I
— Пошли, я покажу тебе кое-что. Рэндольф Картер посмотрел на своего друга, словно желая, что бы ему это послышалось. Он сидел на потрёпанном дедовском диване, тощими пальцами вжимаясь в кожаной переплёт книги, которую он только что читал, да только сейчас разве что вряд ли смог бы хотя бы примерно вспомнить последнюю строчку. Харли Уоррен, стоял в нескольких футах от него, скрестив руки на груди, и с каким-то звериным оскалом глядел на Картера сверху вниз. Интересно, всегда ли он так умел улыбаться, или же он приноровился к этому лишь за последние месяцы своей жизни? Рэндольф знал его целых семь лет, шесть из которых они проучились вместе в университете, и, как ему казалось, у него никогда не было никого более близкого. Однако же, Уоррен в свою очередь никогда не испытывал к нему никакой сентиментальности, никогда не просвещал его ни во что, что выходило бы за пределы того, над чем они работали. По правде говоря, Картер даже не мог точно сказать, что именно являлось предметом их научных изысканий. В студенческие годы его друг изучал самые древние, вымершие языки, оттого в его доме всегда было немыслимое количество самых разных томов, привезённых, казалось бы, из самых отдалённых уголков планеты, достичь которых дано лишь избранным. Уоррен любил говорить, что там практиковали разные древние культы, от которых сейчас не осталось уже ничего, кроме, разве что, каких-либо упоминаний в таких же старых и ненадёжных источниках, а сами они были до того омерзительны и отвратительны, что о них лучше бы простому человеку и не знать. Как Картер ни пытался, у него никогда не получалось добиться от своего товарища ни одного разумного и полноценного объяснения. Тот, как правило, либо упирался, говоря о том, что Рэндольф слишком юн умом и психически нестабилен для такой информации, либо же давал крайне отрывистые, туманные ответы, которые лишь больше запутывали. Однако же, иногда на его друга снисходило какое-то наваждение, и вместо привычной невнятной лекции на крайне омерзительную и богохульную тему, Уоррен решался наконец пользоваться помощью Картера. И это никогда не заканчивалось ничем хорошим. И не закончилось в тот самый раз. Мужчина схватился за голову и зажмурился, отгоняя от себя наваждение. «Глупец, Уоррен мертв!» — последняя фраза, которую он услышал в ту злополучную ночь на залитом лунным светом заброшенном кладбище, весь окоченевший от зимнего холода и непередаваемого ужаса, когда сидя на одной из могильных плит, с ужасом вглядывался в чёрную пустоту открытого склепа. Картер знал, что это случится, рано или поздно, будет он с ним или нет. Но он изо всех сил старался убедить себя в том, что это будет когда-то потом, не сейчас, а в данный момент у него ещё полно времени насладиться обществом своего лучшего друга. Рэндольф Картер обожал слушать его рассказы, когда у Уоррена было хорошее настроение, он мог рассказать много чего по-настоящему интересного. Его высокий, бархатный тенор всегда казался каким-то гипнотизирующим, и во многом из-за этого его друг и являлся великолепным рассказчиком. Уоррен много лет путешествовал по восточным странам, откуда привёз множество интереснейших вещей, многие из которых подарил Картеру, и которые он будет беречь всю оставшуюся жизнь. Несмотря на свою дурную репутацию, Уоррен был восхитительным человеком, достойным уважения, и Картер, хоть часто и попадавший в шокированное состояние от предметов их исследований, ни за что бы не отдал ни один из тех дней, что они провели в душной и пыльной библиотеке, настолько древней, что, казалось, в неё приходили лишь старики, или же день, посвящённый их очередной вылазке в какое-то богом забытое место. Но всему рано или поздно приходит конец. А конец его друга ждал абсолютно трагический. Но он во чтобы то ни стало желал верить, что его друг умер, пав в блаженное забвение, не узрев и не ощутив тех жутких вещей, что были много хуже смерти.II
Нет ничего более болезненного и удручающего в человеческой жизни, чем воспоминания об утрате самого близкого человека. И боль накатывает не только по причине переживания из раза в раз мгновения его смерти, но и из-за всё большего осознания того, как много вещей вы могли ещё сделать вместе и как много ещё пережить. Но Боги неблагосклонны к Картеру, потому же не сжалились над ним, отобрав единственного человека, что был важен в его жизни. Он никогда не дорожил ни кем из своей семьи, кроме дяди и тети, которые всегда были рады видеть его в своём доме, в отличии от родителей, которые могли месяцами не интересоваться его жизнью. С самого раннего детства он чувствовал себя отрешенным от своих родственников, живущим свою собственную, ничем не связанным с ними жизнь. И даже ранее кончина дяди и тети не вызвала у него такого отчаяния, как смерть его друга. После тех событий Картер не раз предпринимал попытки найти то самое заброшенное кладбище, из раза в раз он терпел неудачи, все время впадая все в большее и большее отчаяние. Хотя полиция и отпустила его, ввиду отсутствия каких-либо улик, указывающих на его причастность к исчезновению Харли Уоррена, чувство вины это с него не снимало. И какой только черт дёрнул его пойти с Уорреном, негласно дав согласие тому на его очередную бредовую идею? Что стоило ему хоть раз в жизни поступить по-мужски и высказать своё мнение, не стоя над входом в склеп, а ещё тем холодным утром, когда его друг туманным взглядом смотрел будто сквозь него? И когда в очередной раз Картер чуть было не слетел с измятой постели на пол от кошмара от очередных фантасмагорических видений, он, вцепившись до хруста костей пальцами в подушку, прижал ее к груди, тяжело вздыхая и оглядывая комнату, в темноте которой, казалось, в предрассветном сумраке мелькали какие-то тощие тени, взбираясь по стенам и заползая в углы, как животное прячась в норах. Рэндольф Картер с ужасом оглядывался по сторонам, словно надеясь вновь уловить какое-то движение. Наверняка это из-за пасмурного утра, когда лучи солнца толком не пробивались сквозь плотно занавешенные шторы. Нечто в углах вновь закопошилось, извиваясь словно клубок из тысяч змей, издавая противные, низкие гудящие и воющие звуки, ничего общего не имеющие ни с чем известным на земле или хоть и в самых отдалённых уголках нашей вселенной. Звук, казалось, издавался отовсюду, не только из-за углов, отчего создавалось впечатление, будто само пространство колеблется в такт этому неистовому вою, а сгустки теней казались не простым затемнением, а чем-то осязаемым, как густая смола. Картер подскочил, намереваясь добраться до выключателя, и ощутил как спиной уткнулся во что-то. Это что-то было словно тем же воздухом, что наполнял комнату, лишь с мимолетно изменившейся плотностью и температурой. Но спину отдало жгучим холодом, словно бы он опрокинул не себя чашу с жидким азотом. Именно таким потоком, словно жидкость распространился этот могильный холод по всему его телу. И тогда на мгновение — всего на мгновение — он испытал чувство, то самое, что он ощутил той ночью на кладбище. Это ощущение невозможно было так легко описать словами, это был дикий фантасмагорический букет из отчаяния, тоски и какого-то космического ужаса. Нет, вовсе не страх смерти, это был страх чего-то другого, когда смерть кажется блаженным спасением. Оно сводило одновременно в желание впасть в панику, либо же, наоборот, отключиться от реальности, позволив случаю решить твою судьбу. И тут самое ужасное, что могло произойти, случилось, ещё больше пошатнув психическое равновесие несчастного человека, которому не посчастливилось узнать вещи, которых обычному человеку знать не дано. Низкий гул резко оборвался, отчего тишина буквально разрывала уши, а неистовые движение в углах оборвались также неожиданно. Но вместо этого теперь он услышал десятки, сотни голосов, перебивающих друг друга, резко меняющих тон, тембр и громкости. Картеру было тяжело выделить из этой толпы хотя бы один голос, но, как ему казалось, все они были вполне человеческими. Но вот что говорили они, определить не удавалась никак. Но как только он смог различать отдельные фразы, его охватил ужас, по сравнению с которым страх от непонятных тварей, ползающих по комнате, казался просто ничтожным. — Картер, это ужасно! Это чудовищно! Это просто невообразимо! — Картер, ради всего святого, умоляю тебя, верни плиту на место и беги отсюда, пока не поздно! Скорей! Бросай все и выбирайся отсюда, это твой единственный шанс на спасение. Сделай, как я говорю, и ни о чем не спрашивай! — Будь они прокляты, эти исчадия ада! Их здесь столько, что не счесть! Господи!.. Беги! Беги! Беги!!! Голоса то срывались на истерический вопль, то принимались хихикать самым высоким голосом. Но самое страшное, самое отвратительное — как и каким образом они знали и в точности воспроизводили все фразы его друга, сказанные буквально в последние моменты его жизни? Эти вскрики уже больше походили на какую-то насмешку и издевательство, словно бы поддразнивая Картера вновь и вновь пережить события той ночи. Но было ли это худшим из того, что могло случится? Тронулся ли он умом, либо же вправду то, что лишило жизни и разума самого близкого для него человека, пришло сюда за много миль по его душу? Крики вновь резко прекратились, после чего со всех сторон комнаты начали метаться, словно мячики, отраженные от ракетки, какие-то тощие тени, перепрыгивая из угла в угол, не касаясь пола, а после словно исчезая в стенах.III
Хоть Уоррен и давал иногда порой Картеру прочесть некоторые из своих книг, буквально ни одна из которых не была написана на английском, либо другом европейском языке, но большую часть он перевести не мог. И именно сейчас, три года спустя, ему довелось держать в своих руках нечто куда более потрясающее. Настолько древний, куда более древний чем любая книга, которую ему довелось держать, сам Некрономикон, который профессор Армитейдж позволил позаимствовать с библиотеки Мискатоникского университета. Древний том хоть и являлся своего рода запретной книгой, но, при определенном стечении обстоятельств и достаточно большом желании, завладеть им мог любой студент или профессор. Картера никогда не интересовали оккультные науки более, чем как неотъемлемая часть искусства и фольклора. Но сейчас как никогда раньше он ощущал в себе желание прочесть одну из самых опасных книг, если верить знающим людям. Конечно, он почти уверен был, что у Харли Уоррена тоже все когда начиналось с простого интереса, но сам по себе он был уверен в своей благоразумности и неспособности поддаваться бредовым идеям. Он проводил большую часть свободного времени за изучением этого древнего писания, в комплекте с другими оккультными книгами, позаимствованными из самых странных мест и с рук самых неоднозначных личностей, о роде деятельности которых, пожалуй, лучше было бы и не знать. В одном он был уверен точно — Уоррен был категорически прав, когда говорил, что не все древние культы безвозвратно исчезли. До сих пор на просторах одной лишь северной Америки и, в частности, Бостона можно было при желании попасть на обряд жертвоприношений божествам, имён которых Картер не то что запомнить, да даже выговорить не смог бы. А что уж говорить про Аркхем с его древними тайнами? Одно лишь воспоминание о том, что он услышал от третьих лиц о том, что на самом деле представляли из себя эти обряды, внушало дрожь и отвращение, а так же полное нежелание верить в то, что эти люди имеют хоть какое-то отношение к роду человеческому. Хотя, занятие подобными вещами автоматически лишает человека того, что делает его человеком, не так ли? Уж не стал ли его лучший друг до того одержим, что для него, казалось, буквально перестали работать все нормы морали? В своих изысканиях Картеру удалось завести переписку с одним из профессоров Мискатоникского университета с кафедры теоретической физики, молодым учёным, ставшим очень известным в узких трудах благодаря статье, которую тот выпустил буквально в прошлом году. Во время своей учебы ему никогда не приходилось интересоваться подобного рода науками, однако общение с этим человеком было крайне увлекательным. Статья, принёсшая ему известность, была о пространственных измерениях, а так же ряде тезисов о том, что такое пространство-время и даже некоторые идеи о более сложных вещах, в существование которых Картеру верить не хотелось. Профессор Чарльз Осборн оказался человеком достаточно общительным, и хотя провести с ним время лично Картеру пока что не довелось, ему очень нравилась эмоциональность и живость в письмах его нового товарища. Будучи писателем, он мог писать десятки плотно исписанных страниц, практически никак не напрягаясь, а его собеседник отвечал ему тем же. Профессор умудрялся ловко отходить ото всех глубоко личных тем в своих письмах, стараясь делать акцент на вещах куда более ценных на его взгляд. На удивление Картера, он был знаком не только с английской версией Некрономикона, но и с оригинальной арабской, экземпляр которой тому получить не удавалась, да что уж говорить, даже его местонахождение оставалась неизвестным. Однако же, тот как назло полностью игнорировал все его прямые вопросы, либо же и вовсе уходил от ответа. Когда Картер принялся в очередной раз узнавать у профессора хоть что-то, что выходило за рамки простого увлечения древними мифами, тот отвечал в весьма грубой форме, напрочь пресекая все попытки своего юного товарища выудить более конкретную информацию. Лишь единожды он обмолвился о «полном, оригинальном издании» и «других запрещённых богохульных писаниях», что навело Картера на мысли о том, что хранившийся в библиотеке экземпляр Некрономикона претерпел над собой варварское надругательство. «Я лично сам читал «Чёрную Книгу», то есть «Неименуемые культы», отвратительнейшая, пресквернейшая мерзость, недостойная даже права стоять на полке у любого хоть мало-мальски образованного человека!» — писал профессор. Рэндольфу Картеру очень не нравились разительные изменения в письмах его собеседника. Тот, судя по почерку, весь дрожал, из-за чего буквы перескакивали друг на друга и прочесть имя автора книги, что так разгневала профессора Осборна, не представлялось возможным. «Кем бы ни был автор этих работ, Вы, мой юный друг, должны мыслить трезво, как и подобает юноше столь благородного происхождения. Уж не хотите ли Вы уподобится необразованному сброду, наслушавшемуся сказок от южан, приехавших с островов? Вам с Вашими талантами следовало бы заниматься более серьёзными делами, не связанными с душевнобольными вместе с их культами поклонений дьяволобогам?» — писал профессор. Хоть Картеру и не довелось познакомится с ним лично, он был почти уверен, что если бы тот вынужден был выслушивать это при встрече, то собеседник бы не поскупился на более сильные высказывания. Ещё два письма похожего содержания он получил осенью и зимой того же года, после чего профессор Осборн не выходил на связь вплоть до сентября. Картер крайне удивился тому, что наконец получил хоть какую-то весточку от человека, о котором он не слышал более полугода. Сколько бы он не писал ему в этот длительный перерыв, ни одно из его писем не получало ответа. В начале каждого своего письма профессор Осборн любил писать о чем-то «более духовно возвышенном», как он же сам и признавался, как например, его впечатления от посещения картинной галереи и похода в музей. Но вместо этого ровным почерком, гладким, с четко выведенными, словно по шаблону буквами шёл список из более сотни позиций, каждая из которых начиналась с жирно выписанной, буквально выцарапанной очередной цифры. В письме не было ни единой пометки, даже хотя бы одного предложения, хоть мало-мальски объяснявшего долгое отсутствие собеседника. Автор письма не только не написал никакого приветствия, он даже не проставил дату и подпись в конце — это удивило Картера сильнее всего, ведь за годы преподавательской и научной работы профессор Осборн проставлял такие вещи на автомате. Полученное им долгожданное письмо представляло собой подробный список всех тех запрещённых книг, о которых профессор столь саркастично отзывался, причём не просто список названий и авторов (имена которых англоговорящему человеку было очень сложно произнести), но и детальнейшие указания о том, где, как и у кого эту книгу можно достать. Хотя за годы дружбы с оккультистом и тяги ко всему древнему Картер и собрал приличную библиотеку из, как он считал, богохульной литературы, от названия этих книг ему становилось не по себе. К счастью, профессор не стал лишний раз дразнить своего юного друга и все экземпляры из списка находились либо в Бостоне, либо ближайших к нему районах. И если верить тому, что он знал касаемо этих трудов из прочитанных им ранее книг, то всё, что ему предстояло изучить, было во много раз отвратительнее того, с чем он уже познакомился ранее. Но как бы то ни было, Картер не мог узнать что же именно заставило его друга пойти чуть ли не на верную смерть — книга, бывшая ответом на этот вопрос, оказалась похоронена вместе с его товарищем глубоко в недрах земли, посреди древнего, забытого богом кладбища, с неведомыми тварями, обитающими в глубинах подземелий.IV
После немногочисленных попыток снова наладить общение, бывший товарищ Картера вновь перестал выходить на связь. В один момент ему даже показалось, что письма до того вообще просто не доходили, по тем или иным причинам, либо же, возможно, тот был настолько занят, что откидывал всю новую корреспонденцию в долгий ящик. Возможно, это даже и к лучшему, ведь это могло бы снова уберечь от проблем, — проблем из-за связи с очередным любителем пощекотать себе нервы. Неожиданно для себя Картер понял, что профессор исчез почти также неожиданно и тихо, как Харли Уоррен. Разве что разница в том, что профессор Осборн вряд ли погиб, ведь в противном случае он бы узнал об этом из местных новостей. А вот что случилось с его лучшим другом он знать не знал. И, по правде говоря, и не хотел знать. Блаженное неведение в данной ситуации было лучшим лекарством, только доступным человеку. Но где-то на уровне подсознания он ощущал, что смерть всего лишь одно из состояний, доступных живым существам, существующим в нашей Вселенной, и что есть где-то вещи, по сравнению с которыми небытие было бы просто спасением. Что там он читал несколько лет назад из библиотеки его друга? Картер не запомнил ни название, ни автора, но почему-то только сейчас вспомнил, что читал какой-то учебник по физике, как те, что профессор рекомендовал и часто цитировал ему, ещё во времена, когда общение с ним не сошло на «нет». Даже в те времена он удивился тому, почему у Уоррена такое большое количество узкоспециализированной литературы, и даже пару раз умудрился неловко пошутить над тем, когда тот успел переквалифицироваться из лингвиста в математика. Его друг же ничего на это не отвечал, вместо этого одаривая холодным и высокомерным взглядом, от которого у Картера шёл холодок по коже, и именно в такие моменты он ощущал какую-то особую власть этого человека над ним. У Уоррена был жесткий характер и сильная воля, и, возможно, именно из-за этого он бы никогда не смог ему отказать ни в чем. Его друг всегда мог добиться желаемого, он никогда не боялся ничего и никого, из-за чего его бесстрашие в какой-то момент переросло все границы разумного. Картер хоть и понимал, что Уоррен плохо кончит в своих изысканиях, но все равно испытывал какое-то сладостное удовольствие, будучи участником их ночных бдений, во многом из-за того, что все равно ощущал себя защищённым рядом с ним. И именно сейчас он как никогда остро ощутил прилив тоски. Казалось бы, он уже на долгое время забыл об этом, как сейчас, словно пулей, его сразило осознание собственного одиночества. Картер чуть было не потерял равновесие, вовремя оперевшись о дубовую столешницу, прижал тощие дрожащие руки к груди: сколько бы ты не наслаждался жизнью, сколько бы хорошего в ней на случалось и как бы счастлив ты ни был, ничто и никто не даёт тебе гарантию, что это будет длится вечно. И сейчас он ясно осознал себе, что никогда в жизни больше не увидит Уоррена, никогда больше не услышит его высокий, бархатный тенор. У него был ярко выраженный южный акцент, на что его друг лишь отмахивался, делая вид, что ему неприятны эти разговоры, касаемые особенностей его речи. Но спокойный голос Уоррена всегда действовал на него как лекарство, как успокоительное. Его друг, всегда собранный и решительный, вызывал бурю эмоций со стороны замкнутого в себе Картера, который не мог взять себя в руки даже в мало-мальски стрессовой ситуации. Он вспомнил, как его друг резко и решительно хватал его за плечи во время очередного приступа паники в попытках хоть как-то вразумить столь эмоционального и легко возбудимого юношу. Картер до хруста сжал пальцы, ухватившись за предплечья, бесцельно ходил по комнате, все больше и больше задумываясь о том, что, по правде говоря, все, что было ему ценно и дорого, было сосредоточено в одном человеке, который исчез от него, и он больше никогда не встретится с ним. Горечь сменилась отчаянием, словно бы он снова пережил события той ужасной ночи. Что, как и зачем заставило его друга пойти на такой необдуманный шаг? Неужели он сам осознанно контролировал свои действия в тот злополучный момент? Рэндольф Картер подошёл к окну, которое было как всегда плотно зашторено и слегка отодвинул занавеску. Снаружи было очень холодно, дул сильный ветер, а на дорожках блестели лужи от недавнего дождя. Почти все как в тот раз, за исключением того, что сейчас он один. Полиция так и не смогла найти то злополучное кладбище, но пыталась ли вообще? Офицеры хотели было просто повесть на него всю вину, будто бы он, тощий и высокий юноша, мог бы в одиночку убить человека вот так, голыми руками. После недели, проведённой в психиатрической клинике, это было просто чудо, что у полиции не нашлось вразумительных доказательств его виновности, потому они были вынуждены его отпустить. Но он знал, что их трагическая прогулка не была плодом больного воображения. Какой-то зевака видел их обоих, бегущих в сторону Трясины Большого Кипариса*, а значит до определённого момента его обрывочные воспоминания точно были верными. Часы показывали половину седьмого вечера. Солнце лишь начинало заходить, а его сумеречное освещение вгоняло в тоску ещё больше. — Не нашли… И не искали, — Картер накинул светлое теплое пальто, что никак не подходило для такой сырой погоды и направился в подвал. Он редко спускался туда, по крайней мере точно не был там со смерти родителей. В таком большом доме, которым владели его предки с незапамятных времён, всегда можно было найти что-то интересное, а увлекавшийся антиквариатом юный наследник собрал огромное количество самых разнообразных диковинных предметов, привезённых с самых разных стран. Но сейчас ему было не до осмотра своих полок и шкафов. С неохотой он открыл тяжёлую дверь подвала и чуть было не задохнулся от запаха пыли. Внутри было много разных старых и ненужных вещей, которым в пору было отправится на помойку, но то, что было нужно, нашлось очень быстро. Слегка проржавевшая от времени большая лопата, моток толстых и прочных льняных верёвок и электрический фонарь, который лишь по какому-то чудному стечению обстоятельств продолжал работать. Все это он плотно вложил в не менее плотную и поношенную походную сумку, с которой то и дело отваливались куски ткани. Ввалив на себя свою ношу, он чуть было не растянулся на полу, — его тощее тело явно не было предназначено даже для таких нагрузок. Но времени было мало. Картер был почти уверен, что время суток тоже на многое влияет. Если он поторопится, то, насколько он помнил, к полуночи выйдет к нужному месту. Идти по склизкой от дождя земле было очень тяжело, Картер то и дело терял равновесие и пару раз даже угодил носом в кусты какой-то колючей травы, определить разновидность которой в темноте не удавалось. Он шёл упорно, словно бы руководствовался инстинктами или какими-то другими чувствами, природу которых он понять не мог. Луну перекрыли плотные кучерявые облака, из-за чего идти дальше стало совсем тяжело, но, к счастью, электрический фонарик давал достаточно света, чтобы не заблудиться. А потеряться в этой роще было бы хуже всего — деревья, окружавшие его, казалось, неестественно сильно переплетались друг с другом ветвями, ещё больше заслоняя собой небо. Далеко за спиной Картера ещё маячили огни города, словно бы заманивая своим теплом, уютом и безопасностью. Пока их ещё было видно, они казались единственным шансом на спасение, словно бы давая ему понять, что стоит пройти еще несколько километров, как путь назад будет отрезан. Юноша абсолютно не понимал как и почему, но он словно бы впервые за столько лет явственно вспомнил дорогу, по которой они шли в ту злосчастную ночь. Он не мог вспомнить ее раньше, ни на полицейских допросах, ни в попытках снова выйти туда, когда его вновь накрывала волна паники и желания помочь единственному другу. Но сейчас здесь было что-то другое, какое-то новое чувство, не похожее ни на что. Оно придавало уверенности и энергии идти дальше, несмотря на то, что он должен был устать и сбавить темп ещё час назад — его хрупкое тело не привыкло выходить столь далеко от своего дома. Картер прекрасно знал, что там, куда он идёт, его, собственно, не ждёт ничего хорошего. По правде говоря, в глубине души он наделся, что в глубине склепа его и вправду ничего не ждёт. Но желание прийти туда перекрывало все возможные внутренние предостережения. Ему казалось, словно бы он шёл во сне, как в одном из тех ночных кошмаров, когда ты идёшь вдоль темного, узкого и затхлого коридора, ведомый таинственными злобными силами. Интересно, это же чувство исписывал Уоррен когда шёл туда в первый раз? Наверняка, пожалуй, именно сейчас он приблизительно испытывал то, что должен испытывать человек, идущий прямиком в гнетущую неизвестность. Дыхание сбилось, воздуха становилось мало и Картер останавливался буквально каждые десять минут, чтобы перевести дыхание. В груди сильно болело, а на глазах выступили слезы, из-за чего он уже не мог видеть даже из-под толстых линз очков. Он вышел уже далеко за пределы города, и даже ближайшая деревня, где жило от силы человек двести, была не менее, чем в трех милях отсюда. Впереди замаячили какие-то яркие огни, которые Картер увидел краем глаза. Резко обернувшись, он разглядел вдали то самое кладбище. Много веков заброшенное, оно было там, на самом видном месте. Интересно, почему же он столько времени не мог выйти сюда? Ошибки быть не могло, он явственно различал полуразрушенное здание с колоннами при входе и странный для такого места высокий готический забор. Кладбище было настолько заброшенным, насколько вообще могло быть заброшено хоть что-то, где хоть однажды ступала нога человека. Повсюду были поросли какого-то густого сорняка, который постоянно путался в ногах и сильно затруднял перемещение. Картер не сразу обратил внимание на могильные плиты и удивился тому, что многие из них были либо не подписаны, либо же датировались прошлыми столетиями. На кладбище витал какой-то мерзкий, кисловатый запах, смешанный с ароматом намокшей травы и чего-то ещё, чего он определить не мог. Убрав со лба взмокшие от пота светлые волосы и крепче сжимая в руках фонарик, Рэндольф Картер уверенно шёл к своей цели, ни на секунду на задумываясь о том, к чему это приведёт. И вот, наконец он дошёл до финала. Он стоял у входа в древний, поросший мхом склеп. Каменная плита, скрывшая вход, выглядела так же, как и в тот раз — абсолютно нетронутая и заброшенная. На скорую руку смастерив из лопаты и крепких палок рычаг, он с большим трудом, но отодвинул плиту в сторону. Странно, что в тот раз убрать ее было куда проще, но возможно из-за дождей и грязи она присохла, из-за чего и казалось, что она стала тяжелее. Когда плита была сдвинута, он с интересом уставился в открывшееся перед ним пустое пространство. Свет от фонарика не освещал далее пяти футов, что было крайне необычно, ведь он проверил его перед выходом, да и пока он шёл сюда проблем не возникало. Но, к счастью, даже такого тусклого освещения хватало, чтобы не навернуться с покрошившейся каменной лестницы. Казалось, что темнота здесь — это не отсутствие света, а какой-то материальный, осязаемый объект, который крайне нехотя отдалялся от луча его фонаря. Проклиная себя на чем весь свет стоит, он аккуратно поплёлся вниз по лестнице. Все ниже и ниже, в глуби земли. Сколько тогда Уоррен шёл? Вроде как полчаса, при учёте того, что физически был более развит, чем Картер. А значит, у него осталось чуть больше четверти часа, перед тем как все станет совсем плохо. В один момент парень осознал, что идёт вниз не задумываясь, словно бы он наблюдал из чьего-то чужого тела. Тогда возникал вопрос, а точно ли он сам хочет идти туда, или же его ведёт та же зольная сущность, что и сгубила его товарища? Но больше всего его волновал вопрос, что именно он хочет там найти. Что же это он может найти там от человека, затерявшегося в подземельях более пяти лет назад? Без воды, еды и даже нормального воздуха — тот был очень тяжёлым, холодным и влажным, отчего дышать было очень тяжело. Каждый вдох отдавался колючей болью в груди, словно бы сейчас он страдал от воспаления легких. Хотя, учитывая, что по ощущениям температура в склепе была крайне низкой, он был почти уверен, что заработает себе в лучшем случае простуду. Когда он сбавил темп, чтобы достать из кармана носовой платок, то по ошибке, не заметив склон на одной из лестниц, быстро потерял равновесие и полетел кубарем вниз, попутно сбивая головой все выступы. В один момент лестница резко свернула в бок, куда более резко, чем было до этого, что, к счастью, притормозила его падение, но, к несчастью, он впечатляя в стену на бешеной скорости, а явно раздавшийся хруст и резкая боль в груди извещала о, вероятнее всего, сломанном ребре. Цепляясь тощими пальцами за склизкие стены, он поднялся, озираясь по сторонам. Фонаря не было, вероятнее всего он укатился дальше вниз где и разбился, как и очки. Теперь же он с полной уверенностью мог сказать, что не видит ничего. Коленки сильно болели, а по лбу стекала тёплая жидкость. Похоже, он расшиб себе лоб. Находясь в окружении кромешной тьмы, что как никогда ощущалась материальной, Картер опираясь бёдрами на каждую ступеньку тихонько сползал вниз, тщательно ощупывая гладкую поверхность. Он не знал, сколько времени шёл вниз, ведь не исключено, что по дороге он даже потерял сознание. А что если всё ещё хуже и при падении он настолько сильно ударился головой, что лишился зрения? Увы, сейчас он не мог этого проверить, ведь лунный свет давно уже не проникал вглубь склепа. Оставалось только надеяться, что какой-то любопытный товарищ не решит задвинуть плиту. А то… что ж, если он здесь умрет, то можно считать, что похоронен со своим лучшим другом. Юноша давно уже потерял счёт времени, как вдали забрезжил свет. Свет… свет! Картер подскочил, как снова раздался предательский хруст. Он не мог определить какого цвета этот свет, даже к какой части спектра он относится. Возможно, глаза отвыкли от света или же он и вправду себе что-то повредил. Что делает пронзительно яркий свет в глубине древнего склепа? Картер решительно зашагал вниз, словно бы снова ощутил то самое, непонятное раньше чувство, ведущее его все ближе и ближе к этому свету, до тех пор, пока он не ослепил его окончательно. Прилив сил сменился волной страха и отчаяния. Когда глаза привыкли к свету, он понял, что его источником были сотни, тысячи тощих, извивающихся тел, если это можно назвать телами. Нечто носилось вокруг него, отчего тяжело было понять, было ли это одним существом или сотней других. Тысячи… легионы! Их и вправду было не счесть! Он не мог и не хотел касаться ни одного из них, хотя пару раз он и прошёл случайно рукой сквозь одно из тел. Оно было таким же холодным и бестелесным, словно бы это был какой-то газ или холодный воздух. Картер вздохнул, осознав, что эти твари, похожих которым он никогда не встречал и даже не мог было сказать, на какое из земных существ они похожи, навещали его раньше. Он даже не мог определить, что за части тела у них и где расположены, однако юноша определил, что, похоже, у них семь конечностей и несколько рудиментарных. Твари издавали низкие звуки, заполнившие собой все пространство и сбивавшиеся в один непонятный шум. Закрыв уши руками, он вскрикнул и побежал вглубь этой пульсирующей и бурлящей субстанции бесчисленных тел, сиявших цветом, каких нет на нашей Земле. Картер бежал, уже полностью игнорируя боль в костях по всему телу, лишь бы хоть как-то выбраться из этих полчищ мерзких созданий, и даже не задумывался над тем, как здесь может быть так много места. Он однозначно не слышал никаких похожих звуков, когда говорил с Уорреном по телефону, и явно не было видно никакого света из глубины склепа. А значит — Картер почти уверен в этом, — что никаких светящихся существ тут и в помине не было. Громада слипшихся тел закончилась так же резко, как и началась — в один момент он просто вышел из неё, когда выступил на каменный пол. Но не тот каменный пол, что видел раньше. Картер резко обернулся, и, к своему удивлению, обнаружил что никто больше не копошился сзади него. Теперь же он оказался словно по середине какой-то пещеры, слабо напоминавшей то место, в котором он был раньше. Но что поразило его сильнее всего — та была освещена лунным светом из расселины сверху! Как это так? Неужели на кладбище сверху была огромная дыра? Картер прошёл вниз по каменному склону пещеры, всматриваясь в ярко светившую луну. Что-то в небе было не так. Очень долго всматриваясь в небо, он понял, что мало того, что он в принципе видит звёзды в такую пасмурную ночь, так ещё, оказывается, каким-то образом там нет никаких созвездий из тех, что должны быть ему видны. То есть, если каким-то образом он провёл внизу достаточно времени, чтобы погода прояснилась, то карта звездного неба вообще не имела ничего общего с тем, что должно было быть видно с нашей планеты. Ещё раз обойдя вокруг пещеры и всматриваясь внимательно в звёздное небо, Картер услышал шебуршание чуть слева от себя. Звук был такой, будто бы прошмыгнула какая-то некрупная собака. А затем ещё. И ещё. И ещё. Панически схватившись за лямку походного рюкзака, Картер громко взвизгнул, предвидев возвращение непонятных светящихся тварей. Но сейчас он разглядел кое-что ещё, что почему-то не заметил в темноте раньше. Кости. Много костей. Кости людей, животных, даже тех, кого он не мог идентифицировать (и не хотел бы). Кости валялись буквально повсюду, а где-то были и целые скелеты. Но на всех их были четко видны следы когтей и зубов. Картер резко бросился обратно вверх по склону, попутно ощущая на себе взгляды сотни голодных глаз. Ожидая вновь увидеть этот яркий свет, он к своему удивлению отметил, что из глубин пещеры ползут вовсе не немыслимые твари, а собакоподобные, крупные, склизкие существа, в которых лишь отдалённо угадывалась человечное начало. Картер знал их, и знал очень хорошо. Да только знал он их не здесь. Будучи заядлым любителем путешествий по миру своих снов, он пару раз натыкался на мерзких созданий, населяющих кладбища и пожирающих разлагавшиеся трупы. Бывшие люди, но сейчас абсолютно утратившие в себе хоть что-то человеческое. Картер видел гулей только в своих снах, так что же они делают под кладбищем в непонятно откуда взявшейся пещере? Собакоподобные твари издавали низкие тявкающие звуки, неумолимо сокращая расстояние между ними и жертвой, и сгоняли Картера все ближе ко входу. Теперь же не было сомнений в агрессивности и недоброжелательности их намерений, потому с громким криком Рэндольф Картер побежал обратно, вновь игнорируя боль и вероятно раздробленные кости, ибо теперь светящаяся мерзость не выглядела так устрашающе, на фоне стаи голодных гулей. С трудом поднявшись обратно и оперевшись на стену, Картер решил выкрасть время, чтобы отдышаться. Но его резко передернуло от нового открытия. Руку он приложил не к ожидаемо холодному камню пещеры, а к… выложенному кирпичом стене. — А? — Картер резко обернулся. Сзади него была такая же стена. Он вернулся обратно в склеп. Но как такое возможно, если мгновение назад он стоял посреди разлома в пещере? Парень нахмурился и на всякий случай, взяв из сумки небольшую палку, направился вдоль стены. Та была прочной, местами осыпавшейся, но многовековой и нетронутой, за которой явно не было никаких природных образований. — Да черт тебя бы побрал! — Картер внимательно шарил рукой по кладке, надеясь обнаружить хоть какой-то проход, хотя и прекрасно видел, что ничего тут нет. Это что, он действительно ударился головой и сейчас видит галлюцинации? Выругавшись про себя ещё пару раз, он принялся метаться из стороны в сторону, как резко ощутил, будто бы пространство вокруг него провернулось на девяносто градусов. Примерно то же чувство, когда вы пытаетесь пройтись по прямой, но резко сбиваетесь с курса и заваливаетесь на бок. Но сейчас же кирпичная стена уже сменилась сводами слабо освещённой пещеры. Это как так? Он точно не стоял к ней лицом, но сейчас уже смотрел в абсолютно другое место. Запнувшись от шока, он опрокинулся назад и вновь пещера исчезла из поля зрения. И тут ему в голову пришла мысль, которая была логическим объяснением происходящего. Уоррен увидел легионы тварей. Легионы. Не светящейся мерзости, он увидел легионы и стаю голодных гулей. Но тогда почему они не сожрали его, а ту четверть часа спокойно, не снижая тона беседовали с ним, словно бы ни от кого не прячась. Может быть, он ещё раньше осознал то, что пещера и склеп не являлись логическим продолжением друг друга, а были абсолютно разными местами, связанными… а чем они могли быть связаны? На ум пришло только слово «червоточина», или «кротовая нора», о которой он читал в книгах раньше. Теперь Картер лучше понимал, почему Уоррен не хотел чтобы он к нему спускался. Но если он и шёл сюда целенаправленно, то почему был так шокирован? Он не взял с собой никакого оружия, а значит… значит понимал, что ему ничего не угрожает. Это было так странно, особенно для его друга, который был серьезным и хладнокровным, но как же он мог упустить эту деталь? Харли Уоррен всегда был умным и собранным человеком. Но он сделал слишком много вещей, которые были ему не свойственны. Как не свойственно было Картеру идти через половину штата в поисках неведомого чего-то. Картер упёрся спиной о стену и прижал руки к груди. Уоррен просил закрыть склеп не чтобы спасти его от кого-то. Он хотел спасти его от самого себя. Себя, одержимого чем-то, чему в нашем мире нет названия. Это что-то заставило Уоррена прийти сюда, как сейчас заставило прийти сюда Картера. Вспомнив нечестивейший Некрономикон, на ум пришло нечто, обитавшее вне времени и пространства, безумное и злое, движимое бесконечной ненавистью к человеку. Главный враг всех путешественников во времени. А сильно ли отличается путешествие от путешествия в другое измерение? Незримые и неумолимые, твари будут преследовать человека, побеспокоившего их всю жизнь, до момента его незавидной кончины. Чистое зло, появившейся из углов, они презирали и сметали все человеческое, встреченное на своём пути. А его бедный друг стал жертвой светящихся ублюдков, незримо перемещающихся в нигде и никогда, из-за своей тяги к неизвестному и потустороннему. Одержимый злыми сущностями почти наверняка стал жертвой гончих Тиндала, если их можно так назвать. И сейчас он почти наверняка исчезнет вместе с ним. С трудом передвигая ногами, Картер направился обратно в сторону лестницы с твёрдыми намерением уйти отсюда до тех пор, пока его не разнесли на кусочки по всему склепу. Когда он поднимался по лестнице, ему снова пришлось перемещаться чуть ли не ползком, дабы вновь не улететь вниз. Как вдруг, сверху, он заметил брезжащую полоску света. Это что ещё такое? Неужели здесь сидит ещё что-то, что стащило его фонарик? Сжав зубы, Картер принялся отползать вниз, стараясь наделать как можно меньше шуму, в то время как нечто впереди тяжёлой походкой стремительно приближалось, а по мерному стуку каблуков можно было выявить, что это, к счастью, человек. Неужели полиция как-то узнала о его пропаже и дальнейшем местонахождении? Человек, шедший впереди него, видимо не особо смотрел под ноги, из-за чего резко наступил Картеру на спину. Теперь уже два крика прорезали ночную тишину: один — от боли, другой — от ужаса. Картер по инерции схватил неизвестного за ногу и потащил на себя, свалив его на лестницу. — Идиот! Картер, какого черта ты здесь оказался, я сказал тебе ждать меня наверху! — Парня резко огрели пощечиной, однако же это было меньшее, что его шокировало. Этот голос, такой приятный, высокий, бархатный, правда, сейчас в нем проявлялись истерические нотки. Предвидя очередной удар, Картер перехватил руку Уоррена и прижал палец к губам призывая к тишине. Картер и не заметил, как надолго засмотрелся в глаза его друга. Тёмные и безумно красивые, всегда такие серьёзные и задумчивые, и даже сейчас, в этот ужасный момент он старался выглядеть хладнокровным. Света фонарика ему хватало чтобы вновь оглядеть его, высокого, стройного, со смуглой кожей и очень красивого. Правда уши торчали немного забавно, но ему это даже шло. Картер потянул своего друга за воротник пальто, увлекая за собой наверх в сторону выхода, даже ни на секунду не остановившись, чтобы что-то у него спросить. — Бесполезно, мой друг. Я же сказал тебе оставаться наверху, почему ты не послушал меня? Я четко дал тебе понять, почему ты не мог просто взять и сделать как я тебя прошу? Это было мое дело и моя забота так… — Картер резко закрыл тому рот ладонью. Он не хотел рассказывать Уоррену, что пришёл он сюда намного позже, чем тот полагает. — В любом случае, — его друг аккуратно убрал его руку, — уйти отсюда не получится, по многим причинам. Одна из которых, которую ты видел наверняка, отрезала нас с тобой от всего окружающего мира, вернее, пространства-времени интервалом в двадцать минут. Похоже древние Боги прогневались на нас, что мы потревожили древнюю крипту, — Уоррен прикусил пухлую губу. — Во всяком случае, пока они, — он указал рукой в сторону одного из углов, где что-то шевелилось, — будут сидеть здесь и наслаждаться моими вечными страданиями, изучая этот сизифов труд, я буду вынужден ходить здесь… здесь… — привычный тихий и спокойный голос Уоррена сорвался на крик, — я буду вынужден вечно ходить здесь, понимаешь, вечность! Ты не можешь себе представить более безжалостного проклятья, так пожалуйста, пока они ещё не прогневались на тебя, беги наверх и закрой… — Картер резко отскочил, в преддверии уже до боли знакомой фразы. Сейчас уже он не уйдёт отсюда: он не зря потратил столько времени чтобы найти это место и чтобы… Одна из тварей издала мерзкий булькающий звук, как от неё отвалился кусок какой-то слизи. Раз уж древние боги прогневались на его друга за его безрассудство, прокляв его быть захваченным бесчеловечными тварями, единственный способ сейчас уйти им обоим, это что-то сделать с теми, кто отгородил их от реальности, заставив человека проживать бесконечно один и тот же момент своей жизни. Последний момент. Момент до смерти. Уоррен не озвучивал этого, но Картер был почти уверен, что так все и было. Он засунул руку в рюкзак, надеясь найти там хоть что-то полезное, а все то, что можно было метнуть, кидал в тварей, что уже перестали светиться. Как вдруг, при очередном ударе одна из них взвыла диким воем, начав шипеть и дымиться на глазах. Картер прижался ближе к своему другу, испугавшись того переполоха, что случайно навёл на существ. — Что это было? — Уоррен тихонько потряс того за плечо. — Я не знаю… по-моему… по-моему это просто старая безделушка, которую мне подарил мой профессор на окончание года… — Картер принялся вглядываться в то, как мгновенно твари опустошили место, куда был кинут блестящий металлический предмет. Оба они подошли чтобы забрать его с пыльного пола. К своему величайшему стыду, Картер даже не вглядывался в то, что тогда ему подарили. На небольшом золотом украшении был выгравирован большой знак с какой-то надписью внизу. — Понятия не имею каким образом это связано с древней магией, но против этих тварей оно работает, — Картер решительно повёл своего друга вверх по лестнице. — Знак Богов… или что-то такое… был бы это хоть единственный шанс находиться под их защитой! — Уоррен постоянно оглядывался назад, словно предчувствуя, как вскоре там может вновь появиться предательское свечение. — Невероятная… невероятная удача, храни тебя Господь, Картер, это невероятная удача! Никто из них обоих не делал попыток дальше выяснять на тему того, что и почему их так вспугнуло. Спустя меньше часа оба они выскочили из склепа и помчались вниз по склону прочь с кладбища, всем сердцем надеясь на то, что эти чертовы создания не ринутся за ними. — Я помню… помню все триллионы раз, которые я переживал этот отрезок своей жизни, каждый раз, от начала до конца, Картер, — Уоррен тащил за собой запинающегося и стонущего друга. Картер стискивал зубы и шипел от нестерпимой боли в пояснице и бёдрах. Кровь на лбу уже запеклась и перестала заливать глаза. Он не слышал что Уоррен говорит ему, и, по правде говоря, слышать не желал. Картер был счастлив от того, что больше не один. Его друг рядом с ним и ему больше ничего не угрожает. Он провёл несколько лет в отвратительной временной петле, и если бы не случайная череда совпадений, возможно, и никогда бы из неё не выбрался. Голос его друга уже лишился той нервозной нотки и снова стал таким же спокойным и тихим. Уоррен торопливо шёл впереди, в то время как Картер отчаянно пытался ухватиться за его руку. Он так и не узнал у него, почему и что именно тянуло его в склеп. Картер был уверен, что Уоррен знал, что искать, но понятия на имел откуда. Пока они шли, попутно останавливаясь чтобы отдышаться, Картер не переставал засыпать друга вопросами. От красноречивости, нахлынувшей на него в склепе, не осталось и следа. Картер наделся, что если Уоррен и был кем-то одержим, то его это не коснётся вновь. Однако, даже сейчас он продолжал испытывать то самое чувство которое испытывал когда его увидел. Харли Уоррен не был плохим человеком. Но он был холодным и безжалостным. Картеру не нужно было спрашивать, чтобы узнать, в каких нечестивых ритуалах тот принимал участие. И Рэндольф Картер понимал, что древние боги не зря прогневались на него, бросив его друга в пучину безумия и отчаяния. Он ещё не проявил этого, но Картер знал, что его друг наверняка бы сошёл с ума от стольких лет беспрерывности повторяющихся событий. Но сейчас он шёл впереди него, все такой же сильный и доминирующий, что у него не было иных вариантов, как просто довериться и подчиниться. К своему сожалению Картер отметил, что Уоррена ждут долгие года по исправлению его душевного здоровья и долгое разбирательство с полицией. Однако, даже сейчас, когда прошло несколько дней с их возвращения, Картер продолжал просыпаться по ночам, в страхе озираясь и боясь увидеть выползающую из угла тварь, чья пасть раскрывается на четыре отдельных челюсти.