Цена покровительства

Он согнется, он сломается. На этот раз ошибки нет. Жавер допустил серьезную ошибку. Мир инспектора вращался вокруг трех неподвижных звезд: закона, который он отстаивал с искренним рвением; долга, который он с готовность исполнял; и верности властям, которую он довел до почти религиозной привязанности, почитая слова своих начальников, как священник — алтарь Христа. Была некоторая ирония в том, что погоня за первыми двумя заставила его нарушить третье правило, уничтожив все руководящие принципы разом и оставив Жавера барахтаться в темноте, отчаянно пытаясь найти способ исправить положение. — Ну, Жавер? Что вы можете сказать в свое оправдание? — Мсье префект. — Жавер поклонился так низко, что его хвост почти коснулся пола. — Я беру на себя всю ответственность за вопиющее оскорбление, нанесенное мсье Мадлену. Я написал донос; я предъявил обвинение, поставил под сомнение честь государственного чиновника. Я должен понести наказание за это. — В вашем письме говорится, что вы верите, что Мадлен — это Жан Вальжан. Бывший каторжник! — Нахмурившись, Жиске уронил пергамент на стол. — И тот, кто, по многочисленным свидетельствам, утонул при попытке побега пять лет назад. Я не могу представить, как такой дотошный человек, как вы, могли совершить такую ​​ошибку. — Это было глупо, теперь я понимаю. Я действовал, не подумав, и навлек на себя позор. — Ваши действия — это не только отражение вас самих, Жавер, они — отражение всей полиции, — голос Жиске дрогнул от едва сдерживаемой ярости. — Подобные ложные доносы подрывают авторитет каждого полицейского. Он сбросил письмо на пол, словно это был таракан, дав ему подлететь к ногам Жавера. Жавер стиснул зубы, его лицо горело от стыда. — Увольте меня, выгоните меня. Я не заслуживаю формы, которую ношу. — И какая от этого будет польза? — взорвался Жиске, вскочив на ноги. — Вы думаете, с вашим увольнением все забудется? Ваше публичное обвинение государственного деятеля поставило под сомнение все мое управление префектурой! Воздух в кабинете замер. Напряжение звенело, как меч, подвешенный на тонкой нити, острие в волоске от макушки Жавера. Тот стоял абсолютно прямо, не моргая, лицо пустое, как маска, как у солдата перед расстрельной командой. Только капля пота на лбу свидетельствовала, насколько слова Жиске выпотрошили его. — Вы правы. Недостаточно просто уволить меня, — покорно сказал Жавер. Он сделал много худшее, чем просто ошибся в государственном чиновнике, он унизил префекта, опозорил полицию; его действия вредили одновременно и закону, и властям. Он должен быть наказан, как обычный преступник, за нарушение общественного порядка. — Мсье, умоляю вас, сделайте из меня пример. Обвините меня в суде. Пусть все увидят груз закона, ложащегося на низшего, оскорбившего вышестоящих. Голос в дверях не дал Жиске ответить. — Довольно этого бичевания, Анри. Это я виноват. — Войдя в кабинет, Шабулье подошел к префекту с почтительным кивком и натренированной улыбкой. — Я приказал Жаверу продолжить расследование против мсье Мадлена. Жавер вздрогнул, его глаза расширились от удивления. — Мсье Шабулье, это не... — Жавер, будьте добры, придержите язык. Челюсть Жавера захлопнулась, будто его ударили. — Что вы имеете в виду? — прорычал Жиске. Кончиком трости Шабулье придвинул лежащее на полу письмо к своим ногам и сунул его в карман жилета. — Как вы помните, после серии краж со взломом в сентябре мы организовали сеть шпионов на черном рынке возле улицы Риволи. Один из наших информаторов заметил, что мсье, похожий по описанию на Мадлена, регулярно посещает этот район по ночам. Он такого же роста и телосложения, что и наш неуловимый преступник, и, что еще важней, хромает на правую ногу. Основываясь на этом и некоторых подозрительных документах, я решил, что лучше разобраться в вопросе, прежде чем очередная кража нанесет ущерб репутации префектуры. — Косвенные улики! Я думал о вас лучше, Андре. — Жиске ткнул пальцем в грудь своего секретаря. — Что, черт возьми, побудило вас обвинить государственного деятеля в подобной глупости? Шабулье с виноватой улыбкой развел руками. — Никаких обвинений предъявлено не было. Я просто пригласил мсье Мадлена обсудить несколько вопросов в участке, и он, должно быть, принял мой дружеский жест за официальное расследование. Ничего не поделать, политики видят подвох даже в повседневных мелочах. — Это недоразумение будет дорого стоить мне в Государственном совете. Вы должны понимать, насколько важна их поддержка в борьбе на Ассамблее. — Я успокою всех, Анри, не волнуйтесь. Мадлен еще новичок в этом: фабрикант, добившийся успеха, без фамилии и связей с аристократией. Всего лишь один голос среди десятков. — Немногое нужно, чтобы повернуть политическое мнение, — насмешливо пробормотал Жиске. Тем не менее напряжение ушло из его плеч, он снова опустился в кресло, а ледяной взгляд немного потеплел. — Именно поэтому я позабочусь о том, чтобы его фабрика получила выгодные контракты от наших друзей в Лионе. Репутация Мадлена очищена, экономика Парижа процветает, а вы можете обвинить в клевете нескольких чрезмерно рьяных роялистов. — Улыбка Шабулье оставалась безмятежной, как деревенский пруд, идеально выверенный тон успокаивал. — Подходит ли вам это решение? Последовало долгое, гнетущее молчание. Наконец, Жиске кивнул. — Потрудитесь лучше контролировать своих людей в будущем, мсье секретарь. Его согласные резали, как нож. — Конечно. — Шабулье отвесил изящный поклон. — С вашего позволения, мсье префект. Взмахнув рукой, Жиске отпустил своих подчиненных, его черные глаза сверлили их спины. Далеко за пределами слышимости префекта Шабулье позволил своей изящной маске упасть. — Идите за мной, — резко сказал он. Жаверу потребовалось несколько секунд, чтобы преодолеть замешательство. — Мсье Шабулье! Вы не можете… То, что вы сказали префекту — это… это неправильно, мсье! — в ужасе пробормотал он. Хотя все, что сказал мсье Шабулье, было в целом правдой — произошла серия краж, информатор действительно следил за человеком, похожим на мсье Мадлена, и Жавер был отправлен на расследование — донос был его собственным опрометчивым решением, о котором начальство не знало до сегодняшнего дня. Какое бы приглашение мсье Шабулье ни отправлял мсье Мадлену, оно не было причиной ни этого скандала, ни гнева префекта. — Вы не можете взять на себя вину! Я сделал ложное донесение, оклеветал вышестоящего, и вы хотите, чтобы я снова сделал это, позволив начальнику понести ответственность за последствия моей ошибки? — Голос Жавера лихорадочно взлетел. — Пожалуйста, мсье, не унижайтесь так! Это несправедливо, недостойно; я не желаю пощады! Позвольте мне признаться мсье Жиске и понести наказание. — Жавер. Кажется, вам сегодня трудно подчиняться приказам. Разве я не велел вам молчать? Жавер снова закрыл рот, хотя страдание свилось у него в животе, как гадюка. Он послушно следовал за своим начальником, когда они пересекли главный зал и вошли в приемную Шабулье. — Если бы Анри добился своего, вас бы выгнали из Парижа, но это было бы пустой тратой хорошего полицейского — а префектура остро нуждается в хороших полицейских. — Шабулье запер за собой дверь, затем повернулся и посмотрел на своего протеже. — Тем не менее, вы должны быть наказаны. Мой долг как вашего покровителя и непосредственного начальника — исправить ваши ошибки, тем более, что они следуют из моей чрезмерной снисходительности. — Стальной взгляд Шабулье скользнул по Жаверу, отмечая сгорбленные плечи, опущенный подбородок, руки, сжатые в кулаки, как будто он мучился от невероятной боли. Следующие команды были коротки. — Шляпа. Пальто. Колени. Быстрыми движениями Жавер разделся и опустился на колени у ног своего начальника, не отрывая взгляда от бронзового наконечника дубовой трости между ботинками. Шабулье тяжело вздохнул. Медленно он начал кружить вокруг Жавера, как рысь, преследующая добычу. — Я ведь советовал вам оставить в покое проблему Вальжана. Дело было закрыто после инцидента в Тулоне. Что заставило вас подозревать Мадлена, государственного деятеля и давнего чиновника, что он — бывший каторжник? Когда тишина встретила Шабулье в ответ, он сказал своему подчиненному: — Можете говорить. — Я видел, как он поднял телегу голыми руками. Только один человек, которого я когда-либо знал, способен на подобное. — Ммм, и как вы узнали, что этот Жан Вальжан может сделать то же самое? — Я был надзирателем над его цепной командой в Тулоне. Я видел, как он таскал огромные валуны и корабельные мачты в одиночку. — Взгляд Жавера стал отстраненным. — Однажды он поднял на плечо мраморную кариатиду, пока рабочие пытались ремонтировать балкон. Всплыли воспоминания, отчетливые, словно это было вчера: осужденный в красной рубахе с широким звериным телосложением и остриженной головой, вызывающе поднятой против соленого морского ветра; он разгибался там, где кланялись другие, не ломался там, где другие падали, его сила бросала вызов самой Матери-природе. — Заключенные звали его Жан ле Крик; даже самые жестокие из них боялись его. — Вы хорошо изучили этого каторжника, — заметил Шабулье, его губы сжались в тонкую линию. Если бы Жавер взглянул на него в этот миг, он бы увидел вспышку ревности на лице своего покровителя. Но мысли Жавера все еще были сосредоточены на прошлом. — Потому что он опасный человек, мсье! — На мгновение Жавер забыл о своем раскаянии. Его охватила необычная лихорадка; лазурные глаза сияли, как меч архангела Михаила, целеустремленного, беспощадного. Он прошипел сквозь зубы: — И умный. Дважды он ускользал от властей, выскользнул из моих рук; я посадил его за решетку в больнице, и он выпилил себе путь в ту же ночь, когда прибыла тюремная повозка. Он издевается над законом! Не сомневаюсь, он инсценировал свою смерть, только чтобы разрушить мои усилия. — Я не думал, что вы способны на подобную личную месть. — Это не личное, это справедливо. — Ваша навязчивая идея привлечь к ответственности мертвого человека — вот что привело вас к префекту! — внезапно закричал Шабулье, его трость ударила об пол. Жавер мгновенно притих. — Прошу прощения, мсье Шабулье, — прошептал он. Старший мужчина глубоко вздохнул. Перехватив трость, Шабулье приподнял подбородок своего подчиненного лепной львиной головой, чьи металлические зубы впились в мягкую кожу шеи Жавера. — Я часто проявлял к вам снисходительность, Жавер. Возможно, слишком часто, учитывая, что вы проигнорировали мой совет отказаться от дела Вальжана. — Капля пота скользнула по лбу Жавера, замерла в ямке на его горле. — Прискорбно осознавать, что моя… привязанность к вашей компании заставила вас опозорить меня и префектуру. Шабулье скользнул тростью вниз, раздвинув воротник рубашки Жавера и, проследив мускулатуру обнаженной груди, опустился ниже по ребрам к животу, прежде чем устроиться между ног Жавера, дразня заметную выпуклость твердыми, уверенными движениями. Щеки Жавера пылали, пока он корчился под полированном деревом, кровь устремилась к его паху. — Я виню себя в этом провале. Как говорится, близость порождает презрение, а я часто благосклонно относился к вашим услугам в подобной сфере. Однако, раз это ведет к неповиновению, мне придется прервать отношения ради вашего же блага. — Нет! — Жавер закусил губу, обрывая свой протест на середине. — Мсье, пожалуйста, позвольте мне исправиться. Шабулье с обманчивой нежностью погладил своего протеже по волосам. — Вы всегда были таким послушным, Жавер. Что изменилось? Я встретил человека с руками каторжника, но глазами святого; силой зверя, но кротостью ребенка; человека, который грубо нарушает закон, но без колебаний жертвует своей жизнью, чтобы защитить даже самого низкого нищего… и теперь он живет в каждой моей мысли. Голос Жавера дрожал. — Клянусь, моя преданность принадлежит только вам. — В самом деле? — Элегантная рука скользнула вниз по челюсти Жавера. — Покажите мне. Жавер со стоном облизнул губы. К этому моменту он уже отчаянно терся о трость Шабулье, член мучительно болел в тесных брюках. Стыд туманил разум; возбуждение сделало безрассудным. Жавер осторожно прижался губами к шву на промежности своего покровителя. Звук пощечины взрезал воздух. Жавер в шоке отшатнулся. Ярко-красная отметина расцвела на щеке, как ядовитый цветок. — Вам придется снова заслужить эту привилегию, — холодно сказал Шабулье. Вздернув Жавера за кожаную портупею, он подтолкнул своего подчиненного к столу в центре комнаты. — Над моим столом. Брюки спустить. Ошеломленный, Жавер повиновался, скорее из инстинкта, чем осознанно. Он наклонился над столом, прижался щекой к лакированному красному дереву и стал возиться с пуговицами брюк. Его шея залилась румянцем, когда он сдвинул их вниз, обнажив эрекцию, слишком очевидную под тонкой хлопковой тканью кальсон. Член стоял, привлекая внимание, твердый, как столб палатки, на его вершине расплывалось пятно смазки. Жавер молился, чтобы мсье Шабулье не принял непослушание плоти за еще одно проявление неуважения. — Тридцать ударов за тридцать лет, которые я удостаивал вас своим покровительством. Если вы забудете свое место, мы начнем сначала. — Шабулье постучал кончиком трости по ягодицам своего подчиненного. — Сейчас. Считайте. Первый удар вспыхнул, как молния. Жавер резко втянул воздух. — Один. — Он сохранял невозмутимость, несмотря на жар, пронзавший его. — Два. Три. Четыре. Сквозь боль Жавер почувствовал нарастающую пульсацию между ног. Его эрекция не дрогнула; на самом деле, она пульсировала все сильнее, как будто его облизывали языки пламени, вспыхивающие после каждого удара. К двенадцатому удару Жавер корчился, впиваясь ногтями в край стола. Шабулье хлопнул его ладонью по затылку. — Продолжайте считать. — Тринадцать. Четырнадцать. Пятнадцать — аах! — Жавер зашипел, когда трость ударила высоко по чувствительной коже его бедер. — Сосредоточьтесь, Жавер. Никаких отвлекающих факторов. — Сказав это, Шабулье сунул руку в его кальсоны. Жавер застонал, когда длинные пальцы коснулись его члена, прослеживая толстую вену и дразня головку, пока смазка не брызнула из нее, скользкая и горячая. Дрожа, он изо всех сил старался стоять неподвижно, хотя все его тело жаждало толкнуться в крепкий кулак своего начальника. — Начните с одного, — приказал Шабулье. Стиснув зубы, Жавер прижался носом к столу. — Один. Два. Три… ох… четыре. П-пять, а, мсье! — он захныкал, когда холодный металл скользнул по нижней стороне его яиц, кончик трости поглаживал, дразнил, посылая волны дрожи вдоль позвоночника. — Еще раз. Я ожидаю от вас большего, Жавер. — Внезапно Шабулье сдернул его кальсоны, выставив позорную эрекцию на открытый воздух. Жавер ахнул. — Я едва оставил рубцы. Мы задержимся здесь на всю ночь, если я не увижу прогресса в вашей самодисциплине. — Д-да, мсье. Слезы жгли уголки глаз Жавера. Собственная слабость злила его; позор сжимал его легкие, как оковы. Его не должно так возбуждать наказание. Он должен переносить порку молча, а не как шлюха за четыре су, развратная и стонущая в подворотне. И все же, несмотря на все усилия, Жавер не мог заставить свою плоть подчиниться: он знал только огонь, распространяющийся, как лесной пожар, по его ягодицам, прикосновение руки к члену, трепет в ожидании следующего удара. Наказание поглотило его и наполнило темным желанием. Теперь его тело принадлежало мсье Шабулье; он встретил более сильного человека и танцевал, как марионетка, по команде начальника. Жавер смутно осознал, что снова начал считать. Ритмичные удары звучали на его коже, как боевой барабан. Он выгнулся от следующего удара, крик вырвался из его легких. Это было правильно; это было справедливо. Он должен страдать за неуважение к вышестоящим. Каждый удар приводил к его унижению, его недостойности своего покровителя, как собака ниже своего хозяина, пока Жавер стонал от боли или удовольствия, он не знал точно, от чего. — Шестнадцать. Семнадцать. Восемнадцать. — Жавер закусил губу, чтобы сдержать стон, когда мсье Шабулье вонзил ноготь в свежий рубец. — Девять… девятнадцать. Двадцать. Избиение внезапно прекратилось. Жавер растерялся на миг. Разве мсье Шабулье не сказал тридцать ударов? Или прежние ошибки все равно считались? Но затем рука раздвинула его иссеченные ягодицы и скользнула в расщелину между ними, заставив ахнуть. Мышцы Жавера сжались. Стыд наполнил его член, когда большой палец обвел края отверстия. — Вы слишком наслаждаетесь своим наказанием. — Я… я умоляю простить меня, мсье Шабулье. — Мы должны исправить это. Послышался звук распахивающейся дверцы шкафа, мазок чего-то скользкого, а затем, без предупреждения, Шабулье просунул палец в сжавшийся вход. Жавер не смог удержаться от крика. Он хотел было поднять голову, но Шабулье удержал его. Второй палец вошел внутрь, и Жавер беспомощно изогнулся, застонав. — Не двигайтесь. Резкими толчками Шабулье доил простату своего протеже, с безошибочной точностью нажимая на нужную точку внутри Жавера. Задыхаясь, Жавер дрожал под безжалостными руками мсье Шабулье. Волны жара рождались в его животе и пронизывали член при каждом сгибе пальцев его начальника, вызывая беззвучные мольбы и стоны. Хотя он пытался оставаться неподвижным, ощущения, охватившие его, были слишком сильны. Ему нужно было почувствовать ласку на своем члене. Жавер в отчаянии протянул руку, но мсье Шабулье отбил ее. — Нет. Вы кончите так, или не кончите вообще. Еще один палец вошел в него, безжалостно массируя простату. Жавер застонал от жестокого, жгучего удовольствия. Он отчаянно дергался, пытаясь потереться о стол, но только набил синяки там, где деревянный край вонзался ему в бедра. Это тоже было частью наказания. Три пальца широко растягивали его: самое тайное место раскрыто, стыд выставлен на всеобщее обозрение, его задница превратилась в идеальную «О». Жавер не мог скрыть возбуждения, которое он испытывал при таком унижении. С каждым толчком это чувство в его животе росло, как воздушный шар, растягиваясь, пульсируя, волна за волной собирались в его паху, пока легчайший укол ногтя мсье Шабулье не заставил его лопнуть. Внезапно Жавер кончил с задушенным стоном, струи семени хлынули из его члена, потекли по бедрам в кальсоны. Голос Шабулье был спокойным и собранным, когда он вернулся в стойку с тростью. — А теперь продолжайте считать с двадцати, — сказал он, резко стукнув Жавера по ягодицам. С обмякшим членом, зажатым между ног, вынести последние десять ударов было легко. Жавер задохнулся, когда добрался до тридцати, и, наконец, ему позволили упасть на колени с пылающим задом. — Пожалуйста, — простонал он. — Пожалуйста… — Откройте рот. — Шабулье просунул узкий конец трости между губ Жавера. Жавер нетерпеливо посасывал бронзовый наконечник, еще теплый после ударов по его собственной плоти, щеки впали, когда он втянул твердое, неумолимое дерево в горло так глубоко, как только мог. Слезы текли по его покрасневшему лицу, пот смачивал каштановые волосы. Запачканные кальсоны обвились вокруг его лодыжек. Когда он взглянул на своего покровителя, его глаза были темными и умоляющими. Этого зрелища было достаточно, чтобы даже такой человек, как Шабулье, смилостивился. Вытащив трость изо рта Жавера, он расстегнул брюки, обнажив налитый кровью член. — Идите сюда. Долю секунды Жавер медлил, помня недавнюю пощечину. Но начальник отдал ему приказ — он должен подчиниться, будь то награда или дальнейшее наказание. С трепетом он прикоснулся опухшими губами к кончику члена мсье Шабулье и с облегчением услышал довольный вздох. Рука зарылась в его волосы, притянув ближе. Он позволил вести себя по толстому пульсирующему стволу, как будто это снова был его первый раз, смакуя соленый вкус, тяжесть, наполняющую рот: знакомая близость. Слезы потекли из глаз Жавера, теперь из-за того, что ему снова была дарована ​​эта привилегия. Он даже не подумал противиться, когда мсье Шабулье надавил на его голову, проталкиваясь так глубоко, что стало нечем дышать. Все, чего он желал, — служить. Жавер работал горлом вокруг жесткой длины, глотал каждый карающий толчок, снова и снова задевая языком отверстие уретры, даже когда слюна текла по его подбородку, а зрение затуманивалось из-за нехватки воздуха. Когда, наконец, мсье Шабулье кончил, Жавер нетерпеливо сглотнул, благодарный за благословение семени своего покровителя. Шабулье осел на канапе, застегнул брюки и вытер лоб платком. Он протянул свой платок Жаверу, но тот лишь ошеломленно уставился на него. Через несколько секунд мсье Шабулье сам вытер лицо своего подопечного. — Итак, вы отбыли наказание, — успокаивающе пробормотал Шабулье. Он осторожно положил голову молодого человека себе на колени и погладил влажные от пота волосы, освобождая их от шелковой ленты. Темные локоны струились рекой по его бедру. — Полагаю, мне не нужно будет повторять этот урок? — Нет, мсье. — Жавер сглотнул. — Спасибо, что позаботились о моем наказании. — Я не мог поступить иначе. В конце концов, вы мой лучший протеже, и мне было бы неприятно, если бы вы сошли с пути столь многообещающей карьеры. Жавер закрыл глаза, комок застрял у него в горле. — Т-тогда я могу быть... прощен? — Да. Ваше искупление завершено. Можете вернуться на свой пост, инспектор. — Шабулье поднял своего подчиненного и смотрел, как Жавер одевается, и длинное пальто со шляпой скрывают все признаки перенесенного наказания. — Однако… — Когда Жавер потянулся к своей ленте, Шабулье вырвал ее из его рук. Тон стал предупреждающим. — Вам не следует больше гоняться за призраками прошлого. Я хочу, чтобы это был последний раз, когда я слышал о Жане Вальжане. В темноте ночи Жавер был благодарен густым теням, скрывавшим хромоту и дикую спутанную гриву, спускавшуюся по плечам. Над ним ярко и холодно мерцали звезды, вечные стражи закона. Он не смотрел вверх.