Под покровом ночи

      Скарамучча сидел перед матерью, которая крутила в своих белоснежных руках сигарету, изредка делая затяжки и выпуская очередную порцию дыма в кабинет. Её голубые глаза рассматривали окно, блуждая по многоэтажным домам и офисам города, и она всё никак не решалась начать разговор.       Они говорили об этом с сыном огромное количество раз, но тот все равно не хотел слушать её. Снова делал по-своему, считая, что жизнь сама собой образуется и без его помощи. Но в этот раз все должно быть по-другому — одиннадцатый класс это не шутки. Если сына снова исключат из-за поведения, она ничем ему не поможет и отдать организацию Фатуи под его крыло она не сможет. Да и не только дело в организации — он вообще ничего не сможет, как бы ни старался.       Скарамучча всегда был умным мальчиком. Ещё с самого детства. Вот только характер был, мягко говоря, ужасен. Возможно, причиной этому было то, что мать слишком сильно любила его и баловала, но Синьора не обращала на это внимание — главное, чтобы её ребенок был счастлив, а как он относится к другим, её не касалось, ведь к ней он относится хорошо, несмотря на дурной характер. Позже Синьора поняла, что ошиблась. С возрастом Скарамучча стал ещё более агрессивным, и только посмотрев на него, можно было понять — мальчишка был обладателем сложного характера. Из-за этого и начались проблемы.       Скарамуччу исключали. Постоянно, везде, в любой школе. Учителя жаловались, что он неуправляемый. Никому дела не было, какие у него оценки, поведение сына — вот головная боль Синьоры уже на протяжении кучи лет. Многие прощали, пытались помочь, но это было бесполезно, и длилось недолго. Скарамучча был независим, он сам решал, что и как ему делать. Иногда, бывало, он слушал свою мать, благодаря хорошим отношениям между ними, но это было столь редко, что можно было посчитать эти единичные случаи на пальцах, поэтому слушать совершенно незнакомых ему людей он бы не стал, даже если бы те ему целую песню посвятили. Да чего греха таить, даже тех, с кем он хорошо знаком — если такие были — он бы слушать не стал. Вот таким был её, Синьоры, сын.       Но этот год отличался от остальных. Последний год школы — от него зависит все. То, что с оценками проблем не будет — было очевидно, а вот то, что Скарамучча снова не сдержится и наделает глупостей — было вполне вероятно. Поэтому Синьора прямо сейчас морально готовилась к разговору с сыном, обдумывая варианты, как уговорить того отнестись к своему поведению серьезно хотя бы в этот раз.       — Долго мы ещё будем разглядывать окна? — услышала раздраженный голос Синьора перед тем, как обернуться к Скарамучче.       — Можем переключиться на стену. Она тоже очень привлекательно выглядит, — усмехнулась женщина, вставляя сигарету в рот, зажимая её губами.       Тихие фырканья сына, и тяжёлый вздох Синьоры.       — Ты снова собралась говорить со мной про школу, верно? — подытожил Скарамучча, массируя виски с двух сторон, расслабленно потягивая ноги, которые во время ожидания разговора уже давно затекли.       — Мм, догадался?       — Не скажу, что было сложно.       — Прямо интересно — почему, — издала ехидный смешок Синьора, более серьёзным тоном добавляя: — Скарамучча, на этот раз все по-другому, ты ведь это понимаешь?       — Да-да, последний год в школе, все дела… — протянул юноша, но Синьора перебила его, зная, что это не более, чем слова, и смысла в них совершенно нет:       — Нет, послушай меня внимательно, — произнесла женщина, вставая со своего кресла, опираясь при этом на левую руку, пока правая держала все ещё недокуренную сигарету. — Ты должен засунуть свою гордость в задницу и потерпеть этот год. Я лично тебе обещаю: если тебя снова исключат, ты сам будешь вылезать из своих проблем, и я даже пальцем не пошевелю, чтобы хоть как-то тебе помочь. Я устала вечно покрывать твой дурной характер. Ты знаешь, для меня ты очень дорог, но я не собираюсь всю жизнь ходить за тобой как курица-наседка. Ты меня понимаешь?       В кабинете повисла тишина. Скарамучча разглядывал свою обувь, а Синьора, постояв ещё чуть-чуть, все-таки села обратно в свое кресло, смотря на сына, хитро сощурив глаза, думая, могло ли дойти до парня то, что она ему на протяжении нескольких лет пыталась вдолбить.       — Но я ведь все равно смогу работать в Фатуи! — начал оправдываться Скарамучча. — Оценки у меня всегда были замечательные, ты это знаешь!..       — Я-то знаю, но тебя не возьмут на работу без аттестата, даже если ты будешь Папой Римским собственной персоной.       Послышался разочарованный вздох. Синьора весело хмыкнула, с интересом ожидая, что скажет её сын. Согласится или все-таки снова пошлёт все и всех и сделает все по-своему?       — Я не понимаю, что сложного? — начала подначивать она своего сына, как бы невзначай подталкивая его к верному решению. — Ну посидишь год молча, никого не трогая, и что? Ничего сложного. Зато какие перспективы перед тобой будут открыты!       — Да я понял, перестань, — буркнул Скарамучча. — Дай подумать.       Женщина только пожала плечами, открывая папку, чтобы заняться работой, пока её сын будет взвешивать все «за» и «против», но не успела та ещё погрузиться в дела, как её окликнули:       — Я… Ладно, я попытаюсь, — неуверенно пробормотал Скарамучча, все ещё сомневаясь в своих словах.       Синьора довольно улыбнулась.       — Ты сможешь. Мой сын все может. Верно?       — Конечно.