03:17

это больше всего похоже на дурной сон — один из тех кошмаров, в которых ты раз за разом повторяешь одни и те же действия в надежде выбраться. дым заполняет комнату медленно, ловит смазанные отражения лиц в грязных зеркалах. мисато тянется к пачке за новой. а рицуко говорила, что им обеим пора бросать. вот уж кого не стоило бы слушать. у мисато на третьем десятке жизни тонна дурных привычек и только одна травма — рваная рана от ложбинки на шее и до самого низа живота. она сочится кровью, открывает все самое сокровенное. с каждым глотком шире, с каждой затяжкой глубже. с каждым звонком больнее. и ее не свести, не зашить, не прижечь. а рицуко, вообще-то, как всегда права. травму мисато зовут кадзи рёдзи. кацураги дотошна в искусстве секретов. она кутается в старые свитера — проглядят, не заметят, не поймут. значит, не спросят. значит, больно не будет. у синдзи внимательный печальный взгляд. он смазанно смотрит на мисато, он знает, и это глупо отрицать, слишком сильно ложь сочится через кровавые пятна на безупречной белой блузке. — все в порядке, — кацураги треплет его по волосам. ничего не в порядке. и никогда не будет, если она продолжит отвечать на звонки. прямиком в душу. — ты знаешь, который час? — телефон в ослабевших пальцах удержать до неверия тяжело. — а ты помнишь… помнишь, как мы впервые встретились? отвечать вопросом на вопрос — плохая привычка, но мисато готова терпеть ее и еще тысячи других, если он только перестанет звонить посреди ночи чтобы напомнить, возбудить, чтобы снова было больно. кацураги хватается за ткань футболки в районе груди, будто надеется, будто руками сможет стянуть края царапины, что она, быть может, еще заживет. но его голос как лезвие — через кожу и глубже. конечно, помнит. разумеется, помнит. два года назад они столкнулись на выходе из бара. она несла в руках туфли, потому что стерла ноги в кровь, а он уже тогда был безбожно пьян. одна маленькая ошибка. одно роковое «почему бы и нет». мисато может найти с десяток причин, почему нет, но уже определенно слишком поздно. — почему… — она облизывает пересохшие губы. в темноте комнаты все такое отвратительно-ненастоящее, что хочется плакать. — почему ты звонишь мне, только когда пьян? тишина путается в немытых прядях волос, царапает горло вместе с сигаретным дымом. какой смысл напиваться каждую ночь, какой смысл выкуривать сигарету за сигаретой, если ничего из этого уже не удержать внутри? какой смысл цепляться за одну-единственную счастливую ночь двухлетней давности, если все, что есть у нее в настоящем — миллиарды непрочитанных сообщений и морщинки в уголках глаз. очередной вопрос остается без ответа. мисато устало отбрасыват телефон в сторону и умоляет, чтобы он больше никогда не зазвонил. для того, чтобы бросить дурную привычку, надо просто не нарываться на то, что ее провоцирует, так ведь? а рицуко говорила, что пора бросить. но мисато никогда не сможет отказать себе в том, чтобы снять трубку еще один раз.