Little secret

      В просторной комнате с витающим в воздухе запахом свежего постельного белья, при свете одной лишь настольной лампы, Чангюн усердно трудится над учебным текстом. Вот уже не первый месяц он просит своего старшего друга помочь в изучении языка, который оказывается сложным не только для произношения, но и для восприятия в целом. Больная мечта посетить Латинскую Америку не дает мальчишке покоя. Испанский язык не пользуется спросом, и редко можно найти репетитора, потому мальчишка трудится сам. Казалось бы, ведь носителей испанского гораздо больше, чем даже носителей английского языка, но нет. Это и становится его отправной точкой.       Сидящий рядом галантный и прилично одетый парнишка, который старше Чангюна всего на два года, часто хвалит даже за промахи в переводе некоторых диалектов, с которыми у Чангюна проблемы. Хёнвону нравится присутствие Чангюна в его доме. Этот подросток не похож на других — ругающихся, пьющих, пытающихся выделиться. Он подкупает тягой к знаниям, кротостью поведения, своей еще детской наивностью, хотя совсем недавно ему исполнилось семнадцать лет. Однако Хёнвона привлекает не только это. Иногда он замечает за самим собой, что не хочет или же не может оторваться от опущенных пушистых ресниц и больших черных глаз. — Обрати внимание, это твоя постоянная ошибка, — Хёнвон указывает ручкой на последнее предложение, которое любимый ученик перевел на испанский. — Я тебе довольно часто рассказываю историю возникновения языка, а ты, видимо, никогда не слушаешь. В испанском немало слов и конструкций из арабского языка.       Чангюн склоняет голову и едва не плачет, ручка в руке дрожит и отчаянно сопротивляется письму. Тяжело ему дается эта наука, но на то у него и есть это сильное плечо. — Прости, хён, — только и может ответить он, зачеркивает написанное и сквозь подступившие слезы снова выводит буквы. — Не переживай, — голос Хёнвона бархатный, а его рука, периодично ложащаяся между выпирающих лопаток и ласково поглаживающая спину, успокаивает вдвойне, потому Чангюн берет себя в руки, слушает, запоминает и старается писать правильно. Он давно заметил, что привязался к своему хёну. — Это даже не совсем ошибка, просто ты все смешал в кучу. Есть диалекты, которые отличаются друг от друга и лексикой, и произношением. Потому кубинец может не понять перуанца, а мексиканец аргентинца. А ты все лепишь в одно.       Аккуратно отложив ручку в сторону, Чангюн прикрывает ладонями лицо. Он старается, честно, просто пошел второй час занятий, а он до сих пор не может перевести элементарный текст. Мозги плывут, приятный запах парфюма и чистоты щекочет нос, а репетитор не спешит ему помогать, хотя раньше сразу указывал на ошибки, а теперь, как издевается — ждет конца абзаца, а потом тыкает, будто в никуда.       Чангюн все чаще и чаще ловит себя на мысли, что готов проглатывать все сказанные в его адрес слова. Чем длиннее фраза, сказанная Хёнвоном, тем лучше, ведь можно следить за тем, как двигаются его губы. Мягкие, красивые. Каким же будет поцелуй? Парень слышит в ушах шум собственной крови, скулы нервно дергаются. Становится неимоверно стыдно за собственные мысли. Но они такие навязчивые. Крутятся… Крутятся… Жужжат, как надоедливая муха. Это ощущение стянутости внутренностей, которое всегда появляется, когда Хёнвон рядом, сейчас буквально выворачивает наизнанку, и парень готов от стыда провалиться сквозь землю. Вместо этого, он лишь обреченно выдыхает. — Хён, давай закончим занятие на сегодня, — бубнит он в собственные ладони, потирая ими лицо. Встречается взглядами в самый неподходящий момент и не может оторваться от блеска на губах. Словно завороженный наблюдает за кончиком языка, который моментально исчезает, стоит губам поджаться в тонкую линию. — Я... Прости, я слишком устал и уже ничего не понимаю. — Все нормально, — отвечает Хёнвон с улыбкой и кладет ладонь на ногу мальчишке. Проверяет. Чангюн мог бы уйти от прикосновений, но отчего-то не делает этого. — Ты просто думаешь не о том.       Чангюн смотрит на руку, которая сначала погладила его по бедру, а затем сжала колено, но не решается отодвинуться. Однако тело странно реагирует на подобные действия. Юноша на какое-то время перестает дышать, прислушиваясь к своему телу. Загораются стеснительным румянцем щеки, жар ползет по груди, трогая колючим спазмом самое сердце, а затем замирает где-то внизу живота, будто упавшим горячим камнем. Невероятно стыдно, но в то же время хочется остаться и продолжить принимать неожиданные прикосновения. — Я иногда думаю, что мне чего-то не хватает, как будто я что-то упускаю, погрязнув в этих бесконечных уроках, — с нотками наивности бубнит он, насильно отрывая ладони от лица и начиная складывать вещи в портфель. — Только ты не подумай, что… Не важно. Просто мое тело уже… выросло что ли… Да, иногда я думаю не о том.       Рука Хёнвона беспрепятственно протискивается между бедер мальчишки, и тот вздрагивает, пытаясь там ее и зажать. Движение чисто механическое, обыкновенный импульс, но Чангюн, не ожидая от себя подобных действий, пугается и не может расслабиться. Хёнвон только хмыкает на это, скривив губы в усмешке. Ему ли не понять этих неоднозначных ужимок. — Скажи, а ты когда-нибудь уже пытался вступить в близкие отношения? — продолжает Хёнвон спокойно. — Ты сам сказал сейчас, что уже взрослый парень, а значит, не будет преступлением с тобой об этом поговорить.       Чангюн отводит взгляд в сторону, понимая, что лицо становится насыщенного пунцового цвета, а кончики ушей горят. У него в семье не принято разговаривать о таких вещах с родителями. Им неловко отвечать, а ему еще более неловко рассказывать. — Нет, — тихий, смущенный ответ. — Мне не довелось познать романтики.       Был бы на месте Чангюна другой паренек, Хёнвон бы рассмеялся от такой детской наивности. Он ведь совсем не это хотел узнать. Но Чангюн другой, он правильный и немного застенчивый. С ним надо бережно. Возможно, он и понимает, что от него хотят услышать, да только как произнести это вслух? Тем более тому, кто старше тебя. — Гюн-а, я с тобой сейчас не о романтике говорю, а о близких отношениях, — в голосе все та же беззаботность и даже капелька жалости.       Не унизить и не напугать – это сейчас главное. Не встретив никаких протестов, Хёнвон просовывает руку глубже до самого запястья. Чангюн роняет портфель на пол и совершенно растерянным взглядом смотрит на своего хёна. Вид мальчишки, которого будто внезапно застали врасплох за самым непотребным занятием. — Ты говоришь про… — Я говорю про секс, да, — казалось бы, ответ совершенно предсказуемый, но он ставит мальчишку на паузу. Хёнвон смотрит в блестящие глазки и аккуратно толкает руку ближе к паху, чтобы тихонько прикрыть его ладонью. — Если хочешь, то я помогу тебе избавиться от этого. В этом нет ничего стыдного.       А мальчишка действительно растерялся. Неужели его взгляд мог о чем-то сказать Хёнвону? Наивно. Он действительно малое дитя, которое еще ничего не понимает. Чангюн задушенно охает, широко раскрыв рот, когда чужие пальцы чуть сжимают его достоинство, успевшее отреагировать на прикосновения слабой эрекцией. — Что ты делаешь? — чуть задохнувшись, спрашивает он, наблюдая за нехитрыми манипуляциями.       Хёнвон убирает руку, позволяя мальчишке выдохнуть, по-доброму улыбается, пытаясь показать, что искренний, а потом хлопает себя по ногам. — Присядь ко мне на колени, — просит он, заискивающе улыбаясь. — Я не сделаю тебе больно или неприятно. Если ты очень хочешь, то мы с тобой можем об этом поговорить.       Чангюн нервничает и ерзает на стуле, в то же время пытаясь прикрыть нежелательный стояк. Он ведь всегда прятал взгляд за челкой, когда украдкой смотрел на задумчивый профиль и мысленно обводил его. Словно касался любопытным взглядом мягкого контура носа и округлого подбородка, который Хёнвон изредка потирал пальцами, когда задумывался. И как давно он выдал себя? — Не нужно, хён, — голос срывается и падает до шепота, когда чужая рука нежно трогает тонкое предплечье. — Я младше тебя, и мне неловко говорить об этом…       Приложив палец к губам, Хёнвон тихо шикает и качает головой. — Успокойся, Гюн-а, посмотри на себя, — и подросток неловко обводит взглядом свою ширинку, хоть и не этого от него хотят. — Ты в одежде, я тоже, — Хёнвон усмехается и наконец отпускает чужую руку. — То, о чем ты думаешь, через одежду не происходит. Ничего не бойся, просто сядь. Обещаю, что не сделаю ничего, пока ты мне не разрешишь. Если разрешишь… Понимаешь? Тебе неловко, я это понимаю.       Чангюн на ватных ногах поднимается со стула, одергивает растянутый свитер и тянет рукава на ладони. Ноги немного косолапят. И как же стягивает узлом живот. Парнишка прекрасно понимает, как происходит процесс интимной близости, но сесть на колени своему репетитору кажется ему чем-то гораздо большим. Его хочется назвать по имени, хочется коснуться пальцев, хотя бы случайно. Увы, воспитание не позволяет ни того, ни другого. — Мне точно можно это сделать? — для собственного спокойствия переспрашивает он, прижимая кулаки к щекам.       Хёнвон кивает, протягивает руки, чтобы, едва коснувшись кончиков холодных пальцев, помочь мальчишке сесть к себе лицом. Чангюн маленький, и его вес не слишком ощутим. Зато отлично чувствуется его тепло, идущее из-под широкого горла свитера. Руки мальчишки безвольно висят вдоль тела, лицо повернуто в сторону. Удушающий стыд и неловкость пытаются блокировать приятные ощущения, и Хёнвон прекрасно видит, что Чангюну нужно чуть помочь, ненавязчиво подтолкнуть. — Все в порядке, — шепчет он и кладет большую ладонь на спину. — Ты можешь меня обнять… Если хочешь.       Чангюн вновь тянет свитер, мнется и судорожно сжимает и разжимает пальцы. Ладони потеют, скулы пульсируют, а ладонь Хёнвона легко скользит вдоль позвоночника и опускается на поясницу. Парнишка позволяет себе улыбнуться, когда понимает, что длины этой самой ладони хватает как раз, чтобы обхватить тонкую талию. — Ты точно не сделаешь мне больно? — голос Чангюна дрожит, а руки так осторожно обхватывают плечи. Парень двигается ближе и удобно устраивает щеку на плече.       Дыхание в шею частое-частое и такое сладко-горячее. Хочется прижать мальчишку к себе и просто дать ему ощутить эту нежность дружеских объятий. — Я ни за что не позволю себе сделать тебе больно. Ты мне веришь?       Чангюн набирает в легкие побольше воздуха, сплетает пальцы и выдыхает, наконец полностью доверившись. — Я верю тебе, хён, — бормочет он и так по-детски уютно трется щекой.       Совсем не вздрагивает, когда чувствует мягкость чужой ладони на пояснице под свитером. Пушистая ткань задирается все выше, и вот уже длинные пальчики перебирают позвонки, касаются острых лопаток и слегка оглаживают тонкую шею. — Тебе приятно? — тихо спрашивает Хёнвон, и Чангюн кивает, скромно угукая. — Тебя не смущает, что это делаю именно я?       Парень мотает головой, подвигается так, что больше их не разделяют даже сантиметры, плюет на то, что упирается стояком в чужой живот, и слепо тыкается в изгиб шеи. Глаза открыть все еще страшно, а во рту так смешно щекочет нёбо. Приятная неизвестность. — Не смущает, — на выдохе отвечает он, чуть улыбаясь. — Я хочу снять свитер. Можно я так сделаю?       Слегка опешив от столь смелого предложения, Хёнвон еле заметно кивает и не успевает даже глазом моргнуть, как пахнущая мальчишеским телом ткань оказывается брошенной на пол.       Чангюн сильнее сжимает бедрами, пытаясь спрятать свою открытость, колени упорно тянутся друг к другу, плечи ведет вперед в нелепой попытке закрыть грудь. Именно в этот момент Хёнвон насильно сгребает мальчишку в охапку и прижимает к себе. Чуть заметная дрожь, мышцы напряжены, а пальцы Чангюна едва ли не разрывают рубашку на спине Хёнвона. Мальчишка хватается как в последний раз, будто ему никогда еще не доводилось раздеваться в общей душевой или в спортивном зале. Чангюн сосредотачивается на своих руках, сильнее сгорбливаясь. — Расправь плечи, — руки Хёнвона заботливо ложатся на плечи и заставляют выгнуть спину обратно. Он почти не принуждает, но действует немного властно. — Ты самый красивый, Гюн-а. Слышишь? Кому и нужно прятаться, так точно не тебе. Можно я кое-что сделаю, чтобы это доказать? Это не больно.       Глаза мальчишки округляются. Странно, что ему задают подобный вопрос. Но разве может он ответить «нет»? — Что сделаешь?..       Хёнвон тянется к лицу Чангюна, чтобы почти невесомо поцеловать его в уголок рта, зарыться пальцами в гладкие волосы и слегка почесать кожу головы. Это помогает мальчишке немного успокоиться, отчего он почти уверенно кладет свои ладони на широкие плечи хёна. Его все еще трясет, но уже ощутимо меньше. — Вот видишь, совсем не больно.       Парень прижимает два пальца к уголку губ, чтобы чуть дольше удержать мимолетное прикосновение. — Ты правда считаешь, что я красивый? — спрашивает Чангюн, но ответ ему уже не нужен. Стоит взглянуть в глаза напротив, увидеть в них столько нескрываемой нежности, как голова начинает идти кругом, а живот теперь и вовсе связывает морским узлом.       Под ласковым напором Чангюн сдается. Он только сейчас прочувствовал весь момент и понял, что совершенно не уловил его. Это ведь был поцелуй — тот самый поцелуй, которого он давно хотел. По телу пробегает волна дрожи и мурашек. От неожиданности челюсти несколько раз стукаются друг об друга, как на лютом морозе. Чангюн прикрывает глаза и сам подается вперед, чтобы повторить.       Приложенный к собственным губам чужой палец немного остужает внезапный порыв, и мальчишка обиженно дует щеки. — Ты не должен этого делать только потому, что я это сделал, — вполне серьезно просит Хёнвон, а у Чангюна в глазах по знаку вопроса в каждом. — Мы с тобой собирались поговорить. Я вижу, тебе есть, что мне сказать. — Я не… Нечего… Что сказать? — запинается мальчишка на каждом слоге, краснея все больше и заламывая собственные пальцы. — Я не уверен, могу ли говорить с тобой о подобном. Я выгляжу глупо, когда сижу вот так и заикаюсь... — Ты выглядишь абсолютно нормально, — перебивает его Хёнвон и вновь успокаивающе поглаживает по спине. — Если ты думаешь, что твои взгляды проходят сквозь меня, то это не так. Я не хочу, чтобы ты зажимался, и готов умолять, чтобы ты сказал мне все, что тебя сейчас волнует. Ты ведь понимаешь, что дело зашло слишком далеко, чтобы сейчас все бросить?       А Чангюн понимает. Прекрасно понимает, что, скинув перед хёном свитер, открыл не просто свое тело, а буквально обнажил душу. — Хён, — просит он пристыженно, а у самого глазки блестят, выдавая с головой. — Ты можешь сделать мне так, как обычно взрослые делают друг другу? Я обещаю, что никому не расскажу об этом.       В голосе Чангюна взрывная смесь азарта и неподдельного интереса. Его скромность, как некий дар притягивать к себе, заставлять желать. Хёнвон поддается столь легкомысленно и быстро, что сам не успевает этого понять. Завороженно следит за собственной ладонью, поднимающейся от впалого живота по груди в разлет ключиц. Ласково очерчивает косточки и выдающиеся ямки. Подушечки пальцев колет мурашками, но Чангюн не дрожит, только часто и прерывисто дышит, после чего прикрывает глаза и запрокидывает голову. Он готов ко всему, если это сделают те самые руки или губы.       Хёнвон не торопится, и его короткий поцелуй на мальчишеской груди остается легким касанием. Когда он проводит ладонью по животу Чангюна и перебирает пальцами ниже, расстегивает пуговку на брюках и пробирается рукой под резинку трусов, тот издает смущенный полустон-полувсхлип и одобрительно улыбается, но глаза предпочитает не открывать. — Ты только не разговаривай, ладно, — осторожно просит Хёнвон и видит в ответ кивок. — Просто чувствуй. Но если что-то не так, то не стесняйся оттолкнуть меня. Я все пойму.       Оставляя короткие поцелуи на груди с выпирающими косточками, Хёнвон боязно приближается губами к соску со стороны сердца. Чувствует, как кожа вокруг сжимается и твердеет. Бесстыдно и игриво пробует на вкус языком и изучает совсем по-хозяйски. Придерживает за спину растопыренной ладонью, когда второй легко скользит под белье и сжимает достоинство не самых выразительных размеров. — Хён, я… — пытается выдавить из себя Чангюн, но не может продолжить, потому что задыхается от ощущений.       Хёнвон его понимает, прижимается щекой к груди и придавливает к себе рукой так сильно, как только может, чтобы не причинить боль. Ощущение такое, будто вторая рука сжимает камень. Да, Хёнвон бывал уже в интимных отношениях, но такой высокой чувствительности от прикосновений к груди он еще не встречал даже у девушек.       Чангюн даже не старается сдержать хриплого стона пересохшим горлом, обхватывает шею Хёнвона пальцами и царапает кожу. Приходит в себя только тогда, когда чувствует жар в голове и ощущение, будто сильно захотел в туалет. Что-то липкое течет по бедрам и по чужим пальцам, а ладонь, сдавливавшая член, вдруг исчезает. — Прости… — сипит он, роняя голову на плечо.       А за что простить — сам не понимает. Мальчишка не может ничего сказать, только жмурится от стыда, выдавливая из глаза единственную слезу. — Глупенький, — ласково усмехается Хёнвон, не прекращая гладить бархатистую кожу на спине. — Тебе приятно, это нормально. — Хён, — зовет Чангюн, но замолкает от мелких поцелуев на голом плече. — Можешь звать меня по имени, — шепчет ему Хёнвон на ухо и готов поклясться, что мальчишка сейчас улыбается в полный рот. — Это будет наш маленький секрет. — Как и все остальное… — добавляет тот, облегченно выдыхая. — Да. Как и все остальное.       Всего лишь маленький секрет двух мальчишек, доверивших друг другу самое сокровенное, открывшихся друг другу.