Ангрбода

Та, что приносит горе Взгляд дня мертвел, скрываясь за плотной завесой; она поднималась с тёмно-бурой заводи. Свет – ломкий, бледный – дрожал на водной глади, льде, промёрзших комьях грязи и влажно блестел на паутине серо-зелёных лишайников. Макушки сосен Ярнвида* едва качались на тихом ветру; сам лес заме, и его бесчисленные деревья в сумерках казались мертвецами, беспокойными драуграми**, которых подняли из курганов. Земля у заводи задрожала. Ветер, перебиравший мёртвыми пальцами чахлую траву, стих. Ядовитый туман, стелившийся у корней деревьев, потянулся к берегу. Влажный, липкий воздух Ярнвида загустел, уплотнился – и превратился в натянутое полотно, пропитанное морозом вечных сумерек. Дрожь пронзила землю, деревья, поднялась к горам, которые тянулись к плоскому, выцветшему небу. Последние лучи – рассеянные в пелене тумана, обессиленные в борьбе с надвигающейся ночью – вмиг потухли, оставив после себя тревогу и страх. По льду поползли трещины: широкие, кривые, похожие на шрамы. Сквозь разломы начала вытекать грязная вода, похожая на гной. Из леса – его самых чёрных глубин, пасти, которую он ощерил – раздался вздох; он раскатился эхом, умирающим где-то у самого берега. Они вели её к заводи – свою мать, госпожу, богиню – и охраняли. Волки-гиганты, высунув ярко-алые языки до самой земли, плотным кольцом обступили великаншу, из чьей бездонной утробы они когда-то появились; их дыхание, звериное и жаркое, с тяжёлыми рычащими перекатами, касалось кожи женщины, оседало едва заметной, бледно-серебристой изморосью. Свет волчьих, ярко-жёлтых глаз ложился на землю грязно-оранжевым отсветом. Никто из зверей не понял, когда грузная, отягощённая бременем женщина стала падать. Обвал, грохот падающих деревьев заглушил визг гигантов, бросившихся под великаншу. Их голоса оборвались, и наступила омертвевшая тишина; было лишь слышно, как с тихим шипением каменная крошка оседала на землю. Дети великанши замерли в полушаге от неё, с беспокойством водили мордами и скулили. Безмолвие давило, затягивалось, превращаясь в бесконечность. Могучий вдох – гулкий, натужный, земляной – вывел зверей-гигантов из оцепенения, и они испуганно отпрыгнули в стороны. Женщина зашевелилась, подняла голову. Равнодушные, серые глаза на мгновение на телах, в которых тлели угли жизни. Великанша выдохнула и со стоном начала подниматься; она хрипела, опираясь о тела умирающих. Ладонь тут же провалилась внутрь: влажно разорвалась плоть, с сухим треском лопнули рёбра. Брызнула кровь. Великанша поднялась, обхватив ствол дерева. На лице выступил пот, рот приоткрылся в беззвучном стоне. Волки тут же закружились вокруг, скуля и визжа; ярко-алые языки слизывали чёрную дымящуюся кровь, болезненно-жёлтые глаза горели, из пастей закапала мутная слюна. Когда женщина наконец встала и продолжила путь, волки последовали за ней, оставив без внимания трупы братьев и сестёр – их мать, хозяйка и богиня не будет ждать. Ярнвид неподвижно стоял, полу-ослепшими глазами следя за теми, кто переносил его морозно-затхлое дыхание. Земля дрожала под волками и великаншей; её живот, напоминающий рыбий пузырь, колыхался при каждом шаге; что-то двигалось там, внутри, скрытое от всего мира. Кожа, больше похожая на камень, истончилась и волки отпрыгнули, в страхе оскалившись: они увидели кольца, свитые в клубок, и неясные очертания отвратительной морды. В неживом, холодном теле зрела жизнь, которая жаждала появиться на свет. Заводь беспокойно дышала. Мутная вода вбирала остатки тепла, топила его в чёрной, смоляной глубине. Тревожную тишину разорвал треск падающего дерева – и волки-гиганты вышли из ощеренной пасти Ярнвида. Они стелились тенями вдоль заводи, сверкая изжелто-стылыми глазами. Падала на землю бурая пена, звериные бока тяжело вздымались. …Она появилась внезапно, словно из-под земли: угольно-чёрная фигура заслонила небо, верхушки сосен. Остались только звёзды, которые, как болотные огоньки вспыхивали то тут, то там и приковывали взгляды волков. Женщина внезапно согнулась, придерживая живот, и захрипела; на лице застыла гримаса боли. Она едва могла идти, и последние шаги великанша преодолевала с тяжёлыми, хрипящими криками. Стынь воды приняла её. Волны захлестнули берега, укусили волков-гигантов за лапы. Но никто не сдвинулся с места. Пошёл снег. Серый, как пепел от погребальных костров. Великанша задышала сквозь стиснутые зубы, прикрыла глаза; тяжесть в животе ожила, стянуло чрево, тугие кольца скользнули вниз, вызвав жгучую, резкую боль. Она закричала – и Ярнвид вместе с ней. Волки выли и рычали, царапая когтями землю. Схватки усиливались, лес изрыгал проклятие и метался вместе с женщиной, разделяя агонию обезумевшего тела. Острая боль пронзила чрево. Великанша выгнулась, оскалившись, и на воде, пенясь, появилась кровь. Змеиные кольца обвили тело, отвратительная морда показалась из глубин и прильнула к груди. Шёл снег. Стояла тишина – мёртвая, как и всё вокруг. Как и все девять миров, которые в ужасе содрогнулись, узрев свою погибель. И ту, которая принесла её.