообразимую высь и только на высоте десятиэтажного дома начинали ветвиться. Со сломанной ногой я по гладкому стволу и на метр не залезу. Что за... хрясь, хрусь и шмяк! Ховаюсь за дерево. Припав к глянцевитой коре, смотрю – метрах в пятнадцати от меня в петле болтается тушка собаки... нет, не собаки, кого-то гладко-чешуйчатого, и подергивается в агонии. Ловушка сработала – а ведь я там прошлепала, вон, даже след в опавших листьях остался. Мне повезло? Впору задуматься, а не дурак ли я, но, однозначно, некогда. Надо сматываться. Преследователи вряд ли побегут за своим зверьком с его скоростью, так что фора у меня есть. Вот только не попасть бы в другую ловушку. Ну, так пару сейдровских методик я знаю, или как? Тем более что сейчас мне не требуется призывать метель или грозу (и так мокрая, хоть отжимай), достаточно будет прочувствовать окружающую природу. Я благодаря этой методике уже давно забыла, как в наших родных рассейских лесах блуждать: куда надо – туда меня лес и выводит. За неимением лучшего попробую здесь. Присела на минуту у того же дерева, за которым пряталась, прикрыла глаза, сосредоточилась на ощущениях тела. И открыла границы чувствования, сливаясь с окружающим пространством. Ох... если бы он не отпустил меня, этот лес, не дистанцировался – я бы умерла от восторга, просто растворилась в нем. Не беспричинное счастье, это вряд ли похоже на ощущения крыски, раз за разом нажимающей на педаль поощрения, скорее, ощущение силы и могущества этого древнего организма... нет, разумного существа, как своего собственного. Эта не зависящая ни от кого мощь, этот масштаб, эта возможность чувствования среды всем своим телом с детализацией, как у электронного микроскопа. Только опасение полностью растворить сознание в этом сверхорганизме дало мне пендаль, и я стянула внимание в свою тушку. А он меня отпустил, иначе фиг бы у меня это получилось. Удивленно, как бы качнув головой, словно человек, на которого зашипел двухнедельный котенок. Я приоткрыла глаза. Деревья шумели где-то высоко над головой, а по опавшей прошлогодней, а то и более давней листве скакали солнечные зайцы. Яркие, сочные, словно пропущенные сквозь собирающие линзы. Впереди и чуть налево виднелась длинная прогалина, вроде тех, что бывают вдоль дороги, но даже тропинки по ней не шло. Приглашение? Встала, о! – а что же с лодыжкой, она так быстро зажила или просто такое обезболивание от сейдровской практики случайно получилось? – и пошла туда, куда приглашают. Вроде, если лес меня не растворил в себе, хотя мог, не убил, как ту собаку, а отпустил и даже немного подлечил, то вряд ли плохого пожелает. Сперва медленно пошла, потом как-то незаметно прибавила шаг, а потом уж и побежала... Точнее сказать, полетела. Если при беге нет разницы в скорости от того, как ты перебираешь ногами – это уже полет. Хотя ныыызенький-нызенький. Мимо серо-зеленые стволы мелькают, впереди синий туман колышется, и вокруг постепенно темнеет: то ли сумерки настают, то ли чаща становится гуще. Скорее, и то, и другое. На поляне уже совсем по-вечернему, сине-серо, и трава на ней почти черная, а звездочки раскрывшихся цветов – бледные, зеленоватые. Не хватает только кольев с черепами и избушки на курьих ножках. Но нету, никаких строений вообще не видать. Зато над мерцающими звездочками цветов что-то полупрозрачное мелькает. Нет, кто-то полупрозрачный с крылышками. Фэйри, что ли? Забавные такие, как комары или стрекозы с человеческими тельцами. Поднимаю глаза выше – на пологой ветке дерева, сильно отличающегося от окружающего леса повышенной корявостью, лежит еще одно существо – серо-зеленая остроухая девчонка с хитрой физиономией, руку вниз опустила и помахивает ею, будто с кошкой играет. Или с фэйрями? А из-за дерева появляется женщина в белой ночнушке и плывет ко мне, не приминая траву. Длинноволосая и тоже ушки торчат, как у лисы. Пытаюсь повернуть, убежать или спрятаться – в глазах темнеет, а тело перестает меня слушаться. Кажется, вырубаюсь. Это бред. Я знаю, что это бред, что я потеряла сознание и мне надо поскорее его вернуть. И я прихожу в себя – все бело, так что, наверно, вокруг меня больничная палата, а то, что со мной приключилось – активное фантазирование на темы прочитанных баек. Ну, что ж, не выгорело – так не выгорело, не очень-то и хотелось. Нет, хотелось, не ври себе... но не вышло. Ну, и хрен с ним. Нельзя мне хотеть чего-то слишком явно, такая у меня интересная особенность. Чего хочешь – того не получишь, получишь то, чего не желаешь, а, особенно, если боишься. Значит, надо бояться того, чего на самом деле хотелось бы. Ой, боюсь-боюсь-боюсь! Попаданства! Ой, хочу-хочу-хочу – чтобы это была больничная палата дурки! А-а-а... Я сошла с ума – какая радость! Прочувствовать это во все лопатки, продумать громко, почти вслух, добиться, фактически, материальности мысли... как в свое время на уроках литературы. Ну, не любила я ее, хоть тресни пополам! И учила раз пять за четверть. Так вот, чтобы не спрашивали, когда я не могу ничего выдать про очередной луч света в темном царстве, этот метод и придумала. Хотеть того, чего не хочешь. Это и потом меня выручало, в институте и на работе, самый яркий случай – когда у нас налоговая полиция сейфы изымала, а в это время активы в виде векселей на предъявителя у меня в трусах были спрятаны. Так что оно работает. Оно и сработало. Немножко прочувствовавшись после сеанса "хочу нехотимого, не хочу хотимого", замечаю, что, вообще-то, я не лежу, а стою, и не в палате, а на необозримой туманной равнине. "Вот те раз, – подумал Штирлиц. – Вот те два, – подумал Мюллер и кинул с крыши второй кирпич"... Это куда ж я завалилась? Сперва был аэростат, потом крушение, лес, поляна с фэйрями, а теперь вот это импровизированное Аустерлицкое поле? "Небо неясное, но неизмеримо высокое"? Что ж за гадость все в голову лезет, то Штирлиц, то Лев Толстой... Сколько мусора весьма средний индивид всю жизнь таскает в своей памяти. Именно мусора, потому что практической пользы от него – абсолютный ноль по Кельвину, может, кому другому и пригодится, но среднестатистическому обалдую даже понтоваться не выйдет: если все это знают – какой понт? А каратаевщина и достоевщина – это вообще нокаутирующий удар по механизмам самосохранения человека, как индивида, так и вида. В общем, мой вердикт: в муравейник! И сочинения, и сочинителей, если там что-то в гробах осталось... Даешь Тараса, Шлахтера и Силлова в программу средней школы! И выживательские методики. И бег по пересеченной местности с полной выкладкой. Эти размышления отвлекают меня от паники, подступающей с каждым шагом все ближе. Потому что, сколько ни иду, гольный камень под ногами не меняется, а туман впереди – не рассеивается. На ласковом озере Сарыкуль у заблудившихся охотничков по сравнению со мной была реальная возможность выжить: камыши вокруг, утки плавают, ружья у всех, с боеприпасом. И материал для настила, чтоб отдохнуть, и пища, если не совсем уж мазила, и шанс привлечь внимание спасателей дымом. А у меня тут что? Ни воды, ни ружья, ни камыша, ни уток. И что за тварь меня сюда закинула? Поорать, что ли? Хуже все равно почти некуда. – Эй, твою мать, – кричу. – Ара! Ты, морж хреновый, куда заброс делал? А куда получилось?! – открытым голосом, децибелы по нарастающей. И дальше тем же манером и разными загибами, аж во вкус вошла. Стою, подбоченясь, и выдаю, на манер базарной бабы, перлы высокого искусства в низком жанре. Ничего не вижу и не слышу. Дурища. Не замечаю, как вокруг меня тени стягиваются. Здоровые такие, метров трех ростом, назгульского вида, то есть в плащах с капюшонами, но без лиц, и в руках у этих назгулов... не поверите – метлы! Вот сюр, так сюр! Не удивлюсь, если вдруг покажется Саурон в оранжевом жилете или Мелькор на асфальтоукладчике. Да, не бывает скучных книжек, бывает мало грибов... Хотя ролевиков прет без них, они самопрульные. Теперь вот и я такая. – Уважаемые, – спрашиваю. – Где ваше начальство? Молчат, расступаются. И из-за широких спин выходит... натуральный бомж. Обычный такой, нормального человеческого роста и телосложения. Заросший псивой щетиной, в стоптанных кирзачах, ватнике и таких штанах, что маляр на работу надеть постесняется. И в глазоньках его мутных плещется море восторга, или, может, литр самогона. – Девонька, – говорит. – Ну что тебя сюда понесло, ты же мастер разговорного жанра. Даже я, и то пару новых выражений услышал, а меня удивить, это надо... о... это постараться надо, и не обещаю, что выйдет. – Так вы, – спрашиваю. – Местное начальство? – Начальство? – оборванец делает глаза невинного младенца. – Нет, что ты, я просто рядом проходил, наблюдал, так сказать, картину... – Проходил, значит... А давно уже тут... ходите? – Да порядочно. – А такого высокого брюнета с недобритой щетиной на хитрой роже не видали? Он еще себя Арагорном называет, ну, ник... прозвище у него такое. – Кликуха, значит, – бомж запускает пятерню в патлы и смачно скребется. – Нет, не видал! Во всяком случае, не сейчас. Не теперь. А тебе он на что? – Как на что? Выбираться мне отсюда как-нибудь надо. Я-то не глюк. – Да и я – тоже. – А вы, гражданин, под вопросом. Очень уж мутно себя ведете и на вопросы отвечаете уклончиво. Именно так неорганы в сновидениях поступают: чтоб ни фига полезной информации, но при этом вызвать бурю эмоций. – Неорганы? А, это КаКашный термин, как же, помню-помню. Знатно он народ натянул, до сих пор еще ведутся! – Да мне-то не надо объяснять, и так понятно насчет Орлуши, достаточно положить рядом «Даром орла» Бардо Тодол и сделать сравнительный анализ. В астрале, если всерьез поверить, что какая-то сущь тебя съест – так оно и случится. По всему выходит, что индеец бледнолицым все-таки отомстил. Скормил кучу народа своему племенному духу. А результат? Все равно его племя давно уже вымерло, и никаким шаманством назад не вернешь. – Ну, да. А ты, девонька, не верь. Никому. А то несправедливо получается – одним веришь, другим – нет... – Никому, говорите... И вам тоже, значит, не верить? – И мне... – пробормотал бомж тающим голосом. Гляжу – его уже нет. Вот глюки пошли, однако... Гребаные неорганы! Долго я здесь бродить еще буду? Не успела высказаться вслух, чувствую, кто-то сзади меня за плечи берет, аккуратно так, словно не человека, а развалину антикварную. – Хюльда! Ты давно меня ждешь? – ага, объявился, мастер-ломастер. – Давно, – отвечаю честно. – Уже успела с назгуло-таджиками повстречаться и с местным бомжом перемолвиться. Глюки зачетные. А ты обо мне забыл, небось? Назад в лес дорожку подскажешь? – И это все? – спросил Ара. – Это все, что ты мне хочешь сказать?! – А еще обругать надо? Тебе какой загиб – малый петровский или большой лесотехнический? – Ну, я, вообще-то, ожидал хоть какой-то благодарности, – насупился А.М. – Ты тело уже опробовала? И как тебе? – Знаешь, не обратила внимания. Сперва по твоей милости попала в авиакатастрофу, потом, чудом каким-то, не иначе, оставшись в живых, удирала от бандитов и их твари в лес, потом чуть в этом лесу не дала дуба, растворившись в нем насовсем, а под конец он меня вывел на какую-то совершенно бредовую полянку с фэйрями. Пока я говорила, глаза у Ары становились все шире и шире, пока не стали как у собаки из "Огнива", осталось только залаять. Но он начал ругаться. Ты, говорит, все ошибки, какие только могла, сделала. У тебя, говорит, на поясе вундервафля с суперганом висели, а ты деру дала. Ты, говорит, в заповедный лес по самое небалуйся влезла, а теперь дергаешься. Хотя можно было на опушке остановиться, как раз хорошее место для снайперской засидки нашла. И вообще, какого хрена ты сразу за ритуал слияния сознаний с заповедным лесом взялась? Без подготовки, без ничего... Что тебя, дескать, не употребили в пищу – это просто счастливый случай, но навряд ли так просто отпустят. Все, говорит, ты свой запас удачи исчерпала, ничего не осталось. Твое новое тело раньше принадлежало одной серьезной даме, пока ее не вынесли на тот свет ментальным ударом, а я, говорит, твою сущность в него сразу же подселил, даже сердце не больше двух ударов пропустило. Хорошее тело, крепкое, не изношенное, с сохранившейся эфирной оболочкой, а тут еще и твоя собственная прибавилась – если нормально срастутся, сразу через ступеньку по сравнению с его первой владелицей шагнешь, по силе почти архимагом станешь. Одна неприятность: ждать некогда, а то "переселенца" опознают, и расправятся, как с нежитью. Так что, говорит, пришлось форсировать процесс, чтоб за время беспамятства обе части в одну слились. Так что будет немного неприятно. И выкинул меня из тумана, хорошим таким броском через бедро... в следующий раз надо его за ухо схватить, а лучше – за яйца: может, оторвутся? Тттвою мать! Кто сказал, что чужая память – это здорово? Это зверски больно, ребята. Представьте, что вы вспомнили в единый миг всю свою жизнь, и это не красное словцо, означающее близость к смерти, а реальный плотный поток информации, который обрушивается на тебя, словно водопад в гнилую бочку. Теперь представьте, что эта жизнь – не ваша, и то, что проходит перед вашим внутренним взором, вы видите в первый раз, и вам надо это как-то интегрировать, упорядочить и проникнуться этим. Примерно поняли? А вот теперь займитесь! И не как в кино, а в -дцать раз быстрее и в несколько потоков... Я каталась по клетке, сжав голову, воя и матерясь во весь голос, а перед моим внутренним взором проходило... Город – серый, каменный, неприветливый, для меня чужой, но вполне знакомый. То ли поздняя осень, то ли ранняя весна, то ли тут зимы такие. Бодрящий холод, температура воздуха слегка в минус, тонкий лед пискляво хрустит под тяжелыми ботинками. Рядом идут друзья-соратники... нэхэрэхэ. Команда-как-семья, самый близкий перевод с орочьего. Вот этот, большой (я-настоящая отмечаю – тот самый, чей труп вчера лежал под пробитой оболочкой шара) – мне самый близкий, больше, чем нэхэрэ. Сурхвал – молчаливый, сильный, надежный; универсальный боец, ну, может, кроме лука (меткость не очень, но для "встреч на площади" ее и не нужно). Что радует – сегодня он не обвешан колюще-режущим, как терн колючками, а скромненько так с двуручником и пятью разнокалиберными ножами и кинжалами, распределенными по амуниции. Это не боевые действия, и у него, при хорошем раскладе, будет что-то вроде поединка – поэтому Сурхвал без второго, короткого клинка, полуметровой мощной, почти прямой сабли, здесь она называется "гуки". Пэрро и Тимдэл – чистокровные люди, вооружение щит-меч, они будут страховать его по бокам от остальных противников. Ну и я, точнее, та дама, в чье тело меня вчера вселили. Маг-самоучка, девушка сильно смешанных кровей, невеликих познаний и великой наглости, магическая поддержка. Сбоку и из-за спин. Едва светает. Идем быстро, пружинящим шагом, "встречи на площади" нам не впервой. Эти "встречи" – вроде наших ночных гонок стрит-рейсеров: не разрешено, но дозволено, обычно их никто не ловит. В окружающих харчевнях народ уже сделал ставки, хамни (букмекеры) закрепили амулеты дальновидения на фонарных столбах. Богатые будут смотреть на схватку, не вылезая из постели и попивая вино или тей-фре за ранним завтраком. Вдоль сумрачной улицы гуляют легкие ветерки. Нежный запах древесного дыма... откуда-то слабо потянуло свежим пивом и жареным мясом... тихо, по-раннеутреннему чисто и кристально-прозрачно: эфирная грязь города смыта ночными течениями, свежесть воздуха приправлена незамутненностью магических потоков. Пощипывает кожу, особенно на лице и ладонях, в груди поднимается волна навстречу новому дню, и вот – отблеск восхода на шпиле Дворца Гильдий – тогда мы, одновременно с противником, делаем шаг на площадь. И двести четырнадцать шагов, чтоб сойтись. Я-она не стала тогда атаковать воинов противника: слишком хорош был Сурхвал, чтобы ему потребовалась моя помощь, а Пэр и Тим вполне оправдывали свое происхождение с архипелага Кугро, где драться учатся раньше, чем говорить. Достаточно было поставить непроницаемый для вражеского мага щит над всеми: и своими, и чужими бойцами, и не беспокоиться за исход, точнее – препоручить его судьбе. Правда, я-она, на всякий случай, оставила в нем лазейку для себя: если что – подбросить сил раненому. Атаковать же друг друга маги не имели права по неписанным, но оттого не менее строгим, законам "встреч". У противника магической поддержкой занимался какой-то замотанный по самые уши пустынник, и он долго долбился в защитный купол, пытаясь разрушить его и таранно, и точечно, и за счет разности напряжений, и приложением двух противоположных стихий. Наивный нагханский юноша: это была не стихийная, а пространственная магия на рунной основе, только руны были начертаны не на амулете или артефакте, а в эфире над сражающимися бойцами. Сурхвал теснил противника, несмотря на тролличий рост и более длинный дрын последнего: просто за счет лучшей техники и большей скорости. Большая масса что бойца, что оружия в поединках – чаще вред, чем польза. Тим поразил своего врага, и теперь тот лежал, зажимая распоротую брюшину, и дышал сквозь сжатые зубы и через раз, надеясь не истечь кровью до завершающего гонга. Пэру достался более опасный противник – крайне быстрая полуальвийка с парными клинками, и она его вконец замотала, хотя не смогла серьезно ранить ни разу. Пустынник, кажется, сообразил, в чем дело, и потянулся к рунной вязи... Ну-ну... активной магией тебя нельзя, но вот в ловушку ты сейчас вляпаешься, не будь я Хюльда с восточной границы. Ага, прикоснулся к символам, питающим нити, схватился, рванул – и увяз: теперь уже руны будут пить его силу, пока я не изменю начертание. Собственно, встреча завершена – трое из четырех противников выведены из строя (только что мой любимый рассек ногу того полутролля, и теперь тот пятится, с трудом защищаясь, и стремительно теряет силы), а ушастой девчонке пора поднимать свои клинки кверху – против наших троих она не выстоит. Только что за дрянь сгущается в эфире... Словно на город опускается большая кастрюля... Свартчокан, откуда ЭТО? Что же за дриттово заклинание и что с ним делать? Ведь раздавит же, весь город сомнет, может, и не дома – а людей точно. Ну, если только... Вот разогнем мой купол, растянем, подпитаем еще... повыше, над гильдейским дворцом, над самым шпилем – чтоб точно ни одно здание не задело... теперь расширить канал от пустынника – насильно, а пусть тоже на город потрудится, не все ему беззащитных орков пугать; плетение выгнуть, как чашу... ребята, помогайте! – полуальвийка встала рядом, положила руки на плечи... еще! – Пэрро протянул руку мечнице, ну же! – Сурхвал рассек крест-накрест свою ладонь, порвал на мне рубашку и прижал кровящую руку к середине груди... вытянуть края наверх, свести... закутать чужое заклинание в рунные узы, связать, заклясть, увести от города... пустынник упал – истощение, обморок или мертв, и мой кулек начал истончаться и слабнуть. Кричу: "дайте еще силы!" – Тим подходит к раненому в живот противнику, зажимает ему рот и сует в рану пальцы. У несчастного только что глаза из орбит не выскакивают, пират с Кугро умеет пытать. Сила течет ко мне... тяжкая, плотная сила умирания в муках... я ведь чувствую их, не так ярко, как сам умирающий, но мне этого хватает... и в прямом, и в переносном смысле. Закутанное, окукленное чужое заклинание медленно дрейфует в сторону озер Тримерна, а я падаю в беспамятство. Прихожу в себя от резкой вони, напоминающей смесь камфары с уксусом, чувствую камни мостовой под задницей, а под лопатками – обнимающую меня руку Сурхвала... он лежит рядом и просто греет меня своим телом. А надо мной маячит примечательная физиономия: лысая, как у Фантомаса, голова, моложавое лицо с правильными чертами, изрядно попорченное бугристым шрамом, пересекающим лоб, глазницу, всю левую щеку и обрывающимся под подбородком, вместо левого глаза какой-то артефакт, сейчас, вон, мерцает, видимо, что-то отслеживает или передает. Лицо приметное и заочно знакомое: какая-то местная шишка. – Так, Хюльда, ты меня уже слышишь, не притворяйся, – говорит плешивый и убирает вонючий флакончик, затыкает пробкой и сует за обшлаг рукава. – Я так понял, что лидер вашего нэхэ... в общем, полувзвода – это ты. Хочу вас поблагодарить за помощь в поимке опасных преступников и спасении населения Нардела и его пригородов. Нет, это не все. Хочу еще предупредить – это не избавит вас от обвинения в двух убийствах, малефистике и черномагических практиках без лицензии, поскольку они были видны всему городу, и замять дело, при всем моем желании, не удастся. Вас, спасителей города, как только я отзову свой отряд, закуют в поглотительные колодки, поместят в тюрьму, осудят, и казнят не позже чем через три дня, считая от сегодняшнего утра. Закон дурной, но он – закон. Стоп! Не дергайся! Вас может спасти только одно – если вы дадите военную присягу, прямо сейчас. Да, я уполномочен ее принять. Нет, времени на раздумья у вас нет. Городская стража уже здесь. В этот день моя Хюльда стала боевым магом Империи, а ее нэхэрэ вошли в одну из групп быстрого реагирования. Не только они – еще Райни, мечница недавних противников, и П`хор, оказавшийся совсем мальчишкой, хоть и здоровенным полутроллем. Мешанина всех рас континента, бастарды, авантюристы, да и просто не ужившиеся в более пристойных местах личности оседали в "сером буфере", к которому принадлежал Нардел, неудивительно, что разнообразных полукровок и неидентифицируемых помесей в нем собралось больше, чем чистокровных представителей великих народов. Таким же котлом рас, но уже по другой причине, был "черный буфер", прикрывавший Империю, да и "серый буфер" с востока. Все, кого выдавила с восточной части материка нежить и нечисть, осели в нем, да еще ежегодно добавлялось пополнение в сторожевые крепости, состоящее, в основном, не из людей. Орки и тролли часто идут служить на границу, не из-за своей воинственности, а от безысходности: в благополучном обществе метрополии их не любят, и получить хорошо оплачиваемую работу почти нет шансов, особенно с учетом того, что для сельскохозяйственных работ они в принципе не пригодны, максимум для орка – коров пасти, а для тролля и это не под силу. Что с них взять? Степной орк – кочевник в энном поколении, главное занятие в естественной среде обитания – пастьба травоядных ящеров ктахи и периодическая драка с соседями за водопои, лесной – охотник и тоже скотовод, только у этих здоровенные полудикие свиньи, которых используют и в качестве ездовых животных, по-орочьи, кажется, они называются "савга". А горный тролль, попав из своего первобытно-общинного племени в долину, в по большей части человеческое общество, вообще ни к чему, кроме тяжелых неквалифицированных работ, не годен, да и то теперь этих непонятливых ребят все чаще заменяют големами: те платы не просят и делают точно то, на что их запрограммировали. Политика Империи, принимающей все излишки населения из двух опасных регионов, дала ожидаемый результат: серьезные набеги прекратились полностью, а заварушки местного значения купируются имперскими отрядами непосредственно в прилежащих к Великой Степи и Пртогхогскому нагорью регионах. Сам же "наброд" почти полностью оказывается в цепких ручонках вербовщиков раньше, чем успеет набедокурить в метрополии. Нелюдской контингент вербуют только в самые жуткие дыры: на восточную границу и в береговую стражу Теленки, которую от Кугро отделяет не такой уж широкий пролив. Не знаю, как из Теленки, а из черного буфера не возвращается никто. Около половины новоприбывших стражей погибает задолго до окончания срока службы, а остальные остаются и после десяти положенных лет, ассимилируются с местным населением. Слишком привыкают к тамошнему боевому братству и взаимовыручке, которое помогает и военным, и мирному населению противостоять регулярным набегам монстров, и не хотят менять рискованную, но привычную жизнь на более спокойное, но и одиночное, обособленное существование в метрополии. Вот где родилась Хюльда, понятно, почему она такая отчаянная. Тут же вспоминается детство, родители и братья. Отец низкий, широкоплечий, фигура квадратная; жесткие, как медная проволока, кудри обрамляют лоб, перечеркнутый гневной складкой, борода до глаз, глазки маленькие, темные, лицо грубое, нос вообще непонятной формы, видно, не единожды сломан... Вытирает пот рукавом, запрокидывает голову, тревожно смотрит в небо, шумно принюхивается... Ага, это он вышел из кузни... Да, я вспоминаю это, и то, что он не только кузнец, но и механик, и в какой-то степени рунный артефактор – чтобы выжить в "черном буфере" поневоле приходится иметь широкую специализацию. Мать сухощавая, сутулая, длиннорукая, со странной прической – не только монеты и бусины, но и птичьи косточки, перышки, даже чей-то жуткий коготь вплетен в мешанину мелких косичек... а, понятно, преобладающих орочьих кровей, человеческое проглядывает только в светлом оттенке кожи и в том, что клыки маленькие, незаметные, а не как у Сурхвала, например. О чем-то говорит с отцом... потом берет трещотку из костей, камушков и раковин-перловиц и начинает медленно ходить по двору, потрясая ею у земли... "Я кружу тропинки, я толку пылинки, с пятки на носок, я толку песок..." – заклинание пыли, в умелых руках сильное средство от нашествия зверья, что по небу, что понизу. Сейчас прилетят духи-ветры, закружатся, затанцуют с моей мамой, поднимут пыль, разыграются, понесутся на восток, навстречу приближающейся стае батхаудов, безмозглых собак, у которых только нос и пасть, даже глаз нету, но нюх необыкновенный, особенно на живых, с теплой кровью. Мать кружится на одной ноге, тоненько подвывает, трясет трещоткой над головой, и ее фигуру почти скрывает смерч. "Вьется, вьется, вьется пыль, пригибается ковыль..." Лишить батхаудов нюха – как ослепить, жаль, это ненадолго, но нам хватит, чтобы занести все ценное в кузню, подпереть двери колодой, а крышку продуха – наковальней, и через подземный ход на четвереньках переползти в крепость. Когда через полтора месяца нам удастся, наконец, вернуться – кузница разметана по камушку, а наковальня погнута и пожевана, на ней явственные следы зубов, потому что безмозглые собаки были только передовым отрядом нежити, а сзади на них напирали такие монстры, от которых и в самой крепости оборонялись изо всех сил. Когда инфернальное зверье отошло от стен и направилось вглубь человеческих земель – отряд добровольцев вышел из нашей крепости и ударил им в спину, из другой крепости вышел отряд навстречу, и монстры оказались в ловушке, так что ни один не прошел в "серый буфер". Воинов погибло больше сотни, а сколько поселенцев – считали, да сбивались, слишком много было тех, кто не успел уйти за крепостные стены. Это плохой размен, и на погребальный костер кладут даже не тела, а кровавые ошметки... И отец говорит: "Был бы у нас настоящий боевой маг – Лаймин остался бы жив, и Трина, и многие другие..." – и со значением смотрит в мою сторону. "Я буду! – говорю я. – Я выучусь и всех победю!" Отец меня не разуверяет, он, хоть сам и не великих магических сил, но чувствует, в ком есть дар... Да, конечно, разительный контраст с моими пореаловыми, ныне покойными, родителями. Кроме "дуры" и "бездельницы" я от своего отца эпитетов не слышала, хоть через задницу вывернись, а мать боялась перечить ему. Даже если оно было именно так – то вина за это вряд ли лежала на мне, только это было манипуляцией. Так сказать, подготовкой лабораторного материала. Семья Хюльды была значительно проще моей, даже с учетом местных реалий, и того, что грамотность мало распространена среди низших сословий, но дружная и какая-то уважительная внутри себя. Кто бы мог подумать – родители и в отсутствии посторонних не орут, не дерутся и не устраивают "показательных порок", главное наказание – "иди и переделай... пока не получится как надо"; братья не только помогают отцу в кузне и на "железном" дворе, они могут спрашивать, что, зачем и почему – и получают развернутый ответ, они могут высказывать свое мнение, правда, у отца любимая присказка: "мы тут подумали, и я решил" – но это правильно, кто несет ответственность, тот и решает... Острое чувство – наверно, это любовь Хюльды к родным, к семье – скрутило меня, как недавно чужая предсмертная мука, и я снова заметалась, едва ощущая, где голова, а где ноги. В носу защипало, потекли непрошенные слезы. Вновь осторожно прикоснулась к памяти Хюльды: "они живы?" – "да вроде... надеюсь". Хюльда и Сурхвал летели к ним. На "воздушной лодке", не задействуя магию, тайно – некая неизвестная мне угроза нависла над ней в последнее время, и открыто путешествовать было смертельно опасно. Впрочем, и скрытность не очень-то помогла. В последнее – это через четыре года после окончания академии, куда ее запихнули сразу же по приезду в столицу. Даже без экзаменов, только после сканирования сущности и беседы с двумя преподами, а потом и ректором, который возмутился очередным подсунутым Тайной службой великовозрастным учеником. Хюльде было уже восемнадцать, а принимали детей от восьми до двенадцати лет. Но уж больно редким среди не-гномов был ее дар к рунной магии, а проявившиеся в первый раз способности к черной – малефистической и смертной, как дополнение к рунной – сузили возможный выбор до двух вариантов: либо серьезное обучение и служба в имперской армии, либо смерть. Хюльда, а вместе с ней и я, благодарна Агерни Лангскегу, Бороде, за индивидуальные занятия по рунистике. Текефии Керрийской или Черной Ти, прозываемой также Челюстью: она взрастила ее новый талант, сделала его послушным хозяйке, а не наоборот, как частенько случается у чародеев-самоучек. Но более всего благодарна она Дереку Эльхемскому, одному из сильнейших менталистов Империи, главе Тайной службы и брату давно почившего основателя династии, прапрадеда нынешнего императора, за то, что он не спрятал концы в воду, отправив их нэхэрэхэ на эшафот, а признался в том, что в этот раз любители и недоучки сработали оперативнее профессионалов его конторы. Тому самому Дереку, которого даже безбашенные студиозусы боятся называть за глаза как-нибудь вроде "Плеши", но злые языки разнесли слушок, что во дворце его иногда величают Синеглазкой за примечательный артефакт в глазнице. Своевольный характер Хюльды не способствовал военной карьере, к ней и капральское звание, присвоенное сразу по окончании академии, как-то не прирастало. Да и не водят маги армий, они по натуре одиночки. Максимум – "Большая звезда" на дюжину магуйских морд, но в этом случае уже нужно два координатора и один "запасной" для подстраховки, если кого-то вырубит во время ритуала. Все четыре года по окончании Академии Хюльда проторчала в лабораториях и на полигонах, где командовала одним "вечным подмастерьем" и одним не раз чиненым железным големом. Сурхвал за эти шестнадцать лет успел дослужиться до капитана (что для столицы весьма серьезно) и быть разжалованным за какую-то драку аж до сержанта (дело ясное, что дело темное, тем более что среди пострадавших оказался сынок высокопоставленного чиновника). Но для восточной границы Сурхвал – никто и звать никак, да еще местных порядков не знает. С Великой Степи, гонора много... поэтому Хюльда так и не собралась за него замуж. А он звал. Только для степняка жена – все одно что скаковой ящер, еще неизвестно, что дороже, а Хюльде оно надо? – отож... Вот и решила попугать, показать, что за дрянь в "черный буфер" с брошенных земель забегает. Ага, прямо по анекдоту. "- Василий Иванович, это попугай. Василий Иванович отрывает попугаю голову и говорит: – А че его пугать-то!" Но, однако, не монстры убили Сурхвала. Его и НАСТОЯЩУЮ Хюльду. А теперь ищут меня, поскольку не нашли Хюльдиного тела. И мне с этими хмырями надо разобраться раньше, чем они разберутся со мной. Самым радикальным способом. А лучше всего это может получиться именно в "черном буфере", где я, имея знания и опыт настоящей Хюльды, окажусь в положении аборигена, а они – неопытных пришлецов. Но до него еще, судя по всему, пилить и пилить, вон, память подсказывает – пять дней на хваре (скаковом ящере), а пешком – так и втрое-впятеро дольше, это если дорогу не развезло и не завалило, и неизвестно вообще, отпустят ли меня эти лесовички – вон, в клетку засунули... Отпустили! Повыше подняли и отпустили... Не дожидаясь, пока я окончательно приду в себя, открыли клетку-плетенку, вытащили меня наружу цапучими лапками, схватили под микитки, дотащили волоком до края леса, и отвесили пендаль... уж пнули, так пнули – летела ласточкой, метров пять, затормозила руками и коленками о сырую землю заливного луга и упругие кочки жесткой травы. Ладони порезала – сразу в себя пришла. Маленькая боль хорошо отрезвляет. Еще бы водички хлебнуть, а то прям не рот, а кошачий лоток – сухость, горечь и воняет. Осматриваюсь, поднимаюсь, еще раз гляжу по сторонам – воды не видно, вокруг разнотравье по пояс и ни следа ручьев. Хотя должны быть, запах воды чувствуется, она где-то рядом. Неужели придется грязь раскапывать и из ямки отстойную муть хлебать? И через что цедить, если... да, если никаких носовых платков в карманах не водится. Не через портянку же. Ин ладно, надо бы осмотреть шмот, доставшийся мне в комплекте с телом и памятью от прежней Хюльды. А то какое-то супероружие сразу не нашла и чуть не порадовала убийц нелепой гибелью. Что там у нас на перевязи и в кобуре? Пусть нестандартная, но это действительно кобура, и лежит в ней... и торчит из нее забавная штука вроде игрушечного пистолетика из зачерненного металла. Игрушечного по форме, а не по размерам, размеры-то как раз под мою руку, а вот форма как у пластмассовых разноцветных игрушек с мигающими лампочками и скрежещущим шумовым оформлением. Дуло без дырки, сходящееся на конус и с крошечным камушком на острие, вроде, прозрачным и темно-красным, но точно не определишь, он полностью заглублен. Ни затвора, ни курка, рукоять рудиментирована до толстой пластинки с рунической вязью... ага, что-то проясняется. Это, судя по тому, что выдает мне Хюльдина память, местный аналог огнестрела, только магический: управление мысленное, контакт узора на рукояти с ладонью стрелка достаточен для управления, заряжается... заряжается от разлитой в пространстве энергии или заменой энергетического кристалла, которого хватает на десяток-полтора выстрелов. Где-то он внутри, потому что рубинчик на конце ствола – вершина дульного концентратора. Энергокристалл заряжается медленно, от трех суток в хорошем месте до полугода там, где "совсем голяк", а заменой... нужно пять секунд на то, чтобы откинуть крышечку, вытряхнуть использованный, вставить свежий кристалл, защелкнуть крышечку... и три декады, чтобы на него заработать, если ты охранник в ювелирной лавке или частнопрактикующий маг "мирного" профиля (это в сером буфере, в метрополии владение таким оружием всеми, не имеющими отношения к армии, запрещено). Дешевле периодически заряжать (заряжающий концентратор стоит уже полугодового жалования вышеупомянутого охранника) и носить с собой пару-тройку (а больше – лучше) полных кристалликов на замену. Где они там у меня? Чужая память подсказывает местонахождение коробочки, неожиданно тяжелой, и предупреждает, что заряженные можно брать "только перчаткой". Ага, вот и перчатка: ладонь голая, а тыльная сторона и пальцы прикрыты, выделка странная: кожа упругая, как резина, и со слабым металлическим блеском, но память упорно обзывает ее кожей. Надела, удобно. Застегивается пряжкой на запястье. Куда бы стрельнуть? Прижимаю ладонь к узору, удерживаю за колечко пальцем, направляю в небо... ага, вон жук какой-то летит, не так уж быстро, но во все стороны шарахается, как пьяный, никак на мушку не поймаю, тем более что и мушки у магуйского пистолетика нет. Пальнула с упреждением на предполагаемое вихляние, то есть скомандовала мысленным импульсом "пли!". А жук вильнул в противоположную сторону. Красная, не особенно яркая искра сорвалась с рубина, вильнула вслед за жуком, и с треском спалила его в ослепительно-белой вспышке. Здорово! Самонаводящиеся пули, мечта мазилы, и еще можно из-за угла стрелять. Но цель все равно видеть нужно... ничего, смастерю что-то вроде перископа, только бы к людям выйти, и, желательно, не к тем, что за мной охотились. Даже вспомнилось, как этого монстрика местной военной промышленности называют: махаг. И его более крупного собрата: канхаг, "огненный разрушитель". Какие еще цацки на мне поразвешены-порассованы? Кинжал в ножнах. Махонький такой ножичек, сантиметров сорок, в кармане не спрячешь, почти прямой, полуторной заточки, и, судя по узору металла, из сварного булата – ну, прям то, что надо молодой женщине для минимальной самозащиты, с условием, что она умеет им махать. Та моя тушка, что осталась на Земле, не умела – стало быть, придется полагаться только на рефлексы этой, вовремя отключая соображалку. Что еще? Мешок типа сидор со зверски затянутой горловиной; когда меня фэйри вышвырнули, с поясницы на шею съехал, только тогда его и заметила. Все-таки чужое тело, не приноровилась как следует, ощущения как сквозь одеяло. Развязываю, помогая пальцам зубами. В мешке горсть пузырьков с порошками и жидкостями, моток мягкой тряпки – вроде аптечки, только россыпью. Да уж, чувствуется орочья аккуратность… Потом разберусь, что от чего. Грифель в металлическом держателе, с колпачком – видимо, аналог карандаша. Еще такой же держатель с белым грифелем. Картонная коробочка с плотными желтовато-серыми листками. Бумага? Ну, я прям капитан Очевидность. Пустая фляжка. Еще одна металлическая коробочка, шире и площе той, где хранится боеприпас, внутри обклеенная замшей. В ней плоский кристалл с неровными краями. Как подсказывает чужая память, нечто для хранения информации, но для считывания необходимо приспособление. Нда... негусто. Ни воды, ни еды, ни коньяка, ни спирта. Пойду воду поищу, а то без еды можно прожить не одну неделю, а вот без воды, да по жаре – скоро загнешься. Что еще хуже – ни веревки, ни спичек, ни огнива не обнаружено. Левитировать, она, что ли, умела? Без этого пока проживу, но если не вспомню, как разжигать костер магией – будет мне веселая ночь. Аж передернуло... Пихаю баночки-коробочки назад, в сидор, пистолет в кобуру, ножик в ножны. Осматриваюсь. Позади лес, на три другие стороны – необозримые дали, и где тут речка, где ручей – искать замотаешься. Может, проще будет причувствоваться? Только бы луга не оказались такими же одушевленными, как вон тот заповедник фей. Аккуратно приоткрываю границы себя, готовая, если что не так, быстро захлопнуться, но ничего, никто не ломится, спокойно, рассеянная повсюду вокруг жизнь мелка, ее сознания слабы. Распахиваюсь и сливаюсь с лугом, ощущаю его как собственное тело. Ищу движение определенного сорта – протяженное, свежее и с постоянной траекторией-руслом. Ага, вот. Вытекает, правда, из леса, может оказаться... с отходами жизнедеятельности тамошних гуманоидов... с них станется, шкодный народец... да и не сильно широкий ручей, не артерия, даже не вена – так, подкожный сосудик, а ощущается он на левой руке, с тыльной стороны ладони. Что ж, туда и пойду, только назад в тушку втянуться надо и границы восстановить. Вот же он, в десятке шагов от меня был. Узенький, в полторы пяди, укрытый склоненными травами, течет, лепечет тихо, как увлеченный своей, только ему ведомой игрой ребенок. Вода прозрачная, пахнет водой и ничем больше, вот и попробую. Еще не дошла до той кондиции, чтоб из лужи хлебать. Вкусная водичка, сладковатая даже, или это мне в пересохшую глотку так пошло? Ладонями много не зачерпнешь, ложусь на живот и пью, как животное, прямо с поверхности, отплевываясь в стороны от травяного мусора. Напившись, скидываю мешок, снимаю кобуру и кладу перед собой, расстегиваю и стягиваю куртку, под ней обнаруживается свитер без воротника грубой вязки, стаскиваю его, под ним – мокрая от пота нижняя рубашка. Ага, вот ее и оставим, а, чтоб не продуло, пока сохнуть будет, куртку накину. Кобуру надеваю прямо на белье, все равно куртку скоро опять сниму. Что там на ногах? Грубые башмаки, окованные железом по мысам и каблукам, тяжелые, как гриндера. Ногами она, что ли, дралась? Иначе не понятно, зачем. Портянки из серой рыхлой ткани, намотаны поверх штанов почти до колена. Это хорошо. Сейчас ботинки сброшу да ножки освежу, перемотаю тряпки снизу наверх. О... это счастье... Пальцами пошевелить... Жизнь во! Странные, конечно, тряпки, слишком узкие и длинные, но чужая память на что? Руки сами намотают. Кстати, о теле. Не мешает посмотреть, что мне там А.М. подсунул. Чуть не клялся, что лучше не придумаешь, только он – тоже мастер художественного слова, почище меня, и надобно проверять. Штаны, правда, снимать не стала, и штанины закатать сложно – они вроде галифе, хотя сверху не такие широкие, но ниже колена резко заужены, почти в облыпку. Расстегнула крючок на поясе, посмотрела на живот. Ну, ничего, нормальный животик, подтянутый, без лишних отложений. Нижняя рубашка широкая, задирается элементарно. Груди в наличии, маленькие, и форма не ахти, ну и фиг с ними, мешаться не будут. Талия тоже как-то не особо отыскивается, фигура типа "тощая сосиска", но переживу, была бы здоровой и сильной. Прощупала тушку, насколько смогла, вроде, ничего не болит, не ноет, а что-то пальпацией определять – так я не врач. Туда-сюда наклонилась, попрыгала – ну, навскидку, все в поряде, остальное разгляжу, когда доберусь до большого зеркала. Должна же я к людям выйти, или как? Вот и пошли! Только фляжку наполню и на пояс прицеплю. Свитер на мешок сверху увязала, лямку на одно плечо кинула, все равно почти пустой, легкий. Пошла вниз по ручью – авось, приведет к реке, а река должна вывести к людям. На равнине люди завсегда сперва у рек селятся, а уж потом остальные места обживают. Иду, солнце вовсю жарит – это сколько ж времени с заброса прошло, сутки или больше? И желудок от воды встрепенулся, начал права качать. Ниче, милай, потерпишь, радуйся, что жив. Птички в траве чивкают, кузнечики и цикады трещат, а, может, тоже птицы, есть же и у нас такая пернатая мелочь, теньковка-сверчок называется, пение от кузнечика не отличишь. Легкий ветерок обдувает, жару развеивает, травой шелестит, ритмично так, что начинаешь подстраивать под него шаги. Два шага – шелест, три шага – еще один порыв, потом снова два... Второй ритм – скрип кузнечиков, он рваный, то с одной стороны заведется, то с другой. Третий уровень – птицы, тут вообще кто во что горазд. Но в общую тональность гармонично вписываются. И я, инстинктивно, начинаю встраиваться в эти ритмы, будто всегда так шла, спокон веков, и столько же идти буду, и ночь не наступит никогда. "А вокруг безумно ярко светит солнце, И раскинулась лугами без начала и конца, Та земля, куда уходит, чтоб вернуться Утром чистая роса" А ведь там поется... про "тот свет". Куда уходит высохшая роса, а? Вот именно. Ломаю ритм, отвлекаюсь от стрекочущих-щебечущих-шелестящих звуков. Экая тут среда... не то, чтобы агрессивная, а навязчивая. Втягивает в себя, встраивает, растворяет. И ощущения, особенно с поправкой на "тело с чужого плеча", слишком яркие и сочные, не как на старушке Земле. Такие были только в детстве ... ключевое слово – "в детстве". Мое детство продолжалось до трех лет, потом родители забрали меня от бабушки, и начались дурные игрища с постоянно меняющимися правилами. Впрочем, сейчас не об этом речь, а о том, что в раннем детстве нам все телесные ощущения внове, мы еще к ним не притерпелись, не обмялись под них. Именно поэтому так хорошо подмечаем не видимое взрослыми. То есть, сейчас нужно не столько встраиваться, это все равно что обтерхаться, заново повзрослеть, сколько подмечать то, что... ну, что невпихуемо в логику вещей даже здешнего мира. Потому что, чую, мне это очень скоро понадобится. Да, и не забывать о хмырях, что за мной охотятся. Если, конечно, жить хочу. Ритм луга отпускает меня, я осматриваюсь, стараясь не цепляться взглядом за волны травяного моря, и замечаю, что ветер-то холодный, и тянет теперь понизу, причем, со стороны понижения рельефа. Значит, река или, возможно, болотце совсем близко. Если болотце – обойду, из него может вытекать речка. По пологому склону разгоняюсь, почти бегу. Речка! Свежесть! Кусты густые! Да-да, вожделенные кустики, а то "бежала собачка по пустыне, вздыхала: если не попадется столбика, я умру". В прозрачной воде рыбешка играет, хватает мошку с поверхности. Э-эх, жаль, нет ни лески, ни крючка, а то б наловила. Впрочем, если припрет, пущу подол рубахи на сачок, нагребу мелочи. Какая-никакая, а жратва. Руками ловить не умею, не индеец. Можно бы попытаться птичку подстрелить, но что-то мне говорит об убойной силе "пуль", автоматически подстраивающейся под размеры цели, а жук-то испарился полностью. Что вместо птички получится? Обугленная тушка или сразу горстка пепла? "И лучше не рисковать лишний раз, применяя магию", – предостерегает чужая память. Ну, нет – так нет, не очень-то и хотелось. Не зря же путешествовали воздушной лодкой, у нас сказали бы – "на воздушном шаре". А кто это такой наглый на меня из-под коряги пялится? Сом? Но у рыб носы заподлицо с мордой сработаны, а у этой чуды сопатка торчит корявым крюком, и ко рту загибается. Тихонько достаю махаг, поудобнее устраиваю в ладони, сажусь на корточки у воды, гляжу в сторону чуды, и вдумываю ей, без слов: "Чего тебе, чудо водяное, от меня нужно? Если пожрать – обломаешься: одно лишнее движение, даже не твое, а просто в воде – я стреляю". Чудо нервно сглатывает, отвисшее горло дергается, как у ящерицы. "Да-ааа... – протягивает ко мне свою мысль. – Шлялись тут такие... дочку поймали, убили, а я – ничего не смог сделать... (шлепок ластой по воде, и я поднимаю руку с махагом) эй, пукалку убери! Если меня подстрелишь – не убьешь, но я тебе ничего не скажу" Я не только смотрю, а уже отработанным приемом причувствуюсь к реке, надеясь, что она не будет агрессивнее луга. Нет, сознания внутри нее бродят, есть даже несколько сравнимых с человеческими, но у самой реки ничего похожего на лесной сверхразум не имеется. Или она просто прячет его? "Ну, так что хотел сказать? Говори или уходи. Я в свою сторону, ты в свою". Чудо опять сглатывает и продолжает: "Дочку жгли огнем. Спрашивали про тебя, а она не знала. Два человека. Один альв. Кто еще один – не понял. Тебя ищут, убить хотят. Убей их сам". Поправляю водяного: "Не сам, а сама. Ты этого от меня хочешь?" Чудо ворочается под корягой: "Да". Я потихоньку растворяю границы сознания и сливаюсь с рекой, аккуратно подбираясь ощущениями к водяному. "Эй, ты чего? Кыш, не балуй! Ой, щекотно!" Ухмыляюсь: "Да я как-то еще и не начинала". И притом чувствую, что моя мысль приобретает реверберацию, словно за мной ее повторяют множество голосов. "Ты сильнее их! Ты сможешь..." "Надеюсь, – отвечаю я. – Но обещать ничего не могу. Куда они пошли?" "Вниз по течению". Вытягиваю сознание из реки, отсоединяюсь, втекаю назад в свою тушку. "Рыбкой угостил бы, хозяин! Свежей, съедобной. А то натощак какая драка?" "Так ты их убьешь?" – радуется, губошлеп осклизлый... "А это как получится, – отвечаю. – Обстоятельства не всегда в нашу пользу, но просто бегать от них и ничего не предпринимать – совсем дохлый номер" "О, тогда подожди, я сейчас!" – губошлеп скрывается под водой и через минуту рядом со мной в воздух взвивается рыбья тушка длиной где-то в локоть и шлепается на берег. Выхватываю кинжал и пригвождаю рыбку-переростка к земле. Вовремя – она дергается так, что руками я бы не удержала. Привычным – не своим, доставшимся от прежней Хюльды – движением прижимаю щепоть к рыбьей башке подальше от пасти и "прерываю нить жизни". Просто и красиво. Вот так бы свиней забивать, а то фига с два через толстый слой сала определишь, где у нее нити. Вырезаю подходящий прут из кустов, насаживаю на него рыбу, сгибаю ветку в кукан, и тащусь с подарком вдоль берега, отыскивая подходящее под костер место. Ага, вот песчаный пляж, можно расположиться. С одной стороны низко, с луга сидящего человека не видать, с другой – все под руками, даже растопка поодаль торчит, прошлогодние сухие камышины. Только дрова поискать придется. Но и с этим повезло, нахожу выбеленный временем и водой и высушенный до звона пень с остатками самых толстых корней, сооружаю из него и растопки подобие костра. Теперь бы разжечь. Руна огня. Почти послушного – Кано. Вырвется из-под контроля – беда, спалит неумеху изнутри или обуглит кожу до состояния головешки, глаза вскипят и лопнут... фу, гадость какая. Вспоминаю дальше. Вот так, обволакивая призванный ручеек стихии собственной силой, сплетая сетку канала, точечно направить на объект или отсоединить и замкнуть в шар... нет, файербол мне не нужен, мне бы только растопку поджечь. Направляю канал на кучку сухой травы... ффух! Многовато зачерпнула, от растопки не осталось и пепла, зато комель занялся веселыми лепестками пламени со всех сторон и, такое впечатление, даже изнутри. Н-да... нужно вспоминать и тренироваться, а времени нет. Ладно, поем, тогда и подумаю дальше. Разделываю рыбину, нарезаю потоньше, насаживаю куски на камышинки, чтобы, как только костер прогорит до углей – так сразу воткнуть с ними рядом, а то, чувствую, трухляшка долго тлеть не будет. Полрыбины умяла в охотку, не заметив, что без соли и перца. Вторая половина пошла труднее, но выбрасывать не хотелось, а коптить времени нет. Уперлась и дожевала. Почти. Судя по аппетиту, пищеварение этому телу досталось от мамочки, орочье, съесть могу больше, чем сама вешу и еще добавки спросить. Голову, кости, потроха и пепел с закопченным песком сгребла и закопала поглубже, чтоб издали место не определилось (магических следов я наоставляла столько, что вблизи даже полный профан заметит). Ладно, переварю слегка – и вперед, к приключениям, как орала полная жопа. Сижу на бережку, смотрю на воду. На нее, вообще-то, можно бесконечно смотреть, но не в моем случае – среда затягивает. "Где гнутся над омутом лозы, где летнее солнце печет..." Ага, стрекозы, как же... Соврамши, Алексей Константинович! Река сама жертву манила, или такой вот водяной, хотя второе – навряд ли. Среда – она не то, что хищная, а скучно ей. Каждый день одно и то же, и так – сотни, тысячи лет. Тут любой сбесится. Даже удивительно, что все эти ландшафты, будучи либо разумными, как фэйревый лес, либо полуразумными, как река, не охотятся за людьми, как мы в доинтернетное время – за новыми кассетами. Река сморщила гладь, и проступившее на ней лицо ухмыльнулось. Я помахала ей, встала, и, размяв затекшие ноги, двинулась дальше. Но уже тише. По-хорошему следовало вообще в другую сторону идти. Хорошо, убийцы обознались, опередили меня и ловят ветер. А мне бы повернуть и пойти вверх по течению, подальше от них. А потом? Не могут же они вечно плутать? Через, максимум, пару дней поймут, что обознались, и догонят меня в два счета. Надо напасть самой, используя эффект неожиданности. А еще пора восстанавливать навыки магуйства так любезно предоставившей мне свое тело и память Хюльды. Времени, времени нет! И где его взять? Может река меня понести вниз, а я в это время повспоминаю? Но для этого нужен плот, а деревья мне нечем валить, да и опасаюсь я конфликтовать с местными ландшафтами. А без деревьев как обойтись? Помнится, школьницей в котловане с ребятами на пенопласте каталась. Полистирола тут нет, а если расплавить песок и вспучить стекловидную массу? Вулканический шлак оказывается вполне плавучим. Только плотность не помню, что-то вроде шести-восьми центнеров на куб, нет? У пенокварца, идущего на космические нужды, поменьше – около центнера на куб. А у пенополистирола в три раза меньше. Да уж, объемом не скомпенсируешь, а если еще сделать полости покрупнее, в толще платформы? Средняя плотность уменьшится, и прочность, кстати, тоже, но мне на таран не идти. Возвращаюсь на пляж и начинаю вспоминать магуйство, а конкретно стихийную магию. Вспоминаю и экспериментирую долго, упорно и временами рискованно, задействуя три стихии из четырех корневых: "огнем" размягчаю песок, "воздухом" вспучиваю, силой "земли" формую в кубы. Получается сначала не очень, потом все лучше и лучше. Хюльда тоже новыми материалами занималась, только работала с металлами. Металлы, с одной стороны, проще камня: они пластичные, прочность на изгиб и кручение, упругость – все на хорошем уровне, а расплавленный кварц остудил быстро – получи бомбу, которая рванет от первого же удара. А, с другой, металлы в этом мире серьезнее и сложнее: приходится учитывать стихийные составляющие каждого компонента сплава, чтоб не получить хрен знает что или такую же, если не похуже, опасность. В результате я понимаю, что маяться с кварцевыми отливками, стараясь совместить и легкость, и прочность, и достаточную надежность плавсредства – это еще цветочки. Кстати, прихожу к оптимальном механизму изготовления блоков: сперва из расплавленной лужицы выдувается один большой пузырь, к нему с четырех углов будущего куба пристыковываются вдвое мельче, и дальше пространство заполняется фрактально-гнездовым способом, уменьшая полости пузырьков по мере заполнения внешней формы. Три стихии и одно ноу-хау: тут такого точно не знают, как и способа использовать энергоконструкты щитов в качестве форм для дутья (в качестве защиты от жара и брызг раскаленных веществ их используют регулярно, я, благодаря Хюльдиному автоматизму, не задумываясь щит "подняла", прежде чем к песку огненный канал подводить). А одушевленная частичка четвертой, водной стихии за моей спиной приподняла волну и ею смотрит. Что, любопытно, река? Как тебя звать-то? В ответ приходит свежесть с ароматом водорослей и кувшинок, женственный аромат, как отражение ее внутренней сути. А что? Хорошее имя. Запахи запоминаются лучше слов. "А я..." – хочу представиться в ответ, но река меня опережает, подсказывая некое мыслечувство, в котором я, неожиданно, узнаю себя, пусть не полностью, но достаточно, чтобы не спутать с кем-то еще. Все это уже на пределе усталости, в сгущающихся сумерках – на вспоминание и неудачные эксперименты ушел остаток дня и весь вечер. Приближающаяся ночь не сулит ничего приятного, учитывая визгливые вскрики и далекий вой с лугов, но на воде уже качается три блока пенокварца с полостями внутри. Первые опытные образцы оказывались то слишком хрупкими, то излишне плотными, так что на нежную кварцевую пену пришлось добавить пару слоев покрытия из стекло- (а, точнее, кварце-) волокна, вытягиваемого распределенным движением энергетических "пальцев" и скручиваемого ими по мере остывания, а чтобы гигроскопичная изоляция не впитывала воду, поверхность оплавить до стеклянистой корки. Конечно, корка может быть разбита ударом секиры или клевца, но сам пеноблок при этом почти не пострадает, а намокшая обмотка лишь немного снизит плавучесть. И ме-е-едленно охлаждаю по всему объему, прослабляя то и дело возникающие участки напряжений. Первый блок вообще пришлось заново прогревать во многих опасных в смысле разрушения местах. За этим интересным занятием меня и застала ночь, а блоки предстояло еще как-то связывать. Вопли и визг, между тем, приближались. "Что за звери?" – спрашиваю реку. Она ухмыляется, не отвечая. "Огня боятся?" Мысленный ответ напоминает утвердительный кивок. "Ну, тогда живем". Формирую маленький шарик огня, накачиваю его до белого цвета и отправляю вперед и вверх, останавливая метрах в пяти над гривастой травой, свешивающейся с обрыва. Рядом, за воздушным щитом, зреет, разогреваясь под действием чар, очередная лужа расплава. Звери взвывают разом и отскакивают, но пару морд удается увидеть. Чем-то похожи на гиен, хотя челюсти заметно крупнее, а глазки можно различить только по отблескам – такие они маленькие. Вой и визг удаляются, не замолкая, стая отступила, но от охоты не отказалась. А вот я себя засветила полностью, если кто-то еще не засек мои магуйские эксперименты, то с осветительным шаром любые надежды на это развеялись полностью. Поспешать надо. Из пышущей жаром лужи формирую оставшиеся концевые пеноблоки: один просто поуже, другой – сходящий на острие, как нос пиратского судна. Аккуратно остужаю, обрабатываю поверхность. Река любезно выталкивает выдержавшие испытание основные блоки на берег. Обсушиваю, соединяю все в подобие лодки, свариваю. Еще раз укрепляю "борта" волокном и, произнеся "о!" с поднятым вверх указательным пальцем, навариваю сплошной киль, и для остойчивости, и для смещения вниз центра тяжести. В верхней части плотолодки разогреваю поверхность на глубину сантиметров тридцать и проминаю выемку для удобства лежания, потом все окончательно просматриваю критическим взглядом, попутно убирая напряжения, и решаю, что плавсредство типа "непонятная фигня" готово. Весит оно, по ощущениям, центнера полтора, а то и больше, и без магуйства я в одиночку вряд ли столкнула бы его в воду. А так, направив небольшие ручейки силы в руки, ноги и пресс, перекатываю плотолодку к реке и спихиваю с мелководья на глубокое место. Она тут же переворачивается килем вниз и начинает скользить по течению. Река смеется, наблюдая, как я вплавь догоняю свое детище и, мокрая, как цуцик, с трудом забираюсь в него. Воду за борт, стыдно сказать, ладонями сгоняю, а о веслах я забыла вообще. Время за полночь, магрезерв почти на нуле, на самой как бревна возили, но я плыву и ни хрена не делаю. Можно отдохнуть (наконец-то!). Оглядываясь на пляж, понимаю, что песка на нем едва ли хватит на детский куличик, а файербол, оставшись без присмотра, раздувается и вот-вот рванет. Падаю в выемку плотолодки, прикрывая башку сидором, и вовремя, потому что все остальное тело точно пришпаривает паровым утюгом. Это еще хорошо, что река оттащила лодку течением так далеко, как только могла. Да... бывает и хуже. Хоть про весла я благополучно забыла, но, благодаря дружбе с рекой, в них пока нужды нету. Файер малость обжег, но не спалил же, даже волдырей, вроде, не осталось, включаю "режим подавления боли" из арсенала черномагических штучек и проваливаюсь в сон. Свалилась я хорошо заполночь, проспала, стало быть, часа три до восхода, а встающее солнце резко плеснуло светом в глаза, да еще речная гладь бликами добавила, так что даже зажмурься – темнее не станет, и какой уж там сон. Никак не могу привыкнуть к яркости этого мира, иногда аж тошнит от его красочности. Резерв наполнился, хорошо, если на четверть, зато тело занемело качественно, из-за снижения болевой чувствительности не переворачиваясь во сне. Я быстренько разомкнула контур, поняла, что ожоги почти прошли, разве что кожа на руках шелушится, зато ноги замерзли до синевы, особенно жалко выглядели ступни, которые трехчасовая холодная припарка из мокрых портянок заставила побледнеть и сморщиться. А вот спина хоть мокрая, да в тепле: пенокварц оказался исключительным теплоизолятором, куда лучше любой пенки и спальника. В общем, разложила портянки по бортам, башмаки рядом поставила – пусть сохнут, наклонилась к реке, умыться – а оттуда физиономия улыбается. Я со всей дури шарахнулась к другому борту, благо, плотолодка остойчива, даже качнулась не сильно, а потом вспомнила, что река так общается. "Какая-то ты чужая", – капризно промыслечувствовала речка. "Почему?" "Все люди знают, что реки живые, никто так не пугается", – отвечает, а я как вспомнила, что испакостила пляж, сооружая лодку, так меня, словно кипятком, стыдом окатило: "Слушай, прости, я там все перерыла и оплавила". "А, ничего... – река словно махнула рукой. – Это до первого паводка, тогда еще песка накидаю" – "Далеко мои преследователи"? – "Далеко, – отвечает река. – Позади. Всю ночь бежали, как твой шарик лопнул – так и побежали. Они смешные в темноте: двое все видят, а двое спотыкаются и падают". Мимо меня промчались, наверно, потому, что за рекой небрежно следили, а я, мало того, что на нуле была, так еще и спала глубоко. Магически не фонила вообще. Прекрасно, как только теперь мне их встретить, когда резерв наберу? "Подруга, – обращаюсь к реке. – Ты за ними присмотришь, и, когда куда-нибудь с того места пойдут, скажешь, в какую сторону?" Река соглашается. Не то, чтоб она уж очень скорбела о смерти какой-то русалки, но наказать тех, кто без спроса полез убивать ее жильцов и портить имущество, ей хочется, да и посмотреть любопытно, как я драться буду. Если откажусь, попробую сбежать – она меня "не поймет". Так что усмиряем хитрожопость и здоровый аппетит (желудок еды не то, что просит, а ультимативно требует), и начинаем вспоминать, чему меня в академиях учили. Ну, не меня, а настоящую Хюльду, и не в абстрактных "академиях" а во вполне конкретном учебном заведении, заточенном под местную оборонку и госбезопасность. "Искусство магии оперирует двумя понятиями – "внимание" и "состояние", и двумя переменными: "собственная сила" и "ширина канала стихии". Все операции с ними в классической или интуитивной магии производятся либо по традиционным схемам, либо методом тыка, в первом случае существует опасность закостеневания в неэффективных методах, во втором – бесславной гибели экспериментатора. Научная магия упорядочила процесс разработки заклинаний и форм. И если ты хочешь быть магом, Хульд, ты должна заниматься не только практикой". Ага, это Борода, пардон, мэтр Лангскег лекцию читает, а я... Хюльда слушает. Одна на всю аудиторию. Гном он, точнее, дварф (и упаси тя предки обозвать его гномом, лучше сразу пойти и повеситься), формат характерный, зануда, но студиозусам многие шалости спускает, если они занимаются как следует, да он и сам не дурак выпить и потрындеть о былой славе подгорного племени... среди преподов, конечно, за что его недолюбливает Нейдиль и осмеивает Челюсть. Но в трезвом виде мэтр Лангскег говорит строго по делу и так четко, что можно конспектировать, не сокращая. Первый и главный навык, без которого не существует магии, то есть сознательного творчества силой мысли – управление собственным вниманием. Этому Хюльда научилась от матери в детстве, а я – когда стала ходить в экспедиции с "черными археологами". Врожденной способности чувствовать аномалии мало, важно не залипнуть на какой-то мелочи и не проскочить мимо реального клада... ну, или чего-то не менее ценного, настоящих кладов с золотом нам не попадалось. Второй навык – управление собственной энергией, она наиболее послушна магу. Но ею одной профессионально работать невозможно, это уровень деревенских умельцев, травниц, да и большинства "простецов", ибо в этом мире почти все население более или менее одарено способностями, вопрос лишь в том, что у 99% они слабы и не заслуживают серьезного внимания. Но и своими малыми силами изменять, пусть ненамного, реальность тоже учатся с детства, в семье. Веками наработаны методики как подзарядки внутреннего резерва, так и "плетения" элементарных магических конструктов из собственной силы. Подобная техника работы для профессионалов – это уже не вчерашний, а позавчерашний день, деревенская дикость и каменный век. Хотя толстая книжка «Тысяча бытовых плетений» выдержала не один десяток изданий и все равно хорошо раскупается. Отдельным ответвлением идет шаманизм, столь любимый орками, которые умеют договариваться с духами, но не умеют ладить между собой, межплеменная вражда существует до сих пор, и, иной раз, даже с другими расами эти ребята лучше договорятся, чем с собратом из соседнего племени, а то и соседом из собственного. Такой вот парадокс, совсем как у нас, русских. Но шаманизм все равно вне основного течения магии, он вроде джереки, прежнего русла реки – вроде, вода еще есть, а не течет, стоит и зеленеет. То, чем принципиально отличается маг от умельца или деревенской лекарки – это призыв стихии, умение и способность дотянуться до источника и открыть из него канал. Для контакта со стихиями служат особые состояния сознания – "камня", "воды", "воздуха" и "огня". Они, кстати, с реальными камнями, рекой и ветром имеют не так уж много общего, а названия... это как у кварков: "верхний", "нижний", "странный", "очаровательный"... надо как-то параметр назвать, а слов для него не придумано. Стихии называть было легче, поскольку все же что-то общее с физическими носителями соответствующих названий у них имеется. Но различия от этого только ярче. К примеру, левитировать можно, задействуя силу "земли", отвечающую в том числе и за гравитационное взаимодействие, и с помощью силы "воздуха", создавая разницу давлений в подлежащих средах, и при главной стихии "вода", управляя воздушными (!) течениями (течения, каналы, мобильность и вариабельность – принципы "водной" стихии). Это – корневая звезда стихий, основная для миров, которые мы способны познавать. Иначе ее еще называют хроматической. Как бы в другой плоскости, но с тем же началом координат лежит еще одна звезда – силы и упорядоченности. Второе название – ахроматическая звезда. Тьма и Свет характеризуют испускание или поглощение силы, а Порядок и Хаос – структурирование или энтропизацию процесса. Напрямую обращаться к ним могут немногие, это редкий дар, в отличие от склонности к стихиям. Для того чтобы открыть канал, надо, прежде всего, узнать состояние, его характеризующее, а это возможно одним-единственным путем: кто-то должен тебя зацепить и ввести в него. Потом, если ты его запомнишь, повторить сможешь сам, и, постепенно наращивая интенсивность переживания, вызвать поток нужной интенсивности. Ширина канала – второе, или, скорее, тоже первое, как и объем собственного резерва, чем определяется сила мага. А вот его умелость – вопрос более сложный, и ее можно оценить, по большому счету, исходя из того, сколько и каких форм маг способен удачно создать. Формы распределяются по кругу архетипов, входя в один из четырех секторов: Матери, Ребенка, Отца или Шута. Любовные чары, кстати, находятся на соединении Шута и Матери, во владении Феи, боевые – Ребенка и Отца, владении Героя, большинство ментальных – Отца или соединении Отца и Матери, владении Мудреца. Сектор Ребенка считается самым опасным и требующим наибольшего опыта и быстроты реакции, если что-то пойдет не так, ибо Ребенок притягивает Хаос. Шут – тоже, но меньше, это скорее искажающие влияния, чем немотивированный и всегда неожиданный удар Ребенка. Все множество форм классифицировано и распределено так, чтобы легче было их понять, запомнить и научиться использовать. Строишь их каркас из собственной силы, а вот наполнение нужно стихийное. Помимо корневых стихий, встречаются их соединения, такие, как "туман", "самум", "глина", "лед" и многие другие, и дочерние стихии – такие, как "растительная жизнь" ("поле, лес"), "животная жизнь" ("кровь"), "металл", "молния". Они более специализированны, но для наполнения мощных и грубых боевых заклинаний используются редко. Исключение, пожалуй что, "кровь", хорошо идущая вместе со "тьмой", и "молния", идущая в паре со "светом". Но это не все. Однажды трое занудливых гномов собрались и то ли придумали, то ли, что более вероятно, у кого-то сперли (и я с достаточной долей вероятности предполагаю, у кого), рунную азбуку, фактически, конструктор для составления форм. Это у нас в Футарке двадцать четыре руны, а у местных – более ста в основном алфавите и полста в дополнительном, и второй время от времени пополняется новыми деталюхами. Это, наверно, самое любимое развлечение гномских магуев – изобрести очередную финтифлюшку и впендюрить ее в пару экзотических заклинаний типа "принуждения каменного пырмыргуя к сотрудничеству". Подавляющее большинство рунных магов пользуется только основным алфавитом. И еще важно – рунами тут тексты не пишут, нанесенный руноскрипт – всегда заклинание, только привязанное к определенному предмету намертво, до полного разрушения последнего. И оно реально работает! А уж к тому, кто составляет новые, нужные, качественно работающие руноскрипты, отношение как к чрезвычайно ценному кадру. Его готовы запихнуть в шарашку местного разлива и поставить вокруг охрану из троллей с дубинами и орков с гуками (и альвов с дальнобойными луками и канхагами на вышках, и всего побольше, побольше), окружить стенами с тройным охранным заклинанием и двойным заклинанием незначительности, лишь бы никто ему не мешал. Проблема в том, что сидишь за этими стенами – а жизнь-то проходит. "Жизнь прошла стороной, тропинкой. Играя в дороге одной травинкой..." Конечно, Хюльда этого не потерпела. Выбралась, в первый раз за четыре года. И в последний. Недолго прогуляла... Причем, ее не хотели поймать и использовать, ее, не мудрствуя, убили. Интересно, что ж она такое ключевое знала, чем занималась, и чего я не могу раскопать в ее памяти, как ни просматриваю, хоть с переду на зад, хоть с заду на перед. Ну, оружейные металлы и кристаллы, это было. Но ведь изобретатель – не она, конструкция канхагов три десятка лет назад придумана и используется уже всеми расами континента, только одни закупают, а другие – производят сами. Даже альвы мимо такого новшества не прошли, хоть и тщательно скрывают, что, вдобавок к здоровенному и не столь скорострельному и дальнобойному даже в их руках луку таскают "мерзкую гномью пукалку", которая, к тому же, сработана не гномами, у бородатых цены заоблачные, а в хумансовской оружейной мастерской, в Империи. Значит, валить буду не всех. Одного надо подранить и взять для допроса. Тактику я уже прикинула, должно сработать, тем более что хумансы там – скорее воины, а не маги, раз в темноте на тепловое зрение не перешли. Еще один – менталист, который Хюльду приложил по мозгам. И четвертый – это вопрос, кто. Стихийник – понятно. Огневик... или воздушник... или полная корневая звезда, как у меня? Тогда у меня есть руны и... и Тьма. Тьма – это падать в себя, в глубину, туда, где нет направлений. Тьма – это смерч, воронка, возникающая в эфире на месте уходящей тебя. Тьма – это голодный, затягивающий поток, это гипербола на экране перегорающего осциллографа, это видение горячечного бреда, когда мизерная точка ужасающе взрывается во вселенское ничто. В общем – это полный... свартчокан. Гномье ругательство, по смыслу близкое к толстому пушному зверьку, только другого цвета. Если не верите, попробуйте качественно упасть внутрь себя, и даже на нашей старушке Земле, несправедливо лишенной магии, вы почувствуете нечто похожее. Когда состояние стабилизируется и падение затормозится – откроется канал во Тьму, и она потянет в себя все, что есть поблизости. Первая опасность: оно может не затормозиться. Ты растворишься во Тьме полностью, а в оставшийся на твоем месте канал всосет определенное количество энергии и, возможно, вещества – пока тот не затянется. Чем шире открыт канал – тем дольше края не сойдутся. Но тебе будет уже все равно, потому что не только твое тело, но и твоя личность исчезнет. Полное развоплощение. Достаточно широкий канал может развоплотить весь мир. Ну, оно не по моим силам, но учесть стоит. Даже небольшой "аварийный прорыв" обезмаживает пространство на многие мили вокруг. Поэтому над "темняками" такой жесткий контроль. Можно затормозить почти наверху, в областях страданий и смерти, что, собственно, и делают малефики, не рискующие обращаться напрямую ко Тьме. Любое страдание порождает истечение силы, и, чем больше страдание – тем и силы больше. При этом безразлично, страдает невинная девушка или старый развратник. Другое дело, что у старика, а еще хуже – у закаленного воина, гораздо труднее вызвать столь яркое и мощное чувство. Дети и подростки – вот самые любимые жертвы малефиков. Поэтому частнопрактикующие малефики объявлены вне закона, да и армейские маги применяют этот источник силы разве на поле боя или в крайней и безвыходной ситуации. Кстати, палачи, обычно, тоже малефики, но Хюльду учили именно боевому аспекту. Ну, если получится с "языком", на нем и освежу чужую память. А смерть... она, как и "жизнь", относится к "дочерним", а не "корневым" стихиям. Некромантия – это утилизация покинутого жилища: тела, эфирки. Нужное дело, чтобы шакалящие твари не заводились. Либо сжигать трупы, развеивая эфирку заклинанием, либо поднимать мертвецов и использовать для таких работ, на которые живые не согласятся. На Кугро давно рабства нет, оно себя исчерпало три века назад, когда туда сбежал Пекрито Костяная Задница с двумя учениками. То, что там вместо рабовладения, как бы не хуже. Тем более что материал для него берется с ограбленных кораблей. Тот еще гнойник на водных путях Империи. Собственно, не самой Империи, пираты промышляют в нейтральных водах, но страдает торговля – страдает Империя. Раздавить Кугро Империи мешает отсутствие огне-маго-устойчивых кораблей – защитные заклинания не выдерживают длительного обстрела с берега, а береговая линия столь изрезана, что к стратегическим объектам приходится ползти по узким проходам, получая полной мерой с двух берегов по обоим бортам, носу, корме и с воздуха, наверхосыпку. Ну, все, общая инвентаризация завершена, сейчас пройтись по заклинаниям и скриптам, еще раз вспомнить метки стихий и "возвратные", запирающие канал ощущения, особенно для Тьмы. Вот чует задница, ее придется использовать, и серьезно. А еще – слиться ненадолго с рекой, попросить у нее силы. Река мирно плещется за бортом лодки, сияющей стеклянистыми бортами под полуденным солнцем. Портянки просохли, башмаки еще влажные, но надеть их придется. Свитер упаковала в мешок, зато достала и распихала по карманам кое-какие пузырьки и тряпку, безуспешно прикидывающуюся бинтом. Застегнула куртку. Нацепила перевязь с кинжалом и кобуру с вундервафлей. Проверила, как оно достается. И в этот момент меня перетрясло. Такой колотун напал, аж лодка закачалась. А еще в груди поселилась пустота и холод, как в склепе зимой, и мысли стали четкими, прозрачными и лишились словесной составляющей. Да, я испугалась. Кто не боится – долго не живет. Преследователи нагнали меня через четверть часа. Я встретила их сдвоенным заклинанием воздушных лезвий. Стихийник отбросил их воздушным же щитом. Чуть не получила файером в лоб, успела отклонить косым щитом камня в сторону, рвануло аж на другом берегу. От второго магуя прилетела, как я и ждала, несусветная гадость – ментальный шип. Проникающее-присасывающееся действие. Стрелы лучников отклонила тем же щитом, главное – не выставлять его перпендикулярно, чтоб не терял энергию, а вот ментальный шип прошел его насквозь, и уж доставил мне... ну, очень противное чувство, как пиявка в мозгах. А вот тебе, сцуко, мой подарочек с той стороны. Зеркальный Хагалаз прямо в пиявку, отсоси и не чавкай. Она сглотнула его, пропустила... и ничего. Это я уже потом поняла, "чего", когда размытые воздушным щитом фигуры нападающих странно перекосились и стали опадать. Словно сдуваться. Щит испарился, будто его и не было, и я увидела, что преследователи превратились в быстро тающие бесформенные кучки, а кусты, деревья, траву покрывает сероватый налет, и они безмолвно осыпаются... ойййй... я ведь не соврала тогда про силу подпитки, а менталист был хорош, силы у него оказалось дохрена и еще столько же. Сотворила кварковую бомбу... остановить? как? или выбросить? затянуть и выбросить? Во Тьму, куда ж еще. Падай, Хюльда, не бойся, падай в безмолвную глубину, в голодное ничто, в исчезновение... вот она, безмерная-безразмерная, алчная и зовущая... через себя протянуть ее нить, связать с этим прахом и тленом, с этим рассыпающим знаком. Вот он уходит, втягивается туда, исчезает его ощущение, его вкусозапах и звук. Обрываю канал, пережимаю и отпускаю. Впечатляющий опыт. Лангскег узнал – убил бы. И Дерек... или нет? Он – вряд ли, этот любое оружие оценит, прикинет, на что оно годно... и припрячет знание столь глубоко, что без него даже его службе до информации не добраться. Испытала, значит. А.М. меня предупреждал... Хотя, если бы не оно – хренушки бы я так просто от этой четверки отмахалась. Просто, говоришь? Опять резерв на нуле, и аура как-то взбледнула. Но жива же! А настоящая Хюльда не выстояла, погибла. Итак, подытожим, напишем скрипт заклинания. Вязь, разворачивающуюся во времени. Проникновение (Вьи) – зеркальный Хагал (распад) – задержка (Тидда трижды... нет, дважды, и вторая вдвое короче первой) – канал во Тьму (Оуу) – закрытие по условию (Л`п), плюс само условие: качественное по упорядоченности изменение содержимого (Э/Ы). Хаос и Тьма, дополняющие и подъедающие друг друга и почти не оставляющие следов – так, легкое обезмагичивание фона и эмитента заклинания. Вот за это знание можно было б убить. И не раз. Убить, поднять, допросить, а потом окончательно упокоить. Только его еще не знала убитая Хюльда. Ключевое слово – "еще". Стало быть, они узнали будущее, но именно с помощью усилий, направленных на то, чтобы его отменить, оно и состоялось. Не буду пока возвращаться в метрополию, и Дереку об этом изобретении лучше не знать. Ибо всем известная пословица о благих намерениях может оправдаться опять. Второе. Предсказания изменяют будущее, часто – в форме "самосбывающихся пророчеств", от программирования верящих в них людей на определенные действия и бездействия до многоходового зацикливания пути, не оставляющего возможности свернуть на другую дорогу. Мне лучше не искать их, на встреченные – обращать внимания не больше, чем на чужое мнение, а заняться прогностикой самостоятельно. Но для этого необходим материал. Частично он есть в памяти Хюльды, частично – хорошо бы побеседовать с живыми "ландшафтами", населением и самой оценить общую атмосферу. И начну я с истории... но позже, когда отдохну. "Подруга, а, подруга?" – лениво-расслабленное: "А?" – "Как представление, тебя не зашибло?" – река морщится, идет мелкой волной: "Испугалась, когда... они рассыпались прахом" – "А когда Тьма прикоснулась?" – "Не ко мне, я б не выдержала... заснула/стала бессознательной и не почувствовала смерти... заживо распадаться страшнее" – "И ты не боишься исчезнуть совсем, развоплотиться?" – "Не-ет! Я уйду туда, где все – вода/стихия, и оно/страшное меня не догонит, а потом вернусь... реки всегда уходят и всегда возвращаются" - "И даже когда пересыхают?" – "Тогда они возвращаются в другом месте". Ну, да, стихия воды – корневая, даже если в целом мире вода иссякнет, ничто не помешает речке заново воплотиться в другом. "Ну а месть, как считаешь, свершилась?" – "Вполне, – соглашается речка. – Водяной уже знает, доволен" – "Как тогда насчет поесть-попить? Подкинь, что ли, рыбу, да гони лодку к берегу посуше и поположе" – "Мне нравится/хорошо", – отвечает она. – "Что?" – "Что ты мне доверяешь и что не взяла весел" – "А должна не верить?" Тихий смех водяных струй как ответ. Сооружаю костер и обедаю в заторможенной задумчивости. Видимо, сказывается обеднение ауры. Даже вкус рыбы почти не ощущаю. Сытость есть – и ладно. Воду приходится пить сырую, кипятить ее не в чем, да и река может обидеться. Я только протягиваю к ней фляжку и прошу: "Уж как-нибудь без микробов набери, а то моя зараза чужую не любит" Река понимает с полуслова, мыслями же обмениваемся, а не словами, и снова смеется. "С тобой легко, – ласковые мыслечувства. – Ты, может, ребенок?" – "Дети одни так далеко от дома не ходят", – тоже смеюсь. Потом лежу в лодке, быстро и плавно скользящей вниз по течению, на восход, перевариваю обед и вспоминаю историю. Триста шестьдесят семь лет назад в этом мире магов и магию чуть не извели под корень. Простецам такое не под силу, но вот местные божества, супружеская пара астральных паразитов, вооружила фанатичных последователей чудесными артефактами, и те чуть не устроили армагеддец местного, всего-то на один мир, масштаба. Но. В самый ответственный и переломный момент истории вылезли, словно из ниоткуда, два братца в сопровождении седовласого (но далеко не старого и не дряхлого) наставника. Братья были разительно не похожи внешне, причем один был рыцарем, а второй – магом. Сразу после того, как их проход в Эмлар, столицу одного из мелких государств, граничащих с теократической Деонией, был зафиксирован в донесениях местных "дятлов", они громко разругались, расстались, и пошли каждый своей дорогой. Первый умудрился выбиться в военачальники армии божьих слуг и благополучно утопил большую их часть в море, при переправе на архипелаг Кугро, где к тому времени засели остатки магуйской братии. Второй вытащил первого из лап неминуемой гибели, когда все-таки выбравшиеся на сушу и даже не утопившие свои обезмаживающие орудия иерархи попытались их активировать, но натолкнулись на внезапное противодействие верного, как они считали, слуги культа. Божественные супруги в тот момент никак не могли помочь своим жрецам – их связал боем наставник братьев, и о нем мы знаем только то, что ученики сочли нужным обнародовать после его гибели. Когда же, спустя пару декад, самые любопытные осмелились приблизиться к артефактам-супербомбам фанатиков, то увидели, что те даже не деактивированы, а необратимо разрушены, и их остатками можно было бы, разве, украсить триумфальное шествие победившей магократии. Альфар, старший брат, после этого довольно быстро, в течении восьми лет, объединил под свою руку большинство человеческих государств, во время религиозной смуты испытавших все болезненные последствия вилки безвластия и теократии, а младший, Дерек, создал такую структуру, пронизывающую, словно грибница, Империю и выходящую цепкими щупальцами далеко за ее пределы, что пару сотен лет после этого не было ни смут, ни войн. Альфар прожил немногим более предельного срока человеческой жизни, ибо, несмотря на громкое имя, вряд ли имел хотя бы толику альвийской крови в своих жилах, таковым оказалось и его потомство, так что Дерек Эльхемский присягал уже пяти императорам. Он, благодаря дару, характеру и обстоятельствам, быстро продвинулся в магии и обрел соратников в многоразличных областях великого искусства, при нем получившего стройную теоретическую базу, так что если он от чего-то за эти триста с лишним лет и мог умереть, то уж точно не от старости. С такой-то плотно структурированной эфиркой... не мне, сирой, тягаться... хотя... Я начинаю сканировать свою ауру – это еще одно умение, доставшееся мне в наследство от погибшей магички – и понимаю, что она не только восстановилась, но и, по сравнению с тем, что было до драки, усилилась и уплотнилась. Сканирую резерв – и удивляюсь, как вырос объем по сравнению с тем, что зафиксировано в памяти Хюльды. Да уж, прокачка идет полным ходом, вопрос один – какова цель? Или нет, вопроса, все-таки, два, и первый: кому это нужно? Я нисколько не сомневаюсь в одном из заказчиков – это А.М., но он здесь не рулит, это и ежу понятно, раз впихнул меня в качестве эмиссара. Дереку? Ну, да, шеф, покривившись и пожевав губами, дал Хюльде добро на поездку к родным, в крайне опасный "черный буфер". Что странно: будь я Дереком – заперла бы Хюльду под замок, что он, кстати, и делал четыре года подряд, а потом бац – и отпустил хрен знает куда. Значит, от этой поездки расчитывал что-то серьезное поиметь. Не себе, понятное дело – Конторе. Так что второй заказчик известен. Очень может быть, и еще есть заинтересованные стороны, но пока у меня слишком мало информации, поэтому не буду гадать. Что нужно А.М., он сам скажет, даже не сомневаюсь, и очень скоро, иначе бы не давил на совесть и не требовал благодарности. Что нужно Дереку – тоже, в целом, понятно: власти и новых технологий, которые он еще подумает, выпускать или нет в ограниченное или общее пользование. Он, конечно, прогрессор и все такое, а не тупой тиран, потому такую мощную контору и создал, и что самое странное, тайные службы в любом государстве народ не жалует, от простой подозрительности до сдержанной ненависти (и есть за что), а тут к ней относятся спокойно и, в целом, положительно. Подозреваю, что именно благодаря прогрессорской политике власти, а также не слишком спокойным соседям человеческой Империи: Кугро с северо-запада, Великая степь с юго-востока, нагханские государства с юга, постоянно побулькивающий дерьмом "серый буфер" на собственной территории и самый неведомый и опасный враг – за "черным буфером" и Гребнем. А союзников только двое, и те ненадежные: альвийская конфедерация с запада и Подгорное королевство Ладрогского хребта. Было когда-то королевство и у альвов, называлось Арфэн... до того, как они повздорили с Кугро и устроили карательную экспедицию, которую принимающая сторона гостеприимно запустила в один из узких проливов и размазала тонким слоем по скалистым берегам. Что примечательно, королевская семья в это время была почти за тысячу миль оттуда – в летней резиденции (центральная часть Серебряного леса), и каким образом там очутился отряд смертников, обойдя с десяток разнообразных защит – никому не ведомо. Королевскую династию вырезали подчистую, вплоть до трехмесячного младенца. Фактически же обезглавленными и ослабленными в результате неудачного рейда оказались все наиболее влиятельные кланы. Смуты и драки за власть не случилось, все-таки альвы – не люди, им собственная жизнь гораздо дороже, но кланы обособились на своих землях и надолго перестали выступать объединенной силой. Дереку, конечно, такое оружие, как мое новое заклинание, пригодится, и, прежде всего, для того, чтоб придавить Кугро. Водный путь к альвам на порядок выгоднее наземного, через леса и болота, не говоря уж о портальном, который оправдывается разве что для ювелирки и артефактов, пиратское же логово в опасной близости делает его слишком рискованным. Но стоит ли отдавать в руки Конторы, которая, как ни крути, а отстаивает прежде всего свои корпоративные интересы, штуку, более опасную, чем атомная бомба – это бо-ольшой вопрос, и я всегда считала, что Эйнштейн был глубоко не прав. Гонка магических вооружений меня как-то совсем не устраивает. Да, кстати, а почему они сами не додумались до зеркальной Хагалаз? Наверно, потому... что и Хагалаз, как таковой, у них нету! А есть Хаг, в начертании которой до Хагала не хватает, как минимум, трети. Зеркальная в этом случае... не имеет смысла, поскольку вместо "входа" у нее "заглушка". А у прямого Хага, значит, заглушка на выходе, то есть разрушение купируется раньше, чем дойдет до конца. Вот в чем причина его малой действенности. Кто-то руну подсократил специально. Подозреваю, тут и помимо меня пацифисты имеются. Ну, если считать меня пацифистом, что весьма спорно. Так, решение принято. "Ты меня слышишь, река?" Ответное мыслечувство, соответствующее кивку. – "Запомнила, о чем я только что думала?" – "Да" – "Долго ли ты можешь это помнить?" – "Нет... – огорченное. – Пока не поменяю русло" – "Ну, это уже хорошо. Постарайся держать при себе и только если поймешь, что очень надо, что без этого тут все рухнет к гоблам и станет совсем гадко – передай тому, кому сочтешь нужным" – "Да". Ну, хоть какая-то гарантия того, что информация не исчезнет и не попадет... к недостаточно ответственным индивидам. Река боится этого скрипта даже больше, чем я, и, хоть кажется простодушной, но жульничество сразу заметит – ибо чувствует, скорее, эмоции и состояния, нежели мысли. Солнце опустилось за дальний лес, надо мной – небо цвета голубиного пера, подо мной – вода, по тону мало отличающаяся от неба, а я плыву по ней в лодке без весел, весьма похожей на саркофаг, в том числе и материалом, и даже руки на груди сложила... сюр! Но я ловлю от этого какой-то извращенный кайф. Жара спала, свежо, плотность эфира хороша, аж кожу пощипывает, резерв восстановился более чем наполовину, и это уже много, думаю, к утру под завязку наберется. Есть опять захотелось, но не так уж сильно, вполне можно дотерпеть до утра. Не хочу останавливаться на ночь на берегу, еще неизвестно, испугается ли тамошнее зверье огня, а в лодке можно спать спокойно, редкая дрянь рискнет по реке до середины доплыть. Не редкая, а редкостная. Они напали уже в полной темноте, когда лодка свернула в излучину, а река, паршивка, даже не попыталась им помешать. Я проснулась от плеска резких гребков, вскочила и увидела что-то вроде болотной кочки с длинными волосатыми лапами, целеустремленно плывущее ко мне. Выхватила махаг, навела, пальнула. Тусклая искра, столкнувшись с мохнатой башкой, произвела громкий "бум" и яркую вспышку, после чего я ни хрена минут пять не видела, а плеск раздался уже за спиной. Развернулась, прикинула, откуда плещет, навела, выстрелила. Искра ушла "в молоко" (хотя в такой темноте, наверно, надо сказать "в кофе"), в ту же секунду полоснуло по ляжке, я инстинктивно развернула ладонь в ту сторону и выдала "огненный шип", тварь вспыхнула и с громким плеском отвалила. С двух сторон ко мне протянулись длинные лапы – я уже не видела, я чувствовала нападающих, и это было не тепловое зрение. Ага, "искра" махага на этот раз нашла жертву, оглушительно вспыхнуло, опалило мне щеку, а у левой твари в груди расцвел брызгами плоти воздушный шип. Мгновенная передышка – я ставлю вокруг себя воздушный щит-купол и раздвигаю его в стороны, до краев лодки. Твари беснуются вокруг нее, хватаясь за стеклянистые борта и скрежеща когтями. Когти соскальзывают как с них, так и со щита. Какое счастье – чужая тупость: навались они все с одной стороны, и, не пытаясь зацепиться, просто толкни лодку снизу, обязательно бы перевернули. Но они не соображают, и где-то через четверть часа отстают. Стою на коленках в темноте, зажимаю разодранное бедро и понимаю, что сама не намного умнее тех тварей: щит надо было ставить сразу же, как собралась спать, перед стрельбой подвесить световой шар – одно мгновение нужно, не больше, а если уж ничего не вижу, просто выдать серию "шипов" во все стороны, силы мне на это вполне хватило бы... Нет, земные инстинкты взяли верх... дура. Убрала щит, подвесила огонек над носом лодки, причем именно огненный шарик, а не чисто световой – со Светом у меня теперь что-то совсем не ладится. Поняла, что рану зарастила криво, сместив края, и поврежденная вена внутри просто не восстановится, если так и оставить. И не вычистила ту грязь, которую, наверняка, подцепила с когтя. Остаток ночи выправляла свою же дурную работу, но сил потратила, будто кого-то с пути на тот свет вытащила. Вот ведь гадство: навыки есть, а сознание к ним не привыкло, поступает как привыкло в той, былой жизни. Река выглядывала волной из-за борта, но молчала и, вроде бы, конфузилась, что позволила этим тварям до меня добраться. Я время выдержала – пусть помучится неизвестностью, а потом и говорю: "Ничего, правильно ты меня проучила, нефиг расслабляться. Только нарочно мне не пакости, ладно?" – "Договорились!" – смущения как ни бывало. А быстро очеловечивается, однако! И чувства мои перенимает, и манеру общаться словами. Еще немного – и превратится в какую-нибудь "вивиану", хотя, нет, Вивиан была девой озера, а это, все же, река, разница в характерах должна быть. Спрашиваю: "В черный буфер вошли?" – Не понимает. – "В те места, куда небывалые, странные твари забегают, уже добрались?" – "Этой ночью" – "А, понятно..." Всю поверхность реки, вместе с берегами, укрыл туман, река смущается: "Тут холодно утром!" Я пожимаю плечами, гашу огонек, ставлю воздушный щит надо всей лодкой и ложусь досыпать. Снятся кошмары. Будто брожу в тумане, а из него на меня выскакивает монстр, и я его угощаю Хагалазом. Сияющая влажно-алым руна прилипает на лохматую морду, он трясет башкой, а я бросаюсь прочь, не задумываясь, почему здесь видны сами руны, а не результат их воздействия. С разбегу натыкаюсь на чью-то спину, хорошо не на задницу, потому что еще чуть-чуть этому парню быть повыше или мне чуть-чуть пониже – и впаялась бы носом в полупопия. Оййй... Разворачивается. Ну и рожа... Когда на ней такой шрам, лыбиться, как дырявый чувяк, наверное, неприятно. И что-то в этой физиономии знакомое чувствуется, будто уже видела, но не запомнила. Отступаю на пару шагов, вскидываю подбородок. Ибо высокий рост – это еще не все в жизни. А у того глазки разгораются интересом, он наклоняет голову в одну сторону, в другую, всматривается, начинает обходить меня, как музейный экспонат, а я поворачиваюсь вслед за его движением, не давая зайти с тыла. Парень цокает языком и удивленно качает головой. – Так ты – та самая гнома... – Я не гнома! А что не выросла дубиной стоеросовой, так не в этом счастье. – Да что ты знаешь о счастье? Кроме дамских романов. – Да то и знаю! Побольше тебя. И романы меня не интересуют. Вообще. – Да? Ну-ну, давай, колись, Штирлиц. Или пароли учить надо было? – Да какие пароли, – я машу рукой. – Счастье – это одно из состояний сознания. Достаточно хорошенько запомнить, и потом можно воспроизвести всегда и в любой ситуации, если только уровень помех не превысит твой собственный сигнал. То есть, для счастья причин не нужно. Даже электрода в подкорке. Самогипноз и аутогенная тренировка – вот наше «все». – Прямо онанизм какой-то, – неожиданно посерьезнев, качнул головой парень, и выдал матерное присловье про друзей и подруг. – И на эту приманку под вывеской «счастье» я больше не ведусь, – продолжаю я, будто не слышала последнего пассажа. – Как-то она потеряла всю свою прелесть от подобной доступности. И пытаться говорить со мной "на моем языке" не надо, – мне стало даже не скучно, а тоскливо, оттого, что напротив меня стоит человек – или, положим, даже не человек... какая разница... и он заведомо считает себя умнее, пытаясь со мной так грубо играть. – Любезный, не сыграете ли на флейте, как Гильденстерн Гамлету? – Но Ги... – Да, и дальше по тексту. Не считайте меня тупее себя, черт возьми! Может, я делаю глупости, иногда поступаю, как полная дура, но не уверена, что, оказавшись на моем месте, с теми же исходниками, вы выдали бы что-то другое. – Значит, битие определяет сознание, да? Ты так считаешь? – Не так. Спросите у элементарных частиц, – мне и впрямь наскучил этот бессмысленный диалог, и я, отвернувшись от криворожего парня, сделала шаг, только один шаг в сторону. – Погоди... – донесся из тумана тающий голос. – Я хотел предупредить... Поздно предупреждать, уже проснулась. От человеческих криков. Моя плотолодка плыла посередине реки, а по берегу бежало десятка два мужиков селянского вида, и, подбадривая друг друга, швырялось в меня камнями. Пока щит без труда отражал эту обезьянью атаку. Хорошо, не какашками – реку не пачкают. Что-то мерзко проскрежетало по борту. Ага, у кого-то нашелся лук со стрелами. Просто прелесть! Ну, плывет себе лодка, к вашему берегу не пристает, чего ж вы беситесь, бандерлоги? Ладно, подожду, пока выдохнутся, решила я и поудобнее устроилась в теплой пенокварцевой выемке. Солнце нежно подсвечивало борта, и они мерцали мягким желтоватым сиянием. Если бы еще не эти вопли и броски – вообще была бы идилия, но увы... И тут мой купол с шипением растворился. У них еще маг оказался поблизости, какая прелесть! Ну и хрен с тобой, золотая рыбка, поставлю вместо воздушного щита каменный. Повыше, чтоб с запасом воздуха не было проблем. Меня другое интересует. Кто режиссер этого безобразия, кто спит и видит меня в белых тапочках? В общем, после авиакатастрофы Хюльду вполне правдоподобно можно было объявить восставшим трупом, тем более, плывущую по реке в саркофаге. Так что ни маг, ни, тем более, эти бандерлоги не виноваты, они просто действуют по стандартной схеме, и валить их, если не желаю серьезных трений с законом, нельзя. А не валить... уй... вот они, мои неприятности, в виде серии файерболов, не слишком раскаленных, но здоровых, как футбольные мячи. Щит выдерживает. Перекашивает и кладет на бок лодку, и, пока она не выправилась, еще один шипящий подарок шарашит в днище. Ему-то, как ни странно, не делается ничего. Вспышка света под коленями и слабый нагрев лодки под ними. Зато вскипает вода, а саму лодку закручивает и швыряет, как отлетевшую лопасть вентилятора, к другому берегу. Вода отступает, лодка ложится на песок, хорошо – днищем в сторону нападающих и немного под углом. Еще пара файеров соскальзывает по нему, не взрываясь, и уходит в недолгий полет в сторону обрыва. Щит пока держится, так что вспышки взрывов даже не ослепляют, а комья земли и клочья травы шлепаются в него и сползают вниз. Еще пара "мячей", песок вспучивается, лодку вместе со мной подкидывает и отшвыривает под обрыв. Щит упруго смягчает удар и рассыпается от критических деформаций, лодка пока держится. Глохну от грохота, в глазах нули и красные пятна, но пока в сознании – и то хорошо. Щит приказал долго жить, но и обстрел прекратился. Надолго ли? Ору, не слыша себя, мешая дварфские, оркские и тролльи ругательства, все, что не они – пожелания стрелкам сперва посмотреть, в кого они садят крупным калибром, а потом уж решать, хотят они свартчокан от Конторы и лично Дерека или подождут, пока капитан Ларут их на колы рассадит. Ответа, естественно, не слышу, но и стрельба не возобновляется. Возвращается вода, тонкой струйкой, мыслешепот пробивается сквозь мою боль и досаду. "Что, река?" – "Вылезай, они не опасны" – "Почему?" – "Обезвредила". На четвереньках выползаю из-за лодки, вижу еще одну сюрреалистическую картину: полупустое русло, поток, игнорируя гравитацию, взметнулся на пологий берег и закрутился водоворотом вокруг кучки перепуганной до выпученных глаз и раззявленных ртов селянской братии, а громадный троллище протягивает лапы к уплывающей от него базуке. Ну, магическому аналогу базуки (кажется, называется "брети"), потому что по внешнему виду на базуку вообще никак не похоже, но Хюльдина память подсказывает: из нее и стреляли, а никакого мага поблизости нет. – Что,- ору. – Дриттовы савги, теперь признаете? Встаю, накладываю на себя воздушный щит и топаю к ним по колено в иле. Теряю башмак, наклоняться и искать не в состоянии, не ровен час, отрублюсь. По дороге подхватываю принесенную мне рекой брети и закидываю на плечо. Она оказывается тяжелой, и как это в воде не потонула? Когда выбираюсь на берег, река отступает в прежнее русло, а на селян смотреть смешно и противно, такие они мокрые, грязные и перепуганные, хотя я сама, наверно, не лучше. Тролль еще держится молодцом. Приметный троллище, даже для своей расы огромный, а вместо правой лапы железный конструкт, и чужая память подсказывает имя этого ветерана: Т`кхир. Обращаюсь к нему по имени, стыжу, он и вправду смущен, поднял лапы кверху и что-то пытается сказать в свое оправдание. Осторожно качаю головой, показывая на ухо, он кивает и хочет подойти ближе. Останавливаю выставленной вперед ладонью, сажусь на траву лицом к сей живописной группе, кладу на колени брети и роюсь в карманах – там точно есть что-то сильнодействующее общеоздоровительного характера. Вываливаю пузырьки перед собой, ага, вот эта гадость, выдергиваю зубами пробку, пью и жду, когда в голове чуток прояснится. Слух возвращается, хоть и не полностью, и сквозь шум в контуженой башке я слышу, как Т`кхир объясняется со своим отрядом самообороны: дескать, обознались, а какой-то упертый бородач орет на него и машет руками, как ветряная мельница. – Тише,- говорю. – Мужики. Я могла вас раз десять размазать, и ничего бы мне за это не было, потому что нападать на боевого мага Империи – серьезное преступление, а его ответные действия – необходимая самооборона. Но мне это на куйно не сдалось, потому что я отсюда родом и своих земляков не убиваю, даже если они – недоумки. Сейчас все быстро заткнули хлебала и открываете их только для ответов на мои вопросы. Уяснили? Кивки вразнобой, наглый бородач что-то еще пытается возразить, но тролль закрывает ему рот лапой и толкает обратно в толпу. – Вопрос первый: откуда вы узнали, куда идти? – Нам сказали в крепости Тенистого Лога,- ответил за всех Т`кхир. – Что именно вам сказали и кто? – Капитан Фарен, ему пришла весть о прорыве нежити на Перпоне, обо всем, плывущем по реке, надо просигналить в крепость и связать боем до подхода отряда, даже если это, что плывет, будет выглядеть как человек. Так что ждать недолго, они скоро здесь будут. – Хорошо. Ты видел того, кто принес сообщение в крепость? – Принес? Откуда ты знаешь, что с ней пришел человек, а не по связи сказали? – тролль уставился на меня с нескрываемым удивлением. – Оттуда, что на меня уже дважды нападали. Мой спутник убит, сама едва избежала смерти. И это было двое людей, один альв и один, предположительно, нагх, во всяком случае, на монстров прорыва они точно не тянули. К сожалению, живым ни одного взять не смогла. – Самоубились? – выпучил глаза тролль. – Вот дела... – Так,- говорю. – О моем прибытии в черный буфер необходимо сообщить капитану Ларуту и моей семье как можно быстрее. Остальное – на твое, Т`кхир, усмотрение. Не дожидаясь отряда, потому что, чую, тут поработали агенты Кугро, и капитан Фарен ими введен в заблуждение. Утечка информации – скорее всего, из Конторы, с довольно высокого уровня. Исполнять немедленно. Вопрос государственной важности. Т`кхир, ты меня знаешь, можешь подойти ближе и удостовериться, что я – та, за кого себя выдаю. Кстати, твой протез – новый, предыдущий имел только три пальца. Этот тоже отец сработал? – Да, Хюльда, он. Я все сделаю. Что еще передать? – Что сам решишь, ты знаешь. Как там Крипина? – Да хорошо, полторы декады, как разродилась. Внук... Может, со мной пойдешь, ну его, этого Фарена, если он такой дурак? – Нет,- отвечаю. – Я останусь и разберусь, чего бы это ни стоило. Если что-то со мной случится – пусть Ларут попытается сообщить об этом по прямой связи. И чтоб как можно меньше народа знало об этом. – Еще что сделать? – Ничего больше, иди. Чем скорее – тем лучше. От этого зависит не только моя жизнь. Отдаю троллю брети, тот подхватывается, почти бежит, и буквально через минуту словно растворяется в подлеске. Не зря же было когда-то поверье, что днем тролли превращаются в камень, отводить глаза и маскироваться они умеют не хуже альвов, а в горах – и получше их. Спускаюсь к реке. Лодку она подогнала к берегу, та слегка оплавлена и перекошена, но плавучесть не потеряла. Нет, сидор не возьму. Пусть будет дополнительная возможность известить родных обо мне, если Т`кхир не дойдет. Сажусь на корточки, опускаю ладони в воду, сознанием сливаюсь с рекой. Вспоминаю отца, мать, братьев, невестку. Ярко, я чувствую их, как действительно свою семью, и стараюсь передать всю полноту ощущений реке. Прошу: "отдай лодку и мешок им, очень надо". Повторяю это несколько раз, чтоб прониклась, и, кажется, перебарщиваю с энергетическим наполнением просьбы – еще подняться и сделать пару шагов по берегу успеваю, а потом – чернота беспамятства. В себя прихожу в темноте и в колодках.