Талисман

— Тебе хватило наглости заявиться сюда?! Да еще в таком виде?! Мужчина лет пятидесяти, высокий, худощавый, с короткими седыми волосами, окинул презрительным взглядом стоящего на пороге молодого человека, на котором был карнавальный наряд черной кошки — бархатный глухой комбинезон, маленькие ушки, чёрный нос и усы, нарисованные аквагримом. Тот растерянно смотрел, не понимая, почему его не пускают в родной дом, куда только что вошли Дед Мороз и Снегурочка, ведь они вместе собирались поздравить племяшек с Новым годом, разыграть настоящее представление. — Отец… — Пошёл вон! И больше чтобы здесь не появлялся! Я пытался принять тебя со всеми твоими выкрутасами ради матери, ради семьи. Но теперь ты перешёл все границы! — Да объясни ты наконец, в чём я на этот раз провинился?! — А ты загляни на ютуб, ты теперь звезда. Знаменитый гонщик и его тайная жизнь. Шедевр! — Что? — Голос молодого человека надломился. К двери подошла девчушка лет пяти, вынырнула любопытной мордашкой в коридор. — Ой, киса! Дедушка, а почему она не заходит в гости? — Киса адресом ошиблась. — Но она такая красивая. Давай её пригласим, а? — Ляля, иди в гостиную, а то все самое интересное пропустишь. Смотри, тебя Снегурочка зовет, — мужчина ласково пригладил кучерявую голову, — Дедушка Мороз наверняка приготовил подарки. — Подарки, точно! Она всплеснула руками и исчезла, только кружевной подол платья взметнулся. Улыбка, появившаяся на лице парня, сползла под тяжёлым взглядом мужчины. Через порог перелетела большая спортивная сумка. — Уходи, — мужчина ссутулился, устало покачал головой и, не глядя на сына, закрыл дверь. Она гулко захлопнулась, лишая тёплого домашнего уюта, запаха хвои и мандаринов. Лишая радости, семьи, праздника. Оставляя холод равнодушных стен. И страх. Он полз по спине, шевелил волосы, заставляя сердце колотиться где-то в горле. Что увидел отец? Что такого, что мог выгнать на улицу в канун Нового года? Он всегда был человеком суровым, оттого и мама ушла от него, забрала младшего сына и уехала на родину, в Чехию. Но после её смерти несколько лет назад он смягчился, стал общаться. Со старшим братом они всегда были дружны, хоть отец этого не знал. А племяшки так вообще его обожали. Дядя всегда приносил с собой праздник, веселье и кучу интересных подарков. Спуститься по широкой лестнице сталинки в центре города — минута. Закинуть сумку в багажник любимой бэхи — еще одна. Сесть, завести движок, выкурить сигарету — три. Всё, дальше не имеет смысла тянуть время, прятаться. Бессмысленно. Но как же страшно, чёрт подери! Трясущиеся пальцы не попадали в буквы, но услужливый гугл быстро нашёл то, что требуется. «Знаменитый гонщик, занявший второе место в личном зачёте на европейском кубке по ралли в этом году, оказывается не против пошалить в свободное от спорта время». Он в кресле. Волосы скользят вниз по ключицам, ареолам крохотных сосков, тонкой коже над чуть заметными волнами рёбер. Густой макияж подчеркивает глубину черных, блестящих от возбуждения глаз, еле заметный матовый тон на губах, которые медленно и соблазнительно облизывает язык. Белые полупрозрачные кружевные трусики мягко обволакивают гладкую мошонку и член, пояс, чулки, туфли на шпильке. Его собственные изящные пальцы скользят по груди, бёдрам, промежности. Стройные ноги раздвигаются шире, слышен тягучий стон, когда загорелая мужская рука появляется в кадре и захватывает в горсть кружева. Нет! Нет! Нет! Он не мог снимать! Он же сообщение писал. Говорил, что писал… Зачем, Ян? За что? Для тебя же это всё! Для тебя белье и туфли. Так порадовать хотелось. И ты обрадовался, даже очень. И трахал всю ночь. Трахал, как безумный, яростно и жадно. За что, скажи? Столько лет вместе, одна команда, живой организм, ты же сам это говорил, сам учил доверять друг другу безоговорочно — пилот и штурман. Сколько вместе пройдено. Поражений и побед, аварий, травм, отчаяния и надежд. В январе снова начнутся тренировки, а в марте уже первый этап гонок в Португалии. И наша Шкода в полном здравии. За что? Ты устал? От того, что скрывали наши отношения от всех? От вечных капризов, как ты говорил? От отказа уйти к итальянцам на новую Хонду, предать свою команду, учителей, которые когда-то поверили дерзкому русскому мальчишке и взяли в легионеры? От отказа от обещанных огромных денег? Да. Деньги решают всё. Правду говорил брат когда-то — в спорте друзей не бывает. Каждый сам за себя. Да только кто бы его слушал. Ещё одна сигарета. И ещё одна. Что ж, пора и личку посмотреть. О, богатый улов. «Сдохни, урод». «Позорище! Извращенец!» «Иди ко мне, детка, ты такой сладкий. Хочу тебя». «Как ты мог?! Опозорил всех!» «А я подозревал, что ты из таких. Пальчики тонкие, волосы уложены, глазками стреляешь. Мудак!» «Шлюха!» «Пан Ковалевский, в связи со сложившимися обстоятельствами сообщаем Вам, что ваш контракт с командой «К***» расторгается нами в одностороннем порядке с сегодняшнего дня. Копию документов вы получите по указанному адресу. В случае претензий рекомендуем направить их на официальный сайт клуба. Желаем Вам всего наилучшего». Он отбросил телефон, читать дальше не было смысла. Президент клуба выразился предельно четко. Он и правда позорище. Урод. Извращенец. Шлюха. Раздвигает ноги перед мужиками. Ну почему он такой? Почему угораздило таким родиться? Как было здорово быть как все. Обычным парнем, любить девчонок, ходить на свидания, дарить цветы, целоваться в кафешках или в кино, жениться, детей родить, дом, летом — море. А не прятаться всю жизнь, лгать. Лгать всем и самому себе. Притворяться кем-то другим и ненавидеть себя. Ненавидеть! Потому что ничегошеньки не можешь изменить! Впервые довериться кому-то и облажаться. Облажаться по полной. Ян вытащил на всеобщее обозрение самое сокровенное, интимное. Такая грязь… Как же стыдно! Невыносимо! Он медленно выехал на проспект. Мимо проносились огни большого города, спешили люди. Праздничная суета. Сегодня Новый год. Только для него всё осталось позади. Его лишили всего. Имени, репутации, любимого дела, семьи. Решение пришло мгновенно. Он всегда любил скорость, риск, адреналин. И этого у него никто отобрать не сможет. Он гонщик. И останется таким до конца. Надо только найти безлюдную улицу, хорошенько разогнаться, и он будет свободен. Навсегда. *** — Привет, Валь! Голос младшего брата в трубке был немного хриплым и взволнованным. — Лёнь, ты камикадзе, скажи честно? — Эээ, нет, с чего ты взял? — Я точно знаю. Кто еще может звонить человеку тридцать первого декабря в восемь утра, в его выходной, а? — Валь, прости, мне очень нужна помощь. — Что случилось, мелкий? — Я заболел. А сегодня последний день работаем. Если я не выйду, Михалыч меня четвертует! — И правильно сделает. Поди, в кроссах вчера попёрся? — Нет, в ботинках. — Значит, без свитера. — Да в свитере я был! Просто на Невском сам знаешь какой ветрище всегда, и метель была. — Горе ты луковое! Температура? — Угу, тридцать восемь, и горло болит. — Лекарства есть? — Катюша принесёт после смены. — Ага, а до вечера ты что делать будешь? Маме звонил? — Валь, не говори ей, а? — Толку-то, всё равно ж узнает. — Вечером позвоню, скажу, что дома останусь. А то всем вам праздник испорчу. — Ладно, дай мне час. Приеду, привезу тебе всё. И костюм возьму. Где стоять-то надо? — На Сенной. Там хорошо, в арочку спрятаться можно и к Ленке в Тайяки забежать. — Жди. Арочка, блин. Кем я хоть буду? — Белым кроликом. — С Алисой? — усмехнулся Валя. — Со Шляпником. Алиса на Невском сегодня. — Ясно. Это судьба, вздохнул Валентин и потопал в душ. Ладно, кролик так кролик. Ох уж эти сказочники! *** Адреналин бурлил в крови, мощный движок гулко урчал, пронизывая тело дрожью. Он ловко проходил повороты, обгонял, нарушал, разгоняя тачку до предельно возможной скорости на узких улочках. Сейчас уйдёт на проспект, с него на север, на пустые улицы новостроек. На площади пришлось притормозить перед светофором, встречный поток слишком большой. Боковым зрением он увидел, как недалеко от станции метро трое подскочили к фигуре ростовой куклы белого кролика, повалили и принялись молотить по ней ногами. Кто-то сдернул большую ушастую голову. Человек даже лицо не успел прикрыть, как ему ботинком прилетело. — Ку́рва в у́стеш! Он выругался сквозь зубы, резко вывернул руль, выныривая из вереницы машин, и влетел на тротуар. Увидев несущуюся прямо на них машину, трое отморозков остолбенели и, только когда та подъехала вплотную и пошла юзом, прочерчивая на свежем снегу следы вокруг лежащей на снегу фигуры, бросились врассыпную. Через пару секунд машина остановилась, из неё вынырнула тонкая гибкая фигура чёрной кошки. Лежащий на окровавленном снегу парень поднял кучерявую голову и прохрипел: — А ты откуда взялась? Ты же из другой сказки. — Да уж, похоже, голове досталось крепко. — Кошка усмехнулась, присела на корточки, убрала волосы со лба, осмотрела лицо. — Бровь зашивать надо, рассекли глубоко. Садись в машину, отвезу тебя в травму. Давай руку. А в парне почти два метра роста и размах плеч богатырский. Кролик, блин, переросток. На его фоне кое-кто просто Дюймовочка. — Я вам тут всё испачкаю, — хлюпнув носом, он растерянно остановился перед распахнутой дверью и посмотрел на кожаные сиденья дорогого авто. — Неважно. Прыгай, а то уже зеваки собираются. — Но… Кролика бесцеремонно запихнули на заднее сиденье, сунули в руки салфетки, чтобы приложил к ране, и машина, пробуксовывая и местами порыкивая, схватывая резиной брусчатку, рванула на Садовую. Поворот, светофор, проспект, снова поворот. Парень сзади откашлялся. — Спасибо! А меня Валя зовут. — Саша. — Куда мы едем? — В Мариинку, она ближе всего. Как голова? — Болит. И нос тоже. — Руки-ноги целы? — Вроде да. — Не тошнит? — Немного. Но вы просто так гоните, а меня всегда в машинах укачивает. — Понятно. Прости, привычка. Спор с медперсоналом приёмного отделения Саша быстро свернул, просто показав паспорт гражданина Чехии и заплатив за все процедуры. Отправил Валентина на рентген, потом отвёл к хирургу, поговорил с тем, убедил, что лучше сразу шить хорошо, а не крестиком, лицо всё-таки парню ещё понадобится, а доктору — пальцы без переломов. Поторчал под дверью кабинета, подхватил Валю под локоть, вывел из пустынного в этот час приёмника и усадил в машину на переднее сиденье. — Ну вот, всё готово. Адрес говори, подброшу тебя. — Что я тебе должен? — Валя, нахмурившись, смотрел в упор. — Ничего не должен, Кролик. — Но… — парень покачал головой, глубоко вздыхая. — Боишься меня? Не стоит. — Кто ты? Почему помогаешь? Саша усмехнулся. Он и сам не знал, почему вмешался. Наверное, потому что так нельзя! Втроем на одного, подло, со спины. Сколько раз его самого вот так били. За то, что не похож на пацанов со двора своей хрупкостью и девчачьей красотой, за то, что папа профессор, а мама иностранка, за фортепиано и за отличные оценки. И никого рядом, чтобы защитить, помочь встать. Никого. Никогда. Впрочем, как всегда. — Просто так. — Ну да… — Под Новый год чудеса случаются. Самое время поверить. Памятуя о чей-то побитой голове и о том, что парня укачивает, Саша вёл машину не торопясь и аккуратно, всё чаще бросая взгляды на притихшего пассажира. А вот спать тому сейчас никак нельзя, придётся разговаривать. — Слушай, а где твоя Алиса? — Я сегодня со Шляпником работал. Он погреться свалил в кафе. — Правда, что ли? Я угадал? Ха! А вы кто вообще? — Актёры Мюзик-Холла. Рекламим новый спектакль. Собственно, актёром мой брат там трудится, а я художник-декоратор. Просто он заболел и попросил подменить его. Помог, блин. Ещё и костюм испачкал в кровище. Как теперь отмывать? — Только химчистка поможет. — Ну да. Лишь бы очистили, а то он сто́ит как чугунный мост, — Валентин опять вздохнул, поднял голову, наткнулся взглядом на маленького игрушечного белого кролика, висящего на зеркале заднего вида, погладил косое ухо. — Милаха какая! Тоже, гляжу, жизнью потрепан. — Мама сшила его для меня, когда я был совсем маленьким. Он всегда у нас на ёлке висел, а теперь это мой талисман. — Знаешь, кролик — моё тотемное животное. Саша вздрогнул, повернулся, наткнулся на улыбчивый, внимательный взгляд, кивнул. — Ну... круто. Валя вдруг хлопнул себя по коленкам. — Вот я тормоз, блин! Саш, а можно просьбу? Мне бы позвонить. Телефон-то мой разбили эти гады. — Конечно, держи. Валя отвернулся к окну, прикрыл рукой микрофон. — Мам, привет. Я сегодня не приеду, приболел немного. Нет, всё норм. Не хочу вас заражать. Всё у меня есть, не переживай. Почему с другого номера? А мой сел, а мне тут кое-что решить надо. С другом еду. Да, хорошо. Как только, так сразу. И я тебя люблю. Я позвоню, не переживай. Давай, ага. Спасибо. И вас. — Новый год с мамой встречаешь? — У нас дружная семья, пять братьев и сестёр, и ещё тёти, дяди, племяши. Всегда стараемся собраться вместе на праздник. — Здорово. — Сегодня точно не буду их своим фейсом пугать. Лучше один побуду. — Уверен? — Да. Всё норм, правда, просто не выспался сегодня. А ты? Тебя ждут где-то? Ты… Так чудесно выглядишь. Прости, что столько времени потерял из-за меня. — Приехали, Кроль, — Саша нахмурился, сворачивая во двор. — Какая квартира у тебя? — Семьдесят два. В конце дома, там. Они стояли около пятиэтажной хрущёвки. В свете фонаря было видно, как крупные пушистые снежинки тихо кружатся, укрывая белым пухом скамейку, кусты с редкими, чудом сохранившимися, прильнувшими к тонким веточкам листиками, узкую дорожку. Валя посмотрел на неё, вздохнул, мотнул вдруг головой. — Спасибо тебе большущее! — Да не за что. — Слушай, в знак благодарности могу я тебя пригласить к себе? Угощу самым вкусным в мире какао. — Какао? — опешил Саша. — Ну… Алкоголь мне нельзя, док сказал, а ты за рулём. Так что можем выпить какао с зефирками и посмотреть фильмы. Ты вот какие любишь фильмы? Боже, что он несёт, какие фильмы, какие зефирки? Склеить, что ли, его хочет так по-дурацки? Вот чудной. Саша с удивлением разглядывал парня, что сидел напротив с грустным лицом и какой-то странной тоской в глазах. — Я не могу. — Коть, пожалуйста. Останься. Последние слова Валя прошептал, накрыв тонкие пальцы на руле своей широкой ладонью. И что ему надо? Непонятно. Смотрит так испуганно, умоляюще. Нет, на фиг! Не хватало ещё вляпаться в очередной геморрой. И так уже сделал для него выше крыши. — У меня другие планы. Валя убрал руку, вздохнул. — Понимаю. Прости. Ну я пойду? — Иди. — С наступающим тебя. — И тебя. Он выбрался их машины, захлопнул дверь, но не успел сделать и двух шагов, как она вновь распахнулась. — Кроль! — А? — Ты голову забыл. — А, да. Валя так и стоял у подъезда, сжимая большую белую голову с обвисшими грязными ушами, и неотрывно смотрел на медленно удаляющуюся машину. Саша мог поклясться, что видел блеснувшие на щеках дорожки слёз. Да что ж происходит-то?! Нет, надо ехать. Всё и так вышло как нельзя лучше. Напоследок хоть кому-то помог. Пусть его добрым словом вспомнят. Надо ехать и закончить всё. Машина послушно набирала скорость, теперь уже ближе КАД, и надо надеяться на то, что там сейчас пусто. Да, надо ехать. Но что ж так тянет? Выворачивает душу наизнанку? Валины глаза, полные слёз? Его тихий голос? Что там, в его голове чудной, происходит? Что он себе надумал? Зачем звал? Чего хотел? А вдруг ему плохо станет? Сотряс хоть и небольшой, но есть. Затошнит или голова закружится? Упадёт ещё, ударится? Он же сказал матери, что будет дома один. «Останься, Коть». Ну откуда он это «Котя» вытащил, скажите на милость? Такое неожиданно ласковое, родное. А глаза у него красивые, серые, с золотистыми крапинками по краю радужки. Никогда таких не встречал. Кудряшки смешные. И шея длинная, с беззащитной горбинкой кадыка. Вот бы провести по нему носом, вдохнуть запах. Наверное, и пахнуть он должен чем-то чистым, вкусным, как в детстве. Хорошо, что привычка отслеживать дорогу в любом состоянии, хоть вполглаза, впаяна в мозг намертво. Уже сто шестьдесят на спидометре, и вот он, столб, всё ближе. Несколько секунд, и желание исполнится. Ведь он же этого хотел. Свободы. Так? Пять, четыре, три… Нет! Не так! Совсем не так! Он вдруг отчётливо осознал, что ему хочется совсем другого. Хочется увидеть улыбку и услышать снова это смешное «Котя», хочется прогнать из глаз тоску и страх, хочется узнать вкус поцелуя. Значит, надо успеть! Убрать ногу с педали газа, сделать почти незаметное движение рулём, и теперь снова дать газа, резко ускоряясь, вытягивая машину задним приводом. Есть! Получилось! Можно и вдохнуть. Он вытер мокрые от пота виски. Живём! Что там Кролик про зефирки говорил? Надо купить разных. Вот и знакомый двор, пятый этаж и старенькая дверь. Он лежал в коридоре в одной тонкой футболке, на брошенной на пол знакомой шкуре, обняв кроличью голову и свернувшись калачиком. — Валя! Что с тобой? Саша упал на колени рядом, осторожно отвёл волосы от лица. Валя поднял голову, удивлённо уставившись на него заплаканными, красными глазами, и мотнул головой. — Котя? — Я. — Живой! — вскрикнул он и прижался, обняв крепко-крепко. — Живой, что со мной сделается? Ты чего это? — Я испугался! Она… такая страшная была, — выдохнул Валентин в самое ухо. — К-кто? — Тьма за твоей спиной. Сашу передёрнуло. Значит, и впрямь она была близко. Сам же позвал, вот и пришла. А тут вдруг такое чудо встретилось. Рыжее и солнечное. Самое настоящее. — Ты не переживай, её уже нет, — снова шепнул Валя, сжимая всё сильнее. — Я так рад, что ты вернулся. Какой же он горячий! И всё смелее шарит по спине. Уже и попу заграбастал, усадил к себе на колени, не спрашивая, по-хозяйски. Потянул носом за ухом. — Котя, — прохрипел потяжелевшим голосом. Провел тёплым языком по шее вверх, задержался, залипая взглядом на губах. Поцеловал. Нежно, неторопливо. И от этой нежности в груди у Саши всё то, что пряталось глубоко, скрывалось, в чём даже самому себе никогда не хотелось признаваться, взорвалось, потекло горячим, вырываясь глухими стонами. Сумасшедшие, мягкие, тёплые, такие вкусные губы. Любопытный язык уже пробрался в рот, дразнил, ласкал. И вдруг, разорвав поцелуй, Валя отпрянул, протянул руку к тугому пучку волос на макушке. — Можно? Саша кивнул, и тот сдёрнул резинку, выпуская на волю густые чёрные волны. — Ух, какой ты! — Валя замер, откровенно любуясь, запустил обе руки, ероша пряди. — С ума сойти! Потянул мягко голову назад, собрав волосы в кулаке, обнажая шею, выцеловывая узоры вдоль пульсирующей жилки, прикусывая кадык. — Па́небоже! — Саша задрожал, цепляясь за мощные плечи. Заёрзал, вжимаясь в крепкое тело под ним. Руки Вали сильнее стиснули маленькую, обтянутую чёрным бархатом, попку. Он рыкнул и двинулся навстречу, постанывая хрипло. И поцелуи стали другими — короткими, жёсткими. Валя укусил за нижнюю губу, за язык, стал жёстко посасывать его в одном ритме с быстрыми, резкими движениями бёдер. И вдруг, задохнувшись, уткнулся носом в тёмную макушку. И ещё долго вздрагивал всем телом, продолжая мягко убаюкивать на руках Потом поднял голову, всмотрелся в лихорадочно блестевшие глаза напротив, рванул молнию вниз, стянул одним движением мягкую ткань костюма, задрал вверх тонкую футболку, повёл ладонями по судорожно вздымающейся груди, подрагивающему животу. — Котя, какой же ты красивый. Хочу увидеть, как ты кончаешь, — прошептал Валя. Приспустил трико, охватил ладонью член, задвигал быстро и плавно, будто точно зная, как нужно, как в самый кайф. Довёл до края, вспыхнувшего перед глазами ярким оглушающим фейерверком, до судорожных хриплых стонов, до сотрясающей всё тело дрожи, до слёз, хлынувших из огромных распахнутых глаз. — Иди ко мне, — потянул к себе, осыпая Сашино лицо поцелуями, — Котенька, хороший мой, мягкий, нежный, сладкий. Вот так можно сидеть бесконечно, спрятавшись за пеленой укрывших их от всего мира волос, млея от ласкового шёпота, от нежных рук и солёных поцелуев, собирающих отголоски кайфа с ресниц и висков, от щекочущего за ухом веснушчатого носа, от улыбки и светящихся радостью глаз. Сказочно хорошо! И как они могли не услышать, как стучали в дверь? Или не стучали? Или они вообще ничего не слышали вокруг? — А что это у тебя дверь нараспашку, Валь? Ой, сорян. На пороге стояла женщина лет тридцати, с выкрашенными в фиолетовый цвет короткими волосами, и смотрела широко распахнутыми глазами на композицию на полу. Из-за её плеча выглядывал мужчина чуть старше, в косухе и берцах, с густой бородой и таким же ошарашенным лицом. — О, Надя! Валя быстро вскочил на ноги, помог Саше подняться, прикрыл собой, пока тот судорожно натягивал на себя костюм. — Нет, ты посмотри, а?! Мы места себе не находим, ищем его, а он тут… — она не договорила, всплеснув руками. — Мама моя, что случилось?! — Вы только не волнуйтесь! Подрался я у метро. — А с бровью что? — она, нахмурившись, смотрела на повязку. — Зашили. Там немного, ерунда, даже шрама не останется, доктор сказал. Да всё нормально, правда. Мне и рентген сделали. Голова не болит, чувствую себя нормально. И да, знакомьтесь. Это Саша. Это он меня спас и в больницу отвёз. А это Надя, моя сестра, и её муж Володя. Надя скептически окинула взглядом стоящего перед ней парня. Понятное дело -- фигура, волосы, потёкший макияж. Герой, ага. — Приятно познакомиться. Саша! Обычный мужской голос её, видимо, успокоил, она выдохнула, улыбнулась. Владимир молча пожал протянутую руку. — И нам приятно. Спасибо вам огромное за Валентина! А мы и не знали, что думать. Звонил с чужого номера, его телефон выключен. Это мы уже Лёньку раскололи по поводу обмена. А ему сказали, что ты пропал, прикинь? У нас сразу паника! Ох, хорошо, что всё обошлось. Чудо ты наше, Валька! — Надя обняла брата за плечи, шмыгая носом. — Так, эээ… Значит, раз у тебя всё в порядке, принимай гостинцы, точно же в холодильнике шаром покати. Хотя, я смотрю, вы уже затарились. — Где? Это ты привёз? — Валя удивлённо уставился на большой пакет из супермаркета, расплываясь улыбкой до ушей на ответный кивок. — Спасибо, Саш! — Так, мальчики, еду мы вам оставим. Домашнее всё равно вкуснее. А что купили, потом пригодится. О, смотри, Валь, зефирки твои любимые! Вов, отнеси всё на кухню, плиз, а мне тут надо сообщить всем хорошие новости. Она вытолкала мужа из коридора, шустро выхватила из сумки телефон, потыкала в экран. — Так, народ! Вести с полей! Слушаем внимательно, не перебиваем. Валька жив и местами здоров, немного пострадало лицо в драке за светлое будущее любимого театра. По включённой громкой связи было слышно, как многоголосый хор с той стороны одобрительно зашумел, посыпались пожелания выздоровления и приглашения. — Погодите, это ещё не всё. И-и-и-и, угадайте что? Он не один! — Надя! Ты что творишь? — Валя спрятал смущённое лицо в ладонях. Из телефона послышались смех и улюлюканье, снова пожелания и вопросы. — Он не просто симпатичный, он такой красавчик! — Прекрати, Надь, — Валя уже залился краской по самые уши, — вы сейчас человека так напугаете, что он сбежит. Она отключила телефон, кинула его обратно в сумку и покачала головой. — Валентин, он тебя защитил, отвёз к врачу, купил еды, и вы встречаете вместе Новый год. Я правильно понимаю? Саша подошёл ближе, подтянул к себя двухметровое смущающееся чудо: — Да, всё верно. — Я думаю, это о многом говорит. Да, братишка? — Угу, — улыбнулся Валя. — Ну вот! Так, ребят, давайте, отдыхайте. Ждём вас обоих завтра после обеда. Отказы не принимаются, иначе всей семьёй нагрянем сюда. — Надежда улыбнулась и подмигнула. — И с наступающим, что ли! Валю родственники потискали от души, Саше тоже перепало тёплых женских объятий, Володя по-дружески хлопнул по спине. Уже на пороге Надя спохватилась. — Давай-ка сюда своё замызганное чудовище. Что-нибудь придумаем, а то Лёньку порвут на клочки за него. Она подхватила брошенную у порога шкуру. Валя окликнул её через секунду. — Надь, ты голову забыла. — А, точно. Ну, пока! — Пока! Дверь захлопнулась, Саша, уткнувшись носом куда-то Вале в подмышку, подрагивал от смеха. — Кроль, у вас это, похоже, семейное. — Ты намекаешь на проблемы с головой? — Типа да. — Завидуешь? — Немного. — Так присоединяйся. Скучно не будет, гарантирую. Саша поднял голову, заглядывая в лукавые глаза. — Верю. Валь? — М? — Поцелуй меня. *** Тёплый душ смыл страх, напряжение, отчаяние. Нежные сильные руки согрели, подарили защиту и надежду. Валины слова дали силы жить и бороться. «Они ещё пожалеют, что выгнали тебя. Вот увидишь, тебя пригласят в другую команду, да ещё и получше. И ты обязательно победишь. Это тому мудаку должно быть стыдно. Расскажи об этом всем. Пусть знают этого героя. Он поступил низко. И тебе нечего стесняться, ты такой, какой есть. Не прячься, Коть, пожалуйста. Ты такой красивый, нежный, страстный. Ты удивительный, знаешь? Ты волен быть самим собой, надевать что хочешь, любить мужчин. Это нормально! Мы все разные! Почему ты думаешь, что все тебя презирают? Думаю, есть люди, которые примут тебя таким, посочувствуют твоей ситуации и поддержат. У тебя же есть друзья, поклонники. Думаешь, им важно, что ты надеваешь в спальне? Да и забудут скоро все об этой истории. Найдут что-то новенькое помусолить. А семья? Ну ты же не знаешь, как отреагирует твой брат. Попробуй поговорить с ним». — Кроль, а я получу сегодня обещанное мне какао? Валя сушил полотенцем длинные смоляные пряди сидевшего у него на коленях и совершенно по-детски беззаботно болтающего ногами парня. — Ты реально хочешь какао? — Я его обожаю. — Сделаем. — С зефирками? — Ага. Тебе какие — розовые или белые? — Белые. И розовые. — Хорошо. — И фильмы. Ты обещал. — И фильмы будем смотреть? Правда? — Угу. — А на ручки взять? — Да! Хочу на ручки. — Ох, погоди, Сашка, погоди, — Валя отбросил полотенце, стиснул свою голову руками. — Что, Валь? Тебе плохо? Саша вскочил, в ужасе пытаясь разжать железную хватку и заглянуть в лицо. — Да нет же, нет! Я сейчас взорвусь просто! Ты знаешь, от счастья. — Вот дурная башка! Счастьем так-то делиться нужно, чтобы чего плохого не случилось. — Понял. Котя, слушай, один вопрос, чтобы я прям ещё счастливее стал. А ты наденешь снова свою кошечку для меня? — Нравится? — Я просто тащусь! Ты… Блин, как сказать-то? — Как есть, так и говори. Валя притянул к себе стоящего перед ним Сашу ближе, посмотрел снизу вверх, облизываясь. — Тебе очень идёт всё такое. Изящное, красивое. Я вот даже представил сейчас. Туфли, чулки, платье с открытой спиной, и ты под ним. Ты кажешься таким ранимым и хрупким, но на самом деле ты хищник — опасный, сильный, стремительный, будто сплетённый из жил под тонкой кожей. Мне так хочется тебя нарисовать. Разным. И обнажённым тоже. Вот эти тонкие запястья и пальцы, плавный изгиб бедра, вот здесь. Мягкий угол скулы и приоткрытые губы. — Он нашёптывал, блуждая по телу руками, губами, языком. — Тень во впадинке у ключиц и тёмные соски. Гладкие яички и беззащитную головку. Ого, какая она уже твёрдая. М-м-м-м, вкусно! — Боже́чка… Валя подхватил на руки задрожавшее, обмякшее тело и двинулся в спальню. — Всё, держись, Коть, больше не могу, надо срочно счастьем поделиться.