Офицер

      Ночь. Время умиротворения, тишины, покоя… Но не здесь. Воздух был наполнен смертью и симфонией войны: пулемётные трели, автоматные очереди, далёкие разрывы артиллерийских снарядов и хор криков тех, кому не повезло попасть под свинцовую метель.       В сыром и холодном подвале одного из разрушенных почти до основания домов, склонившись над плохо освещаемой несколькими «окопными» свечками картой, стоял силуэт. На нём была грязная, давно не стиранная и в некоторых местах порванная зимняя «афганка»; его торс был прикрыт массивным, ещё советским бронежилетом, а на голове была помятая ушанка с перекошенной офицерской кокардой. Закоптившееся угловатое лицо человека выражало отчаяние, перешедшее в фатализм и принятие своей участи. Он был внешне спокоен. Он знал, что он умрёт. Умрёт очень скоро.

***

      Чечня… За последние несколько месяцев это слово стало синонимом слову «Ад». Но это был какой-то неправильный Ад, ведь вместо душ грешников сюда попадали молодые мальчишки, всего несколько месяцев назад призванные на службу своему государству. Они, толком не умеющие стрелять, голодные, напуганные и не готовые к ужасам такой войны, гибли здесь сотнями, тысячами… А старший лейтенант Кощеев жил.       Командуя изначально взводом, а затем ротой, Александр видел смерти десятков своих подчинённых; состав его роты менялся почти полностью несколько раз. Его шестую роту называли проклятой, а его самого — чуть ли не засланцем чеченцев. ФСБ и контрразведка даже несколько раз проводила следственные мероприятия, но так ничего и не доказали. А к старлею же прочно приклеилось прозвище «Кощей».       Нельзя было сказать, что он был бездарным или плохим командиром, посылавшим солдат на убой, но реалии городских боёв создавали настоящие мясорубки, перемалывающие солдат сотнями с обеих сторон конфликта.       Сейчас лейтенант и остатки его роты находились на юге разрушенного бомбардировками и артиллерией города. Они были отрезаны от остальной группировки войск, отступавшей на север. Они были окружены, и противника становилось всё больше, ведь с юга в город входили подкрепления боевиков.       Единственным правильным решением в такой ситуации было вызвать удар реактивными системами залпового огня, благо, связь со штабом была: связист стал невольным щитом для своей рации, остановив своим телом все пули и осколки. Но была небольшая проблема: старлей не мог определить своё точное местоположение в городе, ведь на карте он был цел, а в настоящее время представлял из себя обгоревшие руины и горы битого кирпича и бетона. А ещё была ночь. И десятки боевиков вокруг.       Простояв над картой около десятка минут, Александр выделил для себя два квадрата, в одном из которых, вероятно, он сейчас находился: один ближе к западу, другой дальше на юге. Особой разницы в выборе этих координат не было, ведь удар в любом случае накроет боевиков, а он сам и его солдаты скоро погибнут под пулями, но было неприятным осознание того факта, что именно он станет причиной гибели нескольких своих бойцов. Потому, для себя решив, что так далеко на юг он со своей ротой продвинуться вряд ли мог, офицер зажал тангенту.       — «Сотый», — обратился он по позывному к штабу. — Я «шесть-ноль», приём. — эфир был забит помехами, потому пришлось повторить несколько раз, прежде чем последовал прерывающийся шипением ответ:       — «Шесть-ноль», я «Сотый», слышу тебя. Говорю сразу: помощь послать не могу!       — А я и не прошу… «Сотый», я запрашиваю удар батареи «Градов» по координатам 642-491, там замечено большое скопление сил противника. «Сотый», как понял? Приём.       — «Шесть-ноль», понял тебя… Удар по координатам 642-491. В течении минуты четыре «Града» дадут залп, но не полный, боеприпасов у нас немного. Как понял, «шесть-ноль»?       — Принял.       — Держитесь там… Конец связи.       Александр отошёл от рации и пошел в сторону выхода из подвала. Поднявшись и выйдя через покосившийся проём, старлей оказался в небольшом дворике, по периметру остатков домов которого заняли позиции шесть его бойцов. Всё, что осталось от роты, численностью около сотни человек.       Вокруг небольшого островка федеральных войск копошились десятки боевиков, то и дело выкрикивающих свой клич, что свидетельствовало о скором начале атаки на позиции лейтенанта.       Вдыхая едкий дым, «Кощей» задрал рукав бушлата и посмотрел на потрескавшиеся офицерские часы, а затем выжидающе уставился в небо, ведь сейчас могло решиться: угадал или не угадал.       Жизнь или Смерть.       Внезапно, ясное ночное небо расчертила сотня горящих комет, идущих по-параболе, распространяя пробирающий кости гул…       Всё-таки Смерть.       Кометы погасли, и время для старшего лейтенанта остановилось. Он знал, что когда у реактивных ракет перестают работать двигатели, это значит, что через несколько мгновений они достигнут поверхности и сотрут с лица Земли всё в радиусе нескольких квадратных километров.       В его голове с огромной скоростью проносились мысли, образы, воспоминания и чувства, самым ярким из которых была ненависть. Ненависть к кровожадному врагу, подло истерзавшему пленных. Ненависть к придурочному государству, начавшему свое существование с дурацкой войны. Ненависть к слишком самоуверенным и неспособным командирам, провалившим наступление на Грозный. Ненависть к своим неумелым и трусливым солдатам. Ненависть к отчаявшемуся себе.       Вокруг стали медленно распускаться пламенные цветки, распыляя вокруг себя семена из рваной стали. Через пару мгновений окружение превратилось в поле огня и раскалённого железа, и последней мыслью «Кощея» стало то, что перед ним разверзлась сама Преисподняя, чтобы забрать его чёрную душу.       А затем его окутала блаженная Тьма…