Асгард. Одна из множества вероятностей построения реальности
— Ваше Величество! Царица… В голосе одной из целительниц, встретившей Одина на пороге в крыло целителей, звучала неприкрытая тревога. Царь нахмурился, жестом давая знать, что он хочет услышать причины. — Эйра? Что с Фригг и ребенком? — Роды прошли тяжело. Царица спит, но ребенок… Двойня, сир. Обе девочки. Она выдохнула и Один замер. Девочки. Двое. Уже одна дочь несла проблемы в его видениях. Но двое… Царь прошел вслед за ведущей его в комнаты целительницей и подойдя к лежащей на ложе женщине, находящейся без сознания, провел ладонью по ее щеке, с грустью и теплотой на нее посмотрев. И лишь после этого, выслушав отчет о состоянии жены, подошел к колыбели. Двое. Двое девочек, что спали, завернутые в ткани, прижавшись друг к другу. Невообразимо маленькие и слабые. И если об одной были видения, говорящие, что та принесет славу и величие Асгарду, то вторая… Ас нахмурился. Их не должно было быть двое. Искра изначально была только одна. И это ставило в тупик. — Она успела дать имена? — Хела. И Хельга. — Хельга… Царь хмуро и задумчиво повторил второе имя. Они ждали только одного ребенка. И подбирали имя только для одного. Было очевидно, что царица от пройденных испытаний решила, что двое есть одно. Этим можно было объяснить и схожесть звучания имен. Но уже сейчас он знал. Второго ребенка не должно было рождаться. А значит она будет запасной. Сосредоточиться стоило на старшей. Он так решил. *** Что значит боль для ребенка, который редко видел солнечный свет и был отвергнут собственными родителями просто за то, что родился вторым? Для Хельги это было непонятным и невыносимым. И если бы не видения и интуиция, она бы давно сломалась. Волосы, что были от рождения черными, словно темная ночь, спустя несколько лет побелели, отдав первенство седине. Боль сопровождала её всюду — на тренировках, где из нее выбивали пыль; в тюремных камерах, где её прятали от чужих глаз. На уроках от родителей, что и не думали делать для нее скидку на возраст и более младшее положение. Хела была для них лучше во всем. Именно Хела, а не Хельга, была любимой; именно ее талант признавали, забывая о младшей. А ведь там, где проходила Хэла, все покрывалось огненной известью и пеплом. В ее зеленых глазах мерцали искры пламени Муспельхейма и искреннее непонимание того, зачем кого-то оставлять в живых. Она была смертью для всего, но не той, что приносит успокоение, а вселяет ярость и страх. И в чужой любви росла ее ненависть. Там где Хельга плакала, она смеялась; где она страдала, другая упивалась болью. Но окружающие продолжали источать слепоту. Хельга была бельмом на глазу. Не желающая принимать воинские знания и навыки, только для того, чтобы побеждать во славу; она хотела другого — семейного очага и возможности показать, что магия, на которую опиралась, была не так уж плоха и вовсе не являлась слабостью и недостатком. В ее руках была сила исцелять и отпускать. Она была смертью, но смертью, дарящей покой. И в этом была ее суть. Ее вела сила, видения и дух, но окружающие не видели и считали её прокаженной. Просто потому что она была лишней. Недостатком. Осколком. Тенью, что пыталась сиять ярче солнца. — Сколько раз я говорил, чтобы ты не смела использовать магию в бою?! — рыкнул Один, когда Хельга использовала магию в учебной дуэли с отцом, чтобы уйти с помощью иллюзии от рубящего удара. — Но Хеле ты не запрещаешь ею пользоваться! — попыталась возмутиться Хельга. Сестра, наблюдающая за боем, презрительно хмыкнула. — Ты слабачка, и только. Я и без магии способна увернуться. — Молчать. Никакой магии, Хельга, нельзя постоянно на нее опираться. — Но… — Ты еще спорить со мной будешь?! — Она на плети напрашивается, — подливала масла в огонь Хела. И младшая была совсем уже не удивлена тому, что идею восприняли с воодушевлением. Один случай переходил в другой, наваливаясь как снежный ком. Там, где одна брала силой и властью, получая за это поддержку и восхищение, вторая за теплые робкие улыбки и слова получала порицание. Не наследница, а позор Асгарда. Так о ней говорили. И чем старше становились сестры, тем больше была пропасть между ними. И тем сильнее ломалась Хельга. Пока однажды просто не решила, что уже достаточно взрослая, чтобы выжить. И чтобы оборвать все связи с местом, что так и не стало для нее домом, хотя она родилась в нем. Последнюю точку поставил в этом решении подслушанный разговор. — Ты уверен, что это хорошее решение, Один? — Фригг нахмурилась, видя, что супруг отступать не собирается. И посланник из Муспельхейма получит желаемое. — Выдавать Хельгу за сыновей Суртура… — Взамен вы получите нейтралитет от наших земель, — отозвался посланник. — Это выгодный размен. Какая разница, что с ней произойдет? Наследницей назначена Хела, — презрительно фыркнул Один. — Это мое окончательное решение. Этой девчонке не место в Асгарде. Она позорит нашу семью. — Уверяю, вы не пожалеете, — произнес воин. Но Фригга не была в этом уверена. Ее видения говорили об обратном. Как и о том, что их разговор не остался без свидетелей. Побег свершился в ту же ночь. Взяв с собой лишь оружие, одежду да пару книг, девушка, еще ребенок, направилась к переходу между мирами. Оставалась лишь одна проблема. Хранитель врат. — Вы делаете ошибку, младшая наследница, — тихо и спокойно произнес Хеймдаль, переводя взгляд на вошедшую Хельгу. — Асгард ваш дом. — Можно ли считать домом место, где ты лишь пустое пятно и чернь под ногами святых? — губы девушки тронула горькая усмешка. — Я хочу жить, а не становиться вещью, которую все будут пинать и однажды убьют. Прошу. Дай мне уйти туда, где меня не будут искать. Я хочу, чтобы обо мне забыли. Страж молчал. В нем колебалась верность Одину и то, как стоило поступить по совести. Он закрыл глаза, после чего повернул меч, открывая на несколько мгновений брешь, в которую Хельга выскользнула. И закрыл, стоило той скрыться. — Простите, Царь. Но так будет лучше, — прошептал он и его взгляд вернулся к соцветию миров и видений, которые он видел. И не видел Хельги. Ведь путь вел в земли, скрытые от его взора. Йотунхейм. *** Холод, колючий и жестокий. Именно он встретил Хельгу, которую порталом забросило в зимний лес, объятый тьмой. Одежда была мало рассчитана на подобное. Но она все же пыталась согреться, чувствуя, как холод, жестокий и беспощадный, схватывает ее и заставляет чувствовать себя сонной мухой. Где-то поблизости зарычал зверь, но она не решилась обернуться, замерев испуганным зверьком, прижавшись к дереву. — Хороший мальчик… Я не вкусная, — пробормотала она себе под нос, судорожно пытаясь заставить себя придумать, что делать дальше. Согреться не получалось. А одежда уже начинала промокать. Еще и страх не давал толком двигаться. Но все же она рискнула вслепую начать отступать, чувствуя нависшую угрозу. И преодолев пару шагов, побежала, сама не зная куда. Отчаянно не желая умирать. Но попавшийся под ноги корень вынудил ее оказаться на земле. Зверь, и, кажется, даже не один, приближался. А ее сознание вскоре кануло во тьму. И потому она уже не видела ни возникшего недоумения на морде огромного белоснежного волка. Ни того, как он и его собратья сменили облик, принимая более человеческие, пусть и крупные, очертания. — Асгардийка? Откуда бы? — скептически произнес один из них, пока второй, что был в лидерах, подходил к потерявшей сознание девушке. — Не шпион. Шпионы так не попадаются. Странно, — нахмурился тот, присаживаясь на корточки перед Хельгой и пытаясь рассмотреть ее лицо. — Наследник? Может, стоит ее сразу убить? Мне кажется, она принесет проблемы, предложил тот, что выглядел более рослым и мощным. — Нет. Пусть судит отец, — произнес наследник. И подхватив девушку, кивнул остальным. — Возвращаемся. Лафей должен первым узнать о том, что мы обнаружили на месте портала. Или точнее, кого. — Да, сир. Лафей не был особенно доволен, молча выслушав доклад одного из сыновей, что отличался от остальных его детей. Лауфей был бы замечательным наследником, тем, кто мог повести за собой обе части их народа. Если бы только не одно но: будучи чистокровным йотуном, тот совершенно не имел полноценного облика, который пристало иметь будущему правителю и совершенно не желал ввязываться в смертельные бои с соплеменниками, предпочитая уделять время целительству и защите. Сколько он помнил, тот всегда был любопытным ребенком, который хотел знать все и сразу. И потому того приходилось беречь. Не только от чужаков, врагов. Но и от своих же соплеменников. Ведь таких, как он, не принято было беречь, если те рождались в правящих семьях. И вот, очередной поступок, который не гарантировал того, что все спокойно примут. — Ты же понимаешь, к чему приведет твое решение оставить эту асгардийку в живых? — Лафей мрачно взглянул на сына, склонившего перед ним голову. Единственный из сыновей, кто всегда поступал, когда признавал свою вину. — Я чувствую, что это правильно, — произнес Лау, поднимая взгляд льдисто-синих глаз на отца. — Пожалуйста. — Лечить и следить за ней будешь сам. И если… — Убьешь ее своими руками, — добавил молчавший и притаившийся до этого в тени советник короля. — Я понял. Могу идти? Лауфея отпустили. И тот вскоре покинул помещение. В то время как в зал вошли остальные члены совета. — Ты делаешь ошибку, Лафей. Это может быть ловушкой, — произнес один. — Мы не знаем, что ожидать от этой асгардийки, — добавил второй. — Мой сын сам разберется. А не справится… Что ж. Значит, я плохо его воспитал. Лауфей этого разговора не слышал, хоть и догадывался о нем. Слишком часты были речи о том, как он отличается от остальных йотунов. Как слаб и бесполезен. В отличие от Хельги, от которой отвернулись все, от него не отвернулся отец и те из подданных, что не считали его недостатки такими уж катастрофичными. Его поддерживали, ему пытались помочь и вылечить от этой слабости. А если не вылечить, то обернуть на пользу. И с последним успешно справлялись. Как справлялись и с тем, чтобы скрывать такую брешь в защите от врагов. Думая над этим, он вошел в выделенную для присмотра за девушкой комнату. И обнаружил, что та уже пришла в себя, вжимаясь в покрытые инеем подушки и настороженно следя за его младшей сестрой, что помогала ему в лечение пациентов. — Лемерия? Что произошло? — Ничего. Она не так давно проснулась. Я даже сказать ничего не успела, — отозвалась та, не спеша подходить к Хельге. — Вот как… Ты боишься, потому что мы йотуны? — Лау вопросительно посмотрел на младшую дочь Одина, медленно подходя к кровати. — Нет. Не похожи. Асы страшнее, — покачала головой Хельга. — Это было… Просто неожиданно. Где я и почему я еще жива? — Интересные вопросы. Она точно не шпион? — Лемерия скептически взглянула на брата, скрещивая перед собой руки. — Я просто хотела сбежать куда-нибудь подальше, лишь бы меня не нашли, — произнесла Одинсдоттир, и прикусила язык, понимая, что сболтнула лишнего. Ведь неизвестно, что ее еще ждало в этом месте. — Не нашли? Странное стремление от аса, — Лау прищурился. — Кто ты? Украла что-то у Одина? — Я его дочь. Хельга. И бежала я от него. В комнате повисла тишина. Казалось, ее можно было резать ножом, словно лед. Брат и сестра молча переглянулись. Выяснять, как оказалось, предстояло многое.Несколько лет спустя
Это было странно, чувствовать себя в безопасности, будучи в плену у тех, кого ее народ — бывший народ — считал ужасными чудовищами, которых нужно было истребить. Хельга знала это только из книг и подслушанных разговоров, но будучи сама той, кого за глаза называли маленьким монстром, не особо верила, что все так и есть. И общаясь с Лемерией и Лауфеем, наблюдая под их присмотром за жизнью йотунов, она понимала — не все нужно делить только на черное и белое. И не все оказываются правы. Особенно Один. Жадная до общения, но недоверчивая, битая жизнью, она вцепилась в наследников Лафея как в последнюю надежду. Впервые ее не хотели убить или изнасиловать. Впервые никто не говорил о том, насколько она никчемна и отвратительна. И этот мир… Начинал ей нравится куда больше Асгарда, пусть ее и продолжал мучать холод. Одежды, выданные ей местными, лучше подходили, чтобы с ним бороться. Но все-таки он все равно был ей непривычен. И как ни странно, Лау и Хельга поладили без проблем. Он был достаточно добрым и отзывчивым, что и требовалось той, которую нужно было отогреть не только внешне, но и внутренне. И постепенно они стали все чаще проводить время вместе. Лафей закрывал глаза на то, что девушка все время проводит время с его сыном, считая, что тот сам со всем разберется. А донесенная история только больше укрепила его во мнении, что мира с Асгардом, пока во главе стоит Один, быть не может. Если тот позволял себе такое проворачивать с собственными детьми, то что будет с вассалами и союзниками? И постепенно контроль над детьми слабел. Хельга не спешила еще куда-то сбегать, и даже пыталась изучать и научиться понимать их язык и местные обычаи, традиции. Что помогло многим недовольным не замечать ее. Да и Лау, глядя на то, как та тренируется в магии и оружии, как пытается понять, сам начал развиваться и в том, что ранее отвергал. Эту девушку хотелось защитить. Потому что откуда-то он знал. Так будет правильно. И в какой-то момент все повернуло в сторону брака, на котором сам Лафей и настоял. — Я не слепой. И я не могу давить на тебя, Лау, вынуждая сочетаться браком с той, кого ты не выдержишь, — произнес Лафей, принимая более человеческий облик, чтобы быть наравне с теми, кого он считал еще детьми. — Но вы тянетесь друг к другу. — Но разве вас не смущает то, кем я являюсь? — непонимающе посмотрела на него Хельга. — Дети могут и не унаследовать всех способностей. — Даже если йотунами они не будут. Магия будет продолжать в них течь. Как и кровь. Сути это не изменит, — отозвался король. — Но, отец… Ты же знаешь, что… — Знаю. Поэтому вы должны найти место, куда отправитесь. Вам тут не место. Война разгорается с новой силой и скоро асы проникнут сюда. Лауфей все еще сомневался, в то время как Хельга понимала, почему Лафей так поступал. Предательства от своих никто не отменял. А они были слишком легкой мишенью, и скорее мешались бы в сражении, чем помогли. И им пришлось согласиться. Тем более в каждом из них горело любопытство. Хоть и хотелось помочь остальным в защите родных земель. Они поженились спустя несколько дней после этого разговора. И взяв лишь небольшую охрану в сопровождение из тех, кто сам хотел с ними уйти и кого отпустили, отправились в путешествие Темными Тропами по другим мирам, ища место, которое можно было бы назвать их новым домом. Они потратили немало времени, прежде чем их занесло в Мидгард. — Так странно… у меня ощущение, будто магия этого места слаба и сплетается со всеми, кто может помочь и стать источником и проводником, — задумчиво произнесла Хельга. — Хотелось бы мне с тобой поспорить. Но у меня оно тоже есть, — согласился Лауфей, оглядывая открывшееся им пространство. — Но мне уже здесь нравится. Жаль, что это место под покровительством Одина. — Отобьем, — решительно произнесла Хельга. В зеленых глазах заплясали золотые магические искры. — Ради будущего дома… Я готова разругаться с ним официально. — Госпожа, движение… Там движется под водой что-то огромное в нашу сторону. — Видим. Этим что-то оказался магический змей огромного размера, которого они видимо потревожили своим присутствием. Но убивать его никто не стал, вместо этого рискнув попытаться договориться. Потому что Хельге слишком понравилась эта змейка. А Лау и остальные не могли ей в этом отказать. — Что не сделаешь ради любимой женщины, — философски произнес Лафейсон, рассматрива то, как жена липнет к бедному животному, что начало уже страдальчески поглядывать в сторону воды. — Разбиваем лагерь в той стороне. И будем думать. Часы перетекали в дни. Дни в недели. Недели в месяцы. Мидгард стал той самой точкой, которую ставят в решении места жительства. Хельге слишком нравилось это место. И даже соседство с людьми ее не пугало. Ведь для тех они были все равно что боги, спустившиеся на землю. В какой-то степени, все так и было. Они осели в одной из северных стран, как в наиболее привычном для них климате. И проблем не было практически никаких. Магия людского мира откликалась на их силу. И вела за собой. А они и не думали отказываться. Еще не зная, что подозрительные шевеления уже были замечены. И те оказались очень не по нраву Одину. И Хеле дали отмашку. Она была рада исполнить приказ. Ведь ненавистная сестра опозорила ее, сбежав из дома. И посмела связать жизнь с презренным йотуном, которых она ненавидела всей душой и желала уничтожить во имя процветания Асгарда. И все было бы ничего. Если бы только ее появление не совпало с беременностью Хельги. И на отсутствие воинов, которых супруги вернули в Йотунхейм, чтобы те помогли Лафею в войне. Они остались лишь вдвоем. И не подозревали о нависшей угрозе. — Думаешь, будет двойня? — поинтересовался Лау, подходя к супруге, что занималась тем, что вязала, напевая песни его народа, вплетая защиту и магию в свои творения. — Да. Мальчики. Я уверена, — улыбнулась Хельга. — Старший… Атрей. Ему подойдет. А младший… Мм. — Локи? — предложил Лауфей. — Лауфейсон. — Да. Атрей и Локи. Мне нравится. Ее губы тронула нежная улыбка, когда она коснулась живота, чувствуя, как бьются в ней две жизни, полные магии. И ей хотелось, чтобы счастье было вечным. До рождения оставалась всего пара месяцев. — Какая омерзительная картина. Клубок выпал из ослабевших рук Хельги, когда она услышала этот голос. Они обернулись, увидев Хелу, что держала в руках тессеракт, что добыла для Всеотца в одном из сражений. Хельга побледнела как полотно, узнав сестру. Трудно было не узнать, когда они были похожи как две капли воды. За исключением цвета волос и того, насколько расходилась история их жизней. — Право слово. Ты все также никчемна, сестрица. — А ты все также надменна, Хела, — прошипела Хельга, поднимаясь с кровати и опираясь на руку мужа. — Что ты здесь забыла? Неужели Один не оставил мои поиски? — Твои поиски? — Хела зло сощурилась. — Ты предала его. Ты предала Асгард, связавшись с нашими врагами! — Асгард предал меня куда раньше. Не тебе меня осуждать. В следующий момент Лауфею пришлось оттолкнуть Хельгу, чтобы принять удар оружия на себя и защитить. Ведь та не могла как раньше использовать магию, будучи в положении. — Тронешь мою семью только через мой труп, — прошипел Лау. — С удовольствием, — пропела Хела. И они закружились в смертоносном вихре. Вот только не учел он того, что честный бой не для воспитанницы Одина. И не для той, кого звали Богиней Смерти и Смертоносным Смерчем. От крика Хельги, полного боли, страха и отчаяния, казалось, остановилось время. Лау пропустил удар, падая на землю. И Хела, презрительно скривившись, подошла к сестре. Напрямую вонзая в нее клинок, пронзая ее жизнь. И задевая жизнь одного из нерожденных детей, намереваясь прямо так, растерзать тело Хельги, и достать малышей, чтобы убить на глазах у еще живых родителей. — Я ненавижу тебя, — прошептала Хельга, из последних сил пытаясь сдержать отчаянный вопль, чувствуя смерть своего ребенка, которого вытаскивала из её тела сестра. Истинное чудовище. И проклинала свою сущность за живучесть, не позволяющую так просто умереть, как умер бы от этого кто-то послабее. — Не трожь детей, — прохрипел Лау. Но понимал, что Хела вряд ли остановится. Второй ребенок был еще жив. Сознание Хельги начало отключаться, когда Лауфей сделал последний рывок, раня противника. И забрав ребенка, поспешил вернуться в Йотунхейм, понимая, что здесь и сейчас ничем ему не поможет. А там… Есть шанс спасти. — Прости меня, сын, — прошептал Лауфей, чувствуя, как раны и перемещения забирают из него последние силы. А значит, нужно было сделать все, чтобы тот дожил до появления Лафея. И последний всплеск магии был потрачен на то, чтобы укрепить магический лед и создать колыбель, запечатав грот, в котором они оказались. Тело таяло, ведь после смерти йотуны становились ничем иным, как льдом. И никто из них не знал, к чему это все в дальнейшем приведет. И что у двух богов, подчиняющимся стихиям, не мог родится кто-то другой. Кого в будущем назовут богом Обмана и Хаоса. Жаль, что он и сам будет обманут. Пока однажды правда не всплывёт, разрушая привычный мир на осколки и порождая ненависть к тем, кто отнял все. Но это уже другая история.