ID работы: 11029683

All Fucked Up

Undertale, Little Nightmares (кроссовер)
Джен
PG-13
Завершён
27
Пэйринг и персонажи:
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
27 Нравится 4 Отзывы 6 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Примечания:
      Бледный Город, по сути, уже был даже не грудой руин, а чем-то, отдалённо её напоминающим: полупустой, разрушенный, весь истерзанный Трансляцией, он являлся приютом для тех, кто ещё не исказился полностью, и для тех, кто умел искажать. Зрителей с каждым днём становилось всё меньше, поскольку всё больше и больше жителей Бледного встречали последнюю стадию искажения, попросту исчезая. Физическая оболочка липла к внутренностям Башни, делая её ещё выше, чем было в самом начале, а одежда и обувь то тут, то там оставались в самых разных уголках улиц и пустых квартир.       Город умирал. Умирал не только потому, что искажение доходило до финальной точки, но и потому, что время от времени становилось скучно. Попросту до мерзкого скучно, когда веки тяжелеют и опускаются сами собой, но желания спать нет. Отряхиваешься, потираешь глаза, но скука, томящаяся внутри, никуда не исчезает, и приходится идти на крайние меры — веселиться.       Сначала Моно и Седьмой (Седьмой в частности, если быть точным) измывались над искажёнными Зрителями, которые уже даже боль перестали чувствовать — настолько сильно было влияние Сигнала. Первый Вещатель ласково называл такие способы провести время свиданиями, находя что-то нежное и интимное в том, как они, сидя на краю крыши, наблюдают за тем, как эти своеобразные болванки просто прыгали вниз, разбиваясь о карнизы ещё до того, как их тела соприкасались с асфальтом.       Это ведь так… захватывающе. Смотреть в пустое бело-серое небо, на все эти обезображенные тела, лежащие внизу, разваливающиеся дома, а потом поворачивать голову в сторону и видеть, как он улыбается, наблюдая за этим хаосом. И именно в такие моменты, когда всё вокруг превращается в Ад, он чувствует себя так, будто попал в Рай.       Он был счастлив.       Другим же способом развлечь себя было непосредственное причинение боли кому-то из оставшихся Зрителей. Сам Моно в этом едва ли участвовал, не испытывая интереса, но Седьмому нравилось, когда кто-то страдает так же, как страдает он сам каждую секунду своего мучительного существования. Искажённые, жители были податливыми и мягкими, а кости — хрупкими, и ломать их было тем ещё удовольствием. Но, разумеется, они не были такими живучими, как Шестая, поэтому и это быстро наскучило, а причинять хоть какой-то вред своей ещё не до конца оправившейся сестричке он не хотел.       Скука наваливалась слишком тяжёлым грузом. Невыносимо тяжёлым.       Но в какой-то момент всё изменилось.       И Моно, и Седьмой сразу почувствовали, что что-то не так. Из-за того, что Зрителей практически не осталось, никто не мог понять, что конкретно творится в городе, так что пришлось искать причину самостоятельно. Вскоре оная нашлась, но чувства от этого были весьма двоякие, поскольку никто и подумать не мог, что здесь появился самозванец.       Самозванец не был искажён. И даже больше: вполне себе здоровый ребёнок, щеки румяные, сам улыбчивый, только вот в реалиях разрушенного Бледного Города это всё было неуместно до безобразия, ровно как и нож, рукоять которого самозванец держал слишком крепко, чтобы поверить, что это не он изрезал очередного Зрителя. Теперь стало ясно, почему их стало настолько мало: Моно контролировал Седьмого, когда тот решал поиграть с кем-либо, поэтому не мог просчитаться и потерять так много глаз.       Вещатель смотрел в пустые алые глаза самозванца, пока тот поднимался с земли, оторвавшись, наконец, от искажённого, и не знал, что ему делать. И прежде чем он успел хоть что-то сказать, Седьмой рванул вперёд, скалясь в ответ на эту тупую улыбку.       Моно прошибает тревога от одного только взгляда на нож — нет, нет, он или она ведь не с пустыми руками, это кончится очень плохо…! — и ему хочется вмешаться, но Седьмой уже хватает самозванца за запястье, стараясь вывернуть руку с ножом, но хватка этого незнакомца куда сильнее. Словно бы не чувствуя боли, он игнорирует попытку Седьмого обезоружить его, вместо этого занося свободную руку для удара.       Нет.       Уже не медля, Вещатель не позволяет самозванцу закончить начатое: рука незнакомца просто застывает в воздухе, однако из другой руки нож так и не выпадает. Надо же, как вцепился, что даже под Его волей отказался бросить оружие на землю. Интересно. Очень и очень интересно. — Даже не думай, — предупредил Моно, медленно подойдя к незнакомцу и убирая от него всё ещё разозлённого Седьмого. — Это будет стоить тебе всего, что у тебя есть.       И самозванец…       Не отреагировал. Вообще никак.       Эта странная улыбка не покидала его лицо ни на секунду; застывшая гримаса неясного рода радости вкупе с ножом в руке ничего хорошего не предвещали. — Я ничего не говорю о том, что ты испортил мои глаза, хотя… мне это действительно очень не нравится, — продолжил Моно, глянув на истёкший кровью труп под ногами самозванца. — Тебе и так придётся за всё заплатить.       Судя по тому, как сильно скалился Седьмой, подружиться с загадочным визитёром не получится, да и не слишком-то и хотелось, честно говоря. Подумаешь, попался какой-то психопат, который подрезал добрую часть Зрителей. Им что, каждого подбирать, как Шестую? И то — ей повезло, что они просто старые друзья. Да и Седьмой попросил, а так свернули бы ей шею да и оставили бы прямо на улице. Гнила бы себе спокойно, никому не мешая. — Ох. Приятель, он первый напал на нас. Мы защищались, — вдруг произносит самозванец так легко и беззаботно, будто это вовсе не его удерживают в одном положении. И, постойте-ка…       «Мы»? Что с ним не так? — Дёрнешься — разлетишься на части, — бросает Моно, после чего возвращает волю самозванцу — самозванцам? — и решает разглядеть его лицо повнимательнее.       Изначально Моно не особо интересовало, кто перед ним находится, но теперь стало интересно. «Мы». Никто не говорит так о себе, верно? Более того, не было понятно, девочка это или мальчик — черты лица были пусть и мягкие, но одинаково подходящими для обоих полов. Андрогинная внешность, приятный, но так же невыразительный голос, по которому попросту невозможно определить половую принадлежность этого человека. Ярко-красные глаза, даже ярче, чем у Шестой, и такой отчётливый румянец на щёках. И, разумеется, застывшая улыбка.       Он...и улыбались постоянно. Непрерывно. Мёртво и бездушно. — Кто ты и как здесь оказался? — задаёт Моно, внимательно наблюдая за тем, как они опускают обе свои руки.       Нож держат крепко. — Ах, да, точно. Нас зовут Чара, и мы совсем недавно тут оказались. Славное место. Напоминает наш дом в последний раз, когда мы его видели…       И всё ещё улыбаются. — Не слишком хорошо вышло, правда? Но, уверяем, это просто недоразумение. Мы защищались. В обоих случаях, — объяснились они мягко, произнося все таким тоном, будто они обсуждали какие-то мелочи, а не убийства зрителей и попытку ударить Седьмого. — Уверены, что мы сможем стать хорошими приятелями, если закроем глаза на произошедшее. Что думаете?       В целом, здесь нет неискажённых людей и людей в принципе. Все, кто остался, уже подвержены влиянию Трансляции, поэтому сохранить человечность попросту невозможно. Их троица — Моно, Седьмой и Шестая — последние, кто остался в живых, и только на них пагубное влияние Сигнала никак не распространяется. Так что появление здесь другого живого человека, никак не подверженного искажению — либо чудо, либо ошибка. Но ошибиться было невозможно, поскольку Сигнал доберётся до любого, подомнёт под себя и испортит, так что это просто чудо. Наверное. Третий вариант Вещателю неизвестен, поэтому он попросту не знает, как к этому относиться.       Даже если допустить мысль, что всё произошедшее действительно просто нелепое стечение обстоятельств, Моно всё равно зол. Зрители — не слишком ценный ресурс в почти разрушенном городе, но ему всё равно спокойнее, когда все под контролем. Меньше Зрителей — меньше обзор на каждый уголок города. Если кто-то проникнет внутрь, он не сможет заметить это, потому что почти никого не осталось. Чара забрали почти всех. И Моно почему-то уверен, что оставь он их тут, вскоре Зрителей бы не осталось вообще.       Что-то с ними не так. С этими Чара.       Тем не менее, сейчас они предлагают дружбу. Становление союзниками может обернуться как большой бедой, так и принести какие-то свои плюсы. Но так сходу это не решишь, потому что нужно всё обдумать. Седьмому Чара не нравятся, Шестая вообще не в состоянии участвовать в каких-то обсуждениях, а принять какое-либо решение самостоятельно Моно не может. Нет, Седьмой вряд ли будет рад.       Но Чара уже протягивают руку для рукопожатия, настаивая на положительном ответе. Седьмой в этот момент, кажется, уже готов зашипеть, как кошка, а Моно колеблется, не зная, как правильно поступить.       Что ж… — Хм. Меня зовут Моно, а это — мой Седьмой, — решив игнорировать поставленный вопрос, сказал Моно. Чара же, понимая, что их предложение было завуалировано отвергнуто, понимающе кивают. На мгновение улыбка с лица пропала, но затем её сменил кривой оскал. — По счёту? — зная, куда бить, чтобы было больно, выдают Чара.       Моно хотелось разорвать их на части и вырвать позвоночник, обмотать вокруг шеи и задушить, но вместо этого он изо всех сил бьёт их в скулу, надеясь хоть так убрать эту бесящую улыбку с их лица.

***

      Потребовалось несколько дней, чтобы он успокоился. За это время, кажется, город опустел полностью, поэтому пришлось искать их самостоятельно, чтобы утихомирить или умертвить. И что-то подсказывало Моно, что он предпочтёт второй вариант, потому что уж слишком много проблем от них: за каких-то несколько дней они перебили практически всех, кто оставался в Бледном, да и Седьмой был просто в бешенстве от самого факта, что Чара всё ещё где-то здесь.       Когда-то Моно подарил этот город Седьмому, а теперь здесь почти никого не осталось. Естественно, Седьмой будет злиться. Он вообще очень резко реагирует на всех живых людей, особенно если они хоть как-то пересекаются с Моно. Хотя Шестая просто оказалась в городе и пришла вообще за своим братом, он её едва не убил, а она даже подойти к Моно не думала. Даже не глядела в его сторону.       Какой же он хороший и славный. Такой ревнивый, но это так приятно.       Искать их долго не пришлось: Моно просто собрал несколько Зрителей в одном месте и решил дожидаться прихода Чары с крыши одного из домов, скучающе опустив лицо в ладони. Эта затея с приманкой такая идиотская и глупая, но предпринимать что-то более хитрое и изощрённое он попросту не хотел. Нужно просто убрать странного ребёнка с пути и успокоить Седьмого, а потом всё вернётся в норму. Они быстро об этом забудут, переключатся на Шестую, что угодно ещё. Если будет нужно, Моно поможет ей прийти в норму быстрее, чтобы Седьмой смог потом заново переломать ей все кости, в конце концов. Это ведь его косяк, что он сразу не убрал их, а просто пару раз ударил, после чего они, что странно, просто разошлись.       Чара появляются через какое-то время, либо купившись на приманку, либо сделав вид, что это так — Моно не хочет с этим возиться, поэтому не думает ни о чём, решив расправиться с ними за один удар. Он направляет силу даже не на Зрителей с Чарой, а на полуразрушенный дом позади них, заставляя тот в одно мгновение обрушиться на них всех. С пронзительным грохотом здание обваливается, хороня всех под своими обломками, и Моно, никак не изменившись в лице от такого зрелища, просто встаёт, чтобы поспешить вернуться в Башню. Тут делать больше нечего.       Уже спустившись, он бросает взгляд на обломки дома, из-под которых выглядывали размозжённые руки и ноги Зрителей, а потом шагает дальше, пытаясь вспомнить, сколько таких жителей города вообще осталось, если они, конечно, попросту не закончились благодаря тому, что он учинил.       Но затем до ушей донёсся какой-то шум. Такой, словно кто-то пытается выбраться из-под завалов, отодвигая обломки и карабкаясь вверх. Моно застыл.       Пережить обрушение целого дома попросту невозможно. Жители города ещё и ослабленные, они точно не могли выжить. Неужели…       Стоило ему повернуться, как его взгляд столкнулся с взглядом ярко-алых глаз Чары. Они смотрели на него с всё той же тошнотворной улыбкой, будто ничего не произошло. — Приветствуем, — говорят они, выбравшись окончательно и пытаясь встать на трясущиеся ноги.       Встрёпанные, в крови, едва способные удержаться на ногах, они смотрели на него, легко подрагивая. И Моно уверен, что это не от боли или тем более страха — нет, они вряд ли вообще способны чувствовать что-то подобное. Но глядя на то, с какой решительностью Чара делают шаг ему навстречу, он преисполняется к ним таким уважением, что даже дух захватывает.       Да, это не ошибка и даже не чудо. Это просто Они. Кто-то бездушный, но невероятный, с этой подозрительной улыбкой-оскалом и такими румяными щёками. С крепко зажатым в ладони ножом, покрытыми пылью и грязью тряпичными кедами и испачканными в кровь белыми гольфами.       Это Чара. — Это всего лишь недоразумение. Теперь мы квиты, — кратко объяснился Моно.       И они злятся.

***

— Прекрасно! Мало того, что вы подружились, так ты ещё и привёл эту девку сюда! — Это не девочка… — А ты-то откуда это знаешь?!       Седьмой, мягко говоря, был не в восторге от того, что произошло. Взмахнув руками, он развернулся и направился, вероятно, к Шестой. Остановившись возле двери, он поворачивается назад, с недоверием глянув на Чару, а потом всё-таки уходит, оставляя своего ненаглядного с «этой девкой».       Вещатель не надеялся, что его поддержат в планах дать Чаре проявить себя, но всё же хотел бы, чтобы его хотя бы послушали. Планы не шибко отличались от того, что было изначально, просто… теперь можно не только распространять сигнал, но ещё и с ещё большим усердием избавляться от всех, кто этому воспрепятствует. Да и просто так, ради веселья. А почему и нет?       Чара оказались совсем не простым ребёнком. Они могли дать отпор даже ему, и хотя бы это было похвально. Пережив обрушение целого дома, они лишь показали, насколько тяжело их убить тем, что убило бы обычного человека моментально, а когда Моно наградил их за это ударом много сильнее, чем требуется для разрушения дома, они показали уже то, что их в принципе едва ли возможно убить.       Потому что они уже были мертвы.       Чара походили на Седьмого. Переполненные скользкой кипящей ненавистью ко всему живому, они просто хотели бессмысленного насилия и смерти. Чара с радостью накидывались на Зрителей с ножом, и с ещё большей радостью перерезали бы глотку и Моно, но предпочли объединение, потому что так веселее. Это хорошее партнёрство. Даже отличное. Или прекрасное. — Кажется, твой друг не очень рад нашей компании, — заметили Чара.       Моно покачал головой. — Он очень ревнивый, — объяснил мальчик. — И я прекрасно его понимаю. — Ты тоже бросаешься на всех с кулаками?       Чара почему-то произнесли это так… осуждающе? Неужели в таком хаосе и безумстве они вообще могут осуждать хоть что-то? Моно даже усмехается этому. — Это действительно то, что вы хотите у меня узнать? — насмешливо спрашивает он, слыша, как Чара фыркнули с презрением. — Сколько осталось? — мгновенно задают они вопрос, и Моно не сразу понимает, о чём идёт речь.       Сколько осталось… живых? Ах, вот оно что. Чара в самом деле напоминают своим презрением и ненавистью Седьмого, которому претит всё живое и существование в целом. Наверное, это действительно некая особенность всех тех, кто был возвращён к жизни насильно, а Чара именно такими и были, насколько Моно понял. Их что-то пробудило, а какие-то сильные чувства вернули к жизни, и теперь они, очнувшись и вспомнив то, к чему стремились все предыдущие жизни, были нацелены продолжить и завершить начатое. Уничтожить абсолютно всё. Каждого. — Нас трое, — отвечает Моно. — Но никого из нас вам трогать нельзя. Тронете Седьмого — убью. Тронете Шестую — он убьёт. Против меня вам идти бессмысленно. — Мы равны, — отметили они. — Неужели в твоих глазах мы такие беспомощные? — Именно. — Ты отвратителен.       Моно на это только усмехается. Чара, подловив его настроение, мягко улыбаются, прижав нож к груди. — Пхе, — всё, что они выдают, силясь проявить дружелюбие сразу после угрозы убить их всех. И Моно, конечно, не верит ни этой улыбке, ни этим очаровательным розовым щёчкам хотя бы потому, что в руках у них всегда нож, а одежда покрыта чужим прахом и кровью.

***

      Произошло что-то неожиданное. Чаре понравилась Шестая. И осознание этого факта вызвало у Моно самый настоящий шок. — Зачем вы его привели?.. — спросила девочка, когда Седьмой снова приходит к ней в поисках поддержки. — Не знаю. Моно сам привёл её. Меня ни о чём не спрашивали, — обиженно выпалил мальчик. — Предатель…       Чара говорили с ней о многом. О своём мире, который уже уничтожен, о лучшем друге, которого они сами же и убили, о всей своей семье, каком-то Фриске и том, как они вместе, будучи партнёрами, устроили самый настоящий геноцид. Шестая искренне не понимала, что они от неё хотят, поэтому старалась молчать, но тогда они решили заставить её отвечать, давя на сломанные ребра с самой безобидной улыбкой, на какую только были способны.       Сквозь болезненный скулёж Шестая едва могла произнести хоть что-то внятное, но Чара их прекрасно понимали. — Мы же видим это, понимаешь, подруга? Твои друзья преследуют какие-то свои цели, а что насчёт тебя? Как ты смогла это допустить? Разве тебе никогда не хотелось… начать всё с начала? — Это… это бессмысленно.       Чара кивают. — Это правда. В этом мире смерть работает иначе. У вас она — окончательная точка, а у нас была лишь своеобразным состоянием души, после которого следовал перезапуск. Поэтому с вами немного сложнее, но это ничего страшного.       Шестая какое-то время молчит, а потом решает поделиться секретом, желая сломить представления Чары об этом мире. — Седьмой не всегда был таким. Он был хорошим добрым мальчиком, пока Моно не убил его. Он… не захотел его отпускать и воскресил. И вот, теперь он тоже чудовище, и это всё — вина Моно, — высказалась она.       Чара какое-то время молчат, обдумывая всё услышанное. Получается, и здесь можно возвращаться к жизни, но почему-то при этом появляются заметные искажения души. Если то, что говорит Шестая, правда, то воскрешение полностью меняет тебя, делая бездушным и бессмысленно жестоким. Может, Моно просто не умеет перезапускать всё правильно? Надо же, какая жалость. Он ведь совсем не слабак.       Единственная причина, по которой Чара вообще решили пойти на контакт с этой троицей — тот факт, что у них нет второго шанса на победу. После смерти здесь они действительно погибнут, потому что это не чёртово Подземелье с играми в Решимость, нет. Здесь, как в любом другом человеческом мире, нужно беречь себя, чтобы вдруг не оказаться на том свете.       А Моно мог бы помочь им отправиться именно туда. У него в самом деле хватит на это сил и ещё столько же останется. Хотя… Чара тоже не такие уж и слабенькие. У них в запасе достаточно добровольно отданных душ Фрисков, чтобы имитировать хоть какое-то возрождение и перезапуск. Хотя бы частичный. Хотя бы оттягивая неизбежное до того, как станет ясно, кто из них всё-таки проиграл. — И ты никогда не хотела помочь ему? У вас такие похожие лица. Вы, кажется, близнецы, — мягко улыбнувшись, высказались Чара.       Шестая долго думает, понимая, что у Чары какие-то свои цели и планы. Они ищут партнёрства, но для чего — она не понимала. Если бы это значило объединиться, чтобы убить этого больного ублюдка с пакетом на голове, то она бы даже не думала ни о чём, мгновенно соглашаясь. Подождала бы, пока срастутся все кости, а потом сделала бы всё, чтобы обезопасить Седьмого.       Но у Чары явно были более грандиозные планы. Слишком часто они спрашивали «где остальные», и слишком часто ответ на этот вопрос стирал улыбку с их лица. — Ты сам видишь, что я даже пошевелиться не могу. У меня нет выбора, и я давно опоздала. — Плохо. Очень плохо. Но мы всё равно видим в тебе хороший потенциал. Постарайся хорошо об этом подумать, ладно, подруга? Мы ещё вернёмся, когда придёт время, и зададим этот вопрос ещё раз, — предупредили они, прежде чем оставить её в покое. И она… вообще ничего не понимала. Совсем ничего.

***

      Время шло, и присутствие Чары уже не так напрягало даже Седьмого. Он просто старался держаться как можно ближе к Моно, ещё и не позволяя им подходить к Шестой. Девочка уже шла на поправку и даже могла шевелиться, но в её планах, кажется, побегу места попросту не было. — Ты же не бросишь меня, правда? — спросил Седьмой, зайдя к ней в очередной раз, и она, не в силах отказать ему, просто кивнула, принимая свою судьбу.       В конце концов, это её вина, что она игнорировала всё слишком долго, а потом попросту опоздала, не успев спасти собственного брата. Теперь всё, что ей остаётся делать — быть рядом, даже если они будут разрушать друг друга день за днём, пока не наступит тот конец, о котором они все мечтают.       Тот, который предлагали Чара время от времени.       Моно всерьёз задумывается об этом, когда они вдвоём рассматривают опустевший город. За пределами Бледного ещё достаточно других городов и других людей, которых можно и нужно уничтожить. Все, кто находятся там, далеко, в безопасности, проживая простую спокойную жизнь… такие бессмысленные. Для чего всё это? Для чего это пустое существование, когда реальность настолько жестока и болезненна? Мир болен, люди — куда большие монстры, чем те, что прятались в Глубинах Чрева, но почему-то каждый так отчаянно цепляется за свою жизнь, будто есть какой-то смысл родиться, потратить природные ресурсы и умереть.       Зачем? Для чего это всё? — Знаешь, — начали Чара, словно подловив Моно на этих мыслях, — мы много думали о жизни. О том, что было раньше. И вдруг поняли, что никогда не были счастливы на самом деле. Пока мы жили с людьми, мы не чувствовали ничего, кроме ненависти и презрения. Люди жестоки по своей природе, Моно. Они чудовища. Поэтому, когда мы оказались в Подземелье, нам даже показалось, что этому миру можно дать шанс, потому что здешние монстры были так добры к нам. Но мы не были. Такова наша человеческая сущность.       Моно присаживается на край крыши, глядя вниз, пока Чара продолжают свой рассказ, не прекращая улыбаться. — Папа стал прятать от нас ножи, когда понял, что с нами что-то не так. Мама пыталась давать нам шансы, но нам они не были нужны. Поэтому, в конце концов, нам пришлось действовать радикально, чтобы подарить этому миру месть, которую мы взращивали с самого своего рождения. Быть может, мы были рождены именно для этого? — они пожали плечами. — В итоге мы погибли. Исполняя нашу последнюю волю, погиб и мой лучший друг, Азриэль. Люди убили его. Поэтому, наверное, нас пробуждает чужая ненависть и жестокость. Мы приходим в тот мир, который заслуживает смерти. И если мы оказались здесь, то это значит только одно.       Мальчик обращает внимание на то, что Чара в какой-то момент назвали себя в единственном числе. Значит, дело даже не в том, какого они пола, а в том, что их попросту двое. Непосредственно Чара и некий Азриэль, несущие смерть во имя мести тем, кто причинял им боль и был неоправданно жесток. Что ж, с одной стороны это звучит так благородно, а с другой это безумная дикость. Это и есть геноцид, порождённый людской болезнью — жестокостью.       Вещатель молчит, позволяя Чаре продолжить свой рассказ. Они мало говорили о своём прошлом и том, как вообще тут оказались, но из всего, что они уже успели сказать, он понял несколько вещей. Во-первых, мир Чары был разрушен полностью, притом ими же. Во-вторых, в том мире существовали свои правила и свои порядки, и смерть не была даже чем-то абсолютным и постоянным. Она была своеобразной отправной точкой, возвращающей погибшего на самое начало, чтобы тот смог исправиться и идти вперёд. Но была ли такая способность к возрождению у всех или же только Чара обладали такой силой? Хотя со всей их богоподобной сущностью и истинно человеческой ненавистью было бы неудивительно, окажись всё именно так. — Мир болен, Моно, — повернувшись к нему лицом, заключили они. — И никакой панацеи не существует, пока существуют люди. Пока существует жизнь. Мы желали освободить мир от ненависти, вот и всё, но без жертв никак не обойтись. Мы видели, что творилось в Бледном, и смеем предположить, что наши истинные цели не слишком-то и отличаются. Что думаешь, приятель?       Моно встаёт, поравнявшись с Чарой. Их глаза хитро сощурились, а румянец на щёках вспыхнул даже ярче прежнего. — Ты готов стереть этот мир вместе с нами?       Их геноцид отличался. Чара действительно страдали каждую секунду своего существования из-за впитываемой ненависти и жестокости, а Моно наслаждался медленным разрушением. Более того, Чара уничтожали не просто всё живое, а даже материю, именно стирая существующий мир. Поэтому место их нынешнего возрождения было непредсказуемым — предыдущее было уничтожено, но ненависть вперемешку с РЕШИМОСТЬЮ закинули их сюда, вынуждая продолжать уничтожать.       Моно согласился бы, не раздумывая, но у него есть Седьмой, которого он любил куда больше, чем ненавидел жизнь. И он не готов был отказаться от него только ради продвижения этой своеобразной чумы — Трансляции, обрекающей на смерть, — по всему оставшемуся миру. — Только если это произойдёт по моим правилам.       Улыбка Чары медленно растягивалась в дикий оскал. — Это отказ? — Если вы не готовы потратить на это больше времени, чтобы разрушать всё медленно, то это отказ.       Чара склоняют голову набок. — Ты хочешь принести в этот мир ещё больше страданий? Хочешь, чтобы все погибали медленно, в муках, так бесчеловечно и ужасно? — спрашивают они. И Моно отвечает совершенно легко, чуть улыбнувшись. — Да.       Оскал с лица Чары исчезает, снова превратившись в нежную улыбку. Протягивая руку для рукопожатия, они добродушно уставились на своего нового партнёра, ожидая его окончательного вердикта. И тот, наконец, протягивает руку в ответ, тем самым подтверждая свои решительные намерения касательно судьбы этого сгнившего мира.       Пока жизнь ещё существует, пока ещё есть, что разрушать, они в порядке. Абсолютный конец наступит именно тогда, когда не останется вообще ничего, и разрушать придётся друг друга. А до тех пор всё будет хорошо, даже если придётся хорошенько постараться, чтобы убить каждого, кто был рождён на этой земле.       Понимая это, Чара чувствуют, как наполняются БЕЗУМИЕМ.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.