я приду к тебе с клубникой в декабре.

      В начале Игорь отчаянно ждет удара под дых. Ждет, что идиллия совместного проживания под одной крышей с Юлей, разрушится, словно карточный домик. Но он ошибается и наверное, Гром впервые, где-то в глубине души рад своей недальновидности. Юля громкая. Шебутная и эмоциональная. Носится по квартире словно огненный вихрь и выдает по двести идей за секунду, а ещё она о нём заботится. И для Игоря это все еще непривычно. Непривычно рассказывать о том как прошёл день на работе и видеть в глазах напротив интерес. Непривычно каждый день вставать и видеть на столе завтрак, получать с собой бутерброды на работу, а вечером ужинать вместе. Непривычно, что когда ему снится очередной кошмар, он не теряется в пустоте собственной квартиры, а в хрупких объятиях, что удерживают его здесь. В реальности. Ему все еще непривычна Юлина забота, но привычна она. Гром не признаётся даже самому себе, но ему нравится таскать её на закорках по утрам в ванную, под её тихие оправдания о том, что:"Игорь, ты же знаешь, что раньше восьми я не функционирую. Поэтому побудь пожалуйста моим личным оруженосцем, хорошо?» Он усиленно делает вид, что не видит куда пропадают его футболки и рубашки, доставляя Пчелкиной радость быть нераскрытой и в тайне любуясь тем, как потрясающе она выглядит в его вещах. На год он пытается и устроить нечто вроде романтического ужина, но в итоге несчастная курица обречено сгорает в духовке, задымив всю кухню и часть коридора. Придя с работы Юля долго пытается понять, что произошло, потому что из насупленного Грома не удаётся вытащить и полслова. Когда наконец до неё доходит, она смеётся звонко, глядя на то, как Игорь надувается ещё сильнее. — Игорь, не злись, — она утыкается лбом ему в грудь, чувствуя как его руки бережно обнимают её за талию. — Мне все равно на эту курицу, важнее то, что ты вспомнил нашу дату и захотел меня порадовать. — Давай закажем доставку и посмотрим фильм? — она поднимает глаза сталкиваясь с ним взглядом, а Игорь признает для самого себя то, чего боялся признать для себя самого в слух все это время.       Он кажется, безнадежно влюблен.

***

       Где-то на первой неделе сентября, Гром просыпается от того, что ощущает пустое место рядом с собой. Он трет глаза, силясь проснуться, а после видит Юля закутанную в одеяло выходящую из ванной. — Юль? — Игорь, ты же не против, если я возьму за свой счет пару дней? Что-то я не важно себя чувствую… — она садится рядом и берет его за руку, вопросительно глядя прямо в глаза. — Так, давай-ка и я останусь? Прокопенко отпустит, я хотя бы в аптеку схожу, приготовлю чего-нибудь, поухаживаю… — Сказал бы мне кто год назад, что Игорь Гром будет говорить мне такие слова, я бы брызнула говорившему в глаза перцовым болончиком, — она тихо смеется и Гром чувствуют как также улыбается в ответ на ее слова. — Игорь, я справлюсь, правда. Если что, позвоню. Не волнуйся. Игорь думает, что его предстоящий рабочий день будет точно не самым спокойным.       В итоге он все равно отпрашивается и приходит домой на два часа раньше, заставая Пчелкину сидящую прямо перед ноутбуком в обнимку с банкой соленых огурцов и зефиром, что лежит прямо перед ней на столе. — Игорь, привет, ты рано. — Да… Но я вижу ты тоже время не теряешь. Огурцы? Ты же их ненавидишь. Никогда не ела и от засолок Прокопенко, которые он давал отказывалась. И зефир? Это же не сочетается… — Гром, не будь занудой, — она садится к нему на колени и обвивает его руками за шею, утыкаясь носом в плечо. — Просто мне стало грустно, прямо до слез, я хотела позвонить тебе, но неожиданно я открываю холодильник и буквально нахожу эту пищу богов. А в сочетании… Это так вкусно! Хочешь попробовать? — Ой, нет, спасибо, Юль, я лучше картошку с котлетами поем. — Хорошо, мне больше достанется. — она соскакивает с его коленей и отправляется к плите, чтобы поставить разогревать ужин, а Гром думает о том, что прямо сейчас он определенно пропускает какую-то важную деталь. Когда на выходных они с Прокопенко выезжают на рыбалку в Финский залив, Гром рассказывает. Из него прорывается все против воли, но он уже недели четыре чувствует себя тупоголовым школьником, который не может решить элементарную задачку. Прокопенко в ответ лишь усмехается и добро, по-отечески трепет Грома по затылку. — Эх, Игореша, Игореша. Опер из тебя получился что надо, ты вон догадался, кто за маской Чумного Доктора стоял, а тут… — Что тут? — Моя Танюшка в этом положении чернику килограммами ела, когда Лерой ходила, а твоя мама, батя твой жаловался, мел ела. Много. Он ей носил из участка, да и так покупал. Гром замирает, чувствуя как сердце пропускает удар за ударом. — Юля беременна… Но почему она мне ничего не сказала? — Да потому что журналист она, Игореш. В ее характере проверять подаваемый материал. — Я… — Бегом, Игореш, бегом. Жизнь твоя скоро совсем-совсем изменится.        Он влетает в квартиру, громко хлопая дверью. Тут же сгребая ничего не понимающую Пчелкину в объятия. — Игорь, от тебя пахнет рыбой, фу… — она морщится и смотрит на него вопросительно. — Что случилось? — Думаю, подаваемый материал можно обнародовать. — он улыбается, глядя на ее чуть растерянное лицо, чувствуя как внутри все сжимается от такой непривычно-правильной нежности. — Уголовный розыск делает успехи, — она смеется и чуть толкает его кулаком в плечо. — Ты рад? — Я не рад, я счастлив Юля. Счастлив.