Небо в клеточку

– Мож это… ну, не пойдем? – Ты че? – А че? Я ниче. – Ну вот и всё. И нет, Санёк не зассал. Уж больно дорогим Санёк посчитал пиво в Пятерочке, которое собирался подарить матери своего… молодого человека. И этот самый молодой человек решил, что выложенное окурками на асфальте «Кирюха го встр» – очень романтично. А быть прижатым к стене, когда над ухом низким баритоном шепчут «Купить те булку в столовке?» – уже знак серьезных отношений. Настолько серьезных, что вполне можно было вести такого кавалера к матушке на смотрины. Сашка так-то не против был, он ведь пацан ровный, четкий. Особенно в том пиджаке с выпускного. Бабуля говорит, что в нем Санёк прямо-таки в Александра превращается, в знаменитого ловеласа и хвалёного жениха. Ну а че ему? Накинул пиджачок этот на свои плечи костлявые вниз опущенные, хапалки в карманы любимых треников сунул и потяпал по-птичьему гордой походкой, как на профсоюз собрание. Только вот даже предугадать не мог, что в каталажку идти придется. Ну ладно, вот тогда Санёк может быть и зассал немного, но если хорошо подумать, то у Кирилла нет никаких причин сдавать своего любовника в ментурщину. А вот это недурно. Хорошо, что хорошо подумал. Обычно Санёк даже не думает. Не думает и когда берет пиво «387». – Нет, поставь обратно, – мотает головой Кирилл, перехватывая банку. – А че не так? – Маме это будет напоминать статью в уголовном кодексе. – Она и за это сидит?! – Может быть, – беспечно отвечает Кирилл, пребывая в абсолютной гармонии с собой и окружающим миром. Кириллка рос тихим и малоэмоциональным ребенком, не зная мужского воспитания. Отца и деда он никогда не видел – те вроде где-то живут, аль где-то доживают. Так ему бабушка рассказывала. Как загремела мамка по статье, полностью перешел маленький Кирюша в её руки. И пока Саня в его возрасте пиздил палкой крапиву и некоторых пацанов по башке, Кирюхе не в падлу было съедать всю манку до конца и учить буквы. Он вообще ко всей этой теме тюремной подозрительно по спокойному относился. Даже пересказал как-то весь перечень судимостей своей матушки, начиная её попыткой отстреливаться калашом от ментов и заканчивая угоном трактора в девяностых. Добавил: «Десять лет сидела в целом, как никак». И улыбнулся. Тоже подозрительно. С таким же похуизмом и вселенским умиротворением Кирюха согласился пронести на зону пиво, ведь понимал, что для Санька это моветон – явиться к будущей тёще, авторитетной преступнице и просто обаятельной даме без гостинца. У Сашки даже язык не повернется оспаривать все вышеперечисленные звания, поскольку с первых же секунд он смекнул: даже в тюрьме эта женщина считается блатной. Как бы Санёк не изворачивался, как бы не пытался спрятать баклажку пиваса за пиджаком, ему все равно ничего не сказали. Хотя легавый Константин (если верить словам его рыжего напарника) своей зенкой единственной прям сверлил эту Балтику несчастную, будто лицо Санька именно там находилось. Щурился так, ухмылялся лукаво, и Санёк сразу понял, что этому Костяну (уже без всякого уважения) давно стрелу не забивали. Хватило одного Александровского сального взгляда в прищуре, чтобы товарищ Константин прекратил выебываться и без лишнего базара помчался резвой козочкой сопровождать их к заключенной Богдане Державиной. Стоит только пацанам зарулить к нужной камере, а решётке с лязгом открыться, Санёк моментально серьезным становится. Вытирает даже уголки губ большим пальцем, так, навскидку, вдруг шелуха от семечек прилипла где-нибудь, а он же порядочный юноша все-таки! С такими сосредоточенными щами Кирилл его видел последний раз, когда тот пытался таблицу умножения зазубрить. Неделю назад. – Принимайте, госпожа Державина, – оповестил Константин, надменно подняв ебальник. – Беленький у нас сынком назвался, вот какие люди пожаловали. Час вам на всё про всё, успевайте. – О-о-о, самолет летит, колеса стерлись, – отреагировал женский грудной голос. – А че так мало-то? Сын пришел, кровь моя родная! А ты всего час даешь. Уговор наш забывать начал, а, шкет? – Что Вы, договор дороже денег! – начинает оправдываться полицейский. – Просто… – Просто Димка твой Романов возвращается, да? И опять начнет тут порядки свои наводить? – Права, госпожа Державина, – Константин элегантно склоняет голову и очаровательно улыбается, но быстро сообразив, что жест ожидаемого эффекта не произвел, решил больше не позориться: – А теперь посмею удалиться, – и он ушел, так как не особо горел желанием наблюдать за сценой воссоединения из индийских фильмов. – Ну, Кирюх, подойди к мамке-то, а! Дай себя обнять-приподнять, че ты! Вот! Хоть полюбуюсь на тебя со всех сторон, – Кирюху щедро одарили страстными объятиями, пока тот не начал задыхаться, аки немощная кобылка. – А это кто с тобой? Дружбан? – Нет, мам, – скромно ответил Кирюша, снисходительно улыбнувшись. – Знакомься, это Саша. Мой молодой человек. Преступница присвистнула. Богдана Державина, признаться, та еще княжна была. Княжна криминала и уголовщины. Вот увидал Санёк её, всю такую статную, широкоплечую, в мехах норковых и сапогах замшевых, сразу уважением каким-то преисполнился. Сидела в камере одна, между прочим. Видать, остальные заключенные не удостоились компании такой важной персоны. Однако ж сам-то Санёк тоже не пальцем деланный – пацан пацаном да не с пустыми ручками. Лапами скользнул под пиджак, любезность в алюминиевой банке выудил, в руки подал. Всё. Нормально делай – нормально будет. – Это Вам, – добавляет к подарку Названный Дружбан, потому что не знает, че обычно в таких ситуациях говорят. – Да ладно те, Санёк, тут все свои, можно просто «мама», – откровенно хохочет она, принимая пиво. – Смотрю, сы́нка-то весь в маманю пошел, роман закрутил не абы с кем, а с главшпаном местным! Горжусь, ой горжусь… Такой подгон не каждый сделать может. И только Саня грудь выпятил, только душенька радоваться начала, как вдруг… – Только, Шурка, чёт хиленько. Я ж себя не на помойке нашла, чтоб пивас-то из жестяных банок наяривать. Там такое набадяжат, вот чисто крыс травить. Заработал бы неплохо на банках-то этих, я знаю, щас их сдавать можно. Ну и это, – продолжает, – прикупил бы себе пиджачок красивый, а, щегол? В следующий раз «Козла» тёмного тащите, вот такое уважаем, конечно, уважаем… Как вдруг ему дали понять, что женщину, которая ограбила целую подсобку алкогольного мини-маркета, а потом еще и безнаказанная болталась столько, что успевала деньги фальшивые стругать, не переплюнет какой-то подъездный Санёк со своим Балтийским морем. Тогда Санёк молча решил, что больше такой благотворительностью заниматься не будет. – Бутылку вряд ли спрятать получится, – подминает губы Кирилл, всерьез призадумавшись. – Ну так вы и не прячьте. Приходите сюда как в гости. Нет. Как домой. Или Костян все-таки вас осматривал, скотина такая? – Одноглазый тот? – негромко спрашивает Саня у Кирилла, на пару секунд встречаясь с ним взглядом. – Уж что правда, то правда, Костян у нас зоркостью не блещет, – прицокивает языком Державина, подцепляя ушко от пивной банки. – Мы с ним знакомы-то давно, Кирюшки еще в помине не было. Сидели как-то на гаражах, семки с солью лузгали, косточки чужие перемывали, там и выяснилось, что сопляк этот даже пиво глазом открывать не умеет. Всё ныл, чтоб я его научила, я ж в этом деле профессионал! Ладно, говорю, сочтемся с тобой еще. Ну, попытался пацан один раз. Проебался. Всё, думаю, Костя-я-я-я-ян, ты уж извиняй, но теперь придется гражданочкам одним глазом подмигивать. Зато смотрю – крышки-то нет! Открыл ведь, червь проворный! Кирилл хотел было что-то сказать, но. – А как повязали меня, снова столкнулась с этой харей Кутузова. Причем не в камере соседней, а в форме полицая! В мусарню его приняли работать, представляете? Я еще думаю, мол, чё-то не складывается, Костян же у нас зэк бывший. Кирилл… не перебивал. Решил дождаться, вскользь окинув Сашу тоскливым взглядом а-ля «мне тоже нас жалко». – А оказалось, что отсидел этот бедолага свои заслуженные девять лет, единственный во всем поселке, так его из уважения здесь официально трудоустроили, а то людей не хватало. Теперь, вот, должок отрабатывает, дорожки мне красные под ноги стелет. Так что ничёшный он мужик, доверять можно. – Мам, – мягко произносят с интонацией, с которой обычно просят помолчать, только очень вежливо. – Чего? – Эт самое, – замешкался Санёк, не зная, как бы правильно спросить. – А у вас чё… э-э-э… ну, с глазом, короче, – и шмыгнул. – Жигулевское сучье открывала. Профессионалы, к сожалению, тоже лохануться могут, – резюмирует она. – Но, ес честно, это одна из моих любимых историй, после этого случая Кирюшка свое первое матерное слово сказал! – Это когда такое было?! – Ой, те всего два с половиной было отроду, ты и не вспомнишь. – Ну не надо меня перед Сашей позорить, – Кирюша от смущения начинает нервно копаться в пустых карманах. – Я был глупый и просто повторял, что слышал. – Да я еще опозорить-то тебя еще не успела, все обо мне да обо мне. Давай, сынок, вещай, че там да как, че по чём, – вздыхает Державина, закидывая ногу на ногу. – Куришь? – Нет… – Пиздеть, хлопчик мой, в военкомате будешь, – певуче тянет Державина. – Хотя может в армии-то пацаны тебя курить научат. – Не знаю. Я так-то откосить хотел. – Эх, малой, несмышленый ты совсем, – её тон речи горький, но не грустный. – Была б моя воля, я б отслужила. Это лучше, чем здесь чахнуть. За этой… за решеткой, в темнице сырой. Так Чехов писал! Правда не помню, чё там дальше… – Тёть, Вы не наэтывайтесь, – Санёк отреагировал моментально, заприметив, что Кирюша уже собрался вставлять свои пять копеек насчет Пушкина, – только ботаны все наизусть рассказать могут. – О, золотые слова, Санёк! За это можно и тост! – Державина подняла банку, но тут же спохватилась ради душетрепещущего вопроса. – А ты куришь? Санёк отзывается уж слишком понуро: – Ну, курю. – Так че ж Кирюшку-то не научил, а? Ой, непутевые вы у меня, ребятки, непутевые… – она пригубила пива, поморщившись. – И где ж вы только познакомились… Такие женихи как Санёк на дороге не валяются – они сидят на кортах, плотно прижав пятки к асфальту. Ходят всегда пачками, как крипы в Доте, чалятся строго на своих территориях и у кириллоподобных постоянно стремятся мобилу отжать, перочинный ножик на пальце прокручивая. Пацаны, воспитанные улицей, отчаянные люди. Не считали проблемой расквасить себе физиономию до однородной кровавой гематомы, просто немножко обидно каждый раз стоять (или лежать, тут уж кому как повезет) в гнетущем одиночестве с саднящим ебалом. Пусть и жжёт, сука, больно, пусть и позаботиться о свежих ранах некому. Однако ж при том, что по статистике на десять девчонок приходится девять ребят, и на Санька свой Кирюша нашелся. Кирюха как-то не заметил того переломного момента, когда он начал таскать на себе мастерки, сочинять в духе «Биографии» Кровостока и гонять до шаражки на моцыке Санька, придерживая того за плечи. Жизнь вообще, думает, всякая бывает: и на я бывает, и на ё бывает. Непредсказуемая. Такая же непредсказуемая, как пиздиловка на день ВДВ, Санёк тогда чуть сам за Родину не помер. Потому что четверо на одного – это не по понятиям. Потому что не чтить память о тех, кого сегодня рядом нет – это тоже не по понятиям. Санёк никогда попусту не трепался. Ясно дал понять всему району, что хоть одно неосторожное слово в сторону его воевавшего бати услышит – будет уебывать с ноги, которая у каждого уважающего себя пацана всегда имеется. А пацанское слово крепче гранита. Крепче самодельного стола во дворе, который местные деды постоянно дубасят, пока в Косынку рубятся. Слово-то может и крепкое, но тело Сашки щас вот-вот душу испустит. Он так и подумал, когда только что подоспевший Кирюша предстал перед ним цветным пятном в пространстве. А может это и не Кирюша вовсе. Саньку тогда похуй было, он умирал, но на всякий случай драматично зачитал своему спасителю предсмертное стихотворение про розы, воров и свободу. Кирилл тащит Санька в доисторическую хату бабулину, бессовестно изгаляясь над её годовым запасом зелёнки и марли. Чуть менее бессовестно он изгаляется уже над Сашкиными разбитыми губами, целуя их и пачкаясь в крови, потому что Бог знает, чем эти истёрзанные уста лечить. Бог знает, сколько Сашке понадобится храбрости для ответа на поцелуй, ведь амурные дела, по сравнению с неистовыми мордобойнями, требуют в разы больше мужества и отваги. – А это, – говорит Державина запоздало, – в десна-то лобызались уже? – Чего? – Ну, слюнями-то обменивались, нет? – Мама! – голос Кирюхи от возмущения срывается на писклявой ноте. – Ну че? Че ты сразу? Матери всё интересно. Я ж всю жизнь думала ты мне девчушку какую-нить приведешь, а теперь и не знаю даже, как внуков-то просить. Ох бабка бы научила их на районе выживать, самые авторитетные будут! – Ты слишком торопишься, – начал заверять Кирюша. – Мы даже не думали насчет… – Да ладно вам стесняться-то, салаги. Я вам такую свадьбу закачу, с соседних поселков все прибегут! Вот была я как-то на кавказской свадьбе… Санька, конечно, жизнь потрепала знатно, но на кавказских свадьбах ему еще не удалось побывать, поэтому он начал слушать, ближе устроившись к Кирюшиному плечу. Пировали так горячо, что даже не заметили, как Державина унесла с собой весь шведский стол прямо в скатерти, захватив несколько блестящих перстней. Прямо как сорока. Такая кличка у неё и была среди своей группировки. Санёк, кстати, про эту банду тоже успел послушать. Про банду, детство Кирюши, труп на даче, старый завод, криповые падики, сорок третью квартиру, где уже три года как дед помер в старых тулупах и... А че там про кавказскую свадьбу? – …а камер на той заправке все равно не было, вот я и сливала в свою канистру каждый вечер по чуть-чуть, – рассказывает Державина про краденый бензин. – Нарисовался какой-то мутный типок, хотел настучать, ну и мы с ним быстренько этот вопросик обкашляли. Давай, говорю, ты тоже будешь бензин пиздить потихонечку, и ни у кого не возникнет нужды друг друга сдавать. Этот лох мне сначала умным показался, а на следующий день узнаю, что он в первый же вечер обогатился двумя тарами по двадцать литров! «Державина не меньше меня уже слила», видите ли! – Ну как вы тут почаёвничали? – к ним заглянул тот самый Константин, звякая связкой ключей. Его визиту никто не обрадовался. – Да не чаёвничали пока. Не из чего, – женщина начала лениво озираться по сторонам, с намерением найти баклажку пиваса. Заглянув внутрь, она вспомнила, что чаёвничать уже и нечем. Кончилось. А потом её осенило, что крепостное право ещё не отменили: – О, метнись-ка за бокалами, дорогуша. – Увы, но не могу – время поджимает. – Да все бы ты успел, если бы щас не болтал. – Дело еще в том, что бокалы заняты отделом Дмитрия Ром… – Ну стаканчики пластиковые неси, ёпт, хорош тут фаловать меня! И Димку своего ненаглядного, так и быть, сюда тащи, пусть самый умный тост скажет! – Вот знаешь, г-спжа Державина, все-таки я рад, что ты в той перестрелке выжила, – откровенно говорит полицейский. – Жаль только, что из ума. – Ой, Костян, еще одно слово – и уже ты не выживешь, никакой подорожник не поможет. – Будет сделано! – тот совершенно нелепо отдал честь, отчего даже Кирюха посмеялся вместе со всеми, видимо, полностью расслабившись под крылом здешней атмосферы. «Чтоб у нас все было и нам за это нихуя не было!», – Кирюша с удовольствием жевал на уме тост своей мамы, после которого их с Саньком выгнали. И не абы кто, а сам Дмитрий Романов, которого, между прочим, любезно хотели угостить в хорошей компании, но человек, как оказалось, подарков судьбы не ценит. – Саш, а ты откуда все ответы на тюремные загадки знаешь? – Кирюша пялится в небо, усеянное пестрыми кляксами. – Я чуть легкие не выплюнул, когда мама предложила тебе таким образом проверку устроить. Не знаешь ведь, что от нее ждать. – А я вот такой вот. Загадочный, ёпта, – для пущего пафоса Санёк устремляет взгляд на горящее солнце, будто бы всегда любил на досуге посжигать свою сетчатку. – Я даже Пушкина наизусть ебануть могу. – Ты же говорил только ботаны его стихотворения учат, – юноша хитро щурится. – Да че там учить! – Санёк плюется семечкой. – Ночь, улица, фонарь, аптека, чемодан. – Это Блок, – мягко поправляет Кирюша. – И там не было чемодана. – Ну ёмаё, значит будет! Кирилл не перечит. В голове чередуются ускоренной кинолентой диафильмы недавних воспоминаний, из динамика льется трек Касты, который маман без спроса перекинула им обоим по блютузу, потому что у всех Реальных Пацанов должен играть рингтон с мобилы Коляна. Коляна, соответственно, из Реальных Пацанов.