Masters of None Fuck

Топи сожалений на заросшей путами сорняков глуши неопределённости в самоуважении могут превращаться в озёра свободы, наполняющие светом от водяного отражения цветущую розами долину чувственности. Неважно, где по определению растут эти цветы страсти, пусть совпадающие с увлекательной романтикой красные будут возле свежего оазиса посреди чистой травы. Чем же не картина, удовлетворяющая взор передающимися через изображение эмоциями, которые создаёт фантазия на основе реальности… где не придётся и на миг подумать о том, должно быть так или нет. Всё остальное для личного покоя, кроме чтения глазами прекрасного, будет излишним и смажет заманчивый вид. Да только не выйдет воздушного сочетания в угоду контрасту светлой картины… ну так что из этого? Неважно, что будет вызвано неодобрение как максимум в косых взглядах, ловко маскирующихся для отвода гнева от греха подальше. Разве нельзя быть творческим человеком без фантазии, даже если нет ничего под рукой, кроме головы, рук и желания? Чёрт, но всё равно любые на вид несовместимые несовпадения, имевшие шансы идеально подходить друг другу, не имеют права обладать властью… и хоть ты тресни. Ей же всеми силами стараются расширить границы в надежде послушного переделывания устоявшихся правил без возражений — ведь не написанный на пергаменте, но невидимо передающийся свод допустимой нормы мешает думать своей головой! Потому пусть Бог спит спокойно, не накручивая, если это имеет место быть, что он решает за людей, когда они нередко уничтожают условностями свои личности, как и друг друга. Времена указок и правил приличия на категоричных основаниях давно прошли для неоспоримой авторитарности — да только взрослые внемлют древним устоям по сих пор для эфемерной стабильности. «Вроде жалею, что свалила от него, но больше нет, чем да… Жить для себя, наверное, мечтает любая, и те немногие добиваются этого вдвойне большим количеством крови, пота и слёз. Повезло быть дочкой короля, пусть и недостаточно любимой. Но думая о простых женщинах… наверное, встала бы с ними в один ряд к видам успеха, который продолжает оставаться всё время за мужчинами. Неважно насколько это сложно». Нет, бунта можно не ждать, хоть и при накопившемся сердечном разочаровании это вовсе не несбыточная мечта, и вполне реально осуществима. Жаль, что при трезвом взгляде на ситуацию со стороны выглядит игрой, почти сродни войне, в которую силачи с членами не наиграются ещё все вечности впереди. Так мало того, что принимается за развлечение, будто у «баб» не хватит духа шлёпнуть «мужиков» за задницу и подвесить на трусы, как они постоянно вешают их на верёвочку. Ещё и повод будет поисходить слюнями при замечательных видах бесплатного представления древнегреческих амазонок. А то, что по гениальным устоявшимся суждениям о «плохонько играющих» роли всех, кто терпел до последнего — в основном молодые женщины и девушки в самом возрасте для женитьбы — то одной битвой на пределе эмоций уважение не вызвать. Разве только снисходительные взгляды о неплохих результатах при нулевом раскладе чего-то добиться, оттого и смешки. «С этим брюхатым размазнёй мне нравилось только трахаться, вот блядь. Ну и халявную казну такой кайф получать, тратя на влажные маски и крема для чешуи. И то нравилось первые полгода, а потом он даже не бревном, а искусственным дубовым столбом стал… его бурчание когда-то заводило настолько, что вызывало охоту запрыгнуть на него просто так, без боязни снова залететь. Умел же ворчать в шутку, да так, чтобы меня приободрить, а не систематически изливать ушаты придирок на всех под его горячую руку. А стоило его первой жене обратиться из камня, так этот кобель проклятый начал нас делить, и понятно, кому было больше внимания. Твою ж, ещё глотну рома… блядь, жалко становится, что сына с ним оставила… но он не пропадёт, точно знаю, пока расправляю тут жабры». Как же было бесподобно наконец-то пить, есть, нюхать и веселиться без правил сколько влезет! В особенности при наконец-таки истинном королевском положении без запретов, с полной автономией… Ещё и с вьющейся под ногами толпой слуг, при благодарном отношении владыки становящихся друзьями, приятелями и просто собеседниками обо всём, о чём хочется убить время болтовнёй кроме убийств экипажей при налёте. Соверши что-нибудь откровенно спорное или, наоборот, высшее в степени изобретательности, куда входят детали лёгкой эротики — весь отряд под руководством именно похлопает, а может и преклонится от восхищения, но ничего не скажет против по части этики. Не пред всего лишь женщиной, где мерзкий ярлык продажности от пресмыкания телом ради денег из-за безволия, не сойдёт с умов, вероятно, никогда… А уже имевшей опыт власти над людьми, ведь королевский титул не носился субъектом просто так, официально и всегда на голове. И когда такая властная дама делает, что хочет, при том не ущемляя никого в их взглядах, как любит знать до сих пор ставить на колени насильно… уважение и желание служить будет расти с каждым днём, что бы руководящая не творила, прежде всё хорошо обдумав. «Сколько раз я давала им повода восхищаться мной не только как предводителем, но и не теряющей потребность в любви женщиной. Удивлена, что этого даже делать не пришлось. Ни у кого мысли не возникало за месяц, что я с ними, озвучить с намёком на слабину женского пола, будто командовать воинами не заслуживаю, и после принятия меня капитаном на борт чуть ли не с распростёртыми объятиями. Это что же… те самые редкие экземпляры, которым неважны устоявшиеся мнения, что могут о них даже не знать?» Кто-нибудь из морской бригады сегодня точно её развлечёт отменно — не как клоун мужа-короля с его постоянно одинаковыми пошлыми бытовыми шутками, кривляньями лица, дёрганьем неуклюжим длинным носом и на вид полупьяными глазами, неизвестно зачем держать это убожество в личных шутах правителя. А так, как обожают до безумия те, кому не дают слова и власти в действиях до сих пор, но времена медленно и верно вносят правила взаимоотношений всех со всеми. Разве есть эгоизм в дарении удовольствия одному, пока в процессе испытываешь чувства сам? Не помешает принять общее чувство довольства как лучший путь к становлению единым целым с возможностью разъединятся и желать скорее сойтись вновь. Она не могла подумать, что при более глубоком взгляде на подконтрольных ей она видела в каждом того, кто мог стать ей ближе от материнских чувств заботы к любовным, полным страстных приключений. Но дозирование лояльности и открытости не помешает, авось получится ещё более идеальный воин, легко бы отдавший жизнь за королеву, которая когда-то проявила к нему особое милосердие. «Долговязый Стэн, Обрубок Йонатан, Просто Сун Кхао, Мастер Шеф, Кожанка Роналд… охуеть, а выбор-то богатый, оказывается. И вот так вывалить просьбу, что я не против тесной компании — пока известно о хорошей грамотности и образовании лишь об этих бойцах, лень что-то искать других. Ещё рукастые те, которые постоянно пивные бочки держат, перекатывая друг другу на место, они же и сторонами дула в пушке управляют. Вот бы их типичные движения мне ничего не отдавили, хоть на меня и с ножами…». Дым табака при большом его количестве никогда ещё не был так приятен… Королева рептилий Уна, мечтавшая стать воительницей с личной армией пиратов с детства при неукоснительном исполнении достойных принцесс правил приличия при постоянном надзоре за ней до обручения, готова каждый раз повторять себе это. Как началось то, что вызвало повод думать об удавшейся жизни всякий раз, когда захочется — так и не отпускает. И со временем женщина при своём войске крепких солдат без башни и всего, чем «больны» рыцари-аристократы, выкрутилась в поиске причин навязчивости того, что её радует. А именно чтобы было больше поводов для этого, и ни в коем случае для забывчивости от упущений. И одна из причин была предельно проста — в капитанской каюте рептилья женщина позволяла себе одеваться в свободную одежду без любого прижимания любой части тела, то есть без любого дискомфорта… конечно же, красивую. Удобства могут быть настолько широки, пусть и неудивительны, что и так никто не подумает или озвучит предположение, лишь тихо перешёптываясь между соратниками не без доли некоего уважения, что обожаемая ими капитанша имеет право не носить нижнее бельё по привычке сохранять приличие при всех и наедине с королём в постели. Так что будут уже личные проблемы обратившего внимание на её тёмно-синеватое декольте за нежно-розовой шёлковой рубашкой вызванного по поручению в проверке какого-либо отсека солдата, если будет думать только о том, чтоб как-нибудь рассмотреть получше. «Что же получается… позвать из страпомов кого, или рулевых, ё-моё. Неделю уже всякие торговые зеваки с сокровищами не плавают нам по пути. И ведь много кто из них знал меня, но ничего не говорили. Как в штаны ссались от того, что королева воюет не хуже лощёных рыцарей, просто указы волю не давали… вот и послала их в жопу при первой возможности, кто запретит так разговаривать, когда мои люди так и жили с рождения?» Обиды на власть мужчин и её условное насаждение без усилий и жертв по одной лишь причине, что она проста и понятна хотя бы её краткими ёмкими приказами, тогда как женское правление вызывало скепсис и опаску с задевающими шутками о климаксе и месячных во время, допустим, главного сражения… Никогда такое не застилало голову королеве, пусть с первых лет жизни она знала, что её ждёт, с каждым годом понимая и смиряясь, почему же всё складывается настолько по древнему сценарию, обретающему второе дыхание в её средневековое время. Относиться к главенству сильных над слабыми можно по-разному — как к отравляющему половую природу и значимость патриархату, не всегда в распространённой «уродливой» его форме, так и к самому собой разумеющимся. К чему возможно привыкнуть в отсутствие вредящих всему наклонностей у правителя-мужчины, вроде унижений путём слов и применения рук, были на то причины или нет. А то есть, пользования положением монарха не совсем по назначению, если не полностью вообще. Почему бы и не быть под мужским крылом с вытянутым вдаль вперёд скипетром, раз он непредсказуем в хорошем смысле в отношении ведения войн, управления народом и заботы о семье? Ведь любить его и трахаться с ним не приходилось по принуждению… Вот только её муж, король Дримландии — тот самый парадоксальный пример, когда его непредсказуемость приводит к беде и его категоричность по отношению к ценности жизни вызывает острые вопросы — но при всём этом не выглядел тем, кого якобы принято презирать и ненавидеть, терпя внутри до последнего. Потому-то Уна не сбежала от него к главенству своими подданными, как бывает в случае угрозы жизни жене и общим детям — тогда бы, не лишённая проявления материнской любви, и сына забрала бы с собой, плавая и грабя до скончания своего века. Наконец выдохнув с облегчением так, как никогда не вдыхала и выдыхала морской воздух с ноздрей, рта и с недавних пор раскрытых жабр — от безграничного моря вокруг и её рода рептилий-амфибий. Но просто последовала за мечтой… тогда как эмоции от её достижения были далеко не простыми, если с каждым годом всё реже, но лелеяла себя желанием руководить коренастыми послушными пиратами и воевать самой вместе с ними. И дело было вовсе не в позволении якобы без меры расслабляться тем, от чего кайфуют все, без ограничений. Ведь в случае чего пропитую и перенюхавшую порошков королеву некогда огромного замка прикроют её ребята на палубе, способные на переговоры, понимающе относясь к её пристрастиям. Верно, если ставить ребром вопрос о позволении чего угодно при правящем положении, совмещая его с супружеской верностью… Уна даже лично была знакома с несколькими королями-бабниками, которым многочисленные измены жёнам ничего не стоили и ничего за это им не было. Вот только она не могла не отсмеяться без нужды ржать в голос, но хихикнуть, не открывая рта перед следующим бокалом вина, что такие гиперсексуальные вожди, кого только не оплодотворявшие, если в шутку приукрашивать такое, и при том восхвалявшие свою мужскую активность, жалуясь на утраченную привлекательность супруги без обращения внимания на её душу и чувства, были нужны только при условиях соглашения на пергаменте. А стоило договору об исполнении их торговых и военных обязательств для достижения мира между государствами истечь… как им спланировано насаживали меч в спину на поле боя. Либо отравляли ядом внутри жареного мяса или кружки пива, и даже при их жизни спускали на землю с утратой любых королевских полномочий… навстречу долгам за новорождённых и всякому дерьму, которое для народа обычное дело его разгребать. Не иначе как не обошлось без вмешательства самих королев, где в это поверит только наивный простак… хоть доля правды есть в любом домысле? Ну, власть перейдёт к ней, и захочется разоблачить преступление только отъявленным отмороженным энтузиастам, кои без гроша в кармане и стабильного заработка, увы, ничего не стоят. Но кому какое дело, если король бесил своим поведением и решениями? «Как же заманчиво, что я собираюсь довести свою нравственность до нечто подобного… делая это у себя, сколько пожелаю! Блин, и ведь не настолько пьяна или обкурена, чтобы такая мысль роилась и развивалась, всё разрастаясь, и иначе, как не исполнив её, от неё не избавиться. Если парни правильно поймут свою королеву… начальницу… да похеру, пусть я буду для них не только собеседницей и боевым товарищем, но и подругой. Так жалко, что они редко даже видели женщину своими глазами, но лучшее им вряд ли уготовано». Замечательная сосредоточенность и поиск путей урегулирования могут пока отправиться на покой до следующего ограбления — вот бы их корабль напоролся на пурпурный шёлк, фарфор для изготовления статуй, да и просто мешки с чужой казной, чтобы спустить её на споры между собой в бессовестных азартных играх разного толка с одной и той же целью! Жаль, надо срочно держать курс на юг, раз на относительно холодном востоке вовсе не наткнёшься на туристов, у коих хватает смелости забираться в такие дали от дома ради адреналина от приключений и поиска редких оазисов для сбивания жары и утоления жажды. Думая о наилучших способах добраться до суден, действительно стоящих усилий ради несметного обогащения, Уна по привычке поправила декольте у расстегнутой рубашки, стоило её снова осенить, а не потому что ей жарко в каюте, когда снаружи было ничуть не лучше. Поняв это, сгладила расстёгнутое место болтоно-синими пальцами и смахнула пот с груди, после чего сделала это с лица, не изменяя себе в излюбленной вещи быть при постоянно накрашенных не слишком яркой красной помадой губах. Ох, ещё не хватало намокнуть от покрывавшего пота всему «чудному» для средних веков платью, поделенному на две части верха и низа едва до колен… хоть выжимай вёдрами, во время раздумья над планом контроля влажности у промежности от мыслей наедине с собой. Да, кандидаты среди мышечно развитых по рукам и ногам работников не лучшие, но было поздно жалеть об упущениях поиска любовников на стороне. Доверительные отношения со жрецами любви, чтобы забыться — словно плохой анекдот особенно при беременности от них. И короли-бабники из тех, кого королева благосклонно принявших женское главенство пиратов знала лично без половой близости в каждом из этих случаев знакомства — вариант ещё хуже из-за манерности и одноразового пользования доверием всех своих обманутых «голубок». Но с человечьей рептилией тоже вовсе не стали бы предаваться страсти по причинам, звучащим для неё обиднее дёргания совести за личное отношение к нравственности. Это липучее «омерзение» обязано быть искоренено из недр подсознания, раз так сильно мешает жить своей жизнью и своими правилами. Но так ли выгодно думать, что подающее стоп-сигналы здравомыслие убивает наслаждение, стоит тому только показаться внутри разума и держаться на уровне? Возвращаясь к вопросу о вседозволенности мужчин-правителей, и явно разграниченной роли женщин-королев, с которых обязанность внутренней политики — лишь рожать наследников и давать советы, над которыми подумают, и спустя секунды хмыканья всё равно не примут… Нет, упаси от роковых ошибок, сочетание «женщины-бабники» не звучит совершенно, тогда как проститутка или блудница — просто мерзко, назойливо-обличительно и не всегда соответствует действительности. Но звучать-то может и не звучит на устах, а значение разве ли не похоже по смыслу… нет, такими категориями тоже больно рассуждать, он представляет обижающий характер, раз термин ветрености тоже не совсем подходит. К тому же Уна не имела права отрицать, считая так перед самой собой, что король Дримландии Зог ни разу за примерно десять лет перед её кардинальной переменой в жизни и целях ей не изменял… Хоть в этом он чудо, а не мужчина, когда остальное оставляло желать крайне лучшего, в том числе набирающий пресноту супружеский долг. Потому каждый раз, когда она уговаривала себя не забывать об этом, приходилось не замечать предположительный забавный факт, что с таким брюзгой не легла бы никакая девушка даже за деньги — и дело не в его любимом занятии рубить головы «провинившимся» по поводу и без, хоть такое со временем сошло на нет. «Да чёрт бы побрал змея-искусителя, ему сейчас ничего не мешает ебстись молодым душой, как она подскажет, если повезёт найти ту несчастную родственную душу. Которую ему, вообще-то ещё уговорить надо. Не все обязаны его признавать, да и я не ожидала, что здесь буду чуть ли не восхваляемой… и как после такого возьму да предложу? Другое дело, что брак-то не расторгнут… да нахуй это, я свободна сейчас». Не было резона и причин отговаривать себя от затеи, способной сильно менять приличие мировоззрения со взглядами на жизнь в пользу удовлетворения от своего существования… без потери самоуважения. Королева рептилий Уна, коя всегда была довольна человечьей анатомией, занимавшей большую часть её природы, уже начала «игру», спланировав её как данность ежедневных занятий. Ту, в которой выиграет в любом случае, если напарник окажется не промах, или как минимум сообразительный в нужном ключе — сделает всё, и захочет допустить что угодно, лишь бы его владычица была довольна всем. Не следовало упускать из внимания то, что её просьбы могут напугать за их специфичность. Впрочем, даме вольного плавания было очень любопытно увидеть настоящее, безмерно забавное мужское смущение и замешательство. Не натужное при чувстве вины от ошибки в борьбе с нелепой жаждой сохранять лицо, авторитет и могущество власти полов даже при полном фиаско от неосторожного допущения. Неужто среди её пиратов те самые настоящие живые люди… с чувством преданности при разном объёме недостатка образования? Впрочем, будет очень весело без издёвок учить кого-либо из подчинённых прелестной увлекательной тактике. Да, чтобы такой игрок с высокими чувствами той, которая станет просить у него участия в этом — ведь за тем и зовёт к себе — делал всё, что она любит и жаждет. Делая ей и с ней то, о чём она поведает жаждущему поиграть по секрету, ловя на слове, что тот не расскажет всего, вываливая информацию на товарищей от волшебных впечатлений, или будет делать это изобретательно ради какого бы то ни было плана только между ними двумя. А если пират без должного образования и воспитания сумеет перехитрить даму знати в её же правилах — они вместе точно отметят это долгим игровым марафоном, между великим делом нажираясь алкоголем и веществами сколько влезет. А потому лишь бы путешествие с пиратской шляпой капитана внутри капитанской каюты не было сном, длящимся месяц… что говорило о застлавшему фантазию летаргическом сне, либо, без сомнений, о полной реальности происходящего. Тогда как более важно думать, не закончится ли оно раньше времени и не найдётся ли среди не наученных, но сильных самцов послушный своей королеве любви и храбрости, но придвинувший на её пути своего короля в этом двусмысленном шахматном поле? В любом случае мыслить примитивно о примитивном, но предельно ясным, расслабляет и даёт повод отбросить гордость как ненужную вещь. Пока роспись каждого шага в голове и план методичного исполнения так выматывают мозг, что лишь бы самой не стать проигравшей в своей игре ещё в самом начале. А ведь признание себе в желании куда более тёплой постели, чем под одеялом, уже могло о многом говорить… насколько будет сражен близким контактом с залётной морской владычицей первый участник её простых, но методичных помыслов? — Заходи, Дровосек Вирджиния. И не нервничай, никто мне не угрожает, и твоим коллегам тоже. От тебя понадобится одна просьба, кроме того, чтобы поговорить со мной. Типичный профиль короля Зога переминался с ноги на ногу, пока Уна точно убедилась, что на знакомый экземпляр её мужа-сбитого берсерка можно смотреть с неподдельным интересом из-за широкого пресса вместо такого же брюха и практически сбритой бороды вместо густого леса на подбородке при той же самой умеренной сутулости и рыжего цвета волос с бородой. В моменты личной женской оценки в своих заманчивых целях, на что может быть способен этот широкоплечий подтянутый увалень, подходящий для переноса тяжестей, королеве было неважно, если подчинённый смекнёт, что госпожа делает что-то для отвлечения внимания — пока это больше походит на спектакль от неуверенности перед грядущим. Неужто достаточно долго продуманные этапы плана, часто состоящие из трех пунктов, пойдут прахом от нагрянувшей неуверенности у задумавшей безотказный в своём успехе план высшего пика наслаждения? С надеждой жить им как наркотиком со всеми остальными ребятами, столь редко ощущавшими объятия настоящей любви и ценности преданной связи, работая единым механизмом ради себя и благ друг друга? — Госпожа, к вашим услугам. Не думал, что мне будет оказана ваша честь личным визитом сюда. Я даже с ходу эти умные слова говорю и понимаю, что они значат, когда вы недалеко от меня и говорите мне что-то. Хотите доложить о точном количестве ядер? «Вот бы твои грёбаные мощные ядра на себе опробо… блядь, да что ж так пошло, самой попробовать их в действии. Чёрт, а за мотнёи даже страшно подумать, сколько там накапливается, ужас! Так, все вы этому были подвержены, теперь настал конец, когда… интересно будет понять, если даже не думали об этом серьёзно и делали своё дело». Уна не помнила прежде, чтобы желала чего-то настолько, лишь бы это случилось, позволив желаемому сбыться. Не принимая во внимание последствия на всю жизнь или потерю чего-либо, что могло влиять на её полномочия правителя… как разрушение мостов и уничтожение всего прошлого, за что она когда-то держалась без нужды в расставании. Но теперь, закинув ногу за ногу поудобнее специально для прижимания внутренних сторон бёдер, чтобы они легонько натирали промежность для убаюкивающего желание начать вести первой зуда сдержанности, она умоляла себя не направлять руки к вырезу ни при каких обстоятельствах. Раз жарко, можно и за низ потянуть, тогда как необходимость в озвучивании приказа, детали которого ещё стоит придумать на ходу в случае неожиданных ответов от типичного рабочего при нетипичной охоте поисследовать мускулистую фигуру с его согласия, следует сохранять для формального положения статусов. Замечательный способ с сутью добавления остроты к игре в любовников — как бы не единственная вещь, она позволит слуге быть главнее хозяйки в обладании властью над её телом. Обходясь без ментальной просьбы почесать между чуточку потных от возбуждения задуманного ножек для успокоения и сдержанности, королева решила продолжать.