Слишком поздно

С самого начала его смутно тревожили странно нежные взгляды, которые д'Артаньян отправлял Арамису. Поначалу те оставались без внимания, и это, почему-то, успокаивало Атоса, но потом, при каждом таком взгляде гасконца, щек Арамиса стал касаться яркий румянец, а на губах неизменно появлялась смущенная улыбка. Это волновало Атоса - он с подозрением смотрел на д'Артаньяна и с удивлением обращался к самому себе - причина, по которой он так зорко следил за реакцией Арамиса на внимание гасконца, и по которой она его так расстраивала, оставалась ему неизвестна. Когда д'Артаньян перестал обременять себя поиском повода, чтобы нежно дотронуться до Арамиса, приобнять его за узкую талию и ласково заглянуть а глаза, Атос почувствовал себя словно человек, в чей дом проникли чужие люди и вынесли все ценное, попутно разломали мебель и перебили посуду, иронично оставив от обстановки только криво висящий на стене портрет владельца в дорогой старинной раме. Теперь Атос стал вклиниваться между Д'Артаньяном и Арамисом, когда они шли под руку, счастливо разговаривая и ни на секунду не оставляя ласковыми глазами лица друг друга - ему хотелось прервать эту нелепую нежную связь между ними, запретить им смотреть друг на друга, разговаривать и особенно - запретить д'Артаньяну брать Арамиса за руку. Ему казалось, что смелость, с которой тот позволяет себе это делать, оскорбляет, почему-то, самого Атоса. Раз забывшись, он представил как сам берет эту красивую руку, ощущает ее теплоту и нежность, закрыв глаза, подносит к губам, и слышит с придыханием произнесённое мягким голосом "Атос...". Очнувшись, Атос глубоко вздохнул, вспомнил сновидение и принял открывшуюся ему истину как данность. Фантазия, порождённая его сонным разумом, также прояснила ему и природу неприятного чувства, посещавшего его всякий раз, когда Арамис оказывался в опасной близости к д'Артаньяну. Но было уже поздно - это он понял на следующий день, когда застал их вдвоем, увлеченно целующимися в доме на улице Вожирар. Арамис держался за плечи д'Артаньяна, наклонив голову в сторону, а тот держал его лицо между ладоней и впивался в его нежные губы поцелуем. Они даже не отступили друг от друга, когда поняли, что Атос видел их - только глубоко покраснели, и Арамис опустил свои голубые глаза в пол. Взгляд же гасконца был вызывающе смел - он смотрел так, будто знал об Атосе то, что самому Атосу стало известно совсем недавно. Этот взгляд обезоруживал его своей прямотой. Так и не вымолвив ни слова, Атос повернулся и вышел из комнаты. На плечи его давило смутное чувство унижения, и перед глазами стоял образ Арамиса, прекрасного и смущенного, и так и не отнявшего своей красивой руки от плеча д'Артаньяна.