Значит, война

*** – Одно условие, чувак. – Да-да? – Ничто не разрушит нашу дружбу. – Ничто. Никогда. Странное было пари. Девушка. Чего они хотели этим добиться? Что доказать друг другу? Превосходство? Свою независимость друг от друга? Впрочем, сейчас это уже не имеет значения. *** – Я все для тебя сделаю, если надо, под пули прыгну. И ты для меня точно так же, я знаю. Но…ты можешь представить, если бы все так же, только с женщиной? – Нет. Что за намеки, Так? – Какой же ты идиот, Франклин. Друзья. Лучшие друзья. Почти братья. Или были таковыми. *** – Имей в виду, нашей дружбы больше нет. – Нет, точно. Я уже попросил босса о переводе. – Отлично. – Да, я рад. – Круто. – Шикарно. – Да. Заткнись уже! – Сам заткнись! Бабушка оказалась самым проницательным человеком. Она знала, что после смерти родителей Франклин старался ни к кому не привязываться. Ему сложно было кому-либо доверять. Но такой человек в его жизни появился. Напарник. Друг. Самый родной человек. Где они ошиблись? Где накосячили? В Бангладеше? Да, они были пьяны после завершения миссии. Да, устали от одиночества и просто хотели разрядки. Упасть в объятья друг друга, может, и не было хорошей идеей. Они договорились не вспоминать, хотя каждый раз, когда в крови оказывался алкоголь, вместе с ним, будто вмонтированная пленка, всплывали разрозненные сцены: смятые простыни, хриплое дыхание, резкие движения, прогибающийся в спине Так, шепчущий в ухо что-то вроде: «Люблю тебя… только тебя одного». Хотя за последнее Франклин ручаться не мог. *** – Руки у Франклина маленькие, как у динозаврика, – жалуется Лорен. – Значит и писюлька у него маленькая, – комментирует Триша. Так заходится диким хохотом, который подхватывают сидящие рядом агенты. – Но ты же знаешь, что это не так, – выпаливает Франклин. – Ты же видел в Бангладеше. Зачем он это сделал? Переступил запретную черту. Агенты разом замолкают и пялятся на друзей. Так хватает Франклина за ворот рубашки и грубо выволакивает в коридор. – Чего ты треплешь? Хочешь все это повторить? Вспоминаешь об этом, да? Зовешь меня другом, после того как трахнул, воспользовавшись моим состоянием? – Ах ты еще и невинную жертву изнасилования будешь из себя строить? Не ты ли вталкивал меня в номер, сдирая с меня штаны, шепча в ухо что-то типа «Я хочу тебя, Фостер»? Так затыкает Франклина поцелуем, вжимая того в стену. Напарник отвечает на поцелуй всего пару секунд, потом, будто опомнившись, отталкивает теперь уже бывшего друга. – Сукин сын! – выплевывает Так. – Шлюха! – припечатывает его Франклин и, толкнув плечом, уходит прочь. *** Когда тем же вечером Так ведет Лорен на аттракционы, Франклин многое переосмысливает. Поцелуй. Зря, зря, зря они все это начали. Он свято верил в нерушимость их дружбы; и что стало большей угрозой – свалившаяся, как снег на голову, девчонка или они сами? То, как они сдались в плен собственным, не до конца понятным даже им самим, желаниям. К черту гордость, решает Франклин. Он должен позвонить. Позвонить, извиниться, вернуть все как было. Потерять единственного близкого человека из-за девчонки уж точно было бы глупо. Но друг, видимо, думает иначе. – Все, Так. Я чувствую себя идиотом, набирая твой номер в пятый раз. Ладно, все. Перезвони мне, ладно? Все. Ну, все. Я уже пять раз «все» сказал, да? Все. Пока. *** В такие моменты главное – все не усугубить. Не наделать глупостей. О, а они настоящие мастера виртуозно-идиотских поступков. Ревность, обида, гнев застилают глаза. Нечестно было затаскивать Лорен в постель. Нечестно ни по отношению к девушке, ни к Таку. Ни к самому себе. Нормально ли, вообразимо ли во время жаркого секса с красивой девчонкой представлять на ее месте напарника и друга. Бывшего друга. Вспоминать единственную их ночь, вычеркнутую из идеального механизма этой дружбы, дабы не разрушать ее. Вполне успешно вычеркнутую. Или все-таки нет? *** – Полюбил, значит. Молодец, ловелас, – Франклину обидно почти до слез, хотя ведь он первый переступил черту. С другой стороны, а к чему тогда был тот поцелуй в коридоре? – Пошел ты. Мы классно провели ночь. Лорен будет моей. – Да, только я был раньше. Смирись, ты всегда на шаг позади. – Иди к черту, Фостер. – Сам катись. *** Так не знал, зачем Лорен позвонила и пригласила в кафе. Но он собирался сказать ей все честно. Как в ту ночь, когда так и не смог с ней переспать. Когда его целовала шикарная девушка, готовая отдаться ему, а он думал о том, какие красивые глаза у его друга. О том, какие сильные – и нисколько не маленькие – руки. Воспоминания накатывали волнами, вышибая из груди остатки воздуха. Он вывернулся из объятий Лорен. – Прости, ты очень красивая, но я… я так не могу. А потом ворвался Франклин. Чертов придурок, из-за которого Так готов был пожертвовать всем. Но, видимо, не взаимно. Ух и навешали они друг другу тогда. Выплескивая друг на друга все накопившиеся претензии, обиду и ярость. *** Страх потерять самого дорогого человека сметает и перечеркивает все, что было плохого. Все обиды, ссоры. Всю ненужную гордость. Пули просвистывают мимо, чудом не задевая троицу, Лорен из рук вон плохо ведет машину и, когда на очередном повороте ее заносит, Так чуть не вываливается из автомобиля на полном ходу. Франклин в последнюю минуту успевает его подхватить. – Я люблю тебя, Франклин. Чем руководствуется друг в эти минуты, не имеет значения. Думает ли, что им суждено погибнуть, или просто не в силах сдержать порыв, не важно. Поэтому Фостер не медлит с ответом. – И я тебя люблю. – Ну зашибись! – ошарашено выдает Лорен. *** Да, они снова были на волосок от смерти. Нет, в этот рез в крови из пьянящего был только адреналин. И желание. Франклин вталкивает Така в свою комнату, практически швыряет на диван, наваливается сверху. Друг притягивает его за шею, целует грубо, с остатками обиды, набрасывается, будто голодный зверь, переворачивает и подминает под себя. У Франклина все плывет перед глазами, когда губы Така смыкаются на его члене. Когда он видит, как друг – а друг ли теперь? – растягивает себя пальцами – медленно, словно в тумане, сладкой завораживающей дымке, как сбивчиво шепчет «Люблю тебя, сукин ты сын, ненавижу, люблю, хочу…» – Путаешься в показаниях, дорогой, – Франклин удивляется тому, насколько низкий и севший его голос. – Если ты скажешь, что ты об этом пожалеешь, то я… – Ты пожалеешь, если не возьмешь меня здесь и сейчас, Фостер. – А ты потом снова будешь строить из себя жертву изнасилования? – Тебя же это заводит. Поправь меня, если я ошибаюсь. – Сейчас я из тебя всю дурь вытрахаю! – рычит, распаляясь, Франклин, резко притягивая Така к себе и насаживая его на свой член. Это как дежа вю. Только ярче, четче, красочнее. Цепляющиеся за простынь пальцы, хриплые стоны, шлепки, сбивчивый шепот, невероятный оргазм, и располосованные ногтями спины. *** – Жестко вас потрепало, агенты. – Босс разглядывает стоящих перед ней без рубашек друзей. – Это все осколки лобового стекла? – Дааа, осколки, – ехидно улыбается Франклин. – Черт с вами, даю вам трехдневный отпуск. Подлатайтесь, и жду вас на новом задании. Ребята одеваются и покидают здание. – По-моему, через три дня наши спины будут в худшем состоянии. – Это точно. Черт, бабушка расстроится, ведь правнуков ей теперь точно не видать. – Иди ты, Фостер. Она раньше нас, идиотов, все поняла. *** – А помнишь наше условие? – Которое? – улыбается Франклин, уже зная ответ. – Ничто не разрушит нашу дружбу. – Ничто. Кроме любви.