ОДИН ВЗДОХ ДО РАССВЕТА

… Он заметил ее издалека. Среди паутины черных молний ее атаки вспыхивали слепяще-белым электрическим огнем. Сейчас у этого огня был едва заметный фиолетовый оттенок – признак крайнего напряжения и ярости. Хорошо. Значит, она на пределе сил. Тем легче будет сломать ее. Он появляется неожиданно и одним щелчком сметает полчища демонов вокруг. Ему не нравится, когда что-то мешается под ногами. Удивленная неожиданной помощью, она резко оборачивается. Распустившиеся волосы в отсветах пожара кажутся волнами медного огня. – Неф! – зеленые глаза вспыхивают невольной радостью. Потом спотыкаются о его холодно-насмешливый взгляд и… гаснут. Он может видеть, как одна за одной в них мелькают эмоции. Удивление. Неверие. Боль. Безнадежность. Горечь… И спокойствие. Мгновенное, отрешенно-холодное, словно она понимает, что надеяться больше не на что. И принимает это. – Значит, это все-таки правда, – спокойным ровным голосом говорит она. – А я так не хотела верить… – Вера – дело слабаков и глупцов, воительница, – в его тоне мелькает небрежная снисходительность. – У сильных нет времени для этих нелепиц. Она протягивает вперед руку, будто хочет коснуться его, потом, опомнившись, отдергивает ее. Резко зажимает рот ладонью, удерживая рыдание. – Что же они с тобой сделали, родной мой… Он холодно улыбается: – На твоем месте я бы побеспокоился о том, что сделают с тобой, воительница Юпитера. Ее Величество Берилл беспощадна к врагам. Она молчит. Только глаза медленно наливаются темнотой. – Но… – он подходит ближе, – я мог бы дать тебе шанс. Она по-прежнему не произносит ни слова. Только смотрит своим странным остановившимся взглядом. – Ты красива. – Он легко, почти ласково проводит пальцами по ее щеке. Она вздрагивает и отшатывается от его ладони, как от раскаленного железа. Он только улыбается. – Красива и строптива. Ты мне нравишься. Если пойдешь со мной – останешься жива. – Жива? – в ровном и отрешенном голосе сквозит тень горькой усмешки. – Так же жива, как ты сейчас? И это можно назвать жизнью? Волна мерзкой ледяной горечи внезапно подкатывает к горлу, душит странным отвращением к… К самому себе?.. – Я думаю, тебе уже известен ответ, мой лорд, – тихо говорит она. – Жаль, – спокойно говорит он. Потом берет ее ладонь, мягко поглаживая пальцами – Но ты сама так решила. Я не повторяю своих предложений дважды. И резко заламывает ей руку, одновременно нанося удар волной темной энергии. Она не успевает даже вскрикнуть. Тонкое тело выгибается от боли, губы приоткрываются в беззвучном вопле, но не издают не звука. Потом она бессильно падает ему на руки. Он запускает пальцы ей в волосы, отгибает назад безвольную голову, заглядывая в побелевшее лицо. На ее губах виден свежий кровоподтек, сомкнутые золотистые ресницы слиплись стрелками, колечки волос прилипли к покрытому испариной лбу. Дыхание с трудом вырывается сквозь стиснутые зубы. В груди вдруг болезненно сжимается от непонятной муки и желания немедленно обнять ее – как можно крепче – и защитить, успокоить, утешить… Он резко встряхивает головой, пытаясь избавиться от наваждения, но непослушные руки дрожат, не могут нанести второй удар. Длинные ресницы вздрагивают и медленно поднимаются. Яркая изумрудная зелень с золотыми крапинками, глубокая, как бесконечные дебри ее родных лесов, излучает ощутимое тепло. Согревает до самого дна черной каменной пропасти, которая у него теперь вместо сердца. Тонкая рука с трудом тянется вверх, проводит по его волосам, глубоко зарывается в них. – Однажды… – ее голос, хриплый и срывающийся от боли, почти не слышен. Но эти едва различимые звуки обжигают нервы, как кислота. – Однажды ты вырвешься из этого ада. Ты сильный, ты сильнее, чем все они думают. Ты вырвешься, и тогда... – ее голос срывается на стон, и голова падает ему на руку. О чем она говорит?.. Совершенно машинально он прижимает ее крепче, и его ладони помимо воли становятся ласковыми. Она тяжело дышит, не произнося ни слова, и с каждым вздохом жизнь вытекает из ее тела, как вода из расколотой вазы. И он чувствует каждую потерянную каплю так, будто ее высасывают из его собственных артерий Он пытается усмехнуться, но смех выходит больше похожим на рыдание. Слова срываются с губ сами собой: – Не уходи… Она собирает последние силы и резко вскидывает голову, больно вцепившись пальцами ему в волосы, притягивая его голову к своему лицу так, что кипящая гневом изумрудная зелень застилает весь умирающий мир. – Да, ты вырвешься, – беззвучно говорит она. – Но до тех пор…– ее голос неожиданно обретает силу и звон, слова вырываются сквозь свистящее дыхание, как удары бича. – Но до тех пор я не желаю знать тебя. Ни знать, ни видеть, ни слышать. Не ищи меня – не найдешь. И не зови – я не откликнусь. И звезды… – Ее голос неожиданно становится мягким и печальным. – Звезды больше не будут петь, мой лорд. Затуманенные болью изумрудные глаза медленно проясняются, и в них появляется то особое отрешенное выражение, которое бывает у умирающих. Она уходит. Ускользает от него. Неожиданная вспышка страха и гнева – то ли на себя, то ли на нее – скручивает оцепеневшее сердце. Боль туманит сознание – боль и непереносимая мерзость, которая волной поднимается со дна души, будто та пытается отторгнуть ее… Не помня себя, он стискивает ее плечи, яростно встряхивает их. Медно-каштановые волосы щекотной волной накрывают ладони. И они все еще пахнут тополями… – Ты не ускользнешь от меня так легко, слышишь?! Ты в моих руках, и ты умрешь только когда я захочу! Мне плевать на другие звезды, но тебя, моя непокорная, я оставлю себе! Ее отрешенный взгляд медленно обращается к нему и немного теплеет. Слабеющая рука неожиданно обвивает его шею, и мягкие губы касаются его губ, оставляя на них вкус крови. Она слегка отодвигается, влажно мерцающие зеленые глаза смотрят с непонятной нежностью и… состраданием?.. – Звезды сделаны из огня, мой лорд. Их не удержишь в ладони. Прежде, чем он успевает ответить, она запрокидывает голову вверх, и ее лицо освещает странная торжествующая улыбка. На лбу медленно проявляется мерцающий знак Юпитера. В следующий миг слепящая дуга белого пламени пронзает ее насквозь, отбрасывая его прочь. Сквозь шквал электрического огня он видит, как ее тело мгновенно рассыпается мириадами изумрудных искр. Смерть, быстрая, как вспышка молнии. Последний дар Планеты Гроз своей хранительнице и принцессе. Секунду спустя на этом месте не остается ничего, кроме едва различимого остро-свежего запаха озона и еще более неуловимого горьковатого аромата только что распустившихся тополиных листьев. Но они быстро растворяются в удушливом дыме пожара. …Кажется, потом он кричал, звал ее, проклинал и уговаривал вернуться. Затем волна тяжкой серой тишины оборвала все звуки. И в этой тишине ему предстояло прожить всю оставшуюся жизнь. Всю оставшуюся вечность. «Не зови меня – я не откликнусь»… Звезды больше не будут петь для него. Никогда. Ветер плачет, шурша обгорелой листвой. … Она уже ждала его. Он сразу понял это, как только увидел ее. Она стояла спиной к нему, почти в самом центре пожара, и тот обнимал ее тело прозрачным покрывалом из оранжевого света. Алые блики танцевали в ее волосах, превращая их в огненный плащ. Ее руки были погружены в пламя, и оно ластилось к ней, как котенок. Он медленно приблизился к ней, но она не обернулась. Даже не пошевелилась – Мой лорд, – голос мягкий и бархатный, как алые пески ее планеты. – Вы не заставили себя ждать. Мужественна, как всегда. Страх ниже ее достоинства. Холодная улыбка слегка трогает его губы. Забавно будет приручить такой огонь. – Ты знаешь, зачем я здесь, воительница Марса. – Не вопрос, утверждение. Она небрежно поворачивает голову. В отсветах пламени видна грустная усмешка на лице. – Знаю. – Ты облегчаешь мне задачу, – его голос бесстрастно-холоден. – Разве? – Она резко оборачивается, черные волосы огненным крылом взлетают за ее спиной, поднимая веер оранжевых искр. Ее глаза на бледном лице напоминают два провала в ночь. – Ты здесь, чтобы убить меня, мой лорд, – она говорит тихо и спокойно. – Торопишь события, воительница, – в его ровном тоне не вздрагивает ни одна струнка. – Ничуть, – мягко улыбается она. – Ты забыл, кто я? Я знаю, что произойдет. – Тогда ты знаешь, что у тебя есть шанс остаться в живых. – В самом деле? Она подходит ближе, и ее огненный взгляд неожиданно лишает его самообладания. Глубокие знающие глаза, цвета уснувшей грозы затягивают в себя, как два бездонных озера. Спокойные. Обреченные. – У нас не осталось больше шансов в этом мире, мой лорд. Ни у меня… ни у тебя. – Твоя сила, похоже, лишила тебя разума, воительница, – он иронично усмехается. – У победителей есть все шансы. – Нет, – бесстрастно говорит она. – Победителей в этой войне не будет. Ее голос, ровный, глуховатый и отрешенный, почему-то мешает ему сосредоточиться. Он раздраженно встряхивает головой. Все это эмоции! Главное – ясный разум. Она – побежденная, он – победитель. Она враг. С врагами не вступают в переговоры, им диктуют условия. Или уничтожают. – Я пришел забрать тебя с собой, принцесса, – бесстрастно говорит он. – В мои интересы входит, чтобы ты осталась жива. На ее лице не отражается ни одной эмоции. Только тени пожара танцуют на бледной коже. – Сожалею, мой лорд, но я не пойду с тобой, – мягко отвечает она. – Я не стану служить тьме. Даже ради тебя не стану. – Это был не вопрос, воительница, – его голос холоден и сух, как остывший пепел. – Твое мнение не имеет значения. В ее взгляде медленно сгущаются лиловые тени. – Я не скажу «да» Металлии. Он приближается к ней вплотную. Ледяные бирюзовые глаза равнодушны и отстраненны. – Есть много способов заставить сказать «да», воительница. Ослепительно-гневная улыбка огненным цветком распускается на ее губах. – Попробуй… если сможешь. Он холодно усмехается. И без всякого предупреждения бьет в ее сознание ментальной волной. Моментально пылающий вихрь обжигает его собственный мозг. Ее воля, неистовая, непреклонная… нежная. Да, нежная и яростная, пламенная, как ее стихия. Пламя пожара. Тепло свечи. Тепло… Тепло медленно проникает в сердце, ледяная корка покрывается сетью невидимых трещин. Яркое алое пламя разбегается по венам, словно в них снова течет настоящая кровь. Тепло просачивается до самого дна души… «Вспомни». Эти глаза… Бездонные, как грозовое небо, мерцающие, зовущие глаза. Он вот-вот доберется до них, вот-вот вспомнит… Рей… Ее зовут Рейа… Боль. Жгучая, ледяная, внезапная, как удар бича, она рассекает сознание беспощадным приказом чужой воли. «Ты мой». …Один бесконечно мучительный миг сердце еще балансирует на лезвии нестерпимой пытки, потом сдается и гаснет. Мертвенный холод, быстро ставший привычным, опять сковывает тело. Бирюзовые глаза вновь приобретают равнодушно-жесткое выражение. Она опасна. Едва не подчинила его. Быстро, не давая ей опомниться, он набрасывает на нее ментальный аркан и подтаскивает к себе. Она не сопротивляется. Будто не замечает его. – Очень умно, прорицательница. – Невидимые путы стискивают ее тело так, что она не может пошевелиться. – Ты едва не одолела меня. Она поднимает голову, иссиня-черные волосы атласной волной падают за спину. Медленно размыкает ресницы. И ее взгляд впивается ему в душу, как огненная стрела. Странно-спокойные, отрешенные глаза смотрят мимо него – в те дали, куда ей скоро предстоит уйти. Бледные до голубизны губы вздрагивают, растягиваясь в горько-нежной улыбке. – Глаза цвета неба, приносящего дождь, – тихо и устало говорит она. – Глаза, приносящие смерть. – Ее ресницы на миг опускаются. – Делай то, зачем ты пришел. Невидимая рука стискивает внутренности, выворачивая их наизнанку. Мучительная судорога, почти агония скручивает тело, сухой горечью сжимает горло, подступает к глазам прозрачной жгучей волной… И застывает. Демоны не могут плакать. – Ты сама виновата, воительница Марса, – он словно со стороны слышит собственный голос, сдавленный, мертвый. – У тебя был шанс спасти себя. Ты его не использовала. – У тебя тоже был шанс спасти себя, – все так же отстраненно говорит она. – И ты тоже его не использовал, … Джед. Ее голос спотыкается на его имени, и в нем на миг вспыхивают горячие и нежные нотки. Только на миг. Он медленно материализует в ладони небольшой кинжал. Зеркально отполированная сталь отражает красные блики пожара. – Я сделаю это быстро, – он говорит почти мягко. – Ты не будешь страдать. Ты заслуживаешь это. – Отточенное лезвие легко, почти ласкаясь, плашмя проводит по ее горлу. Отрешенно-тяжелый аметистовый взгляд медленно фокусируется на его лице. Она с трудом размыкает губы: – Придет время, когда ты вернешься из тени, – ее голос бархатисто вибрирует, странным болезненным эхом отдаваясь в сердце. – И да поможет тебе Небо, когда ты вспомнишь то, что сделал. О чем она говорит? Снова хочет заколдовать его, лишить воли? Его рука слегка нажимает на лезвие, по белой коже бежит тонкая алая струйка. Она даже не вздрагивает. Не издает ни вздоха, ни вскрика. Только смотрит. Пристально, спокойно смотрит невозможно глубокими, всевидящими своими глазами, на дне которых медленно гаснет пламя. Смотрит все время, пока блестящая сталь аккуратно скользит по ее горлу, распарывая кожу и вскрывая артерии. Белый шелк матроски на ее груди становится ярко-алым. И вся вытекающая из ее тела жизнь, кажется, собирается в ее глазах, превращая их в два огненных озера. Нестерпимо горячих. Выжигающих на душе нестираемое клеймо. Причиняющих непереносимую муку. Он чувствует каждый удар ее останавливающегося сердца, каждый толчок крови, окрашивающей красным ее кожу. Чувствует так, будто это не она умирает на его руках, а наоборот… Умирает он. Это его сердце сейчас замедляет удары, это его горло, располосованное сталью, горит огнем, это его грудь конвульсивно сжимается, вбирая последние глотки горького воздуха… Это его жизнь уходит от него сейчас, истекает кровью, лежа на его руках. Она уходит. Ее больше не будет. НЕТ!! Вспышка дикой бесконтрольной паники накрывает его так внезапно, что темнеет в глазах. – Нет. Не надо. Дыши… Дыши, пожалуйста… – он сам не понимает сейчас, что говорит. Бессознательный ужас ледяной волной затапливает сознание. Он порывисто прижимает ее к себе, пряча лицо в пряно пахнущих волосах, пытаясь ладонью зажать рану, остановить текущую кровь. Тонкие холодные пальцы ложатся на его руку. – Поздно… мой нежный… Слишком поздно… Аметистовые глаза улыбаются ему сквозь пепельную пелену боли, потом медленно темнеют… И гаснут. … Еще несколько мгновений он крепко сжимает ее в объятиях, зарывшись лицом в теплые мягкие волосы. Еще несколько мгновений представляет, что она жива. Еще несколько мгновений. Последних мгновений, когда он чувствует себя живым. Чувствует нежность и гладкость ее щеки. Мягкость холодеющих губ, еще хранящих привкус яблока. Запах гвоздики, исходящий от волос. Потом она исчезает в вихре алого искрящегося огня. Он волной взмывает в небо, на несколько секунд пробивая в тяжелых дымных облаках брешь, в которой виден лоскуток ночного неба. И в нем – яркая звезда цвета пламени. Планета Огня забрала свою принцессу. Забрала его жизнь. И он с безжалостной ясностью понимает, что все, что будет потом, жизнью уже не будет. Только – игрой в жизнь. В существование. И только теперь из его груди вырывается дикий бесслезный крик. Вопль ничем не утолимого страдания. И только ровный гул мертвого огня отвечает ему. И ветер оплакивает того, кто больше не может плакать. … Ее тонкую фигурку он сразу отличил от окружающих ее теней. Даже в яростном котле битвы она двигалась изящно и плавно, будто скользила над землей. В каждом ее движении сплетались грация и спокойная сосредоточенность, словно она сейчас находилась в бальном зале… или в своей любимой библиотеке. Такая нежная. Как фея. Холодная змеиная усмешка заползает на его губы. Она будет его собственной феей. Только для него одного. Он бесшумно спрыгивает на камни позади нее, презрительно-скучающим взмахом руки стирает демонов. Этот мусор!.. Вечно болтается под ногами… Она оборачивается за секунду до того, как его нога касается земли, будто почувствовав его присутствие. – Зой? – в огромных бархатно-синих глазах отражаются настороженность и вопрос. Он молча и жадно рассматривает ее. Как она хороша! Горячий воздух шевелит ее волосы, и они напоминают туманное темно-голубое облако. Нежная кожа светится изнутри, как дорогой фарфор. Тонкие темные прядки на висках слегка завиваются. И ему вдруг невероятно хочется прикоснуться к ним, почувствовать, как они шелковисто прильнут к его пальцам. А потом погладить мягкую сладко пахнущую кожу за ушком, ласково пощекотать ее. Тогда она тихонько рассмеется – звонко, как маленький хрустальный колокольчик… …Он резко встряхивает головой. И что это на него нашло?! Его глаза сужаются от злости, как у кошки. – Не меня поджидаешь, воительница Меркурия? Она не отвечает. Только молча смотрит на него своими огромными глазами, мягкими и проницательными одновременно. Глазами, от которых становится так неловко и неспокойно где-то в груди… Потом она подходит ближе. На ее губах мелькает грустная улыбка. – Кто бы мог подумать… что нам с тобой суждено будет увидеться вот так, Рыжик. Ласковое имя отзывается в сердце острым горячим уколом. Он и сам не может понять, что это – боль или нежность. Рука поднимается сама собой, чтобы коснуться ее… Жгучая ледяная волна поднимается изнутри, режет глаза. Он словно со стороны видит, как его ладонь резко и коротко замахивается… и наотмашь бьет ее по щеке так, что ее голова дергается, и на шее натягиваются голубые вены. – Для тебя – Лорд Зойсайт, воительница Меркурия, – слышит он свой собственный, злобно дрожащий от оскорбленной гордости голос. Она медленно оборачивается, аккуратно убирает волосы со лба. На тонкой коже видны красные саднящие следы его удара, и при их виде ему почему-то становится нестерпимо гадко и больно. Потом он встречается взглядом с ее глазами, и боль превращается в ужас. Бархатно-синие переливчатые родники темнеют и подергиваются прозрачной пленкой льда. Спокойные, глубокие, отрешенные. Чужие. Она не может, не должна смотреть на него так! Потому, что он не вынесет этого. – Зачем ты пришел? – ее тон изменился так же, как и взгляд. Сухой и безжизненный, как шелест бумаги. – За тобой, моя воительница, – с издевкой улыбается он. – Больше не твоя, – в прохладном голосе сквозит странная грусть. – Будешь моя, если пойдешь со мной. – Нет. Одно слово, короткое и острое, как дротик. – Здесь ничего для тебя не осталось, – он говорит торопливо и гневно. – Этому миру конец. Вам всем конец. А тебя я заберу с собой. Она молча отворачивается и смотрит на зарево далекого пожара. Смотрит своими странными отрешенными глазами, в которых отражаются блики огня. – Ты прав, здесь ничего не осталось, – все так же спокойно говорит она. – Не осталось ни для меня… ни для тебя. – Она оборачивается, и горькая сухая усмешка касается ее губ. – Я не пойду с вами, Лорд Зойсайт. Ее голос и взгляд бьют, как пощечина. Вспышка ярости затапливает его сознание, и он атакует прежде, чем успевает подумать. Волна смертоносного пламени мчится вперед… и разбивается вдребезги об стену из ледяного хрусталя. Реакция воительницы Меркурия безупречна, несмотря ни на что. Еще через секунду стеклянно поблескивающий щит рассыпается веером колючих искр и на несколько мгновений полностью ослепляет его, швыряя на камни. …Первое, что он ощущает, приходя в себя – невесомая ладонь, скользящая по лбу, перебирающая волосы. Тихий шепот: – Прости… Я не хочу сражаться с тобой. Эти слова почему-то отзываются внутри странной тянущей болью. Но он тотчас же одергивает себя. Это враг. Врагам верить нельзя. Лучшее средство против них – коварство. Не открывая глаз, он скользит ладонью по ласкающей руке к сгибу локтя, где под кожей упруго бьется вена, ведущая к сердцу. Это левая рука? Тем лучше. Он осторожно сжимает мягкую кожу, внутренне удивляясь ее нежности, больше приличествующей руке придворной дамы, а не грозной воительницы. Но сегодня нежность не спасет ее. Он резко открывает яростные глаза, и впивается пальцами в тонкую руку, посылая вверх по вене смертоносный огненный удар. В едком, как кислота, водовороте пламени на миг тонет все окружающее. Он успевает заметить только искаженное от боли лицо и удивленный взгляд, в котором нет ни гнева, ни ненависти. Потом слышит звук падающего тела. И непонятное чувство непоправимого пробирается в душу. Он где-то ошибся. Что-то сделал не так. Что?.. Он склоняется над бесчувственным телом врага – врага? – и прислушивается к прерывистому хриплому дыханию. Концы мягких волос опалены, на светлой коже резко выделяются пятна ожогов. Воротник матроски уцелел, почти не тронутый огнем, а ниже… Он тяжело сглатывает и стискивает зубы, чтобы удержать крик ужаса. Почему так больно? Почему, почему, ПОЧЕМУ?!! Осторожно, непонятно почему боясь причинить ей еще больше мучений, он поднимает ее и укладывает себе на колени. Он очень старается не смотреть на страшную обгоревшую рану в левой стороне ее груди. Но не смотреть тоже оказывается невозможно… Левые плечо и рука превратились в сплошное кровавое месиво, а то, что осталось от матроски, насквозь пропиталось красным. Она лежит на его коленях безвольно, как разбитая фарфоровая кукла. Фея с вырванными крыльями. Дрожащими руками он убирает обгоревшие волосы со лба, стараясь не касаться кожи. Влажный, всхлипывающий звук ее дыхания причиняет ему почти физическую боль, будто каждый вздох распарывает сердце. Словно со стороны он слышит собственный умоляющий голос: – Я не хотел… Не надо… Ну пожалуйста, не надо… Он и сам не знает, кого просит и о чем. Знает только, что у него нет сил вынести это еще хотя бы минуту… Она медленно открывает глаза. Странно ясные и спокойные на искаженном страданием лице. – За…чем?.. Ее голос даже не хрипит – беззвучно шелестит, и этот шелест кислотой обжигает душу. В нем нет ярости, нет даже укора – только удивление. – Зачем ты… Я же… не нападала… на тебя… К горлу подкатывает ледяной комок – тошнотворная смесь из ужаса, отвращения и подступающей пустоты. Он каждой клеткой тела чувствует, что что-то рушится сейчас, безвозвратно уходит… но не может понять – что. И не знает, что ответить ей. Она закрывает глаза, и прозрачная капля скатывается по обожженной коже. – Что же… ты… сделал… с собой… – она глубоко, со стоном вздыхает и заходится в кашле. Побелевшие губы окрашиваются кровью. – Что же… ты сделал… с нами… родной мой… Это ласковое слово наносит ему последний удар. Что-то внутри него со звоном ломается, и он, бесслезно всхлипывая, сжимает ее в объятиях, пытаясь удержать гаснущую жизнь. Его трясет так, будто это его собственная кожа покрыта ожогами. – Все будет хорошо… Я возьму тебя с собой, и все будет хорошо… – он нервно глотает слова и понимает, что говорит неправду. – Ты будешь жить… – Я… не приму… ничего… от Металлии… Он зарывается лицом в пахнущие дымом волосы. – Пожалуйста, пойдем со мной! Пожалуйста… – Нет. Она разбита вдребезги, но не сломлена. Чистейший хрусталь останется чистейшим, даже превращаясь в осколки. – Ты же убиваешь себя… – его трясет уже по-настоящему, так, что судорога мешает дышать. – Не я. Ее потемневшие глаза становятся все более глубокими и отрешенными, нить за нитью обрывая связи с миром, который она покидает. Усталый взгляд с трудом фокусируется на его лице. – Дай мне уйти, Зой. – Ее голос звучит странно ровно и отрешенно, как будто она перешла ту границу, за которой боль перестала для нее существовать. Его тоска, паника и беспомощность прорываются вспышкой слепой ярости. – Хочешь уйти? Так уходи! Убирайся!! Ты не нужна мне! Мне никто не нужен, ты поняла?! Его ладонь сжимает ей горло, и поток темной энергии мгновенно парализует прерывающееся дыхание. Зрачки синих глаз расширяются до черноты, отпуская душу на волю. Ее губы еще силятся улыбнуться, и с последним вздохом с них слетает: – До… встречи… И ее тело рассыпается в его руках облаком прохладных голубых искр. В наступившей пронзительной тишине тает еле слышный вздох облегчения, и лучистые огоньки стремительно уносятся в небо, спеша присоединиться к подругам, которые уже ждут там, по ту сторону боли и смерти. А его больше никто не ждет. Никто. Вопль протеста и муки помимо воли вырывается из его горла. – Уходи! Уходи и не возвращайся! Ты не нужна мне, слышишь?! Не хочу больше видеть тебя!! Небо молчит. Тяжко, укоряюще, безнадежно. – Ну почему?!!! Зачем?! Зачем ты ушла от меня?! Я ненавижу тебя! Я не… не могу без тебя… – Он сжимается в комок и содрогается в сухих беззвучных рыданиях. Небо молчит. – Почему ты ушла?.. Ну почему?!.. Ты нужна мне… Ты очень нужна мне, слышишь?.. Он запрокидывает лицо к багровым облакам. – ТЫ НУЖНА МНЕ!!! Небо молчит. Он роняет голову на колени, и, скорчившись, зарывается пальцами в остывший пепел. Небо над ним молчит. Тяжелое, темное небо, оскверненное смертью, затянутое дымом сожженных надежд. И ветер умолкает вслед за ним. Ему нечего сказать тому, кто убил свою душу. … Они ушли. Певучие имена, грациозные тонкие руки, обманчиво хрупкие ладони, с легкостью укрощающие силу стихий. Чистые глаза, яркие, смеющиеся и… мудрые. Улыбчивые губы. Горячие сердца, нежные, любящие – любящие, несмотря ни на что. Четыре принцессы погибших планет. Девочки, ставшие воинами на семнадцатом году жизни. Девочки, едва успевшие пригубить сладкое вино своей юности. Девочки, которые ушли из жизни, не склонив головы и не прекращая верить. Ушли – так, как и жили. Ушли непобежденными. … И они тоже умерли вместе с ними – четверо когда-то сильнейших воинов Терры, а теперь – четыре тени, потерявшие себя. Коршуны с подрезанными крыльями, пойманные в клетку собственной гордости. Птицы, которым больше не подняться к небу. Небо отвернулось от них. Победители, ставшие побежденными. … А потом была волна радужного огня, накрывшего мертвую планету со скоростью вздоха. Был свет, не дающий теней, и для этого света не существовало преград, он выжигал, растворял, испепелял… И разбитые камни прозрачно светились в розовом мареве, и дико, яростно кричала Темная Королева, и неистово выл Металлия, из чьих когтей в последний миг ускользнула вожделенная жертва. …И уже исчезая в этом пылающем свете, они надеялись только на одно, и одного только желали – умереть. Но смерти не было. Была бесконечная свинцовая хмарь, и серое небо из камня, и бесшумно скользящие тени с мертвыми, тускло светящимися глазами. И сами они были одними из этих теней, и холод давно уже проник им до самого сердца, а сердце давно уже не билось. И время тянулось глотками горького пепла – в серой мгле не было ни дней, ни ночей. Не было ничего, кроме льда, пустоты и ненависти. …А потом снова были сражения. И безумие, и страх, и ярость. И тонкие, изящные девичьи тени, чье присутствие странно тревожило, вызывая образы, непонятной болью скользящие по краю памяти. И черная бархатная тень, бесшумно парящая в ночи, и печально-неистовые синие глаза в прорезях маски. Беспощадно знакомые глаза. Ни у одного из четверых не поднялась рука в открытом бою нанести этому врагу смертельный удар. …А потом была смерть. Их собственная, одного за другим. Такая долгожданная смерть, которая пришла так поздно, что даже не принесла облегчения. Только усталость. И был последний полет сквозь пустоту, и две колонны Предела Теней, и последняя, беспощадная ясность разума и памяти, когда каждый из них увидел все, что сделал. И каждый из них вынес самому себе один и тот же приговор. «Виновен».