Тление

Он прогибается в спине, как кошка. Изящно прорисовываются контуры скелета под тонкой, натянутой кожей. В его телодвижениях слишком много феминности. Джон рад, что никто, кроме него, об этом не знает. Боб умело прячет все то, за что можно было бы уцепиться, за черными водолазками, модными рубашками и костюмами, визуально меняя свою фигуру так, что она становится квадратной и больше похожей на мужскую. Только вот без одежды его плечи круглые и узкие, линия талии четкая и гибкая, бедра не широкие, и ноги — длинные и худые. Ему не страшен холод, он не дрожит и не изнемогает от жара. Он пластичный, как глиняный, позволяющий своему мастеру — Джону — положить его так, как тому будет угодно. Он ничего не стесняется, и глазом не моргнет, но в этой особняковой позе прячутся глубокие, волнующие чувства, пугающие тем, что могут стать реальными. Но он ничего и никогда не показывает. Его выражение лица лишь слегка меняется, когда по спине расплываются две шершавые ладони. Они очерчивают каждый позвонок, затем — ребра. Дотрагиваются до запретных мест, вызывая у Боба смесь негодования и удовольствия. Его холодное тело медленно нагревается под действием этих рук. Кожа на внутренней стороне бедра — нежная, молочного цвета, как у младенца. По нервам пробегает электрический разряд, как через сеть проводов, выбивая из лёгких первый громкий, судорожный выдох. Это прикосновение слишком интимное и нежное, так гладят, когда любят и по-настоящему обожают. Джон весь источает флюиды одержимости, облюбовывать каждый сантиметр этого худого тела ему будет лишь в радость. На тумбе ярко горят несколько восковых свечей, обрамляя темную спальню теплым, оранжевым светом. Он тихо всхлипывает, чувствуя жар чужого рта вокруг своего члена, откидывает голову обратно на мягкие подушки и заглядывается на мягкие огоньки; мысленно он сразу проводит аналогию с постепенно угасающим чувствами. Боб никак не может перестать думать наперед, и, тем более, врать себе — не секрет, что всё однажды истлеет: чувства, какими бы подлинными они ни были, жизнь, мысль. Горячие прикосновения были приятными сейчас, но как сильно будут ранить воспоминания о них? Горячий язык прошёлся по выступающей венке, надавил на уздечку. Джон намеренно задел зубами трепещущую головку, вслушиваясь в сбитое дыхание с нескрываемым удовольствием. Он умел делать это, и Бобу сейчас не хотелось думать о том, как и где Джон такому научился. Этой ночью комплименты, прикосновения и внимание Джона — все принадлежит только ему одному. По крайней мере, ему было чем оправдать свою весьма нетвердую веру. …Таким голодным Леннон давно себя не ощущал. Джон благодарил небеса за возможность остановиться сегодня у Боба и незабываемо провести время. Редко когда Дилан был настроен на близость, сегодня произошло, скорее, исключение из правил. Визиту предшествовал один, короткий звонок, и спустя несколько часов он уже решительно впустил Джона в свою временную квартиру. Весь прошедший день Дилан провел в уединении, слушая по кругу свою маленькую, личную коллекцию Вуда Гатри, и сам не заметил, как все его существо погрузилось в тоску от одиночества. Уберечь от меланхолии его не смог даже сладкий чай, так что тайный визит Леннона был весьма кстати. Боб замечал, как его настроение неизбежно менялось, когда он видел или слышал Джона. Их редкие встречи запоминались лучше, чем прошедший день. Когда мысли Боба не занимали бытовые проблемы, их занимали воспоминания. И он почти свыкся с этим. Неугомонные эмоции, выползающие наружу из раза в раз, он порицал их, называя подростковыми и глупыми. Как же ещё бороться с ними, если они приносят столько проблем? Джон выдохнул, Боб еле заметно содрогнулся. Джон выглядел так, словно хотел что-то сказать, но не хватало силы духа, а Боб прикрыл глаза — чтобы не всматриваться в лицо Джона. Он бесшумно прилёг рядом, прижался к Дилану сбоку. Его тело было куда горячее. Лениво перекладываясь на левое плечо, Боб принялся медленно расстёгивать пуговицы его рубашки. От духоты приятно кружилась голова, во рту пересохло, а сердце гулко, чуть ускоренно билось в груди. Последние несколько симптомов, Боб догадывался, не были связаны с нехваткой воздуха. Все происходило медленно и неторопливо — у них и правда есть целая ночь на то, чтобы касаться и чувствовать друг друга; источник счастья, его личный оазис посреди пустыни в человеческом обличии лежал напротив него, неровно вздыхая, но сохраняя умиротворённое, безмятежное выражение лица. Джон, без слов понимающий, что делать, поддающийся и ярко реагирующий на ласки — его личный, уютный Джон. Бобу так спокойно, так приятно сейчас, что он жмется ближе, надеясь ненадолго забыться. В сердце закрадывался мерзкий, ледянящий холод — страх, что вот-вот, стоит ему моргнуть, и прекрасная реальность обратится сном. Собственными руками Джон вытягивал его из личных топей, притягивая к себе, всматриваясь в угловатое лицо; дрожащие тени падали на него, грубыми линиями вычерчивая скулы. Пахло воском. Эту квартиру Боб снял до конца недели — через три дня он покинет ее насовсем. К самому помещению у него никогда не возникнет привязанности, но, благодаря Джону, он не забудет эту кровать с мягким матрасом но скрипучими пружинами, а окружение в теплом освещении свечей навсегда отпечатается у него в памяти в виде уютного, осеннего воспоминания. — Все хорошо? — заботливый, тихий шепот, а затем лёгкий поцелуй. — Конечно, — Боб устроился поудобней, зарываясь носом в шею и вновь закрывая глаза. Так чувства становились ярче. — Может, на перекур? — Не сейчас, я не готов прерываться. Руки Джона встретились с руками Боба — там, внизу, где желание невозможно скрыть. Дилан доверял ему, ведь иногда казалось, будто Джон знает его тело лучше, чем он сам; со старанием ученика, Боб внимал ощущениям и повторял за Ленноном, один в один, а затем подстраивался, вслушиваясь в его хриплое дыхание. Всякие мелочи, вроде коротких поцелуев, будоражили Джона — Боб чувствовал это, когда тот вздрагивал всем телом. Не обладая той же развитой интуицией, что была у Леннона, он двигался наугад, и Джон это поощрял. Горло Боба сжалось, когда он надавил чуть выше, его передёрнуло. Словно кто-то нажал на переключатель: Дилана бросило сначала в холодный пот, а затем сердцебиение ускорилось. Джон приобнял свободной рукой того за шею, горячо выдыхая в макушку. Он тоже был близко. Поступательных движений стало мало, и Боб поторопился исправить ситуацию. ...Освобождение дало Бобу возможность вновь задышать полной грудью, мышцы расслабились, а сонное марево напало с новой силой. Отключаться совсем не хотелось, ведь с утра вся магия уйдет — сумрак ночи унесет за собой все тепло. Поэтому Боб осторожно потянулся за сигарами. Нет, он не хочет засыпать. Или, точнее, не просыпаться. Находясь рядом с Джоном, пусть ненадолго, но он готов поверить в чудо.