***
— Ха! Я победил, и ты должен мне желание. Синие волосы мило обрамляют лицо, а голубые глаза горят от нетерпения. Мальчик лет четырнадцати облизывает тонкие губы и продолжает взглядом гипнотизировать брата. Второй парень выглядит слегка потерянным, возможно даже испуганным. Огненно-красные волосы собраны в хвост, а верхние пуговицы рубашки расстегнуты, открывая взору ключицы. Рубиновые глаза уставились на до безумия воодушевленного брата с легко читаемым страхом и недоверчивостью. — И чего ты хочешь? — осторожный тихий вопрос. — Дай подумать, — Кэйа свешивает ноги с винной бочки, на которой они сидят, и задумчиво смотрит на пол, — я хочу… чтобы ты поцеловал меня!***
Кэйа сидит на полу, опираясь на обшарпанную стену. Еле успевший скрыться в архиве Ордо Фавониус, он полузакрытыми глазами пытается за что-то зацепиться. «Сохраняй равновесие!» Когда это успело стать настолько сложной задачей…? Книги, во множество раз старше его самого, старые документы. Пыль кружится в воздухе, красиво переливающаяся в свете единственного высокого окна. Легкая усмешка трогает тонкие губы. Руки все еще слегка подрагивают. И болят. Как и все тело. — Во что же я опять вляпался…- тихий баритон отзвуком прыгает по стенам архива. Вздох. Перчатка спадает на паркет, и синеволосый подносит руку к лицу, отрешенно смотря на ладонь. Сколько ни вырывай, сколько ни замораживай, эти чертовы цветы все равно снова и снова прорастают сквозь кожу с зудом и болью. Белоснежные лепестки спадают на пол, обрамленные капельками крови. Кэйа чувствует, что так же падают и его собственные надежды. Словно те же цветы падают и умирают. Старая книга, утащенная ночью из запретного отдела библиотеки, лежит в метре от него. Страницы уже совсем пожелтели, а обложка кое-где осунулась. На открытой сто девяносто пятой странице красиво выведенными буквами сверкает название главы. Информации далеко не так много, как хотелось бы. «Ханахаки — редкая человеческая болезнь, при которой больной откашливает цветы из-за неразделенной любви. Способ заражения — неизвестно. Способ лечения — признание в любви и получение взаимности. Время течения до летального исхода — до месяца».***
Проливной дождь не слишком частый гость в этих краях. Капли воды попадают под воротник, заставляя тело вздрагивать от холода. Кэйа быстро понял, что оставаться на посту капитана Ордо Фавониус с его проблемой как минимум неразумно, так что уже через две недели с появления первых симптомов взял отпуск. Джинн тогда сказала, что надеется увидеть его более бодрым после этих двух недель. Кэйа отшутился, что возможно и не увидит вовсе. В каждой шутке есть доля правды, говорите? Синеволосый достаточно быстро понял, что, находясь рядом с братом, течение болезни становится легче. А потому только получив заветный отпуск пустился в путь. Винокурня «Рассвет» уже виднелась сквозь стену дождя в ста метрах перед ним.***
— Еще одна бутылка, и я определенно назову это злоупотреблением моим гостеприимством. Дилюк стоял у стола, скрестив руки на груди и недовольно глядя на непрошенного гостя. Тот только заливисто рассмеялся и поднял синий взгляд на хозяина винокурни. В более свободной рубашке и обычных черных штанах его брат выглядел более расслабленным, нежели в своем обычном виде. Красные волосы спадали на плечи, а усталый взгляд продолжал буравить капитана. — Ладно, ладно, — Кэйа усмехнулся и отставил бутылку прекрасного вина из одуванчиков, — предположим, жизнь мне еще дорога. — И еще, — Дилюк уже повернулся к гостю спиной, собираясь покинуть его, — я слышал твой кашель. Мне он не нравится. Ты ходил к лекарю? — Я в порядке, — голос синеволосого чуть заметно дрогнул. — уже иду на поправку. — Капитан Кэйа, — красноволосый резко обернулся, словно почувствовав что-то неладное, — почему бы тебе не сказать честно, зачем ты здесь? В жизни не поверю, что ты просто решил навестить меня. Кэйа замер. «Черт». Он прекрасно понимал, что брат не дурак, но все же надеялся избежать прямого столкновения. Он не смел поднять взгляд на него, а все слова внезапно стали поперек горла, не желая выходить и прясть очередную идеальную ложь. Капитан чувствовал, что должен сказать правду. Что должен выговориться, должен сознаться, и пусть Дилюк делает с ним что его душе угодно, плевать что будет дальше. Его спасение стояло в метре от него, и хоть шансы были невелики, оно явно того стоило. Тонкие пальцы барабанили по поверхности деревянного стола, взгляд уперся в гладкий и до ужаса чистый пол. Сердце пропускало удар за ударом, а легкие опять начали неприятно зудеть. Наружу вырвался очередной приступ кашля. Кэйа неловко закрыл рот рукой. Он даже осознать ничего не успел, когда красноволосый уже одернул его руку на себя, открыв окровавленную ладонь взгляду вечно серьезных рубиновых глаз. Рыжие брови хмуро опустились. Капитан резко одернул руку и прижал к груди. — Я…- непривычно тихий голос и легкая дрожь. Взгляд Дилюка сложно выдержать, и уже через секунду Кэйа вновь опускает глаза. Он чувствует себя нашкодившим ребенком. Вновь. — я не могу сказать. Тяжелый вздох. Хозяин винокурни просто смотрит на брата, словно надеется, что так он сам сдастся. Но не выходит. Тягостное молчание словно делает воздух в комнате тяжелее во множество раз. Атмосфера давит на обоих. С каждой секундой капитану все сложнее и сложнее сделать жизненно важный вдох. — Я уважаю твои секреты. — до ужаса спокойный тон. Только Кэйа знает, что за ним скрывается все негодование и злость. Но более он ничего не может сделать, — но все же, зачем ты здесь? — Просто…- капитан резко вбирает в себя весь воздух, что только может найти в этой чертовой комнате пыток и говорит все на одном духу, — просто ты единственный, кто может мне помочь. Молчание. Шум дождя за окном и веток деревьев, бьющихся о стекла окон. — Это все, что ты хочешь и можешь сказать? — Да. — «Прости меня, братишка».***
«Кэйа? Ты можешь доверять только половине из того, что он говорит». Собственная фраза крутилась в голове уже битых три часа, не давая уставшему парню наконец закрыть глаза и провалиться в сон. Уже почти две недели как он приютил названного брата у себя без каких-либо объяснений от него самого, в то время как никакой новой информации также получить не удалось. Периодически тот и вовсе пропадает из вида. А недавно слуги вообще нашли его в подвале, в окружении лепестков и лужиц крови. До смерти перепугавшаяся горничная упала в обморок, а когда очнулась — капитана уже не было. Дилюк встал и подошел к окну. Звездное небо Тайвата и полная луна с радостью встретили его взгляд. Мертвая тишина, прерываемая только шелестом листьев за стеклом. Глубокий вздох. — Архонты, что же с ним происходит? Их разделяет всего лишь стена. Одна жалкая стена, в соседней комнате спит Кейа. Тридцать сантиметров каменного барьера до секрета, о котором уже вторую неделю день и ночь размышляет хозяин дома. Почему Кэйа его скрывает? Почему именно он, Дилюк, должен помочь ему? И как? Это жутко злило. Как помочь человеку, который не дает возможности ему помочь? И он хочет чтобы ему помогли? Но как? И почему же тогда так трепетно хранит молчание? Кашель. Долгий, сильный и громкий кашель. Все. Конец. Дилюк больше не намерен терпеть это баловство названного брата. Парень резко разворачивается и направляется в соседнюю комнату. Достаточно громкие шаги заставляют Кэйю вздрогнуть, но он тут же заходится в новом приступе. Дверь распахивается, и в проеме появляется высокая фигура брата. — Что за… Взгляд Дилюка обводит комнату. Расстеленная, в жутком беспорядке кровать, разбросанные вещи, разбитый стакан с водой на полу… лужицы крови и белоснежные лепестки, окружающие съезжающего по стене вниз капитана, чей кашель все никак не заканчивается. — Дилюк… - он не может связать и двух слов, так что просто выдыхает шепотом имя. С лица красноволосого моментально слетает ненужная сейчас маска безразличия, и обеспокоенные глаза бегают по ослабшему телу брата. Он тут же возникает рядом, ловя падающее на пол тело и садясь около Кэйи, так что голова с растрепанными синими волосами оказывается у него на коленях. — Ты, — Дилюк испуган. Он уже и не помнит, когда в последний раз испытывал такой страх. Слова застревали в горле, а взгляд испуганно блуждал от полузакрытых глаз брата до судорожно ловившего воздух рта, — ты идиот! Что случилось? Что это за цветы? Это… Осознание. Рубиновый взгляд поймал открытые участки тела и понимание камнем свалилось на голову. Сквозь кожу рук прорастали белые цветы, чей оттенок слился с кровью его брата; на шее одиноко пророс особенно большой цветок, а еще несколько прорывались сквозь скулы. Дилюк читал про это. Но в этот момент безумно хотел никогда не знать, что это последняя стадия. — Ты что…- нервный шепот оборвался на полу фразе. Красноволосый просто потерял дар речи, так чертовски необходимый сейчас им обоим, — послушай, Кэйа, я… — Тише, — хриплый голос капитана звучал слишком спокойно, — замолчи. Они уже близки к сердцу, я знаю. Он зашелся в очередном приступе. Руки дрожали, длинные волосы спадали на пол с коленей Дилюка. Мысли внезапно стали складываться. Кэйа усмехнулся. «Значит, вот как я умру. Смешно. Да. Точно. Это мой последний шанс сказать ему правду. Выживу ли я после? Кто его знает. Но имею ли я право перекладывать все на него? Так просто сделать его виноватым в своей смерти? Черт побери, ни за что. Я умру… но я умру, подарив ему свободу. Это… это правильно. Пока я верю в это, все будет хорошо.» — Послушай, да, я умру, — Кэйа торопливо притянул к себе брата за воротник, привлекая внимание к своим словам, — да, но я спасу твой мир. Моя смерть не напрасна, и пока я верю в это… я… — опять закашлялся, но резко вобрав в себя воздух, продолжил, — я счастлив. — Но, Кэйа, я… — Тш… — шикнул на него капитан. Он уже чувствовал, что дышать становится все труднее. Тонкие побледневшие пальцы легко коснулись огненно-красных волос. Он улыбнулся. Кэйа уже и не помнил, когда в последний раз имел право трогать эти мягкие шелковистые пряди. Они, словно вода, просачивались сквозь руки, приятно ощущаясь кончиками пальцев. Горячая кожа брата всего в нескольких сантиметрах от него чувствовалась как портал в нереальность. Запах уже опротивевших ему цветов перебивал до дрожи близкий и любимый запах брата. Голова кружилась, руки дрожали, а парень все никак не мог выползти из прекрасного мира рубиновых глаз и белоснежной кожи Дилюка. — Это самоубийство, Кэйа… — Я не посмел бы просить полюбить меня, — перебил капитан. Легкая улыбка не сползала с тонких губ. Глаза устало закрылись, поймав последней звездой темный омут испуганного красного взгляда, — так что пожертвовал собой, ради твоего мира. Его веки опустились. Дилюк почувствовал, как тяжело вздымавшаяся до этого грудь замерла. Он в страхе начал тормошить брата, но тот больше не отзывался. Тот больше не вдыхал с ним один и тот же воздух. Дилюк вновь и вновь гладил рукой непослушные синие волосы и чуть касался горячими губами чужих ледяных. Цветы отмирали, своим сильным ароматом заполняя затхлое помещение. Одежда обоих была вся в крови и чертовых белоснежных лепестках. — Идиот, — по белым щекам струились слезы, полные отчаяния и злости. Он ненавидел себя за то, что так и не успел сказать. — я бы пожертвовал миром ради тебя.