Мор

За маской лица не видно? Ну что же, глаза честнее. По горлу скребутся рифмы, сплетаются в зуд на шее — ни гримом не скрыть, ни шарфом, не вызвать врачею на дом, нигде не найти лекарства, а мне и не очень надо. *** Послушай, вы все немного больные умом и телом. Не веришь — спроси у Бога, он скажет: «А что хотели?». Я тоже его посланник в каком-то известном смысле: мой статус прописан в Плане, но знаешь, я даже мысли не мог допустить когда-то, чтоб есть, не умывши руки. Ведь в войске моём солдаты — блохастые крысы, мухи. От них не спастись в подвалах и в белых церквях не скрыться — зараза сразит кинжалом, накроет огромной птицей, усядется на грудине и будет смеяться глухо, что яд виноват змеиный и с длинной косой старуха. Молитвы, поверь мне, мало: вы взвешены разной мерой. …Ну что ж, я пойду, пожалуй — твой доктор стучится в двери. *** Ваш мир не стоит на месте, и я, как ты видишь, тоже. Я вечный земной наместник: меняю лицо и кожу, но в сути — я тот же самый общительный злой холерик. Меня обгоняет слава, несётся на каждый берег, и люди встречают криком, а тут ещё брат приехал, и в этом угаре диком такая пойдёт потеха! Ну правда, не корчись только — так, видно, у вас в породе. …Пойду. Тут твоя сестрёнка под красным крестом заходит. *** И что же? Венец мой ярок, и правда моя жестока: не скроют её пожары, не смоют её потопы, и вам по домам не спрятать лица за прозрачной маской. Швыряйтесь по ВОЗ-у тапком, пишите о чипах сказки, вините друг друга, люди. Поверьте, мне даже лучше: когда бесконечно судят, нет времени, чтобы слушать. И мой интерес — он празден, за мной ведь, ты знаешь, рота. Но всё же — скажи по правде: а что ты поставишь против? *** В больнице все койки сразу забиты с начала мая. «Привёл же господь заразу, ну надо ж, напасть какая!» — бормочет старуха тихо, а лёгкие всё слабее, и мальчик, болевший тифом, читает ей «Одиссею». Здесь каждый «слегка простужен, и мог бы сидеть и дома». И каждый кому-то нужен и может свалиться в кому, и каждый уже накручен, на метр плюётся ядом — никто докторов не учит одним улыбаться взглядом. Дорога до интенсивки — как будто дорога к фронту: повсюду противный привкус срывает сердечный контур, надежды, слова и клятвы — а что ещё остаётся? Болезнь собирает паству из тех, кто не встретит солнце. Перчатки, комбезы — малость, проверки — на дню по тридцать — и бьющая с ног усталось, хотя по ночам не спится. Болезнь подкосила много, и столько ещё подхватит!.. Но если ты ищешь бога, он в белом стоит халате.